***
Быстрый шаг объясним исключительно уровнем голода, а не желанием поскорее увидеться с определённым человеком. Но нельзя отрицать, что Сацуки без надобности очень спешит. До оговорённого времени ещё минут двадцать, а он почти на месте. Они довольно давно не встречались лицом к лицу и наедине, однако это не веская причина приходить слишком рано. Сацуки замедляется. Он должен быть спокойнее. Самый сдержанный, невозмутимый и бесстрастный. Он сильно вздрагивает, когда в него врезается что-то маленькое сзади, и начинает голосить, увидев вертикальные зрачки, клыкастую, удовлетворённую его реакцией улыбку, и чёрные рога на голове. Пустившись в бега так, что пятки засверкали, преспокойный юноша трусливо сбежал от наряженного кем-то умелым ребёнка. Остановился отдышаться Сацуки как раз у отеля, испустив отчаянный, драматичный вздох. В результате он нагрянул ещё раньше, чем следовало бы по законам хоть какого-то приличия и воспитанности. Этот день становится хуже и гаже с каждой секундой даже без присутствия Рео, что уже порядочно удивляет. Но он может просто постоять пятнадцать минут у входа, никаких проблем. Ито не будет выглядеть потешно или странно, оставаясь снаружи. А если зайдёт внутрь сейчас – тогда будет, как же по его принципам иначе. Впрочем, услышав жуткую мелодию, доносящуюся из остановившегося перед ним чёрного фургона, Сацуки моментально оказался в здании. Он очень устал – не от всех дурацких пугалок, а от пробежки, – и ему приходится понадеяться на понимание. На всякий случай он пишет предупреждающее сообщение, что он уже добрался, чтобы не вызвать большего удивления. И отправляется в номер только тогда, когда получает удовлетворительный ответ. Зайдя в светлую комнату, обставленную самыми необходимыми вещами и предметами, его взгляд сначала падает на единственную двуспальную кровать, а затем на сидящего в кресле человека, и его челюсть отвисает. Анн, видя, что шевелиться Сацуки не собирается, с лёгкой улыбкой поднимается и подходит к нему, захлопывая дверь за ним, на короткий миг намеренно прижимаясь к нему всем телом. — Где же твой наряд на Хэллоуин, Саччан? — коснувшись пальцами подбородка Сацуки, вместо приветствий спрашивает Анн, заглядывая в его встревоженные глаза. Ито сглатывает, не отвечая. Последнее, что он ожидал, что жизнь приготовит ему в этот день, был Анн в накинутом на его плечи красном плаще, короткой чёрной юбке, расписанной бордовыми узорами, сетчатых чулках и.. ничего больше. Абсолютно ничего. Он просто не мог не пробегать вороватым взглядом по груди и прессу, зная, что Анн видит каждое направление того, куда он смотрит. — Ну-ну, это не так важно, знаешь. Так даже лучше. У меня есть кое-что для тебя. В его голосе слышалась нотка самодовольства, и к этому не может быть претензий – он лишил Сацуки дара речи, не сделав ещё ничего из запланированного на вечер. И лишь отойдя от него на небольшое расстояние, он дал ему возможность дышать размереннее. Сацуки проморгался, потёр глаза руками и воздержался от того, чтобы вдобавок ущипнуть себя. — А э-это.. твой наряд..? Анн улыбнулся ему через плечо. — Ага. — И кого ты, э-э, изображаешь? Развернувшись с задумчивым выражением лица, Анн накинул капюшон на голову и приложил ладонь к щеке. — Хм-м, Красную Шапочку? У Сацуки подкосились ноги. — Ты же не ходил так по улице??? — Я похож на дурачка? Конечно, нет. У нас с тобой будет приватная хэллоуинская вечеринка, — Анн запустил руку в шуршащий пакет и достал ободок с рыжими, по треугольной форме наводящими на мысль о семействе кошачьих, мохнатыми ушами. — Будешь моим волчонком, Сацуки-кун? — В-в-волчонком?! Пока рыжий волк бьёт в тарелки в голове Сацуки, Анн положил пакет на кровать и приблизился к витающему в облаках. Он ещё раз шёпотом произнёс его имя и поцеловал сначала в верхнюю губу, затем в нижнюю, тут же соединяя их рты. Сацуки распахнул глаза, испытывая шок за шоком, и успел подумать, что Анн доведёт его до смерти когда-нибудь, прежде чем закрыть их. В момент, когда его спина коснулась двери, Сацуки больше не мог держать руки при себе. Он нерешительно положил ладонь на стройный бок и не спеша провёл ею выше, пристроив вторую на голом плече, сжимая пальцами. Протиснув колено между ног Ито, Анн сделал короткую паузу, наслаждаясь тихим звуком при выдохе. Толстовка Сацуки была откинута на пол, но никому из них, равным образом и самому владельцу, не было дела до её дальнейшей судьбы в качестве пыльной тряпки. Анн провёл пальцем по влажным губам Сацуки, улыбнулся и прижался поцелуем к его шее, заставляя того прислониться к двери не только спиной, но и затылком и не слишком терпеливо облизнуться. Он вслепую скользнул рукой по обнажённой груди, уделяя внимание одному из сосков, и расплылся в улыбке, почувствовав, как Анн сомкнул зубы на его шее. Между сериями длительных поцелуев, Анн бесконечно тягуче, шаг за шагом изящной поступью подводил Сацуки к кровати с намерением усадить его на неё. Пробегая кончиками пальцев по татуировке, продолжение которой скрывается под чёрной майкой, он не спешил её снимать, будучи более заинтересованным в нижней части его тела. — Сделай это сам, будь большим мальчиком, — попросил Анн, похлопав ладонями по его бёдрам. Сацуки смог только кивнуть, своим затуманенным взглядом отвечая красноречивее любых слов. — Могу ли я использовать это с тобой? Анн вытащил из таинственного пакета две вещи, держа их подобно драгоценным сокровищам с невероятной значимостью, ощупывая с неведомым интимным подтекстом. Сацуки нервно сглотнул. — Когда в последний раз ты видел волков в ошейниках? Анн рассмеялся: — Ты же мой волчонок, разве нет? У Сацуки больше нет вопросов. — Ч-чёрт... Просто делай что хочешь. Хихикнув, Анн зарылся рукой в рыжие волосы и с лёгкостью потянул на себя, прикасаясь к губам. Властно, не допуская сопротивления, отдавая себе отчёт, что Сацуки сильнее. И всецело в его распоряжении. Ито несдержанно дёрнулся и всхлипнул, нахмурившись от того, что Анн дотронулся до его прижатого к майке члена, размазывая естественную смазку по головке круговыми ленивыми движениями. Сжав одеяло в кулаках, Сацуки откинул голову назад, разорвав между губами нить слюны. Невесомая сила толкнула его на кровать, чему он не посмел – и не захотел – воспротивиться. С закрытыми глазами он ощущает руки на своём теле, покрывается мурашками и практически хнычет, даже не заметив, как ошейник жёлтого цвета застегнулся на его шее. Приложив ладонь к его щеке, Анн снова поцеловал его, устроившись промеж разведённых ног. Целоваться с Анном чертовски приятно и Сацуки, вероятно, нуждается в этом каждую минуту своей жизни, радуясь, словно самой большой сбывшейся мечте, в выпадающие случаи тайных поцелуев в публичных местах. Это всегда порождает в его животе щекочущее чувство ликующего упоения и азарта, но наедине им торопиться некуда. Особенное, любимое провождение времени, существующее для них двоих. И поэтому Сацуки невольно подаётся вперёд, когда Анн отодвигается. — Саччан – самый прелестный. Я поцелую тебя ещё тысячу раз, если твоё лицо после всегда будет выглядеть так. — Только тысячу? Анн ухмыльнулся. — Сколько захочешь. Протолкнув большой палец в рот Сацуки, он наклонился носом к носу и, дождавшись закрытия век напротив, резко выпрямился. Ито надулся, уставившись в белый потолок с тремя ослепляющими точечными светильниками прямо над кроватью. Возможно, ему нужно было укусить его. По прошествии малого временного промежутка его наивная обида развеялась, как дым. Сидя на коленях на полу с полным пониманием, что он запросто способен поднять стоявшего напротив человека и, пожалуй, горделиво расхаживать с ним целый век, единственное, чего хочется Сацуки в такой позиции – это оставаться в ней и смотреть на него снизу вверх с обожанием в глазах. Это кажется самой правильной позой. Подчиниться более слабому не всегда влечёт за собой унижение. Но, может, Сацуки желает и этого. Второй вещью, на которую Ито следовало обратить побольше внимания и, наверное, выразить крошечный капризный протест, была анальная пробка с рыжим хвостом, и одно лишь её название ошарашивает и беспокоит. Тем не менее, подготовка перед тем, как она оказалась внутри него, заставила его кончить даже не от собственной руки, что не прекращала водить по члену до тех пор, пока его бёдра не перестали дрожать. Теперь эта пробка донельзя надёжно и прочно давала знать о своём местонахождении при малейшем движении задницы и, разумеется, вновь сделала Сацуки нещадно твёрдым. С этим человеком и с тем, что он с ним делает, невозможно долго пробыть расслабленным и размякшим. Анн протянул к нему руку и потискал пушистое ухо на ободке, указательным пальцем спускаясь по волосам и линии челюсти, приподнимая лицо за подбородок. — Хорошо смотришься. Сацуки прикусил нижнюю губу и опустил глаза. Неловко, до чего же ему неловко. В этом есть некоторое странное наслаждение, но застенчивость, всегда оказывающуюся на первом месте, ему не победить. Вот только Анн хочет добиться именно этого. Присев на край кровати позади него, он грациозно поднял ногу и одними пальчиками, обтянутыми сеткой, чутка грубовато надавил на член Сацуки. — А-Анн- Жалобно проскулив его имя, он бессознательно расставил ноги, за чем последовал сдавленный стон – Анн не остановился на одном прикосновении в какой-то своей игре, похожей на подслащённую пытку с точки зрения Сацуки. Надрывно дыша ртом, он провёл рукой по стимулирующей его конечности и оставил поцелуй чуть выше колена. Анн довольно хмыкнул и убрал ступню, позволяя Сацуки маленькое своеволие. Дотянувшись губами до подола его юбки, он поднял на него вопрошающий взгляд. — Что ты хочешь сделать, Саччан? Сацуки уткнулся лбом в его бедро и потёрся. Он не может этого сказать. Он точно знает, что в комнате нет записывающей камеры и его болтовню услышит только Анн, нуждающийся в том, чтобы устроить себе представление в виде своего смущающегося парня. Но Ито так и не удаётся преодолеть барьер неловкости, когда дело касается разговоров в постели. Нога ловко вернулась на его член, побуждая сказать хоть слово, и он ахнул, сотрясаясь мелкой дрожью. — Я тоже хочу, — он прикусил язык. — Н-нечестно, что только ты.. делаешь что-то... Анн нежно улыбнулся и погладил Сацуки по голове ободряющим жестом, минуя мягкие ушки. — Ну, так исправь это поскорее. Постарайся для меня, — сказанное Сацуки было последней каплей для переполненной чаши терпения, но лишить себя услады, проявляющейся в вытягивании подобных слов от него он не в праве. Это как.. своего рода хобби. Сацуки не всегда потакает ему своими разговорными навыками, но он не парализован. Справившись с юбкой с помощью Анна, он уселся комфортабельнее между его бёдер, сглатывая вязкую слюну при разглядывании ставшего доступным вида. Определённо наилучшая поза для него. Анн уверен в своей привлекательности и пользуется этим иногда больше, чем нужно. Но смотреть с неприкрытой страстью, предвкушением на Сацуки – как удар под дых для последнего; показывать, что он хочет его, не стесняясь, – этот факт срывает все тормоза. С трудом переключившись с его лица, он опустился глазами к чёрным трусам с кружевом на конце, к головке с выступающей смазкой, выглядывающей из-за резинки. Сацуки мягко коснулся губами его члена через ткань несколько раз, пока не почувствовал руку, по-хозяйски нажавшую на затылок, доходчиво демонстрируя нетерпение. Приспустив нижнее бельё, он обхватил кончик ртом, слизывая весь выделившийся за прошедшее время предэякулят. Анн шумно выдохнул и закинул ноги на сильные плечи, скрестив их и сжав пальцы в его волосах. Ито делает всё правильно. Умышленно подняв глаза, он очертил вздувшиеся вены на члене языком, плотно прижимая его к стволу, придерживая у основания одной рукой. Не отрывая взгляда от зажмуренных век и закушенной губы, Сацуки с тихим мычанием заглатывает так глубоко, как может, повторяя ритмичные движения вниз и вверх энергичнее с каждым разом, вовлекаясь всё больше в процесс, доставляющий удовольствие будто бы прежде всего именно ему. Однако периодические стоны сверху убеждают его, что он не совершает ничего эгоистичного. Сацуки останавливается, стоит ему почувствовать, что его открыто рассматривают и, глядя Анну в лицо, выпускает его член изо рта, чтобы демонстративно подвигать им по своему высунутому языку. Анн.. приятно удивлён. Даже больше – он почти кончил от этого. И Сацуки то ли понял это, то ли наоборот, потому что все его действия резко прекратились. — Сацуки-кун, — обеспокоенный, что ему стало плохо, Анн позвал его, — в чём дело? Опустив ноги на пол, он попытался посмотреть на выражение лица Сацуки, но тот внезапно вскочил с места и молча, без какого-либо предупреждения забрался к нему на колени. Анн инстинктивно схватил его за талию, но его руки довольно быстро переместились к ягодицам, стискивая и слегка разводя в стороны, будто это был его личный антистресс. Повторяя заданный ранее вопрос, на этот раз он улыбался. — У тебя есть.. э-эм.. ну... ты знаешь, о чём я говорю... — проговаривая это, Сацуки смотрел куда угодно, но не на Анна, краснея пуще прежнего. — Что? — Презервативы?... — его голос стал настолько тонким и писклявым, что Фолкнер рассмеялся. Как быстро меняется его поведение в разных, но не слишком-то и отличающихся по сути ситуациях. — Осмотри постель повнимательнее и найди ответ на свой вопрос. Сацуки хмыкнул и поспешил рассмотреть всё, что находилось на одеяле в пределах его видимости, но мгновенно поперхнулся воздухом – Анн провёл двумя пальцами по тому месту, где начинается пушистый хвост, и протолкнул пробку чуть дальше; наполовину вынул и снова вставил обратно до конца. Сжав губы, Сацуки затрясся. — Позволь мне помочь тебе. Пошевелив рукой где-то сзади, Анн усмехнулся и просунул край квадратной упаковки меж губ Сацуки, вытаскивая пробку и отшвыривая за спину. Он притянул его ещё ближе к себе, скользя ладонью по напряжённому позвоночнику, вдоль шеи и склоняя его опустить голову. Маленький пакетик из алюминиевой фольги падает где-то между ними, майка Сацуки и ободок – на пол, когда они встречаются в нетерпеливом поцелуе, не похожем ни на один из предыдущих, целуясь больше даже не губами, а языками и нередко зубами, приправленный какофонией различных звуков от лёгких вздохов до полноценных стонов. Сацуки отстранился, непонятно как услышав знакомый шум, и волнительно воззрился на слепо разорванную блестящую упаковку. Но его всегда было просто отвлечь, и Анн не преминул этим воспользоваться, покрывая влажными поцелуями его грудь, порывисто кусая до сбившегося и без того не самого спокойного дыхания и предательской трясучки. Глухо выдохнув, Сацуки вспомнил, что он – фактически инициатор того, что происходящее зашло так далеко; он должен продолжать быть им. Одного взгляда вниз хватило сполна, чтобы он придвинулся, соприкасаясь с белоснежной кожей не столь натренированного, но не менее сильного тела. Анн откинулся на руках назад, с улыбкой и потемневшими глазами наблюдая за тем, как Сацуки медленно принимает его член. Рыжие брови свелись к переносице, губы задрожали; его кадык судорожно дёргался, пока во рту не пересохло. Бесконечная минута длилась от момента столкновения их бёдер до густой тишины, охватившей всю комнату, как если бы события жизни можно было бы приостанавливать специальным пультом. И всё же, подрагивающие веки при ближайшем рассмотрении, вздымающиеся грудные клетки – знаки, что время не застывало. Послышался вздох, и Анн запечатлел на лбу Сацуки долгий нежный поцелуй. В некотором роде это череда вопросов, в порядке ли он, можно ли продолжать, и одновременно с этим – напоминание, что он рядом и поддерживает его. И Сацуки кивает. Кивает на всё, разрешает ему делать с ним всё, что его душе и сердцу угодно. И стонет протяжно, стоит члену толкнуться глубже, задавая неторопливый темп. — Блять... Ты потрясающий. Обожаю, когда ты сверху. Можешь подвигаться сам? Да, вот так, продолжай... То, что обычно болтливый Анн имеет привычку становиться ещё разговорчивее, осыпая комплиментами и похвалой в такие моменты, сводит его с ума. И то, что обычно крикливый и шумный Сацуки становится ещё громче, оказывает не меньший эффект на другого. Они сводят друг друга с ума. — Давай, Саччан, покажи мне, на что способен твой голос. Ито не смеет его ослушаться, сжимая мышцы живота и запрокидывая голову к потолку. Его жуткое смущение осталось позади, в недалёком прошлом, в котором не было такого удовлетворения и в котором Анн не массировал его твёрдые соски, щекоча языком, не мял бёдра, как ему захочется, вгоняя член внутрь. — М-м, реагируешь восхитительно. Ты собираешься плакать? — он прекрасно видит его увлажнившиеся глаза, попытки скрыть – бесполезны. — Ты можешь поплакать от того, как тебе хорошо. Слеза послушной мокрой дорожкой скатывается по его щеке, обнажая самые незащищённые и чувствительные стороны. Высшую форму доверия. Все маски рушатся, давая неподдельной искренности пробиться сквозь трещины, и Сацуки словно становится меньше и слабее в этих руках, не боясь передать им весь контроль над собой. Сладкие фразочки обрушивались на него безостановочно, наталкивая на догадку, что у Анна есть нескончаемый запас разнообразных слов в заметках с названием «как заставить Сацуки Ито потерять его грёбаный рассудок». И он теряет настолько, что перестаёт слышать любую речь, понимать родной язык. Анн что-то говорит, но Сацуки не соображает, крепче обнимает его за шею и видит взрывающиеся фейерверки перед глазами – в этой позе он никогда не мог продержаться достаточно долго. Он кончает во второй раз за вечер, почти кричит, осознавая, что ни Анн, ни он сам не притрагивались к его собственному члену. Вибрации от тела Сацуки становятся абсолютным концом для Анна, и он наконец затихает, негромко мычит, кусая ключицу.***
— Чаще всего тебя хватает на подольше, — хрипло сообщает Сацуки, неловко прочищая горло. Взглянув на укутанного в одеяло до рыжей макушки, Анн поднял брови в безмолвном вопросе. В последний раз выдохнув сигаретный дым, он забирается к нему на идеально белые хлопковые простыни и ощутимо тыкает в бок. — Что ты хочешь этим сказать, м? — Ай-ай-ай, перестань! Это была не насмешка или типа того! Просто.. раньше ты бы продолжал, пока я снова не.. э-э... Анн ухмыльнулся уголком губ и повернул лицо Сацуки к себе, закрывая его рот требовательным поцелуем. — Кто сказал, что мы закончили? — полушёпот горячо мазнул по уху. Урчание, доносящееся прямиком из желудка Ито, оказалось более настойчивым в участи их будущего досуга. Он ел приблизительно шесть часов назад, потому что его