Белоснежный лотос

Солнце было ещё высоко и кажется, что ещё был день, но кому-то казалось, словно этот самый день длился вечно. Размеренная жизнь у кого-то бежала быстро, словно маленький ручеёк, набиравший скорость, у кого-то текла долго и медлительно, как большая река без порогов. Секунда за секундой, минута за минутой, час за часом, а часы в свою очередь становились днями, дни неделями, недели месяцами, а месяца – годами. Эти самые годы шли быстро, пусть порой и казалось, будто дни не заканчивались вовсе. В ордене Гусу Лань, далеко, скрытых от чужих глаз, в Облачных Глубинах жизнь шла не спеша. Дети выростали, их долго и кропотливо обучали манерам, как правильно себя вести, как общаться, даже как правильно говорить. С младенчества почти всем адептам Гусу были известны 3000 правил, расписанные в их книгах, а самое главное – на стене в Облачных Глубинах. Осень в Облачных Глубинах началась почти незаметно. Даже холода не было, но судя по календарю была уже середина этого прекрасного сезона, когда листья должны окрашиваться в яркие цвета, а после опадать, напоминая о том, насколько может быть скоротечна жизнь. Обучение из-за возможных похолоданий не отменялось, ровно так же как не отменялось и расписание. Строгое, казалось бы невозможное, но расписание по которому все в Гусу должны были жить. Подъем в 5 утра, отбой в 9 вечера. Три приёма пищи, а всё остальное время – самосовершенствование. Правда не у всех так проходят гладко дни. Сейчас, первый нефрит ордена Лань озадаченно озирался по сторонам, словно пытаясь что-то найти уже будучи в доме своего дяди – Цижэня. Что он потерял? Свою сяо. Проще говоря Лебин. Почему-то мужчина был уверен, что белоснежная бамбуковая флейта была с ним, но это мнение оказалось ошибочным и понял это он уже слишком поздно, но надо же как-то выкручиваться? Столь непростительное обращение с музыкальным инструментом могло ему плохо окончиться, особенно если об этом узнает старейшина. Лань Сичэнь с прямой спиной сел за стол, а на него попутно укладывая гуцинь. Не зря же он один из нефритов. Успешный, умный, образованный молодой человек, что прекрасно умел играть и на сяо, и на гуцини. Особенно, когда этого требовала ситуация как сейчас. В Гусу Лань можно было найти почти любые мелодии и их также изучали молодые адепты, чтобы использовать в самых различных ситуациях. Будь то бой или упадок сил у одного из союзников. Длинные изящные пальцы умело перебирали струны, касаясь их лишь мягкими подушечками пальцев. Мужчина сидел напротив своего дяди, томно прикрыв глаза, полностью отдавая свою душу и тело музыке, благо длинные белоснежные рукава с узорами никак не мешались при этом. Мелодия успокоения была одной из самых главных среди тех мелодий, которые изучались в Облачных Глубинах. Всё же искажение Ци могло произойти когда угодно и где угодно. И вот…. Спустя продолжительное время Лань Сичэнь вышел из дома Цижэня, сразу задумываясь о том, где же может быть его флейта. У Ванцзы её не могло было быть, Вэй Ин и юное поколение адептов не стало бы так шалить. Оставалось одно… Сычжуй. Он как раз не был на уроках, ведь по его же словам, ещё с самого утра его одолело плохое самочувствие, поэтому хрупкий юноша остался в их с Сичэнем покоях, наслаждаться тишиной и спокойствием. Думать на своего любимого нефрит не очень хотел, но проверить стоило, поэтому он быстрым шагом отправился в свои покои, пусть даже и ходить быстро в Облачных Глубинах было запрещено. Дело было срочное. Стоило только шагнуть Лань Сичэню за порог, как ему тут же пришлось захлопнуть дверь из-за подозрительных звуков, похожих на причмокивание, причём не очень-то приличное. Да и запах в комнате был от масел. Пазл в голове мужчины сложился и он тихо прошёл вглубь, навстречу полутемноте, где скрывался его любимый. Правда идти пришлось не долго и Сичэнь почти бесшумно присел на пол, смотря за этим непотребством. На белоснежной, ранее аккуратно заправленной постели расположилось стройное бледное тело его любимого Сычжуя, чей язычок в данный момент яростно ласкал белую расписную флейту, вылизывая в сладким причмокиванием каждый цунь, обводя язычком каждый узорчик Лебин, то и дело заглатывая её. Смотреть за подобным обращением с своим музыкальным инструментом Сичэню было нелегко. С одной стороны хотелось тут-же отругать, но с другой.. Это его любимый и раз ему хочется поиграться, пусть поиграется. Мужчина прикрыл глаза, скользя взглядом по притягательному телу, но сдерживая себя, лишь наблюдая. Зацелованная ночью грудь вздымалась от тяжёлого дыхания парнишки, так что было не удивительно, что белоснежные нижние одежды съехали напрочь, оголяя полностью живот, бедра, грудь и места поинтереснее. Его взгляд сначала упал на аккуратно стоячий орган своего любимого, который истекал соками, пока головка наливалась кровью и требовала к себе внимания, но привлекло его не это. А расписная лента которой был обмотан этот самый орган. Их налобная лента.. Сичэнь покачал головой, пытаясь понять откуда в его невинном крольчонке столько похоти и разврата. Почти следом его томный взгляд из-под опущенных ресниц упал на розовое, сжимающееся вокруг двух худых пальцев, потаенное отверстие, с которым сам Сичэнь не против хорошенько поиграться и в прямом смысле вытрахать всю дурь из него, вдолбить в стену или в твёрдый матрас чтобы он забыл даже своё имя, но нет. Он нежен с своим лепестком лотоса, нежен и аккуратен. Поэтому все ночи у них проходят в сладких и тихих стонах удовольствия. А сейчас… сейчас Сычжуй утопает в удовольствии, не торопясь растягивая себя внутри, оглаживая собственные стенки, изучая самого себя, словно в первый раз, едва касаясь нежными подушечками пальцев чувствительного местечка и сразу ойкая, выгибаясь и шумно выдыхая, как в бреду зовя своего любимого. По имени, по статусу. Как угодно. У самого Лань Хуаня уже в штанах становилось тесно и половой орган, налившийся кровью, изнывал от нехватки внимания к своей персоне. Неосознанно мужская ладонь легла на собственный член, размазывая, выступившие капельки природной смазки, по всей длине, начиная понемногу ласкать самого себя, всё так же пристально, не сводя взгляда, наблюдая за каждым действием А-Юаня. А юноша тем же временем вылил на свою руку ещё ароматического масла, которое они когда-то купили с Сичэнем, и смазал узорчатое древко этим самым маслом. Картина стала ещё краше, как только Сычжуй немного ввёл внутрь себя Лебин. Его тут же пробило крупной дрожью, прошедшей от кончиков пальцев на ногах до макушки. Маленькое розовое отверстие уже немного припухло и блестело от многочисленных масел внутри, но покорно впускало в себя твёрдый предмет, плотно обволакивая его. Сичэнь мог лишь догадываться о чувствах партнёра. Член тёплый и с какой-то стороны мягкий, а бамбуковая флейта.. Холодная, твёрдая и длинная. Привыкшие и уже растянутые стенки всасывали флейту глубже, а Сычжуй стонал лишь громче, точно забыв о всех правилах приличия и обо всех 3000 правилах их ордена. Он закатывал глаза настолько сильно, что оставался виден лишь один белок. Искусанные губы едва не кровоточили, настолько сильно парнишка их кусал, стараясь сдержаться от некультурных звуков. Флейта была наполовину внутри и попадала точно по комку нервов, заставляя адепта выгибаться до хруста в позвоночнике. Сичэнь же молча за этим смотрел, немного прикусывая губу и лаская свой орган, водя рукой по нему, немного надавливая под головкой, получая от этого неимоверный кайф. Внутри юного тела было жарко. Масла с сладостным ароматом сочились из потаённого отверстия, пока кишечник обволакивал древко, каждую потёртость, каждый узорчик и каждый миллиметр рельефа. Сычжуй чувствовал Лебин полностью, представляя, как Сичэнь удивится когда узнает, что его музыкальный инструмент отныне игрушка адепта, он словно не замечал своего любимого в комнате, находясь на седьмом небе от блаженства. Он представлял, как его любимый смотрит на него. С какой жадностью Сичэнь вырывает Лебин и заполняет его собой, наказывая за такое непотребство. Но Лань Хуань сидел и смотрел, не предпринимая никаких действий, лишь лаская себя. Так могло бы длиться до бесконечности, но Сычжуй, то-ли вскрикнул, то ли застонал, настолько громко, что это было похоже на крик. Его тело словно прошибло током и дрожь прошла по всем клеточкам его тела, а флейта оказалась сжатой внутри него, настолько, что кажется покинула его тело на пару сантиметров, несмотря на то, как крепко её сжимала рука Сычжуя. Он обильно кончил на постель и обессилено рухнул на бок, сжав колени, но не выпуская из рук Лебин. Он вытащил её из себя, но стал вылизывать, заодно приводя взгляд и дыхание в норму. И всё бы ничего, но… Сичэнь всё так же с упоением наблюдал за ним, слегка улыбаясь и накидывая на себя одежды, скрывая изнывающий член. Их взгляды с Сычжуем встретились и адепт как-то замялся, стараясь укрыться испачканными нижними одеждами, и стараясь найти слова чтобы это описать, но выходило паршиво. Очень паршиво. Кажется единственное, что мог сделать А-Юань, это тяжело выдохнуть и сиплым голосом что-то невнятно промямлить. А Хуань же… он молча поднялся с своего места и направился к постели, не произнося ни слова и не издавая ни единого звука, лишь прожигая взглядом.