~ * ~ * ~
Цзян Чэн понятия не имеет, что делает. Прошло много лет с тех пор, как он в последний раз ступал в Облачные Глубины — иногда кажется, что это было целую жизнь назад, тогда он определенно был другим человеком, — поэтому не знает, что надеется найти. Кролика, которого он все ещё с нежностью вспоминает, наверняка там не будет, говорит себе Цзян Чэн. Но, когда Цзинь Лин извивается в руках, то он понимает, что это неважно. Какие-то кролики, наверняка, все ещё остались в Облачных Глубинах, а у Цзинь Лина был тяжёлый день. Ему бы не помешало несколько пушистых созданий, которых он мог бы погладить под присмотром. Цзян Чэн, возможно, и сам нуждается в неком подобии утешения, потому что Цзинь Лин несколько раз громко плакал во время собрания, на котором они присутствовали. И хотя Цзян Чэн никогда бы не стал винить в этом своего племянника, — время от времени, ему тоже хочется плакать, но ему уже не четыре года — ему тоже тяжело. Особенно, когда все следят за каждым его шагом. Цзян Чэн вздыхает, когда в поле зрения появляется поляна с кроликами. Хвост дёргается в предвкушении. Цзинь Лин заметно оживляется при виде животных. — Никакой охоты, — мягко напоминает Цзян Чэн, потому что у Цзинь Лина все ещё сильны животные инстинкты. Несмотря на покачивание головы в отрицании, его хвост виляет, а уши дёргаются. — Никакой охоты, — все же послушно повторяет Цзинь Лин. Цзян Чэн спрыгивает на землю, все ещё держа племянника в руках. — Цзюцзю, — довольно скоро скулит Цзинь Лин, извиваясь сильнее, но Цзян Чэн не отпускает. — Они маленькие. Их легко напугать, — говорит он. — Если ты схватишь слишком сильно, то им будет больно. — Я буду осторожен, — обещает Цзинь Лин. Но Цзян Чэн был бы более спокоен, если бы племянник выглядел менее взволнованным. И все же он неохотно отпускает мальчика на землю из своих объятий. Цзинь Лин слезает с колен. Едва маленькие ножки касаются земли, он бежит, но резко останавливается, когда видит, что кролики разбегаются. — Цзюцзю, — скулит Цзинь Лин. Цзян Чэн вздыхает. — А-Лин, я же говорил тебе, что их легко напугать. Смотри, я спокойно сижу, а они сами подходят, — говорит он, указывая на нескольких любопытных пушистых шариков вокруг. Глаза Цзинь Лина расширяются, когда Цзян Чэн протягивает руку и гладит одного из них. Он тут же плюхается на траву. Цзян Чэн сжимает губы чтобы не рассмеяться — в конце концов очень мало того, что Цзинь Лин ненавидит больше, чем когда над ним смеются, и снова сосредотачивается на кроликах. Он не может удержаться — ищет глазами ушастого с серебряным пятном, но, конечно, его нет. Цзян Чэн понятия не имеет, сколько живут кролики, но с тех пор, как горели Облачные Глубины, у Цзян Чэна не было особой надежды, что он все ещё здесь. Он видит нескольких с висячими ушами, но ни у кого нет серебряного пятна на лбу. С губ срывается тихий вздох. В любом случае это глупо — привязаться к одному кролику. Он очень осторожно гладит тех, что вокруг, все время посматривая на Цзинь Лина. Кажется, он по-настоящему успокоился, ползает за кроликами, но отступает, когда они испуганно отпрыгивают. Вокруг уже собралось несколько особенно любопытных. — Ох, — внезапно тихо выдыхает Цзинь Лин. Внимание Цзян Чэна немедленно переключается на него. Один из кроликов кажется особенно смелым. Отсюда Цзян Чэн видит только пушистый хвост с места, где он запрыгнул на колени Цзинь Лина. Он слегка улыбается волнению на лице племянника. Кажется, все слезы уже забыты. — Аккуратно, — напоминает он, хотя Цзинь Лин осторожно гладит кролика. Повернувшись к нему, племянник сияет. — Они такие пушистые, — говорит Цзинь Лин, а затем хватает кролика на руки. Цзян Чэн только собирается отругать его за это, но понимает, что пушистик не сопротивляется и проглатывает слова. — Смотри, — говорит племянник, топая к нему. Затем толкает кролика в лицо. — Я назвал его Пятнышко. Цзян Чэн отшатывается — ему не слишком нравится набивать рот мехом, но любопытство достигает пика при имени. В сердце зажигается крошечная искра надежды, хотя он понимает, что это невозможно. Но, когда он отодвигается чуть дальше, чтобы как следует рассмотреть кролика в руках, то понимает, что это его кролик. — О, а вот и ты, — шепчет он, осторожно забирая его из маленьких ручек. Тот, кажется, совсем не возражает, честно говоря совсем наоборот, он пользуется возможностью положить лапки на плечо Цзян Чэна и на мгновение соединить их носы. — Помнишь меня, да? — бормочет Цзян Чэн, чувствуя себя глупо, когда говорит это. Это всего лишь кролик. Как он мог запомнить Цзян Чэна? — Ты его знаешь? — внезапно спрашивает Цзинь Лин, снова забираясь на его колени. Цзян Чэн улыбается, осторожно кладет пушистика на ноги Цзинь Лина, зарываясь рукой в мех. — Я встретился с ним во время учёбы, — говорит Цзян Чэн, разглаживая одно из висячих ушей пальцами. — Я думал, что он уже слишком стар. И что его уже не будет здесь. — Он не уйдет, — убежденно говорит Цзинь Лин. У Цзян Чэна не хватает духу сказать, что все рано или поздно уйдут. Кролик пока здесь, не нужно расстраивать Цзинь Лина из-за того, что ему, возможно, никогда не придется пережить. — Пятнышко останется, — говорит Цзинь Лин, прикладывая мизинец к серебряному пятну на лбу кролика. — Верно, — соглашается Цзян Чэн. Он не может перестать гладить кролика даже если бы захотел. Он даже не осознавал, насколько сильно скучал по этой мелочи. — Мы ему нравимся, цзюцзю, — шепчет Цзинь Лин, опираясь о Цзян Чэна. Кролик все ещё мирно лежит у него на коленях, так что он вынужден согласиться. — Так и есть, — кивает Цзян Чэн. Когда он обвивает хвост вокруг Цзинь Лина, чтобы прижать ближе, кролик немедленно кладет голову на кончик. — Все ещё нравится хвост, да? — спрашивает Цзян Чэн, удивленный, что пушистик настолько в восторге от хвоста. Он крепче обхватывает Цзинь Лина, чтобы кролику было удобнее уложить голову. Цзян Чэн возвращается на собрание ещё не скоро после окончания перерыва. Но, когда Лань Сичэнь появляется ещё позже него, то никто не осмеливается что-либо сказать.~ * ~ * ~
Цзян Чэн не знает, почему продолжает возвращаться на кроличье поле в надежде увидеть кролика с пятном на голове. Каждый раз, когда ему приходится посетить Облачные Глубины по делам ордена, то он стремится туда. Каждый раз, когда он идёт по уже знакомой тропинке, то говорит себе, что ему не следует надеяться — в конце концов Пятнышко когда-нибудь умрет, но никогда не может сдержать беспокойную дрожь, когда не удается найти его кролика с первого взгляда. И каждый раз, когда тот подскакивает, становится легче дышать. Цзинь Лину уже четырнадцать. Он тратит больше времени на то, чтобы разобраться, как руководить орденом. С момента, как ему было четыре прошло десять лет — по всей логике, Пятнышка уже не должно быть здесь, но он каждый раз рядом. — Вот и ты, — шепчет Цзян Чэн, когда Пятнышко снова подпрыгивает к нему. Как и всегда длинные уши хлопают. Он не может отрицать, что от этого становится спокойнее. — Скучал по мне, малыш? — спрашивает Цзян Чэн, когда Пятнышко слегка ударяет головой по лодыжке. Цзян Чэн немедленно садится, положив хвост себе на колени. Ожидаемо, Пятнышко забирается к нему на ноги, устраиваясь прямо на хвосте. Это заставляет Цзян Чэна чувствовать себя гораздо более спокойно, чем должно. Иногда кажется, что он уплывает со всеми обязанностями и гневом, но Пятнышко никогда не перестает возвращать его на землю. — Сколько тебе сейчас лет? Скоро ты уйдешь от меня? — спрашивает Цзян Чэн, поглаживая серебряное пятно на лбу. Как и каждый раз, когда он задаёт этот вопрос, кролик прикусывает кончик его пальца. — Я знаю, что не должен спрашивать об этом, — скулит Цзян Чэн, дёргая ухом. — Но я боюсь, что однажды приду, а тебя здесь не будет, — признается он. — Ты мой единственный друг. Что я буду делать без тебя? Цзян Чэн прерывисто вздыхает. Подумать только, кролик — его единственный друг. Какая у него печальная жизнь. Пятнышко, кажется, замечает падение настроения. Он немедленно переворачивается на спину, подставляя мягкий и пушистый живот. — Ты такой избалованный, — говорит Цзян Чэн, послушно поглаживая подставленную часть тела. Он сомневается, что вообще когда-нибудь мог этому сопротивляться. — Прости, что не привел Цзинь Лина, — говорит Цзян Чэн через несколько минут. — Но в последнее время он слишком занят. Нос Пятнышка дёргается. Он извивается, пока снова не поднимается на ноги. — Ты уже уходишь? — спрашивает Цзян Чэн. От мысли становится грустнее, чем он ожидал. Но вместо того, чтобы спрыгнуть с колен и вернуться к сородичам, Пятнышко поднимается на задние лапы, укладывая передние на его плечи. — Ах, точно, извини, — усмехается Цзян Чэн, наклоняясь, чтобы коснуться своим носом носа кролика. Это стало их традицией. Осознание того, что Пятнышку грустно, когда Цзян Чэн забывает о ней, наполняет таким теплом, что он мог бы утонуть в нём. Сразу после Пятнышко устраивается на коленях, явно довольный, что его гладят до конца дня. Цзян Чэн определенно недостаточно силен, чтобы прогнать его. В любом случае, здесь красивый закат.~ * ~ * ~
Цзян Чэн снова тянется за письмом Лань Сичэня. Прошел почти год с тех пор, как Лань Сичэнь ушел в уединение, почти год, как он и Цзян Чэн начали обмениваться письмами почти каждую неделю. И все же, Цзян Чэн с трудом может поверить, что Лань Сичэнь пригласил его на чай. Он до сих пор помнит, как удивился, когда тот впервые написал ему, начав еженедельную переписку, как рассказал о своем уединении. Недавно он упомянул, что хотел бы ослабить затворничество для семьи и друзей, но пока не готов вернуться к обязанностям главы ордена. Цзян Чэн удивился, когда Лань Сичэнь включил его в группу друзей. «Если ты не против, я с удовольствием приглашаю тебя на чай», — говорится в письме. Чернила почти выцвели от того, как часто он проводил пальцем по буквам. Даже сейчас на лестнице, ведущей в Облачные Глубины, Цзян Чэн вновь читает эти слова. Как и дюжину раз до этого, они не меняются. Это все ещё приглашение на чай. Похоже, Лань Сичэнь уже предупредил о его прибытии, потому что ученики, охраняющие вход, лишь кланяются, пропуская внутрь, даже не спросив, что за дела у него в Облачных Глубинах. Цзян Чэн спешит мимо ворот. Он знает дорогу к ханьши — читал описание почти так же часто, как перечитывал приглашение, но когда ноги ведут по до боли знакомой тропинке, он замедляет шаг. Конечно, у него достаточно времени для быстрой прогулки, чтобы увидеть Пятнышко. Потому что, несмотря на то, сколько лет прошло с момента, как он впервые встретил этого кролика, тот все ещё рядом. И Цзян Чэн всегда рад его видеть. Прежде, чем Цзян Чэн успевает принять сознательное решение, ноги уже начинают двигаться по хорошо протоптанной тропинке. Вскоре он выходит на полянку. Кажется, кроликов с каждым разом становится все больше. Цзян Чэну всё ещё чертовски любопытно, как Лань Цижэнь реагирует на такое количество домашних животных в Облачных Глубинах. Цзян Чэн садится посреди поляны, оглядываясь в поисках Пятнышка, но ни один ушастый серебристо-пятнистый кролик не выходит. Делая ровные вдохи, он заставляет себя успокоиться. Но Пятнышку никогда не требовалось много времени, чтобы прийти к нему. — Пятнышко? — кричит он, пугая нескольких кроликов, но ни один так и не выходит. Цзян Чэн встаёт, наклоняется, чтобы проверить каждого с висячими ушами, но ни у кого не может найти пятно. Сердце в груди начинает бешено колотиться. Он же не мог умереть, да? Он прожил так долго, что, конечно, не мог просто умереть. Цзян Чэн отказывается верить в это. Но когда минуты проходят без признака Пятнышка, Цзян Чэн должен признать, что тот, весьма вероятно, погиб от старости. — Черт возьми, — бормочет Цзян Чэн, проводя рукой по лицу. Он ненавидит, как дрожит собственный голос. В конце концов, конечно, он должен был умереть. Цзян Чэн был глуп, что вообще привязался к нему. Он знал, что это произойдет. — Я буду скучать по тебе, — шепчет он, позволяя взгляду в последний раз скользнуть по поляне. В глубине души все ещё есть надежда, что, вопреки всему, Пятнышко появится чудесным образом, но этого не происходит. Цзян Чэн заставляет себя отвернуться. Он думает, что это в последний раз, когда он пришел на эту поляну. В конце концов, без его любимого кролика все будет по-другому. Сделав несколько глубоких вздохов, Цзян Чэн направляется к ханьши, надеясь, что выглядит спокойнее, чем чувствует себя на самом деле. Но когда Лань Сичэнь открывает дверь и хмурится, то он понимает, что надежда была тщетной. — Что случилось? — немедленно спрашивает Лань Сичэнь. Цзян Чэн усмехается, пытаясь скрыть то, насколько ему грустно. — Ничего, — грубо отвечает он, но тот явно не верит. — Я знаю, что мы мало общались лично, но я все ещё могу сказать, когда ты лжешь, — говорит Лань Сичэнь. Цзян Чэн вздыхает. Он прав. Даже в их переписках тот демонстрировал раздражающую способность понимать, когда Цзян Чэн говорит неправду. Последним человеком, который так хорошо его понимал, была Цзян Яньли. Цзян Чэн не знает, что чувствует насчет этого. — Все в порядке, — упрямствует Цзян Чэн в ответ, избегая взгляда Лань Сичэня. Он сразу же жалеет об этом, когда глаза падают на его висячие уши. — Но ты расстроен, — немедленно говорит он, пропуская к столу, где их уже ждёт чай. — Это неважно, — вновь отвечает Цзян Чэн, обхватывая наполненную чашку. Он всё ещё чувствует пристальный взгляд Лань Сичэня. — Это важно для меня, — тихо возражает тот. — Разве мы не друзья? — спрашивает он. Сердце Цзян Чэна слегка колотится в груди. — Я должен спросить тебя об этом, — отвечает он, подавляя желание снова потянуться за письмом. — Ты пригласил меня, хотя открываешь уединение только для семьи и друзей. Цзян Чэн очень осознанно не смотрит на него, когда говорит это. Он не уверен, на какой ответ надеется. Цзян Чэн уже много лет хотел сблизиться с Лань Сичэнем, но в конце концов смирился с их деловыми отношениями. Прямо сейчас он нервничает больше, чем хотел бы признать. — Конечно, мы друзья, — немедленно отвечает Лань Сичэнь. Голос звучит настолько смущённо, что он даже усомнился бы в заявлении в любое другое время. Но не сейчас. — Ох, — выдыхает Цзян Чэн, а затем быстро делает глоток из своей чашки. — Так ты не скажешь мне, что случилось? — осторожно переспрашивает Лань Сичэнь. Цзян Чэн вздыхает. Что такое небольшая откровенность между друзьями? — Прежде, чем прийти сюда, я был на кроличьем поле, — признается Цзян Чэн, заставляя себя улыбнуться. — Каждый раз я прихожу посмотреть на особого кролика, — продолжает он, но не понимает, как закончить. Когда Лань Сичэнь ничего не говорит на признание, Цзян Чэн заставляет себя поднять взгляд. Он более чем удивлен, увидев, что тот покраснел до самых кончиков своих висячих кроличьих ушей. Цзян Чэн хмурится. — Что? — выпаливает он, смущённый признанием. Это, кажется, выводит Лань Сичэня из оцепенения. — Я… — начинает он, но голос срывается. Ему приходится начать заново. — Я не думал, что сначала ты пойдешь туда. — Какое это имеет значение? — хрипло спрашивает Цзян Чэн, потянувшись за чайником. Лань Сичэнь останавливает движение, протянув руку. — Я был бы там, если бы знал, — шепчет он. Цзян Чэн снова хмурится. — О чем, черт возьми, ты говоришь? Я ни разу не видел тебя там. — Ах, об этом… — выдыхает Лань Сичэнь дрожащим голосом. Цзян Чэн чувствует себя невероятно смущенным, когда тот встаёт. Он сидит неподвижно, пока Лань Сичэнь огибает стол и опускается на колени прямо перед ним. Он слегка отклоняется, когда тот движется вперёд. — Не мог бы ты просто… — выдыхает Лань Сичэнь и заставляет Цзян Чэна остановиться, положив руку на плечо. Цзян Чэн только собирается огрызнуться, когда Лань Сичэнь подаётся вперёд и соединяет их носы. Это эффективно замораживает его. — Пятнышко? — выдыхает он, как только мозг приходит в порядок. Лань Сичэнь снова краснеет. — Я хотел сказать тебе, — говорит он со смущенным смешком. Цзян Чэн настолько ошеломлен, что может лишь смотреть на него, приоткрыв рот. — Цзян Чэн? — осторожно зовёт Лань Сичэнь, когда молчание затягивается. Цзян Чэн слишком занят, прокручивая в голове все свои взаимодействия с Пятнышком. Он чувствует, как вспыхивает лицо, когда он вспоминает все неловкие вещи, которые рассказал кролику. — Ты шутишь, да? — спрашивает он, но когда Лань Сичэнь одаривает его извиняющейся улыбкой, то понимает, что нет, он не шутит. — Это секрет, — начинает Лань Сичэнь, — но Лани сохранили способность принимать свою животную форму, — объясняет он. Цзян Чэн моргает. — Ты можешь принять свою животную форму, — повторяет он. Лань Сичэнь вздыхает. — Пожалуйста, не волнуйся, — шепчет он. Фигура начинает пульсировать. Где-то между секундами, Лань Сичэнь исчезает и появляется Пятнышко. Тот моргает, глядя на Цзян Чэна, который все ещё в состоянии лишь смотреть на него. Он слегка вздрагивает, когда кролик — Лань Сичэнь — забирается на колени, чтобы снова соединить их носы. — Пятнышко, — выдыхает Цзян Чэн. Рука рефлекторно поднимается, чтобы провести по хрупкому телу ладонью. — Черт возьми, Лань Сичэнь! Кролик — Лань Сичэнь — отскакивает, быстро принимая человеческий облик. — Я правда хотел сказать тебе, — первое, что он говорит. Цзян Чэн снова смотрит на него. Сердце бешено колотится в груди. — Ты позволил коснуться своего пятна, — слетает с губ. Когда рука Лань Сичэня инстинктивно тянется к облачным мотивам на налобной ленте, опасение Цзян Чэна подтверждается. — Верно, — признается он. Сердце замирает, когда весь смысл обрушивается на него. — Никому нельзя прикасаться к твоей налобной ленте! — Кроме семьи и супругов, — говорит Лань Сичэнь, снова заливаясь румянцем. — Думаю, это равнозначно поцелую кролика, — продолжает он. Теперь очередь Цзян Чэна покраснеть. — И ты просто позволил мне! — Потому что я хотел этого, — говорит Лань Сичэнь. Этим он застаёт Цзян Чэна врасплох. — Ты правда думаешь, что я делал бы это снова и снова, если бы не хотел? — Ох, — выдыхает Цзян Чэн. Весь смысл слов обрушивается на него. — Ох, — повторяет он, на этот раз почти задыхаясь. Лань Сичэнь пожимает плечами. — Надеюсь, я не доставил тебе неудобств, — говорит он, явно заставляя себя. Цзян Чэн тянется к его руке. — Это кроличий поцелуй, — начинает он, осторожно притягивая Лань Сичэня ближе. — А как насчёт человеческого поцелуя? — осмеливается спросить он, с восторгом наблюдая, как глаза расширяются. — Думаю, я был бы не против, — мягко отзывается Лань Сичэнь с появившейся улыбкой. Он смело наклоняется, чтобы забрать человеческий поцелуй. Цзян Чэн прижимается к нему, отдавая столько, сколько даёт ему Лань Сичэнь. Даже когда они перестают целоваться, они не отстраняются полностью, а соприкасаются лбами. — Какой тебе нравится больше? — спрашивает Лань Сичэнь, касаясь губами уголка его рта. Цзян Чэн не может сдержать улыбки. — Ещё не знаю. Я годами целовал кролика. Думаю, тебе придется постараться, чтобы восполнить все пропущенные человеческие поцелуи, — говорит он, чувствуя, как Лань Сичэнь оставляет на его губах ещё один поцелуй. — Какие трудности, — шепчет он перед тем, как снова коснуться губ Цзян Чэна. Цзян Чэн обнаруживает, что очень сложно целовать кого-то, когда на собственных губах улыбка. Не то чтобы это останавливало Лань Сичэня. Не то чтобы Цзян Чэн возражал. Ему не терпится наверстать упущенные человеческие поцелуи.