***
Класс, стоявший в несколько рядов, разогревался перед тренировкой под противно громкую трель свистка учителя. А Изуку, не изменяя себе, смотрел на неё. Да, он не прекратил, и к тому же перестал особо волноваться по этому поводу. А с появлением в его жизни школьных общежитий, любование девушкой стало, в какой-то мере, обыденностью. Даже появились небольшие традиции связанные с Кьёкой. Например, согласно традиции, во время утренней зарядки, он вставал за ней и чуть левее, дабы иногда бросать взгляды на неё. Все привыкли к своим местам и не было особого смысла меняться. Это касалось и Изуку, уже по умолчанию он был именно там. Вот только… Именно сегодня. Именно сегодня всё пошло не по плану, и он оказался прямо сзади. А всему виной ссора Денки и Минору по глупой причине, вследствие чего ему пришлось встать между ними. Зеленоволосый было подумал, что ничего страшного, но спустя минуту разглядывания её затылка, заметно приуныл. Все упражнения он ловил моменты, и поглядывал, но каждый раз, это был чертовски маленький уголок лица. Вдруг, Айзава-сенсей прервал ход его мыслей. Учитель громко дунул в свисток и скомандовал следующее упражнение. — Наклоны! И тут, Изуку почуял неладное. По виску скатилась капелька пота. Всё то время, что было посвящено созерцанию Кьёки, он разглядывал только её лицо, восхищался немного хриплым голосом. Лишь изредка его взгляд опускался на шею, ключицы, мозолистые пальцы, кончики её разъёмов. Никогда, до этого момента, его глаза не опускались ниже плеч, и тем более ниже поясницы. Никогда, до этого момента, он не называл её «сексуальной» в своих мыслях. И никогда, до этого момента, он не отворачивался от неё настолько красным, что был в шаге от потери сознания. И всё же, Изуку, как и в прошлые разы, возвращал взгляд обратно. Можно сказать, что для него это было поворотным моментом. После, он начал всё чаще замечать вещи, о которых раньше даже не задумывался. До этого, он мог думать о её красивых глазах, а не о расстёгнутой пуговице на блузке. Он мог думать о её необычных разъёмах, а не о колготках, которые она надела вместо чулок. Он мог думать о её длинных пальцах, а не о качнувшемся крае юбки. И теперь, в блокнотах красовались не только зарисовки её лица, но и всего её прекрасного тела. Именно на последнее, Изуку смотрел, будучи красным как варёный рак. Но, несмотря на смущение и свою природную застенчивость, он старательно вырисовывал каждый изгиб. Позже, всё это, он быстро скрывал за повседневной одеждой. Просто смотреть на Кьёку становилось всё труднее. В голову стали лезть странные мысли. Увидев однажды, как она оттягивает туго затянутый галстук, сознание нарисовало не совсем приличный образ и это перестало представляться как обыденное действо. Любование, о котором он перестал беспокоится совершенно, начало принимать разные формы и уже не казалось безобидным. Чувство запретности действий сковало руки. Но не фантазию. К щекам парня тут же прилила кровь. Но как бы Изуку не пытался отвлечься, поток мыслей было не остановить. На уроке английского языка это было не то, о чём он планировать думать, определённо. Его пальцы обхватили её изящную шею. В его фантазиях, Кьёка не отстранялась от его рук, покрытых шрамами, она не сопротивлялась, и будто наоборот подавалась вперёд, к нему, пока большие пальцы, аккуратно поглаживали нежную кожу румяных щёк. Она позволяла ему зарыться в её прекрасные фиолетовые волосы. Провести по ним рукой, тем самым, спутывая их. Она смотрела на него не как обычно. А исподлобья. Казалось, ей нравится всё это и она наслаждается его прикосновениями, и видя это, парню хотелось зайти дальше. — Боже мой, о чём я только думаю… — прошептал Изуку. Он лёг на парту, и закрыл руками голову. Почему эти мысли застали его именно в классе?! Но парень поздно спохватился. Как он был благодарен всем богам, что сейчас был английский! Как он был благодарен, что фиалковолосая не обернётся на его шёпот, пока страдает от громкости Сущего Мика! Она предстала перед ним в полный рост. Её щёки были красны, её смущённый взгляд был прекрасен. Всё это было так реально, что он застыл, разглядывая её. Глаза, губы, нос, щёки, скулы, уши, волосы — всё это было так прекрасно! Отвернуться было просто не в его силах, он представлял всё так детально, что становилось страшно от реалистичности, но глаза его, широко раскрытые, обводили силуэт, пытаясь запомнить всё до мельчайших деталей. Только сейчас он заметил, что они находились с ней наедине, в комнате девушки. Свет был приглушен. Кьёка села на его колени. Его же фантазия будто не подчинялась ему. Парень прямо ощущал всё. Мягкость её бёдер на коленях. Движение нежных рук по его лицу. То, как она проводит большими пальцами линии между его веснушками. Девушка позволила себе по-доброму ухмыльнуться. Всё это казалось слишком реальным, но в тоже время разум отрицал всё происходящее. Парень начал ерзать на стуле. Ему становилось тесно… сидеть. Её нежные руки, выводившие узоры на его лице сместились к волосам. Она, так же как и он ранее, запустила руки в его волосы, это было приятно, даже слишком. Кьёка, прикрыв глаза, начала приближаться, и парень знал куда это шло. Но чувственный поцелуй прошёл под трель звонка. Пора на обед. Одноклассники, в том числе и фиалковолосая, отправились в кафетерий, а Изуку остался в кабинете. Ему, скрестив ноги, пришлось наврать друзьям об оставшихся делах здесь, но настоящая причина заключалась в другом, от чего было максимально не по себе. Кровь прилила не только к щекам.***
После этого случая, Изуку старался не смотреть на Кьёку из-за простого чувства вины и стыда. Но того первого раза, когда он вообразил такое, было достаточно, и теперь, эти мысли начали преследовать его везде. Но больше его удивил сам факт, что чувства нахлынули на него с такой большой силой, что он не смог их даже контролировать. Именно поэтому, он сосредоточился на рисунках. Теперь, после того наваждения, он начал уделять творчеству больше времени. Закуп тетрадей и карандашей стал его еженедельной рутиной. Выплескивал эмоции и в тех же стихах. Конечно они были странными и на вид нескладными, и хоть повторно эти стихи он никогда не читал, но это действительно помогало. Тем не менее, через некоторое время избегания реальной Кьёки, было заметно, что лучше не стало. Несмотря на то, что одеяния на рисунках были приличными, а позы совершенно не несли пошлого подтекста или двусмысленности, Изуку чувствовал, что поступает, честно говоря, не под стать герою. Он чувствовал, будто он какой-то извращенец вроде Минору! Наблюдает исподтишка и восхищается телом. И даже что-то фантазирует и возбуждается. Карандаш, скользящий по бумаге остановился. Парень молча смотрел на рисунок. Может он действительно отвратительно поступает? Ему нужно прекратить? Изуку посмотрел на рисунок: Кьёка на нём была чрезвычайно мила; она сидела прямо посреди ромашкового поля и держала в руках небольшой букет, передняя прядь была убрана за ухо, а на лице сияла широкая улыбка. Она была такой красивой. Даже он, глядя на этот рисунок, невольно давил улыбку. Он просмотрел весь рисунок. Но правда ли то, что он делает безобидно? Точно ли им движет просто восхищение внешностью? Можно ли считать, что она просто его муза? Или это сильное неуважение к ней? А если однажды, кто-то увидит эти рисунки?! Его обвинят в разврате! Он не может себе позволить встать на один уровень с Минору, и получать от девушки недовольные и раздраженные взгляды! А может быть, и полные отвращения и презрения?! Это был бы конец! Подумать только, что она больше не подойдёт к нему… Не попросит помощи. Не пошутит над его бормотанием. Не встанет рядом, во время геройской практики. Не поздоровается с ним. Даже не улыбнется ему! Она будет думать о нём, как об извращенце. Фантазирующим о ней. Рисующим её в разных позах. Карандаш упал с глухим звуком, и парень запустил руки в волосы. Возможность вернутся в то время, заставляла его глаза непроизвольно слезиться. Вернуться в среднюю школу. Со страхом ждать перемен. Сидеть за исписанной партой. Взгляд Изуку помутился и уже прямо на рисунке фиалковолосой были разлиты чернила, нередко ему доводилось видеть их на своём столе, и этими же чернилами выведены надписи. Извращенец. Отвратный. Позор. Тело будто скованно цепями. Внутри что-то утробно бьётся. В уголках глаз начали скапливаться слёзы. Ещё секунда и он заплачет. Непозволительно истратить свой шанс на счастливую школьную жизнь из-за увлечения. Его первый А класс. Те же светлые стены, те же парты, стулья. Из нового только всеобщее внимание и нетихие перешептывания, специально, чтобы он точно услышал. Словно олень перед фарами машины он застыл, глядя на неё и её чернильные пальцы. Своей дрожащей рукой, он перевернул страницу назад. Заметить в рисунках неладное — перестать быть достойным друзей и Кьёки. У футболки на этом рисунке не слишком открытый вырез? А рукава достаточно длинные? На этом рисунке видно плечи! Это является эротикой? Юбка не слишком короткая? Нужно сделать длиннее! Чулки заменить на колготки! Нет, штаны! Поверх топа нарисовать пиджак! Теперь самыми громкими звуками в комнате, стали скрежет карандаша, трение ластика, и его судорожные вздохи перемешанные со слезами. Почему-то сейчас он видел во всем, плод его воображений. Томное лицо Кьёки, покрытое румянцем. Оголённые ключицы. Этот злополучный галстук, открывающий всё больше. Её пальцы, зарытые в его непослушные кудри. Поцелуй, наполненный чувствами. Её прекрасное тело в конце концов! — Если она увидит это, то я...! Подождите… Изуку гулко сглотнул. Руки замерли над тетрадью. В его глазах читалось непонимание. — Мне… Нравится Джиро...?