Засосом в области ключицы на лёгкий поцелуй.
– Да, я не нашёл ничего лучше. И не искал, – парировал Йоэль, зная, что его собеседник начнёт ворчать. – Можешь ничего не говорить, я уже понял, что проебался. Очередной порыв ветра раскачал верхушки елей и смахнул белую дымку с хвойных веток. Нико наконец-то оторвал взгляд от бушующей стихии и посмотрел на Хокка, который не так уж часто признавал свою неправоту. Усмехнувшись, Моиланен прекратил ритмичные постукивания. – Замёрз? – Невъебенно. Оттаивающий в желтом свете гирлянды тёмный силуэт Йоэля едва ли вписывался в интерьер цвета крем-брюле, и Нико находил это очаровательным: – Дай руку. – Зачем? – Просто протяни мне руку. Не то чтобы Хокка не доверял сидящему напротив парню, но непослушные отмороженные конечности сопротивлялись любым попыткам к лишним движениям. – Да господи, Йоэль, просто покажи мне ладонь. Я не мамка, чтобы ругать тебя за то, что ты перчатки не надел. – Да, но только что ты отругал меня за кожанку. И всё же Хокка протянул ему руку. Нико взял чужую холодную ладонь в свои – тёплые – и Йоэля словно огнём обдало. Он старался, искренне старался верить, что виной всему очевидная разница температур – простая физика, которую блондин ненавидел ещё со времен средней школы. Однако правда, она же причина, была в химии – с недавних пор парень ненавидел её ничуть не меньше. Точно так же – его холодную в двух своих тёплых – держал его ладонь подвыпивший Моиланен несколько дней назад. Нико что-то долго вырисовывал, водя самыми кончиками пальцев по чужой грубоватой коже, изредка сбиваясь, запинаясь и начиная заново, и тихо посмеивался время от времени. После Йоэль долго рассматривал изгибы на руке, но так и не понял, о чем толковал ему подвыпивший друг. – У тебя тут линия любви по-дурацки как-то идёт… – раздался тихий голос Нико по кофейне. – Будто её перпендикулярно пересекают ещё две? – А ты откуда…? – Дежавю, – пожал плечами блондин. – Ну, или я себя очень хорошо знаю. Моиланен хмыкнул и отпустил ладонь Йоэля. До этой секунды Нико готов был поклясться, что помнил каждый свой жест в сторону Хокка, включая неловкие взгляды и неозвученные чувства по утрам, замаскированные синяки на шее и бесконечный затянутый вопрос то ли к нему, то ли к самому себе – судя по всему, память сильно подводила.Йоэль молчал. Нико молчал тоже.
– Ваш флэт, – звонкий голос Алекси раздался где-то сбоку от стола. – Кстати, если бы вы допили его как можно быстрее, то было бы вообще здорово. У меня приёмка вот-вот начнётся. – Мы тебе не помешаем, – кивнул Моиланен, и Каунисвеси оставалось только закатить глаза. Рождественские пререкания никак не входили в его планы. Закрытый на технический перерыв зал опустел, и лишь две души смотрели из теплого помещения на смеющуюся метель – наружу через огромное окно – под заливистый свист и редкие хлюпающие звуки горячего кофе. – Знаешь, Нико, я так устал от тебя, – утомлённо выдохнул Йоэль после затянувшегося молчания. – Сколько времени я думал о тебе, и хоть бы раз это привело к чему-то. – Хорошее думал, надеюсь? – Разное, – Хокка отставил чашку с флэтом на стол. – И хорошее, и… просто думал. Неловкое молчание вновь расплескалось по залу, и Нико уже втянул воздух, готовый перевести тему, как Йоэль заговорил. – Я думаю каждый раз, стоит нам взять по бутылке пива: “нет, на этот раз мы точно всё проясним, градус чисто для храбрости”, но хоть раз бы это помогло! Да прямо – нет, выходит наоборот снова и снова, дальше и запутанней. Я извёл себя в поисках ответов на твои загадки, но вместо того, чтобы всё прояснить, ты лишь подкидываешь новые. Суровый зимний ветер забил по стёклам, готовый ворваться в любую секунду. Моиланен практически поперхнулся, хотя виду не подал. – А знаешь, что самое смешное? С каждым разом я всё меньше и меньше уверен, что хочу знать правду. Я запутался, Ник, а ты лучше не делаешь, и даже не стараешься. Может ли вообще быть правда в хмельных поцелуях? – Тогда попробуй без хмеля. Холодный запал Йоэля растаял на глазах – то ли от тёплого кофейного запаха, распространившегося по всему заведению, то ли от бархатистости тихого, слышного лишь ему, голоса. – Что? – переспросил Хокка. – Поцелуй меня. Без хмеля. Щекотливое обманчивое чувство разлилось по грудной клетке блондина и засело где-то между рёбер. Дважды повторять не потребовалось: Йоэлю пришлось податься корпусом через разделявший их столик прежде, чем тот накрыл уже знакомые по ощущениям – и смазанные в воспоминаниях – тёплые губы Нико. Впервые в жизни этот поцелуй был горьким не от алкогольного привкуса, а от двойного ристретто, и такая горечь была для Хокка куда роднее и приятнее. Нико дышал глубоко и часто – его тяжёлые вздохи перекрывали даже подусмирившуюся стихию. На этот раз он не даст Йоэлю продолжить монолог. – Вот тебе и весь ответ, Хокка. Никаких загадок никогда и не было. – И что теперь…? – Боже, блять, да я просто люблю тебя. Йоэль смеётся заливисто и громко, поддерживая снежную пургу, и чувствует себя дураком. Зато до неприличия счастливым. – Я всегда хотел в это верить.