Утомление

Джон идёт к Полу в приподнятом настроении – горевать не о чем, жизнь слишком хороша, и, на удивление, для октября сегодня слишком солнечный день. Скоро ноябрь, а это уже пугает больше, потому что придётся кутаться во все шарфы и шапки, лежащие дома. Но пока что Леннону на это всё равно, ведь он идёт к другу, неся в руках немаленькую тыкву. Хэллоуин не то, чтобы был важным праздником, лишь небольшая забава. Колядовать и выпрашивать сладости Джон не собирался, не маленький мальчик, но вырезать фонарь Джека было хорошей идеей. Главное, что красиво. Он сомневался, что у них, идиотов полных, всё же выйдет что-то похожее на хэллоуинский сувенир, но попробовать стоило. И, ослепленный этим невероятно хорошим настроением, он забыл, что тридцать первое октября не для всех являлось праздником. Пол встречает его в растянутом свитере, потрёпанном и измученном годами, прямо как и его улыбка. Маккартни часто улыбается ради вида: при встрече, чтобы слукавить, не испортить кому-то настроение, но Джон знает его, как свои пять пальцев. Леннону, правда, совсем не хватает мозгов, чтобы сразу понять причину такого настроения друга. - Привет, - в небольшом непонимании здоровается мальчишка, видя в руках того эту поспевшую тыкву. Но отходит от дверного проёма, пропуская в дом вместе с Джоном уличный холод. Он ненавидит октябрь. – Зачем тебе эта хрень? Леннон цокает, проходя на кухню, и оставляет там эту драгоценность (в его, конечно, понимании). Краем глаза он замечает свежий букет цветов, так ярко контрастирующий с настроением Пола, что кажется вовсе лишним в доме. Маккартни давно не празднует Хэллоуин, потому тоже не понимает настрой парня. - Сейчас Джека будем вырезать, тащи ножи, - с энтузиазмом говорит он и разворачивается лицом к Полу, который, кажется, только сейчас понял, что собирается вытворить его друг. И он честно не знает, почему тот это затеял – забыл, какой сегодня день помимо праздника? Но кто знает Джона, может это его гениальный план по поднятию настроения Пола. - Это обязательно? – голос мальчишки сразу поникает, потому что нет ни желания бороться с Ленноном, ни желания, уж тем более, вырезать глупую тыкву. Парень утвердительно кивает с всё той же улыбкой на лице, а Маккартни продолжает измученно смотреть на него. – Сегодня тридцать первое же... Джон вопросительно выгибает бровь, потому что, чёрт возьми, конечно он знает, какое сегодня число, иначе зачем вообще тащил это двухкилограммовое нечто? И если бы кто-то наблюдал за ними со стороны, то наверняка бы посмеялся, потому что смотрели они друг на друга удивительно: Пол с выражением лица а-ля, «Иди убейся, пожалуйста», и Джон, с каждой секундой всё сильнее хмурящий брови. Пока понимание не доходит до него. - Блять, - он с отчетливым хлопком бьет себя по лбу. Леннон очень сильно облажался, впрочем, как и всегда. Маккартни только и может отвести взгляд, усаживаясь на стул, слегка отодвинутый от кухонного стола. Он закусывает губу, не зная, чем заполнить неловкое молчание, пока Джон пытается понять, как он может оправдаться перед Полом и, по возможности, помочь. О смерти Мэри Джон узнал слишком поздно, когда все шутки про матерей уже были сказаны. Мальчишка же, на удивление, не винил его, хотя Леннон порой до сих пор извинялся. И эту тему они усиленно обходили стороной, ведь в поддержке людей парень не был силён, а просто нервировать Пола мало хотелось. - Проехали, - отмахивается Маккартни, поднимаясь с места и отходя к раковине. Леннон внимательно следит за его действиями, пусть разглядеть из-за плохого зрения всего не может. Пол что-то берёт в руки, но понять, что именно он не в силах, пока тот не передаёт прямо в руки ему нож. – Вырезай, раз уж пришел. Может, хоть что-то выйдет. Джон чувствует себя кретином полным. Ему не привыкать, но обижать Маккартни сегодня не входило в его планы, потому и с ножом стоит чуть ли не минуту, думая, как лучше поступить. Уйти просто так он не может, как и начать вырезать пугающие рожицы тыкве. Почему в этой жизни всё так сложно? Решение всё же нужно принимать, пока Пол не воткнул ему этот нож в сердце. На мальчишеском лице нет ничего, кроме грусти, даже тоски, которая граничит с напускным безразличием, но Леннону всё равно кажется, что тот очень сильно хочет вмазать ему. Может, он преувеличивает. В тыкву нож всё же входит, причём на удивление легко – старик Джим недавно точил ножи? Знал, что Джон придёт? Но вместо того, чтобы начать вырезать глаза и растянутый в клыкастой усмешке рот, Леннон разрезает её на части вдоль линий от верхушки до низа. Маккартни, до этого не смотревший на него, поднимает удивленный взгляд, когда ягода оказывается разрезанной напополам. - Что ты задумал? – Пол чуть хмурится, уже не зная, чего ожидать от друга. Тот мог до бесконечности удивлять своими выходками. Джон не сразу отвечает на этот вопрос, слишком увлеченный тем, чтобы не порезать себе пальцы, пока от тыквы остаются только обрезанные дуги. - Просто помолись, чтобы я не сжег ваш дом, - звучит оптимистично, но Леннон на удачу не надеется, как и на Бога, потому старается не отвлекаться особо от процесса. Маккартни это не дает никакого понимания происходящего, лишь ещё больше путает, что немного злит. Его сегодня всё злит, но, так уж и быть, ради Джона он старается сдерживаться. - И всё же, - тянет Пол, надеясь получить хоть какое-то объяснение. Леннон недовольно вздыхает, когда лезвие всё же режет ему палец, но несильно, лишь до маленькой капельки крови. Парень поднимает взгляд на Маккартни и смотрит, откровенно говоря, как на глупого ребенка, что не может понять очевидной истины. - Хочешь излить мне душу о том, как всё плохо? – чуть ли не с претензией спрашивает Джон. На самом деле он за Пола переживает и всеми руками «за», чтобы тот поговорил с ним, если так ему станет легче. Маккартни это знает, поэтому на такой ответ вовсе не обижается. - Допустим. - Вот, - растягивает Леннон, - Дай мне приготовить тыквенный пирог, и тогда мы сможем за чашкой чая поговорить. Пол обескураженно смотрит на него, не зная, как уже реагировать. Джон решил поиграть в кулинара? Ну, земля тогда им всем и дому пухом. Маккартни надеется, что они хотя бы не отравятся этой стряпней. Не то, чтобы он был против подобной затеи, но было и так откровенно херово, а давиться ужасным пирогом он мало хотел. Пол явно недооценивал кулинарные способности своего друга. Когда тот в двух руках понёс четыре яйца, при том, что три из них было в одной ладони, а четвертое в другой, мальчишка явно начинает нервничать. - Пол сам потом будешь вытирать, - раздраженно бросает он. Оглядев Леннона с ног до головы, он поворачивается обратно, следя как тот тоже становится напротив него и раскладывает яйца по полотенцу. - Вытру, не волнуйся. Джон усмехается, а Пол подавляет в себе эту улыбку, потому что для него это не день веселья и радости. Жаль, что его друг никак не может этого понять. А, может, и к счастью. Леннон чихает как раз в тот момент, когда подносит к лицу измерительную чашу, полную муки. Вопреки ожиданиям, белого порошка на стол попадает не так уж и много, чему Маккартни уже безмерно рад - меньше убирать. А убирать-то всё равно придётся в итоге ему, потому что Джон сделает это ужасно, неумело и оправдываясь фразой «И так сойдёт». На это терпения Пола уже не хватит. Мука, тем не менее, в миску вместе с яйцами и специями попадает, уже не утеряв ни грамма. Леннон каждому своему аккуратному действию радуется, как ребёнок, потому что привык везде косячить и делать через одно место, но Маккартни рад, что тот старается. Правдивой и искренней улыбки все еще нет на его лице, а фальшивую давить он не хочет, потому что Джон этого не заслуживает. - Что с руками? – внезапно спрашивает его тот, пока вымешивает тесто. Пол резко поднимает удивленный взгляд, слегка испуганный. А что у него с руками? Он пугливо осматривает их. - Что у меня с руками? – переспрашивает он и продолжает попутно рассматривать их со всех сторон. Леннон же перепачканными пальцами тянется и хватает его за запястье, перевернув и показав, что у кисти есть красные пятна, покрывшиеся коркой. Маккартни прекрасно знает, что это, но сознаваться не собирается. - Понятия не имею. Джон недоверчиво щурится, потому что тоже знает, что это за следы. У него от потушенных сигарет на коже есть такие. Но его больше огорчает, что Маккартни не доверяет ему. - Ну, и дурак, - фыркает он, на что тот закатывает глаза. Пол знает, видел и помнит о том, что Леннон точно такой же дурак, как и он. Просто тот, вроде как, слез с этой иглы, но утверждать никто не может. Пол подтягивает рукава повыше, до основания больших пальцев и опускает к себе на колени, чтобы под столом не было видно. - В зеркало посмотри. Парень качает головой и старается за эту короткую паузу подобрать слова, которые не звучали бы обидно и не оттолкнули сильнее. Такие вообще существуют? Джон их, к сожалению, быстро вспомнить не может. Он отходит к раковине, убирая в неё грязный нож с вилками, а в мусорку под неё выкидывает скорлупу и пачку от масла. Маккартни не следит за его действиями, но по шуму прекрасно понимает всё и так. - Где у вас эта... Как её?.. – Леннон чешет затылок, оглядываясь по сторонам, словно в надежде, что взгляд зацепиться за что-то, что напомнит слово. Чуда не происходит, зато Пол без слов понимает. - Форма в шкафу около раковины, - он бормочет, продолжая угрюмо следить за листьями, которые раскидывает ветер за окном. Это не успокаивает, только утомляет. Маккартни настолько увлекается, что крупно вздрагивает, когда чужие руки опускаются ему на плечи. Джон вовсе не мастер ходить бесшумно, но как-то удаётся ему подойти совсем тихо и не разгромить полкухни. - Всё настолько плохо? – неловко спрашивает у него Леннон, наклоняясь к уху. У Пола нет желания объяснять кому-то своё состояние, потому что должно быть и так понятно, у него не хватает сил на это. - Да, всё плохо, всё, блять, ужасно, - сквернословящий Маккартни чудо, однако Джону удаётся вывести его на эмоции. – У меня умерла мама, если ты не забыл. Теперь уже Леннон вздрагивает - от этой фразы ему становится неуютно, холодок проходится по позвоночнику. - Я помню, - пожимает плечами он. Тот открывает рот, желая что-то сказать, но в воздухе только и повисает тихий хлопок от приоткрывшихся влажных губ. Пол горбится, опуская голову на сложенные локти, потому что ему уже совсем не весело, у него нет ресурсов даже на то, чтобы поддерживать эту беседу. Джон теперь тоже начинает раздражать, в разы больше, чем до этого, и Маккартни отпихивается от его рук, желая, чтобы тот просто ушел. И свою глупую затею с пирогом тоже оставил. Просто ушёл. Оставил его. Леннон его отпускает, но уходить вовсе не собирается – зря что ли тесто замешивал? Форму для выпечки достаёт, смазывает её маслом и заливает тестом наполовину. Укладывая куски тыквы, пачкает пальцы в тесте, но это неважно, потому что оно сладкое, и с пальцев слизать так и хочется. Он протягивает Полу ложку, на которой ещё осталось чуть стекающее тесто, и тот, на удивление, не отказывается. Джона это смешит, умиляет, и он, подперев щёку рукой, наблюдает за тем, как Маккартни, словно обиженный ребенок, с нахмуренными бровями слизывает остатки теста. С духовкой приходится возиться дольше, потому что вот в её устройстве Леннон и правда ни черта не понимает. Зато на помощь хоть тут приходит Маккартни, который за время отсутствия матери смог научится всему. И как бы поначалу он не игнорировал существования кого-либо в доме, кроме него самого, и обязанностей, со временем пришлось оставить гитару в стороне и начать делать хоть что-то. Так и научился обходиться с духовкой, стиралкой, утюгом и всей хозяйственной техникой. Джон ещё пытается завести разговор с Полом, пока пирог стоит в духовке, но тот очень упорный и на все слова отмалчивается. Леннон готов пойти на отчаянные меры и задеть какую-нибудь тему, что сможет заставить Маккартни говорить, даже если после они могут ввязаться в спор, перетекающий в ссору. Но в какой-то момент мальчишка поднимает такой уставший взгляд, что Джон вмиг замолкает. Пожалуй, энтузиазм стоит поумерить. Он только неспешно подходит к Полу, почти крадётся, потому что каждый шорох, кажется, всё больше бесит Маккартни, и безмолвно просит разрешения, чтобы обнять. Тот соглашается, пусть сначала чуть ли не с презрением оглядывает Леннона снизу-вверх. - Это не так плохо, - в какой-то момент говорит мальчишка, пряча лицо в кофте Джона. Ему тепло, приятно и, пожалуй, спокойно. Леннон ведёт себя, как ходячий ураган, он быстрее разрушит всё вокруг, чем наоборот, исправит, но почему-то Маккартни рядом с ним чувствует необъяснимое спокойствие. - Я же говорил, - Пол слышит улыбку в его голосе и сильнее зарывается носом в ткань кофты. Ему не холодно больше, и это радует. То, что Леннону неудобно стоять и чуть нагибаться, чтобы обнять сидящего Пола, он понимает не сразу, но и после не может отказаться от такой щедрости. Джон же потерпит, да? Маккартни посчитал бы себя придурком, но он хочет воспользоваться разок этой добротой и уступчивостью того, потому что ему хуже. Да и Джон же тоже упёртый, не отступит и не отпустит. Они стоят так до самого писка духовки – время пролетает так незаметно. Пол уже и не жалеет, что его друг пришёл, да и о том, что забыл какой сегодня день - тыква в любом случае пригодилась. Но мальчишка ещё надеялся, что они не отравятся. По кухне разносится запах горячего выпеченного теста, тыквой пахло еще сильнее, в совокупности приторно. И так, что Маккартни явно чувствует, как слюней во рту становится больше. Он поджимает губы, смотря на пирог в руках Джона чуть ли не с жадностью. - Ну, вот, даже не подгорел, - искренне улыбаясь и радуясь этому, чуть стихшим голосом говорит парень и подносит к носу Пола выпечку. Того это словно дразнит, он подаётся вперёд, чтобы поймать больше сладкого запаха, но Джон убирает пирог к столу, а Пол чуть ли не падает со стула. Леннон открыто смеётся и щёлкает его по носу. Маккартни сначала хмурится, будучи чуть сконфужен таким действием Джона, но после уголками губ улыбается. Коротко и незаметно, но Леннон ловит тот момент, когда его глаза на секунду добреют, и в уголках появляются морщинки. Радуется этому ещё больше, звонко целует в губы и смеётся искренне. Пола это не огорчает, но почему-то губы, вместо того, чтобы растянуться в широкой улыбке, дрожат. И, не в силах хранить больше это молчание и усталость внутри себя, Маккартни позволяет себе рвано вздохнуть, начать плакать, словно ребёнок малый. Леннон ему это тоже позволяет, не говоря ни слова, только обнимает одной рукой и поспешно целует в лоб, как заботливая мама. Пол не знает, почему Джон продолжает улыбаться, но от этого ему самому становится легче. Он, кажется, и забыл, как выглядят улыбающиеся люди, потому что всё, что он получал в ответ на своё испорченное настроение – сочувствие на лице. Леннон ему тоже немало сочувствует, но по-своему: смотрит на него повеселевшим взглядом, словно говоря – «Улыбнись, и тебе тоже станет легче». Маккартни знает, что никогда не сможет вернуть ему все те чувства, которые тот отдавал ему, он будет одним из той толпы, которая может скупо сказать «Сочувствую». Но Джону слова совсем не нужны, ему хватит просто Пола. Пол никогда не говорит, что любит его, хотя Леннон и так это знает. Порой, это огорчает, но взгляд Маккартни выражает намного больше, так что Джон прощает. Парень режет пирог, надеясь, что тот внутри такой же приятный и вкусный на вид, как и снаружи, а Пол только и ждёт, чтобы попробовать его. Он стоит совсем рядом, опираясь локтями о стол, пока Джон пытается совладать с этим горячим сиропом от тыквы, который течет прямо на пальцы, когда он перекладывает отрезанный кусок на тарелку. - Видишь, мои пальцы могут по-разному доставлять тебе удовольствие, - похабно шутит Леннон. Пол не удивлён, в целом, потому молча тянется к тарелке. Заветный кусок пирога горячий, обжигает язык и в действительности доставляет непомерное удовольствие. Маккартни всё же зря недооценивал друга. – И как? Вкусно? Пол для пущей убедительности несколько раз резко кивает с полным ртом пирога. Потому что было до чёртиков вкусно, и, честно говоря, мальчишка надеется, что большая часть сладости достанется именно ему. Он же всё-таки главный страдалец сегодняшнего дня. Джон тянется к его лицу, смахивая с уголка губ крошки. Чай совсем скоро оказывается на столе, такой же горячий, как и пирог до этого, но об этот пар они согреваются, потому что за окном погода отвратная. Под стать настроению Маккартни. Джон садится на своё законное место, напротив мальчишки, но тот протестует, перебираясь на стул рядом с парнем. Пол его не касается, но постоянно норовит, что не может не смешить Леннона. Маккартни же больше не улыбается, даже на короткий миг. - Хочешь поговорить? – всё же спрашивает его Джон, отпив после этого чай из кружки. Тот пожимает плечами, ибо не знает, чего хочет: выговориться Леннону, может, будет и хорошей идеей, но Пол вовсе не понимает, что может сказать. Ему про маму вовсе ни слова говорить не хочется, потому что, как бы грубо ни звучало, это прошлая страница. Пол не знает, как жить самому. Мёртвым однозначно проще. Маккартни прерывается на короткий вдох, собираясь с силами, чтобы сказать то, что всё это время вертелось у него в голове: – Майк и отец пошли на кладбище, – Джон в этот момент поворачивается к нему и, кажется, даже с интересом смотрит, перестав жевать. – Они забыли цветы, вон стоят. Леннон наконец понимает, в чем дело. – Я смотреть на них не могу, меня тошнит уже, – продолжает Пол. – Но выкинуть не могу… Джон пододвигается ближе, так, что они соприкасаются плечами, и Маккартни тут же опирается на него, отставив подальше от края полупустую чашку. В его движениях сквозит усталость. Но не физическая, отнюдь. Пол просто устал каждый раз оставаться один на один со своими мыслями и страхами, со своими замашками и кошмарами. Потому что за половину из них, он уверен, его осудят. Хотя Джон никогда не говорит ему ничего такого, до конца довериться тому он тоже боится. – Мне кажется, что они как мама. Понимаешь? Леннон лишь для спокойствия того утвердительно кивает. – Она тоже потом завяла. Джон пробирается пятерней в грязные и жёсткие от геля волосы, копаясь между чуть вьющихся прядей. Со лба убирает лезущие на глаза волосы и целует в висок, прижимаясь целомудренно губами. Пол поддается ему, подставляясь под ласки Леннона, и в итоге оборачивается к нему, первым целуя в губы. Устало и неумело, словно ни разу этого не делал, а Джон не настаивает, позволяя закусить свою губу. Маккартни долго не держит, почти тут же отпускает, шире открывает рот и цепляется за верхнюю губу, проходясь по оставленной нижней внутренней стороной своей. Джона удивляет поначалу, каким в один момент открытым становится Маккартни, будто до этого он прощупывал почву, но позже Леннон узнает в этом Пола. Он уверен, что сколько бы времени не прошло, тот всё равно останется таким же. Джон лишь надеется, что по-прежнему будет оставаться для него безопасной зоной. Он в аккурат берёт его за запястье, на котором ранее он заметил мелкий шрам от ожога. Леннон знает, что Пол обязательно назовет его уродливым, а потом будет плеваться ядом, говоря о том, какой же он кретин, раз оставил этот след. Кретин и ничтожество. Маккартни обязательно заявит о себе, как о ничтожном существе, пусть и будет на самом деле не уверен в этом. - Хватит дурью страдать, - Джон старается выдать фразу сердитым голосом, строгим, как бы поучая того, как своего сына, но выходит жалобно. Ему лишь важно, чтобы Полу было лучше. Он не дурак, прошёл через то же, поэтому знает, что просто так Маккартни не перестанет это делать - но на то и существуют друзья. - Не получается, - признаётся Пол, а Леннон прижимается губами к этому побагровевшему пятнышку. Его пугает мысль о том, что это могут быть не единственные следы на теле Маккартни. - Так давай учиться дышать вместе. Пол прикрывает глаза, а ресницы его дрожат, как вздох, сорвавшийся с губ. Джон готов делить с ним одно дыхание на двоих.