Не место для бабочек II: Наследие Страж-камня

Ночью снова лил дождь. Мостовая блестела каждым камушком, кровавые потеки унесло в ливневку. Холодный ветер носил запах влаги и затхлости по открытой, видной до самого дальнего дома, улице. В тишине они покинули убежище и теперь направлялись в «Сердце защитника», унося с собой капельку давешнего уюта, треск поленьев в печурке и вкус странного пива с ноткой гвоздики. Молчали. Ри подумалось, что на улицах Кенабреса даже слишком, подозрительно тихо. Сомнительно, что демоны спят ночью: она вообще не помнила, спят ли они в принципе. Кажется, занимаются чем-то подобным, но уж точно не соблюдают режим. Не во время кровавого пира. Давешний труп, покачивавшийся на вывеске, бесследно исчез — должно быть, до него добрались дозорные Ирабет и все-таки похоронили несчастного. На улицах становится все чище и тише по мере приближения к командному пункту. Но ощущение скорой опасности неприятно сосет под ложечкой, покалывает кончики пальцев, сбегает мурашками по спине. Сложно представить, что бы она чувствовала, если бы путешествовала одна. Если бы тогда, в день, когда все началось, вместо Сиилы и Аневии, вместо Камелии, Ланна и монгрелов она не встретила никого. Ри хмыкнула: наверное, ей суждено было бы стать обедом одной из сороконожек. Или пауков. Или культистов из лабиринта. Она бы старательно, с упоением лечилась, пока не иссякнет резерв силы, а потом все-таки умерла. И над ее телом, стирая пот со лба, какой-нибудь фермер, едва определившийся, с какого конца держать глефу, тихо бы сказал: «Слава Бафомету, сдохла наконец!». Может, тогда было бы спокойнее?.. Малодушное желание тихонько лечь прямо вот в эту лужу и умереть не покидало Ри все это время. Пряталось где-то за заповедями правильного поведения, за страхом за новообретенных друзей, за верой в скорую победу правого дела. Глубоко, глубже, чем все прочие эмоции. Там ему и место! И страху, и боли, и непониманию, и неуверенности — всего этого никто не увидит. Хорошая жрица… — Там кто-то есть, — негромко произнес Ланн. Группа остановилась. Монгрел прикрыл глаза и то ли принюхался, то ли прислушался. — Не люди. Трое… нет, четверо. Указанная им подворотня немного уходила в сторону от намеченного пути. Правильно будет бежать в «Сердце» или дать бой тварям? Так близко подобрались… а как же дозорные? Почему никто не поднял тревогу? Может… некому?.. Они двинулись навстречу опасности: Сиила впереди, следом они с Ланном, ровно за правым плечом решительно шагает Камелия. Вольжиф, сверкнув на прощание заклинанием невидимости, бесследно исчез, но по лужам то и дело шли круги от его легких шагов. Держится чуть впереди, уповает на незаметность. Постепенно до слуха жрицы дошли звуки, которые услышал Ланн, а с ними и тяжелый металлический запах свежей крови. Твари засели во дворике жилого дома, за разбитой оградой небрежной кучей лежали несколько истерзанных тел. Тощий бабау, ухахатываясь, щекотал тяжелым зазубренным копьем израненную розоволосую эльфийку в потемневшем нагруднике. Руки девушки связаны за спиной, взгляд ровный, губы едва заметно двигаются в молитве. Она не издает ни звука, когда очередная порция «щекотки» оставляет красный потек на руке. Сиила с воплем бросается вперед, легкие шаги Вольжифа почти не слышны — бабау, не готовый к атаке, неловко пятится, почти утыкаясь спиной в здоровенного калавакуса. Огромный демон хрипло смеется и исчезает в желтоватой вспышке, чтобы появиться за их с Камелией спинами; девушки отскакивают в разные стороны, и длинные когти разрывают прохладный утренний воздух. Навстречу демону свистит костяная стрела; Ланн накладывает на тетиву следующую, быстро оттесняя Ри за спину. Пальцы покалывает от энергии, губы шепчут слова простого атакующего заклинания, и со следующей стрелой калавакуса кусает бледно-желтая вспышка фокуса. Рядом с Сиилой уже два бабау, она ловко принимает удар зазубренного копья щитом, отводит его в сторону, взмах когтей второго чудовища пропускает опасно близко от левой ноги. Потеряв опору, второй бабау чуть пошатнулся, и тут же буквально из ниоткуда пара блестящих ножей вспарывает его шкуру аккурат под лопатками. Инстинктивно выброшенная в сторону лапа отбрасывает Вольжифа, бабау разворачивается и заносит лапу, чтобы добить дезориентированного вора, и длинные когти оставляют темно-красные полосы на кожаной курточке. Мерисиэль срывается с места, тянет по ниточке энергию света, взрывая холодное утро теплой желтоватой вспышкой. Раны затягиваются, но следующий удар приходится по руке воришки, и он, вскрикнув, выпускает из пальцев нож. Новая вспышка заглушает вопль раненой Сиилы: дретч, четвертый противник, занимает ее слишком сильно, и зазубренное копье вооруженного бабау, проскользив по доспеху, задевает правую кисть. Длинный взмах снизу должен отрубить красному уроду лапу, но он отскакивает, разрывая дистанцию, и ловкий дретч в прыжке с двух ног ударяет воительницу под колени. Где-то сзади кричит Камелия; Мерисиэль отпускает с пальцев заклинание слепоты в сторону дретча; свиток крошится в руках, и на периферии мелькает кислотный шарик, запущенный Вольжифом. Дретч верещит, шипит обожженая шкура, наполняя воздух кисловатым запахом. Зазубренное копье проходит близко, слишком близко, укус резкой боли заставляет вскрикнуть, рука инстинктивно стирает с щеки кровавый потек. Мимо летит стрела, и снова рядом Ланн, оттесняет, отводит в сторону… Зачем? Там кричала Камелия, ей нужно помочь! Поднырнув под руку монгрела, Ри застает калавакуса с занесенными над Камелией когтями; девушка без сознания растянулась на земле, на груди расползается алое, а нога неестественно выгнута. Там, где должно быть колено, торчит что-то белое, измазанное в красном. Калавакус промахивается по распластанному телу, отвлеченный ярко-зеленым шариком, опасно близко от его морды пролетевшим мимо. Рыча, тварь телепортируется снова, чтобы избавиться от назойливого Вольжифа; Ри бросается к Камелии. Потоки целительной энергии омывают, закрывают раны, но совершенно ничего не могут сделать с переломом. Камелия открывает глаза, пытается встать, ее губы мелко дрожат. Ри подставляет ей плечо. Аристократка непослушными пальцами выплетает заклинание грозы; калавакус впереди никак не может поймать хохочущего Вольжифа, и слишком занят, чтобы заметить угрозу. Вспышка стихийной энергии сверзается с небес, ударяет ровно между рогами, прошивает грузное тело насквозь. Калавакус рычит, все еще почти невридимый, но в следующий момент рык срывается на визг, когда тонкий блестящий нож опускается в его глазницу. Сиила перепачкана кровью, но бодро орудует мечом, отбивая безнадеждые атаки последнего бабау. Дретч подпрыгивает, но ловит округлым животом одну стрелу, вторую… Ланн выстреливает в третий раз, пробивает длинное острое ухо, сцарапывает кожу с зубастой морды. Копье загнанного бабау рассекает воздух, мешая сорваться четвертой стреле, ровнехонько пробивает в прикрытую только тряпками грудь монгрела. Мерисиэль взвизгивает неожиданно для самой себя, тянется к монгрелу, выпуская остатки энергии света. Плетет заклинание; висящая на ее плече Камелия плетет свое, напитывая заговором разрывающего глотку калавакусу Вольжифа. Вор смеется — отчаянно, весело, — и доводит дело до конца, отталкивает обезглавленную тушу прочь. Мерисиэль смотрит, как Ланн, вопреки логике, поднимается с земли, дрожащей рукой пытается приладить стрелу, и сердце где-то там, под слоем бинтов и шерстяного платья, пускается вскачь, будто молчало долгие несколько мгновений. Жив. Новое плетение к Ланну, рядом Камелия шепчет свой заговор, врывается какофонией в голову вопящего дретча. Он взрезает собственные виски когтями и истошно вопит; зазубренное копье бабау прерывает агонию твари, сжимающая его розоволосая эльфийка тяжело дышит и с усилием проворачивает оружие в ране. Дретч молчит. Сиила ударом латного сапога сбивает бабау со своего меча, обмякшее красное тело падает на брусчатку. Все кончено. Эльфийка недоверчиво смотрит на Мерисиэль, дышит с хрипом. Плетение легкого лечения искрами света срывается с пальцев само собой, устремляется к воительнице. Ее дыхание становится чуть-чуть — самую малость — ровнее. Рука плотно прижата к груди. — Спасибо, — глухо произносит розоволосая. Будто сама не верит, что все позади. — Как ты, сестра? — Сиила подставляет девушке плечо, позволяет на себя опереться. — Как они вообще так близко… Не договаривает. Мерисиэль, поддерживая ковыляющую Камелию, направляется к куче изуродованных тел в развороченных латах крестоносцев. Зачем? Зачем, если и так ясно, что там нет никого живого? — Ножками, Сиила. Вот этими, — Вольжиф пинает огромную нижнюю лапищу обезглавленного калавакуса. — Пришли и веселятся. — Нам нужно вернуться в «Сердце», — хрипло выдавливает розоволосая и натужно, хрипло кашляет. Морщится от боли. — Демоны что-то готовят. — Пирожки? — хохотнул Вольжиф. — Я помогу, обопрись… вот так… — Сиила коротко мазанула взглядом по Мерисиэль, изломанной ноге Камелии, залитому кровью Ланну. Монгрел, не мигая, смотрит прямо на Ри. Во взгляде что-то среднее между болью и облегчением. Рана на груди затянулась, послушная потоку света, но там, под ровной кожей, чешуей и окровавленными тряпками, возможно, сломаны ребра. — Ты как? — голос не слушается Ри, глаза не слушаются, шныряют по гибкому, сильному телу. В голове повторяется картина полета копья, торчащего сейчас из дретча, тяжелый наконечник раз за разом исчезает в груди Ланна почти наполовину. Ей явственно слышится хруст костей, треск разрываемой плоти — должно быть, прошло совсем близко к сердцу. Возможно, зацепило легкое. Возможно, он сейчас, со свойственным ему стоицизмом, игнорирует неминуемо приближающуюся смерть — и смотрит на нее, невредимую, с облегчением. Он оттеснял ее за спину, как беспомощного котенка, закрывал собой и от демонов, и от изуродованных тел их жертв. И ведь… всегда так делает? Почему? Что в этой рогатой голове идет не так? Словно сквозь густой кисель всхлипывает Камелия; плечу становится легко, несущий веселую околесицу Вольжиф уводит аристократку с собой, разбрасывая дурацкие шутки и искры неуместного смеха. А Ланн просто идет навстречу, держится прямо и ровно, глядит ей в глаза с таким дурацким выражением, что хочется тоже рассмеяться. Громко, нервно, сотрясаться всем телом, согнуться пополам, но вопреки анатомии не отвести взгляда ни на секунду. Но смех не приходит, только холодная влага пробегает по щеке. И приходят другие картины. Изуродованная нога Камелии, нависающий над ней, беззащитной, огромный калавакус. Точный удар дретча по коленям Сиилы, ее медленное, опасное падение. Широкий размах бабау, рассекающий курточку на груди Вольжифа. И тела, истерзанные, превращенные в куски мертвого мяса вчерашние защитники города. И взгляд розоволосой эльфийки, которая все видела. Видела, как все ее друзья погибли, и как только что тел в этом дворике чуть не стало еще больше. И посреди всего этого ужаса стоит она, Ри. Невредимая. Горячие пальцы касаются щеки, осторожно, нежно забирая с нее что-то влажное и вязкое. Звенит флакончик с зельем, слегка щиплет ссадину — Ри возвращается в реальность. Зябко вздрагивают плечи, мостовая под ногами, кажется, источает ледяной холод. Ланн смотрит на Ри так, будто она пострадала больше всех. — Больно? — словно в насмешку проводит пальцами по зарубцевавшейся царапине. Хочется ударить его и расплакаться. Или сначала расплакаться, а потом ударить. Или просто… просто расплакаться. Но нельзя. Улыбка растягивает губы, Мерисиэль качает головой, заставляя мир темнеть и кружиться. Ланн осторожно обнимает ее за плечи, забирая из холодного мира в горячий, его собственный, и направляет в сторону уходящих спутников.