17 декабря. Ночь.
Му Цин заходит в комнату, опирается плечом о косяк, скрещивает руки на груди: — Хочу кофе. Фэн Синь поднимает взгляд с экрана телефона, изгибает бровь. — Поздно уже. Выспался бы лучше, нет? — но, видя пожавшего плечами сожителя, поднимается и потягивается. — Не хочу. — Однажды я научу тебя самого варить хотя бы тот же кофе. — Я все еще помню, как ты ругался, когда я всю плиту заляпал. Уверен, что хочешь повторение? Му Цин ухмыляется, слабо щурясь, сосредотачивая взгляд на лице Фэн Синя. Тот в ответ лишь цокает недовольно, но на кухню идет спокойно. Му Цин сперва следует за ним, но по пути сворачивает в прихожую и цепляет с тумбочки пачку сигарет с зажигалкой. На кухне загорается лампа, слышен звон турки, тихий щелчок газовой плиты. Му Цин проходит в дальний конец комнаты, опирается поясницей на подоконник, с ленцой во взгляде наблюдая за неспешными движениями Фэн Синя.Запах сигаретного дыма от только что прикуренной сигареты разносится по помещению, и насмешливый взгляд встречается с недовольным. — Тебе так нравится эта дрянь? Фэн Синь закатывает глаза, явно нахватавшись привычек от сожителя. Му Цин мстительно выдыхает в его сторону струю дыма. — Не нравилось бы — не курил бы. — Тогда не на меня. В окно или не здесь вообще. Му Цин усмехается, но, так и быть, отворачивается к окну, опираясь о подоконник теперь ладонью. Через отражение в темном окне наблюдая за привередливым сожителем, Му Цин неспеша затягивается и, зажав сигарету зубами, приоткрывает окно. Минуты текут горьким дымом по губам. В кухне почти полная тишина, пока, наконец, огонь на плите не погашен, а кофе не разлит в две кружки, которые Фэн Синь со стуком ставит на стол. Му Цин вжимает бычок в пепельницу, закрывает окно, падает на стул. Согнув одну ногу и оперев локоть о колено, Му Цин несколько секунд наблюдает за поднимающимся над напитком паром. Фэн Синь зевает и трет щеку, после чего обеими руками поднимает свою кружку и глубоко вдыхает аромат. — Ты же сам говорил что-то про сон. Му Цин приподнимает брови, улыбается уголком губ: заражает сожителя плохими привычками.О, ужас. — Говорил. Не хочу уже. Фэн Синь скашивает взгляд на Му Цина, делает первый маленький глоток и сразу же тихо чертыхается, высовывая кончик языка. Горячо. Му Цин весело фыркает, во взгляде так и читается невысказанное «лох». Фэн Синь теперь уже намеренно показывает язык сожителю, получает фак в ответ. Ну, такой обмен любезностями определенно спокойнее и проще, чем дружеская потасовка, которую они раньше начинали по любому поводу. Вновь недолгая тишина. Кофе медленно остывает, мужчины глядя в разные стороны, не испытывая ни малейшего дискомфорта от молчания.19 декабря. Утро.
Фэн Синь полулежит на диване, все еще поминутно касаясь носа, заткнутого ватой, пальцем. Му Цин сидит рядом и, словно вредный кот (почему же словно, если он и есть тот самый вредный кот), смотрит куда угодно, но только не на сожителя. — Я не планирую извиняться. — Я тоже. — Ты сам виноват, что получил. — Нет! Ты бы хоть предупреждал, придурошный. Фэн Синь вскидывает голову, встречается взглядом с Му Цином, повернувшимся на оскорбление. Точно кот, почти шипит от недовольства, а из комнаты не уходит. Волнуется. Фэн Синю приятно, но обиды это не убирает. — Я говорил, что не люблю щекотку. — Это ты говорил давно. А сейчас почти сразу ударил. — А нечего. Оба отворачиваются, фыркая со всем возмущением, скопившимся внутри. Невыносимые, упрямые глупцы. Тишина. Му Цин теперь первым вновь смотрит на сожителя, поджимает губы: — Льда принести? — Нет. Прошло уже. Снова молчание. — Прости. Фэн Синь не смотрит, но Му Цин понимает, что сказанное слово действительно прозвучало, пусть и тихо. — Ага. Проехали. Оба улыбаются слабо, цепляются на несколько секунд мизинцами правых рук, да так и остаются на одном диване, занимаясь своими делами.25 декабря. Вечер.
Му Цин трет замерзшую щеку, морщится на секунду от покалывающих ощущений. На таком холоде нос краснеет, руки так и хочется спрятать в карманы. Фэн Синь делает еще несколько шагов вперед, только потом замечает, что Му Цин отстал. Повернувшись, Фэн Синь с легким недовольством смотрит на сожителя, молча укоряя, что тот не торопиться вернуться в теплую квартиру с холодной улицы. Му Цин поднимает голову, смотрит в темное небо. Из-за огней города звезд не видно почти, а с плохим зрением так и вовсе сплошная чернота. — И чего встал? Замерз же, пошли домой. В голосе не слышно раздражение, только легкая усталость после долгого дня. Игнорируя вопрос, Му Цин вынимает руки из карманов, приседает, сгребает снег с тротуара и сминает в маленький шарик, который тут же протирает в руке, понемногу высыпая все обратно. — Ты любишь меня? Фэн Синь вовсе замирает, удивленно пялясь на сожителя. — Ты чего? Грустить собрался, что ли? Му Цин пожимает плечами, усмехается. — Нет. Просто день какой-то дурацкий. Да и вся неделя, — «да и вся жизнь» остается на пересохших губах, так и не прозвучав. Фэн Синь вздыхает тяжело, подходит и отвешивает слабый подзатыльник, чувствуя меланхоличный настрой. — Не любил бы — переехал бы. Ну или тебя выгнал, что вероятнее. Му Цин закатывает глаза, злостно касается ледяными и влажными от растаявшего снега пальцами открытого участка шеи Фэн Синя и сразу уворачивается от повторного подзатыльника. — Вот так идешь к тебе со всей душой, а ты. Зараза. Фэн Синь ворчит, морщится и топает вперед, но вовсе не злится. Му Цин прячет улыбку, да и замерзший нос, в пушистом шарфе, торопится за сожителем и чуть не поскальзывается на льду. Фэн Синь смеется, ловит недовольный взгляд и лишь шире улыбается. Му Цин, наконец, догоняет и слабо тычет локтем под ребро, что почти не ощущается через столько слоев одежды. Уже у подъезда Фэн Синь шарит озябшими руками по карманам, вытаскивает ключи, открывает дверь подъезда. Му Цин проскальзывает перед ним, бросает через плечо ехидно: — Я первый приду. И бегом бросается к лестнице. Фэн Синь секунду смотрит удивленно, но кидается следом, не желая проигрывать даже в такой мелочи. До двери на пятом этаже все же Му Цин добирается первым, согревшийся, запыхавшийся, довольный маленькой победой. Фэн Синь морщит нос, открывает дверь и хотя бы в квартиру шагает первым, на ходу стягивая куртку и скидывая ее на тумбочку. Ну и пусть Му Цин радуется. Так всяко лучше, чем если бы он все же впал в меланхолию и ходил пустой. Фэн Синь вовсе не волнуется, но так правда проще! Но, может, самую малость и волнуется.