Глава Лань понял, что это конец в тот момент, когда после удушающего приступа кашля обнаружил на ладони первый лепесток. Наверное, судьба смеётся над ним, раз это был лепесток лотоса.
На самом деле все это началось не так давно. Стоило молодым господам из Юньмэна приехать на обучение в Гусу, как первый нефрит клана заприметил младшего из них. Тогда начался кашель, Лань Сичэнь не придал этому значения, ведь всякое бывает, может быть просто простыл или ещё что, но точно не сразу подумал о плохом. Второй звоночек раздался в момент одного из советов перед войной с Вэнями, тогда почти забыв о том, что недавно его неделю мучил кашель, мужчина вновь закашлялся посреди разговора с одним из глав. Сейчас, он бы даже не вспомнил его имени, потому что кашель начал душить, а после приступа на платке обнаружилось небольшое пятно крови. В тот момент, извинившись он сразу же отошёл в сторону и тяжело вздохнул. Ведь это не могло быть правдой, первая и, казалось бы, лёгкая влюблённость не могла привести к ханахаки. Да, он думал о, теперь, главе Цзян, сочувствовал его горю, но не мог подойти ближе и просто поговорить, а признаться в своих чувствах, или в том, какая его поразила болезнь он тоже не мог. Ведь если сделает первое, то скорей всего нарвется на насмешку и это в лучшем случае, а в худшем случится скандал между их кланами. Второй вариант ещё хуже, ведь он подразумевал жалость, которую не любил сам Лань Хуань и не позволил бы никому быть рядом с собой из жалости. Это намного хуже чем отказ. Но ещё, нынешний глава Лань прекрасно понимал и то, что это не пройдёт так просто, поэтому отправился к лекарю, чтобы хотя бы немного отсрочить развитие болезни или на некоторое время приостановить.
Но лекарь, услышав чего хочет глава, первым делом предложил рассказать все объекту любви, на что нефрит лишь упрямо отвечал, что не сделает ничего подобного, никогда.
– Пилюли есть, но они не смогут сдерживать вашу болезнь долго.
– Хотя бы на время войны, дальше, я что-нибудь придумаю.
Мужчина протянул нужный пузырёк и изложил рекомендации по применению, на что Сичэнь лишь кивнул и поблагодарил, отправляясь в ханьши. Впрочем, лекарства он пил, как и говорил лекарь и болезнь давала о себе знать меньше.
И вот сейчас, когда казалось бы, уже все плохое позади, когда остался лишь израненный брат с разбитым сердцем, лекарство дало сбой и теперь на ладони первого нефрита покоился одинокий лепесток лотоса, а это значит, что болезнь прогрессирует и развивается довольно быстро. Кашель становится всё сильнее и, кажется, намного опаснее. Главу Цзян он не видел со дня осады горы Луанцзан, возможно, это было и к лучшему, ведь так могло становиться только хуже, чем чаще видит, тем быстрее прогрессирует. Сейчас же, он находился рядом с братом, обрабатывая его спину, поэтому смяв листок, мужчина выкинул его в сторону, стирая последние капли крови, смазывая все целебной мазью и вновь перебинтовывая. Хуань знал, что теперь Ванцзи будет становится легче и его кашель пройдёт, потому что тот, кого он любил – мёртв. Да, старший брат прекрасно все знал о младшем, но лишь молчал, не мешая, да и разве он мог говорить что-то против, если сам увяз во всем этом с головой.
И каждый раз становилось все хуже и хуже. Сичэню слишком нравился Ваньинь, особенно сейчас, когда тот возмужал, что прекрасно было видно в их короткие встречи, когда удавалось перекинуться парой слов. Именно после этого глава Гусу Лань задыхался в очередном приступе кашля, уходя в покои и раз за разом сжигая лепестки. Они уже очень сильно царапали горло от чего крови становилось все больше и больше, и порой, даже, не удавалось скрыть и приходилось искать оправдания.
– Эргэ, может быть ещё можно что-то сделать с этим? Ты должен признаться человеку, ведь даже я вижу, что тебе становится хуже с каждым днем. Либо скажешь ты, либо я. – в одну из встреч Гуанъяо вновь завёл речь об этом, на что Сичэнь лишь махнул рукой.
– Ты пригласил меня, чтобы поговорить на эту тему? В письме было написано, что дело срочное и важное. – мужчина хмурился, только усилием воли не прикладывая ладонь к груди, чтобы немного унять боль.
– А это разве не важное дело? Если ты не хочешь признаваться сам, то скажи её имя и я сам расскажу.
« «Она» слишком уж сильную ненависть питает к таким отношениям» – промелькнула мысль в голове старшего мужчины, но вслух, он лишь сказал:
– Не важно, кто это, А-Яо, я не буду признаваться. Мне не нужна жалость, понимаешь? Я хочу, чтобы этот человек был счастлив и думаю, что так и будет.
– Почему ты думаешь обо всех, но не о себе?
Ответить сразу Хуань не смог, потому что его вновь сразил кашель и в этот раз намного более сильный. Он выкашлял почти целый цветок, посмотрел на ладонь и лишь тяжело вздохнул, сжимая лепестки и пряча в рукав быстрее, чем увидел бы младший названный брат.
– Я думаю и о себе, не утрируй.
– Ты только что чуть не задохнулся и я утрирую? – не выдержал младший, поднимаясь на ноги. – Это не шутки.
– Я прекрасно понимаю. – старший так же поднялся и убрал руки за спину. – Только вот разговаривать по этому поводу я больше не имею ни малейшего желания.
После этих слов нефрит развернулся, молча выходя из покоев и даже не обернулся на зов, когда покидал Башню Кои. Он устал от нотаций, ведь слышал их практически ото всех. Дядя, каждый раз начинал беседу именно с этого, старший и младший названные братья так же и только Ванцзи его не трогал и то, лишь потому что не мог этого сделать чисто физически, ведь ему все ещё было нехорошо. Он устал с ними бороться, но и делать ничего не хотел, проживет столько, сколько сможет, сколько ему позволят цветы, что заполонили грудь. И нефрит был уверен, что они правда заполонили, ведь каждый вдох сейчас давался с трудом, а при разговоре он почти чувствовал как ветви потихоньку двигаются внутри. Но умереть от любви звучит довольно интересно, хоть и очень жалко, другие умирают на поле брани, на ночной охоте, а он от пресловутой болячки.
Но уже через несколько недель было не до смеха. Сиятельный Цзэу-цзюнь объявил, что отправляется в уединенную медитацию и заперся в ханьши, не пуская к себе никого. Лепестки цветов и сами цветы сейчас лежали на столе, кое-где окрашенные кровью, но нефрит получал от их вида странное удовольствие. Он даже успел написать письмо возлюбленному, которому не смог признаться при жизни. Наверное это было очень трусливо, но не смотря на смелость в бою, признаваться открыто в своих чувствах было намного страшнее чем сражаться с марионетками. Размышления Хуаня прервал звук открывающейся двери. К нему давно уже никто не заходит, даже дядя, после того, как при очередном разговоре они поругались. Но через несколько мгновений, когда он увидел лицо брата все прояснилось, Нефрит даже улыбнулся, чуть склоняя голову.
– Я рад, что ты потихоньку приходишь в себя и уже можешь нормально ходить. – решил прервать тишину старший, даже не пытаясь скрыть лепестков.
– Собирайся. – Ванцзи никогда не был многословным, но в данный момент это было и не нужно.
– И ты туда же. Нет. Сколько раз я должен повторить это слово?
– Ты едешь или я позову его сюда.
– Не посмеешь.
– Проверим.
– Ванцзи, мы уже не дети, хватит. – поток слов прервал очередной приступ кашля, с которым справится было нелегко, а на ладони появился ещё один небольшой цветок, почти полностью окрашенный кровью.
– Вот именно, а ты ведёшь себя как ребёнок. Он жив, ты жив, что ещё нужно?
– Вот как. – хрипло ответил мужчина, слегка улыбаясь. – Тогда почему не признался ты? Да, я прекрасно все знал. Так что, пожалуйста, прекрати читать мне нотации. Всё будет в порядке.
– Не будет ведь. Ты сам прекрасно знаешь. – первую часть вопроса, он успешно проигнорировал, лишь уголок глаза нервно дёрнулся.
– И знаю, что в случае отказа распрощаюсь с жизнью сразу.
– Он не откажет, я не позволю.
– Ты себя слышишь? Будешь угрожать? Зачем? Я люблю и этого хватит, я не хочу навязывать себя или получать жалость, пойми это.
– Просто спроси. Не сложно же.
Старший лишь вздохнул, поднимаясь с места и качая головой, подошёл к брату.
– Уходи. Я не хочу более слышать что-то подобное от человека, который так же все скрывал. Я не слепой, Ванцзи, я видел, но думал, что ты решишься, сейчас все хорошо, так что уходи. И если ты только попробуешь обратиться к главе Цзян, то мы очень сильно поругаемся. Надеюсь, что ты меня понял.
Второй нефрит после этой «пламенной» речи, молча развернулся и покинул ханьши, не понимая, почему его брат такой непроходимый упрямец, который готов умереть, но не признаться в своих чувствах. Ему было больно, потому что он вслед за возлюбленным, потихоньку терял и брата, ведь судя по тому, что уже выходили цветы, да ещё и все в крови, главе Лань оставалось меньше недели.
Но Лань Ванцзи не был бы собой, если бы оставил все, как есть. Он сам был довольно упертый, возможно, даже, более упертый, чем старший брат. И даже то, что Сичэнь угрожал ссорой его не могло остановить. В конце то концов сейчас был действительно вопрос жизни и смерти, причём в самом прямом смысле. И если все смирились, то он просто не мог. Лань Чжань не знал, что старший брат собирался отправить письмо, но возможно это было и к лучшему.
Второй нефрит покидает Облачные Глубины в тот же день, потому что медлить и дальше он не мог, да и нельзя было. Большую часть ночи он провел в дороге, поэтому оказался в Юньмэне довольно рано и прекрасно знал, что скорей всего, его не примут сразу. У него все ещё не было никаких спокойных или хотя бы положительных чувств к главе клана Цзян, но даже это можно было пересилить, чтобы помочь старшему брату. Подойдя к страже, он попросил встречи с Цзян Ваньинем, говоря, что это очень срочно. И мало кто бы стал перечить Ванцзи, когда он с серьёзным видом и на рассвете заявляется в место, которое не особо то и любит. Поэтому сразу пошли докладывать главе о прибытии гостя.
Лань Сичэнь же, не зная о намерениях брата, все же отправил письмо, потому что был уверен, что его слова о том, что письмо не имеет большой важности, примут всерьёз и не будут доставлять в срочном порядке. Но в этот раз сработал закон подлости и гонец не послушал главу, так же направился в Юньмэн, пусть и не так скоро, как второй нефрит, но только поздним утром.
Цзян Ваньинь просыпается в такую рань очень неохотно, но когда ему доложили кто приехал, то сон как рукой сняло. Второй нефрит бы не приехал так просто, неужели что-то ещё случилось? За этими мыслями, он собрался, приведя себя в порядок и вышел в главный зал, сразу же веля пригласить гостя и подать горячий чай. Стоило Лань Чжаню показаться на пороге, Цзян встал с резного трона, кивая в приветствие на поклон нефрита.
– Что привело вас сюда в такой час? – кивнул в сторону небольшого стола, будто приглашая сесть, а сам вновь занял свое место. Хотелось перейти сразу к делу, тем более дружескими отношениями они не отличались.
– Глава Цзян, это дело касается моего брата. – кажется, второй нефрит Гусу, сказал за сегодня больше слов, чем за всю жизнь. – Он очень болен.
Но тут слова мужчины прервали срочным донесением и зал вошёл один из слуг, передавая письмо, что принёс гонец из Гусу.
– Странно…– начал Ваньинь, смотря то на письмо, то на гостя. – Вы говорите, что он болен, но я только что получил письмо от него. Неужели болезнь не настолько серьёзна?
Ванцзи не сразу нашёлся с ответом. Брат решил отправить письмо этому человеку? Но зачем? Неужели это было что-то вроде прощания или просто деловое послание. Этого мужчина знать не мог, поэтому даже немного растерялся, хотя ни взглядом, ни словом этого не показал.
– Прочтите, не буду вам мешать, может это что-то срочное. – негромко проговорил, все же садясь за столик и молча наполнил пиалу чаем, делая глоток.
Глава Цзян лишь тихо хмыкнул, открывая письмо, вчитываясь в написанные слова и с каждым словом он злился все больше.
«Глава…Цзян Ваньинь, я слишком труслив, чтобы сказать тебе это в лицо, но так я хотя бы не увижу разочарования и неприязни в твоих глазах. Я влюблён в тебя, влюблён ещё с момента как ты прибыл в Облачные Глубины на обучение. Шутка ли, многие говорили, что такого не бывает, но оно есть. Цветы лотоса давно проросли и теперь каждый вдох отдаётся их лёгким ароматом и скрежетом где-то в груди. Когда ты это прочтёшь, скорей всего меня уже не будет в мире живых, но это хорошо, я на это рассчитываю, не хочу, чтобы ты видел меня сейчас. Я рад, что у меня была возможность говорить с тобой и вообще знать.
Лань Сичэнь»
Ваньинь не сразу понял о чем именно идёт речь, но когда слова о лотосах, что проросли в груди дошли до его мозга, он сжал в руках письмо и посмотрел на такого спокойного второго нефрита.
«Гуль бы побрал твоё спокойствие, как можно быть спокойным, если все, написанное правда?!»
Хотя, как это может быть правдой? Чтобы сиятельный Цзэу-цзюнь боролся с подобной болезнью из-за влюблённости к нему? Да настоящий бред, они скорей всего решили пошутить. И плевать, что нефриты практически не шутят, плевать.
– Это правда? – он указывает на письмо, смотря на гостя и надеясь, что все это лишь дурная шутка.
– Что именно? Я не могу прочесть мысли или текст на расстоянии.
– Он умирает из-за этих дрянных цветов? – не выдержал Цзян Чэн поднимаясь на ноги и отбрасывая письмо в сторону. – Это дело по которому ты приехал сюда?
Ванцзи лишь кивнул, но вслух ничего не произнёс, а Цзян наоборот разозлился только сильнее.
– Сколько ему осталось?
– Несколько дней, в лучшем случае неделя.
Выругавшись, Ваньинь даже забыл о госте и стремительным шагом направился в сторону выхода из зала, по пути отдавая распоряжения и громким голосом сообщая о том, что отправляется в Гусу немедленно. Он считал Лань Сичэня другом, пускай и не таким близким, но думал, что достоин доверия, а он захотел умереть, как последний трус, да ещё и получилось так, что выставил его виноватым. Будет хорошо, если он собственными руками не убьёт его.
Ванцзи даже был рад, что не придётся ничего говорить, по сути, брат сам рассказал и он не имеет к этому почти никакого отношения. Поднявшись, он так же отправился домой, мало ли, что могло случится.
Поздним вечером, когда близился час отбоя, первый нефрит никак не ожидал, что в ханьши кто-то постучит, но разрешив войти, даже не думал прятать цветы, ведь думал, что скорей всего это дядя или брат. Но как же он ошибался. Когда дверь открылась и на пороге возник Цзян Чэн, Сичэнь еле сдержался, чтобы не пуститься в бега или не выгнать. Вместо этого он резким движением спихнул на пол цветы, стараясь скрыть и поднялся на ноги, кланяясь, как того и требовал этикет.
– Глава Цзян, рад видеть вас в добром здравии. – поприветствовал мужчина, не изменяя себе и легко улыбаясь. Вряд ли он признался бы вслух, но был рад видеть этого человека сейчас. – Что привело вас сюда в столь поздний час?
– Что привело? Лань Сичэнь, ты правда спрашиваешь, что меня привело сюда? – юньмэновец уже начал выходить из себя. – Или ты правда думал, что твоё письмо будет идти несколько дней? В таком случае, это очень и очень глупо.
Сичэнь застыл, отводя взгляд и резко выдыхая, ведь и правда так думал, да и просил не торопиться. Ну что за люди, даже не могут выполнить его поручения.
– В таком случае…– Но тот его слова прервал сильный кашель. Мужчина отвернулся, приложив ладонь ко рту, стараясь прокашляться. В этот раз даже стало намного сильнее, даже в уголках глаз выступили слезы. Ваньинь не смог стоять спокойно и подошёл чуть ближе, аккуратно касаясь ладонью спины, поглаживая, а когда приступ закончился, увидел, что на ладони мужчины был окровавленный цветок. Сначала было удивление, но после пришло полное осознание, что это, черт побери, совсем не шутка. Он отошёл так, чтобы иметь возможность смотреть на самого мужчину и убрал руки за спину.
– Я думал, что мы друзья, Лань Сичэнь, почему ты не сказал мне сразу? Почему решил сказать в письме перед своей смертью?! – последняя фраза выдалась более громкой, потому что глава Цзян сорвался.
– А что бы я сказал, м? Как ты себе это представляешь? – спокойно ответил и сел за стол, приглашая сесть и мужчину, а цветок по привычке положил на стол.
– Нормально. Мы бы могли поговорить спокойно, а не прятаться за написанными строчками? Почему ты не подумал о том, что будет, если я не успею приехать?
– А что будет? О чем нам говорить? Цзян Ваньинь, я терпеть не могу жалость к себе, понимаешь? Мы ведь друзья, ты сам это сказал, так что я мог ещё сделать, кроме как оберегать тебя от этого знания?
– Ты идиот. Даже не спорь со мной, самый настоящий идиот. Он хотел по тихому умереть, значит, а о человеке, которому отправил такое письмо не подумал. Хорошо, тогда я тебе сам скажу. Ты просто хотел повесить и свою смерть на меня!
– Не правда! – перебил нефрит, хмурясь.
– Разве нет? Кого бы винили в том, что ты умер? Кого бы я винил в твоей смерти. Ты не подумал? Ты сказал в письме, что цветы лотоса стали твоей погибелью, да, я вижу это, так кого бы я винил? Ведь не увидел, не узнал? Неужели ты правда не понимаешь?
– Я…Я правда не подумал об этом. – негромко проговорил мужчина, вздыхая и потирая переносицу, прикрыл глаза. Говорить уже было трудно и он невольно коснулся груди, легко потирая. – Но теперь узнал, пускай и не на ранних стадиях. Но, уходи, серьёзно. Я не хочу, чтобы глава Цзян видел то, что будет дальше.
– Нет. – просто сказал мужчина, пожав плечами и даже не двигаясь. – Я приехал не для того, чтобы попрощаться. Я прини…– Но тут же на его губы легла рука с изящными, длинными пальцами, стараясь заткнуть.
– Молчи. Я сказал, что мне не нужна жалость. Не смей этого говорить.
Цзян Чэн мягко убрал руку и вздохнул, качая головой.
– Кто сказал, что это жалость? Дай договорить. – получив кивок, он отпустил руку мужчины и склонил голову на бок. – Я принимаю твои чувства, но не говорю, что люблю. Я не хочу, чтобы такой человек как ты покинул этот мир.
Цзян Чэн же вспомнил, как во времена учёбы смотрел на первого нефрита, восхищаясь грацией и силой, ведь в конце концов он мало того, что красив, так был ещё и силён, эту силу Ваньинь увидел уже во время войны и что-то ёкало в сердце каждый раз, когда лицо мужчины озаряла улыбка. Но тогда он списал все это лишь на то, что Лань Сичэнь вызывал такие эмоции у многих, поэтому, откинул все настолько далеко, что сейчас и не найти так просто.
– Я не обещаю сиюминутной любви от меня, Лань Сичэнь, вряд ли такое вообще бывает. Но мы придумаем, что делать дальше.
Лань Сичэнь, даже, сейчас почувствовал, что давление в груди стало намного легче. Неужели ему нужно было, чтобы его чувства приняли? Видимо, не всегда нужно признание, а принятие намного важнее.
– Я ничего не требую. Если захочешь, если ничего не получится, то скажешь мне сразу, хорошо?
– Разве Цзэу-цзюнь хоть когда-то требовал чего-нибудь для себя? – Ваньинь усмехнулся, качая головой.
– Цзян Ваньинь! – не выдержав, впервые повысил голос первый нефрит, а после еле заметно улыбнулся. – Хватит насмехаться.
– Простите, глава Лань, это в моем характере. – сделал самый покорный вид. Увидев же такой взгляд и сам вид, самого покорного юноши, Сичэнь не выдержал, тихо и легко смеясь, лишь немного прерываясь на кашель, но уже не такой удушающий как раньше.
***
И просто, действительно, не было. Уже на начальной стадии и Цзян Чэн и Лань Хуань понимали, что знают друг о друге не так уж и много. Да, они неплохо общались во времена обучения и войны с Вэнями, но это совсем другое. Обсуждать военные действия или успехи в учёбе было одно, а вот узнавать друг друга ближе, как человека, было намного сложнее. К примеру, в первую, после признания, встречу, мужчины успели немного поругаться и все на пустом месте. Точнее, неосторожной фразой, которую бросил Сичэнь во время разговора и только после понял, что упоминать Вэй Усяня было большой ошибкой.
– Ты…Я не хочу, чтобы ты упоминал его, Лань Сичэнь. – Ваньинь тогда хоть и источал недовольство, но старался держать себя в руках, хотя Сичэнь, кажется, заметил как искрит Цзыдянь. – Я не скучаю и не жалею ни о чём.
На эти слова Сичэнь лишь приподнял бровь и склонил голову на бок. Впервые он протянул ладонь и нагло коснулся чужой руки, несильно сжимая в своей.
– Разве? Я не хочу ссориться с тобой ещё сильнее, но порой лучше рассказать все, ведь он был тебе братом.
Тогда, Ваньинь отмахнулся от слов нефрита и просто замолчал на несколько долгих минут. Казалось бы, расскажи он, что творится внутри, как все переворачивается только при упоминании Усяня, то стало бы легче, но он упорно не хотел этого делать, по крайней мере сейчас.
Рассказать, что его гложет глава Цзян все же решился, но сделал он это когда выпил добрую половину вина из принесенного кувшина. Тогда, Сичэнь прибыл с визитом в Пристань Лотоса, чтобы обсудить некоторые аспекты будущего обучения учеников в Гусу, но это было не единственной причиной приезда, ведь хотелось и просто навестить упертого главу, который в письмах зазывал к себе, но делал это такими интересными фразами, что на лице Хуаня то и дело проскальзывала улыбка. В последнем из писем была фраза: «Если глава Лань, когда-нибудь покинет Облачные Глубины, в которых зарылся в снега, то буду рад, если почтит своим присутствием этого скромного главу». В тот момент мужчина сдержал смех только потому что рядом находился младший брат. И после такого, он уже не мог игнорировать приглашения и нашёл повод для встречи.
Вот тогда то, он и узнал насколько болезненно оказалась потеря брата, пускай и не родного по крови, для Цзян Ваньиня. Он видел, как страдал Ванцзи, так же переживая все в себе, но сейчас, видеть как пускает слезы, пускай и скупые, этот человек, было ещё больнее, а что самое главное, он никак не мог поддержать, потому что какие бы слова не были сказаны, они будут пустыми и не имеющими никакой важности. Именно поэтому Сичэнь действовал иначе, так как они были одни, он подошёл ближе и аккуратно обнял за плечи, практически закрывая своими рукавами мужчину от внешнего мира. Это был ещё один шаг к сближению. Пускай через открывшиеся раны, но оно того стоит. В тот день они почти всю ночь просидели вместе. Лань слушал рассказы мужчины, старался поддержать или наоборот тихо смеялся, но было хорошо и спокойно.
***
Третьим шагом в сближении, как ни странно, стала смерть. Смерть Не Минцзюэ стала большим потрясением не только для Хуайсана, но и для Лань Сичэня. Он долго не мог найти себе места, а после прощальной церемонии, старался как можно быстрее удалится в отведённые покои, потому что держать себя в руках удавалось все труднее. В тот день, его даже почти не беспокоил кашель, который и так практически пропал, лишь временно напоминая о себе. Это заметили многие, в их числе был и Гуанъяо, который сейчас и остановил Сичэня.
– Эргэ, давай я провожу тебя, а то ты выглядишь неважно. – без привычной улыбки на лице начал младший и медленно пошёл в сторону покоев, что находились в восточном крыле резиденции. – Эргэ, прости, что задаю этот вопрос, тем более сейчас, но ты наконец признался, да? А расскажешь кто она? Теперь тебе ничего не угрожает?
– А? – Сичэнь не сразу понял суть вопроса, а когда понял, то тихо вздохнул. Правду он пока не мог сказать даже А-Яо, хоть и доверял тому. Он обещал Цзян Чэну, что сохранит все в тайне, поэтому лишь покачал головой, чтобы избежать лишних вопросов.
– Нет, А-Яо, не признался, просто лекарь сделал более сильное снадобье, чтобы я пожил ещё немного.
Он видел разочарование на лице младшего, но ничего не сказал более. Да и не хотелось говорить о себе, в конце концов они только что простились со старшим братом, ему было не до этого. Дойдя до покоев, он мягко попросил оставить его одного и вошел внутрь, прикрывая дверь и только оставшись один, протяжно выдыхает. Дать себе волю он не может, позволить слезам литься по щекам тоже, он лишь зажигает свечи, чтобы немного осветить комнату и садится на кровать, снимая гуань, распуская волосы и давая тем рассыпаться по плечам. Так намного легче и не кажется, что слишком тяжело держать голову на плечах. Нефрит уже собирался взяться за пояс, чтобы снять одежду и отдохнуть, как услышал стук в дверь.
– Лань Сичэнь, я могу войти? – послышался знакомый голос и нефрит еле заметно улыбнулся.
– Да, входи. – мужчина даже не стал собирать свои волосы. В конце концов это ведь Цзян Чэн, который видел его в самых разных ипостасях, за последние месяцы. Далеко они не заходили, даже поцелуев не было, но то тепло, что было рядом с таким, казалось бы, холодным главой Цзян, мужчина ни на что бы не променял.
Ваньинь вошёл в покои, привыкая к полутьме и закрыв дверь, уставился на сидящего на кровати мужчину. И вроде бы ничего не изменилось, но свободно лежащие на плечах волосы притягивали взгляд, делая весь образ мужчины более лёгким, почти уютно-домашним. Таким, Лань Сичэня он еще не видел, поэтому и замер не в силах отвести взгляда.
– Ваньинь, твой взгляд сейчас слишком смущает, что ты такого увидел? – негромко спросил, действительно чувствуя как кончики ушей начали гореть в смущении. Так, на него ещё не смотрели.
– А какой у меня взгляд? – с усмешкой спросил мужчина, отмирая и подходя ближе, сел рядом, уж это он точно мог себе позволить.
– Такой, будто ты меня впервые видишь. – хмыкнул, убирая волосы на одну сторону, собирая в лёгкую косу, чтобы не мешали и не спутались сильно за ночь.
– О! – сделал самый удивлённый вид, а после покачал головой. – Ну, если быть честным, то таким, вижу впервые, так что, прости мне моё замешательство, глава Лань.
Нефрит еле заметно улыбнулся, впервые за день, потому что раньше просто было не время, да и не место. Какие тут улыбки, когда хоронишь дорогого человека. Он знал, что делает Ваньинь, понимал, что старается отвлечь, говоря на отвлеченные темы, цепляясь за них и был благодарен за это.
– Спасибо. – негромко проговорил, упираясь лбом в плечо и чуть поникая плечами, чтобы хоть немного успокоиться. Почувствовав же руки на своих плечах, мужчина сел чуть ближе, даже не думая отстраняться.
– И за что же меня благодарит сам глава Лань? Я ещё совершенно ничего не сделал.
– После этих слов, мужчина получает ощутимый толчок под рёбра, а старший поднимает взгляд и вздыхает.
– Я, когда-нибудь, тебя прибью. – самым серьёзным тоном говорит мужчина, а после вздыхает, прикрывая глаза, мысленно добавляя: – «И отправлюсь следом».
– Я столько раз слышал от тебя эту фразу, что уже не страшно совсем, придумай что-нибудь другое. – усмехнулся, нарочно выводя хоть на какие-нибудь эмоции, чтобы мужчина не успел замкнуться и вариться в боли по утери брата.
– Ты…да ты…– Сичэнь поднял голову, внимательно смотря и стараясь подобрать слова.
– Ну я да, и что?
– Ты издеваешься? – нахмурился и несильно ущипнул за плечо.
– А ты дерешься, но я же молчу. – склонил голову на бок, сдерживая усмешку. Пускай почивший глава Не и не был близок Ваньиню, но потерять такого прекрасного воина было грустно и сейчас он старался сделать все, чтобы не думать о плохом.
– А ты можешь ответить на мой вопрос?
– На какой именно?
– Ваньинь! – не выдержал Лань, даже немного отстраняясь.
– Ну что, Ваньинь? Я уже много лет Ваньинь. Никто над тобой ещё не издевался, так что, просто…
Договорить ему не дали настойчивые губы. Сначала на лице главы Цзян отразились непонимание и шок, но после, усмешка легко тронула губы и он ответил на поцелуй, устроив руки на плечах нефрита, несильно сжимая светлые одежды.
Так случился их первый поцелуй. Пускай не в радостной обстановке, при трагичных обстоятельствах, но это был самый чувственный и важный поцелуй в жизни обоих, который заменял любые слова. Именно этим поцелуем каждый из них согласился был спутником другого, именно этим каждый говорил: «Я с тобой», «Ты больше не одинок». А цветы лотоса, которые Лань все ещё хранил у себя в ханьши больше не беспокоили его сердце и душу.
