Великая миграция бабочки-монарха

Кровь трескается на ладонях, спёкшаяся между пальцами, а руки сжимают пистолет с барабаном из шести. Ёсан цепляется за него как за спасательный круг, не осознавая, что этот спасательный круг только что выкинули в открытое море. На душе слишком нервно и погано. Ему надо прятаться, но Ёсан утонул среди дымном поле по пояс, а в своей памяти — по самые ноздри, и пытается не захлебнуться. Воспоминания так свежи, так больны, в сердце они — инородное тело, опухоль, их хочется вырвать. Вырвать также, как ему когда-то вырвали крылья. Наверное, у Ёсана в планах раздробить себе череп, чтобы навсегда забыть, кто это сделал. Ёсан понимает, что его планы кардинально меняются, когда жухлая трава на поле начинает отдавать горящим жаром, а тёмно-синий лес обрамляющий поле, подергивается рыжим пламенем. Из-за деревьев выглядывает нечто, а они жалобно скрипят мышцами, когда нечто неопределенных очертаний пытается вырваться из лесных силок. Ёсан снова начинает дышать быстро-быстро, голову легко сдавливает паникой, мысль скачет одна через другую. Лес он поджёг, но хватит ли у него сил на поле? Кан рефлекторно лезет рукой в огромный сапог. У него осталось две спички. «Боже, боже, боже...» — весь мир стал походить на симуляцию, когда Ёсан дрожащими пальцами чиркает серной палочкой. Сердце пропускает удары вместе с его безуспешными попытками. Раз. Два. Три. Кан опускается на колени, понимая что сейчас, возможно, умрет, потому что спички отсырели от тумана. Волна осознания накрывает с головой, но Ёсан упрямо пробует зажечь вторую, тут же капая на нее своей случайной слезой. А вот это уже выводит его из себя. Где-то на периферии сознания мелькает мысль, что дальше так продолжаться не может. Ёсан запахивается в куртку, натягивает капюшон и бежит в противоположную сторону. К лесу, где его ждёт нечто. Кан торопится, задыхаясь, обозначая себе все риски и цель. Он устал бежать и поджимать хвост, как побитая собака. Возможно, два года назад это и было его единственным выходом, сейчас он не станет убегать. Сейчас он будет сражаться. Мысль об этом отражается на его злом ощетинившимся лице. Кан уверен, что докажет себе и главное — своей прошлой жизни, и ему тоже докажет — он, Ёсан, сможет все даже без вырванных крыльев. Хотя, с ними было бы намного легче. На ходу у Ёсана вырывается вздох. Раньше у него были крылья, но не было свободы. А сейчас? Сейчас ему остаётся только бежать, сводя пальцы на металле пистолета. Подошвы кроссовок вкапываются в землю на добрых пять сантиметров, когда Кан резко тормозит в нескольких метрах от горящего леса. Нечто крутится в плену горящих стволов и по-животному ревёт в небо, так что у Ёсана даже мелькает мысль, кого это сегодня к нему подослали. Неужели они решили, что его можно взять без живой человеческой силы? Что Кан ослабел? Или те ублюдки с винтовками просто ныкаются и зализывают раны с прошлого раза? Кану нравится так думать, но сейчас у него нет времени. Все нужно сделать четко и быстро. Он достает из широкого кармана штанов бутылку грязной воды и скидывает белую с синими нашивками кожаную куртку, а затем футболку, рвет ее на части и обильно смачивает водой. Оборачивает кусками футболки руки и приближается к лесу. На миг ему становится страшно до чёртиков, и желудок ухает вниз, когда лицо опаляет жар а в зрачках отражается огонь, но Кан резко обхватывает тонкие горящие ветви влажными тряпками и, замахнувшись, с замирающим сердцем кидает их в середину поля. Ёсан горячится, хочет сорвать ещё, но натыкается взглядом на алеющие бешенством глаза, смотрящие на него. * Лёгкие лопаются от жара внутри и снаружи — сухая трава на поле уже полыхает — когда Ёсан бежит, размазывая кровь и мимолётные слезы гордости по куртке и лицу. Было бы жаль умирать вот так. Он внезапно спотыкается и, смеясь поднимается, бежит дальше. Белая куртка прилипла к спине и груди, ощущаясь как вторая кожа. Ёсана забавляет, что на очередном пороге своей смерти он вспоминает Профессора. Видимо, это уже вошло в привычку, ведь именно Профессор когда-то спас его от смерти. Правда, вводит себе в вену горькую правду Кан, в следующие разы он так не старался. ...И вот опять он вспоминает о нем. Ёсан слышит сзади рёв, и с содроганием понимает, что рёв раздается прямо над ухом. Он снова задумался, снова ошибся, а ошибки приводят к... Дальше он ничего не помнил. Мозг отключился, а тело перешло на автопилот. Ёсан в несколько шагов полетел зигзагами по горящему полю не хуже пантеры, на скачках повторяя рефлекторно приемы полета, которым его учили, что прибавляло ловкости и быстроты. Взгляд расфокусировался и одни только ноги несли его по интуиции, просто вперёд. Пламя лизало его куртку, и та морщилась и чернела; ветер обдувал лицо. Огонь уже доходил Ёсану до шеи, когда тот споткнулся о корягу и со всего размаху полетел на твердую землю. Сзади ревело от огненной боли нечто, Кан закрыл глаза, осознав наконец, что его тело на исходе своих возможностей, готовясь упасть в огонь, съежится и заорать в судорогах. Только тогда Ёсан почувствовал на своей талии сильные руки и услышал лёгкий шелест хитиновых крыльев.