Да не нужны мне дети, хм!

— Да не нужны мне дети, хм! — как говорится, началось в колхозе утро.       В этом доме редко гремела брань, но если уж ссориться — так масштабно, а иначе он и не умел, поэтому тут же вспылил, словно это какая-то трагедия, хотя ему просто намекнули на то, что было бы неплохо обзавестись детишками. Так повелось, что его бесит эта тема и он готов рвать и метать, лишь бы она не затрагивалась. Партнёр на то и партнёр, чтобы войти в положение, но что, если они хотят разного от жизни?       Один из них способен применить секретную технику «Спектакль сотни марионеток», а второй может закатить представление совсем иного рода — без посторонних предметов и вещей. В таком случае надо либо бежать в обратную сторону от лицедея либо решать возникший конфликт, и немедленно. — Дейдара, почему ты так категоричен? — откликнулся на него спокойный голос старшего. — Да потому, что они мне не нужны! — в голубых глазах плясал недобрый огонь и снопы искр грозили застелить взор собеседнику, который испуганно отшатнулся от него, но Дей, заметив это, смягчил тон, но свою гневную тираду всё же продолжил, — ну, не хочу я! Вообще никогда! И так хорошо, м! — Почему же ты зарекаешься? Представь себе, какое это чудо: твоё чадо, между прочим, подходит и обнимает тебя! Разве не мило?.. — Мне есть кого обнимать, — закатил глаза блондин, скрестив руки, всем видом намекая, что не против, чтобы именно это с ним сделали сейчас, но намек был не понят либо просто-напросто проигнорирован. — Всегда хотел брата или сестру, — мечтательно вздохнул Сасори, — но не судьба, а так хоть своими детьми обзавестись можно. Неужели ты не хочешь? — он спрашивал с надеждой, в душе надеясь на понимание и получение согласия. — Ещё чего, хм! — Разве тебе не хочется, чтобы фоном звенел детский смех, топали маленькие ножки?.. — попытался уговаривать Акасуна, описывая очаровательную сторону жизни родителя, намеренно умалчивая о проблемах; хотя, если у них и будут дети, думал он, все будет улажено именно им.       Раз сам Дейдара их не желает, Сасори решил взять хлопоты на себя — вдруг у младшего из них все упирается в банальную лень? — Этот фон — как раз то, чего я боюсь! Чтобы вершить истинное искусство, нужна тишина, ну, или хорошая музыка, а не балаган, который создаётся детьми! — То есть, ты никогда их не захочешь, да? — грустно протянул Акасуна, — жаль, — и, понурив голову, ушёл в свою комнату. — Сасори, ты куда, м? — метнулся Дейдара вслед за ним, но перед ним тут же захлопнулась массивная дубовая дверь.       Когда Сасори расстроен, он просто молча, без каких-либо скандалов, уходит к себе. Дейдара, как и в этот раз, проходит своеобразные стадии принятия: сначала упрашивает открыть добровольно, затем угрожает взорвать дверь, а после всех увещеваний сдаётся, понимая, что его партнёр имеет право на личное пространство и на то, чтобы побыть наедине с собой, ведь надо перегореть, всё обдумать и подготовиться к перемирию.       В этот раз Сасори пробыл у себя дольше обычного и блондин напрягся. Неужели это конец? Несуществующие дети встанут между ними вот так?.. Блондин метался по залу, лихорадочно отметая мысли, что содержат в себе наихудшие исходы — «он бросит меня и будет с кем-то, кто этих детей захочет». Ну уж нет, он своим ни с кем делиться не собирается, да ещё и счастливые годы совместной жизни выбрасывать в урну! С его эксцентричной внешностью и характером, с бешеной харизмой и немаленьким уровнем интеллекта он найдёт и покорит, кого захочет и когда захочет. Но ему не нужен никто, кроме кукловода — единственного, кому он позволяет немного, самую малость, управлять собой. Это же он: рассудительный, такой же умный, прямо ему под стать, замечательный Сасори. Для всех он беспощадный и смертоносный Скорпион Красного Песка и только для него — нежный Котик-обормотик и просто лапушка. «Мой Господин…» — грустно вздохнул он, положив руку на сердце, — «точно, он же!..» — приободрился он, придумав способ пробиться к нему, и направился к преграде в виде цельного куска дерева, что отделяет их друг от друга. — Сасори… но Данна, — тихонько стучал он костяшками кулака по двери, — данна-а, выйдите, пожалуйста, м-м?.. — примирительно-послушный тон и тешащие эго обращения неизменно располагали Сасори на его сторону и побуждали быстрее выйти на мирные переговоры, так что благосклонный настрой мужа действительно не заставил себя долго ждать и он услышал то, чего так хотел всё это время, эти долгие минуты разлуки в пределах дома. — Зайди, — щелкнул дверной замок и Дейдара тут же отворил дверь и кинулся в объятия своего мастера, дорогого сердцу супруга. — Прости меня, не думал, что это настолько важно для тебя, м-м… Дай поцелую, — и прижал к себе ближе, вытягивая шею и направляя своё лицо к его, но тот увернулся. — Подожди… Как видишь, это имеет значение, но как так вышло, что я не в курсе, что наши взгляды относительно пополнения в семье не совпадают? — Нам было не до разговоров, — вспоминает Тсукури, взметнув взгляд в потолок, — потому что были заняты поцелуями и много траха-… — Можешь не продолжать, я понял. Думаю, настало время цивилизованно всё обсудить. — Сасори, избавь меня от этого… — Нет, послушай, именно эта недосказанность нам с тобой мешает. Поэтому прояви терпение, дорогой. Сядь, — и указал на диванчик в своём кабинете.       Дейдара был немного зол, что всё складывается не в его пользу. Сасори не идёт на компромисс и поднимает тему, которая его откровенно бесит. Даже то, как он вызывающе развалился на спинке софы и переставил ноги одну на другую не возымело никакого эффекта. Акасуну заводит его манерность и дерзость, то, что он расхаживает по дому в пижаме: полупрозрачная рубашка и просторные штаны, которые были тесно натянуты в районе округлых бёдер и… сзади. Так что стоит ему продефилировать своей фирменной походкой и всё — он его пленник. Но в этот раз старший сосредоточен на другом и не позволяет собой вертеть. «Похоже, он зациклен на этом, чёрт!» — продолжал злиться Дейдара, хмуря светлые брови и красноречиво стреляя глазами в Сасори, который наворачивал круги по комнате — думал, как и что сказать, собирал мысли в кучку. — Дей, жаль тебе такое говорить, но… — Нэ?! Мы всё же расстанемся, да? Так и знал, м! — еле сдерживая свою сентиментальную и уязвимую сторону личности, выдал он в сердцах. — Да послушай ты! Мне жаль, что мы… мало времени проводим за разговорами по душам. Мы не так близки, как хотелось бы. Поэтому позволь понять тебя, а для этого будь максимально честен со мной, договорились? — Всё, что угодно, Данна, — елейным голосом пропел оттаявший Дейдара, мысленно принявший наихудший исход, однако же сегодня, по-видимому, их брак не распадётся; он готов влиять на это, так что он воспрял духом и поклялся себе постараться ради любимого человека. — Скажи, ты ведь был единственным ребёнком у своих родителей? — Эм? — опешил он от внезапного вопроса, — при чём тут… Хм… Да?.. — всё же неуверенно и немного с вопросительной интонацией ответил он, когда глаза цвета молочного шоколада впились в него настойчивым взглядом. — Хорошо. А как ты ладил с ровесниками? Тебя обижал кто-то? — Что-то за странный соцопрос? — Просто пытаюсь выяснить, почему тебе так дети не нравятся. — О боже, так дело в них! А я, наивный, думал, что я сам интересен для тебя прежде всего! А ты всё о них… — Так и есть! Ты важен, очень. — Ну и в чём проблема, м?! — Да ни в чём, не придумывай. Просто, — он посмотрел вбок, изучая погоду за окном, затем восстановил зрительный контакт, — ты дорог мне, хочу провести с тобой остаток жизни… — Сасори… — подскочил Дей, готовый кинуться в объятия, но супруг вытянул руку в предупреждающе-останавливающем жесте, так что блондин застыл в метре от него. — Не перебивай, пожалуйста. Повторюсь, ты дорог мне… в общем, именно с тобой я хочу узнать, каково это — иметь детей, которые отчасти или же полностью переймут наш характер, будут нас радовать и, возможно, станут наследниками — наше с тобой искусство будет жить дальше и они тоже вырастут… мастерами своего дела. А может, преуспеют в иных делах и мы всё равно гордились бы ими, ведь это наши дети… такие же прекрасные, как мы с тобой. — Мы с тобой — неповторимый оригинал, а они — будут жалкой пародией, — скривился Дейдара, представив всё по-своему. — Как ты можешь о них так говорить?! — Спокойно, ведь я чхать на них хотел, хм! — Попробуй посмотреть на это с другой стороны… — Да с какой?! Ну, нет! Теперь ты послушай! — нетерпеливо затараторил он, — представь себе, живёшь себе спокойно, а тут на тебе — дети! Никакого покоя, все свободное время уделяешь им и… — Нет, всё не так! У нас будет время друг на друга и наши любимые дела! — настаивал красноволосый, постепенно заводясь, тем самым подхватывая и перенимая настрой взбешённого Дейдары, — неужели дело в проблемах, которые ты себе надумал? Если так, то я сам буду ими заниматься! А ты делай, что тебе заблагорассудится! Если тебе важнее создать новый вид взрывчатки, чем сблизиться со мной на ином уровне, то флаг в руки! — Как понять «сблизиться на ином уровне» и какое отношение имеют к этому дети, а? — Самое прямое: мы с тобой близки физически, по большей части, а вырасти духовно можно ведь не только через творчество, но и воспитание наших детей. Хкм, как бы тебе объяснить… как два родителя, мы преисполнимся чем-то новым. Знаешь, это как позволить цветку распуститься внутри… — если Сасори вооружился избитыми метафорами, то это точно клиника и речь затянется до самого вечера.       Дейдара слушал его, разинув рот: Сасори и правда чокнулся, старость уже близко? Он не собирался пропускать обед, так что следовало как-то тактично остановить этот непонятный поток сознания и что-то придумать в качестве решения, которое устроит всех. — Сасори. — А? — выпал из своего радужного мирка кукловод. — Скажу так: не готов я к ним. Без разницы почему, не надо копаться в моей голове, в детстве, да где угодно. — Но почему тогда… — Считай, что я эгоист! — и мысленно добавил: «Хочу, чтоб всё твоё внимание доставалось только мне» — Спасибо за честность, — заметно погрустнел Сасори, — всё же, хотелось бы знать, почему… — Не всё ли равно? Я же тебе сказал как есть, не ищи в этом скрытый смысл. То, что я не хочу — уже весомая причина, разве нет? — Безусловно, я уважаю твоё мнение. Всё же хочу побыть в роли отца, это ведь и моя жизнь тоже, почему ты можешь жить так, как тебе нравится, а я нет? — Вот бы временно тебе сбагрить каких-нибудь детей, чтоб ты вдоволь с ними набесился и потом мы жили дальше как прежде, хм. — Точно! Ты гений! — Сасори резко сократил дистанцию между ними и кинулся обнимать ошарашенного Дейдару и расцеловывать его лицо, которое всё вытягивалось от шока. — Нэ? — вопросительно мявкнул он, но, пользуясь случаем, поставлялся под внезапные ласки, пока есть возможность. — Мы же буквально можем создать наших клонов, например, себя в шестилетнем, скажем, возрасте, как тебе идея? — Это обязательно? Я тоже должен, м? — Да, пожалуйста, хочу твою мини-версию. Ты не любишь детей, но любишь себя, верно? А нравишься ли ты сам себе, только в дошкольном возрасте? — Сасори, после того, как наши детские клоны исчезнут, поклянись, что исполнишь моё желание. — Всё, что угодно! Ну так что, сделаем это?       Получив кивок, Сасори вконец обрадовался и затянул блондина в долгий тягучий поцелуй с примесью отчаяния — это было тяжело, кто ж знал, что разговоры могут быть столь утомительными? Получив немного очков дипломатии, Акасуна чувствовал, что ему подвластно всё в этой жизни, ведь договориться со столь упрямым созданием может не каждый.       Они синхронно сложили печати и около них появились очаровательные Дейдара и Сасори, только маленькие, большеглазые, с кругленькими хорошенькими личиками. Дети переглянулись между собой и резко отпрянули друг от друга: маленький Сасори спрятался за старшим, как и Дейдара отступил назад, а маленькими ручками вцепился в штанину Тсукури-старшего. — Всё хорошо, малыши, — присел на корточки Сасори, одной рукой обняв своего подопечного и вторую руку протягивая малышу Дею, — это же я. Можешь звать меня папочка. — Да? Честно-честно? — неожиданно застенчивый светловолосый ангел сделал шажок навстречу, отнимая руку от своего «родителя», — пливет, папочка!       Крохотная ладонь потянулась в сторону кукловода и тот чуть не умер от умиления: эти голубые глазищи, которые казались ещё больше при иных пропорциях лица, эти наливные яблочки пухлых румяных щёчек и тот же вздёрнутый, аккуратный носик, только поменьше — такой Дейдара способен разорвать его сердце изнутри без применения взрывной глины. — Ты такой хорошенький! Дайте, я вас обниму! — он опустился на колени и сгрёб в охапку детей, которые спустя время тоже робко ответили ему взаимностью, неловко обхватывая его плечи и грудь. — Кхм, — прокашлялся блондин, стоящий в стороне, а как только он поймал на себе взгляд супруга, приблизился к ним, — эй, мелюзга, а вы… милашки. Особенно ты, — он нежно потрепал красноволосого ребёнка по голове, на что тот залился звонким смехом, подставляясь под ладонь. — Вот видишь, — поплыл от умиления Сасори, — это же замечательно. — И правда, хм! — неожиданно тепло улыбнулся Дейдара, осознавая, что это и впрямь хорошая идея — создать самих себя, таких милых и невинных, к тому же это шанс узнать Данну получше, ведь, как известно, всё идет из детства — воспитание, травмы и другие факторы накладывают свои отпечатки на личность.       Сасори не стал долго разглядывать свою миниатюрную копию, ведь себя в детстве он помнит хорошо, он присмотрелся к Дейдарочке: тот так же скосил свои глазки на нём, продолжая тянуть ручонку к его лицу. Акасуна расплылся в ещё большей улыбке и склонил лицо в его сторону, чтоб тот мог его коснуться, на что малыш среагировал скромным хихиканьем, затем подставил указательный пальчик второй руки к щеке старшего и кокетливо повернул голову набок, взметнув длиннющие светлые ресницы ввысь. «Господи, Дара, неужели ты, вредина, был такой зайкой…»       Задумавшись, красноволосый выпустил детей из рук и они принялись бегать друг за другом вокруг взрослых, весело гогоча и создавая шум прямо сродни цыганскому табору, который пронёсся мимо на конях. Дейдара стоял и хохотал над ними: не каждый день увидишь подобное. Запыхавшиеся дети спустя какое-то время остановились, присели прямо на пол, чтобы отдышаться, затем кроха протянул руку второму: — Пливет, я Сасоли, — и приветливо улыбнулся. — А я Дейдала, плиятно познакомиться, хм, — деловито выдал малыш, прикрыв глаза и немного задрав носик.       Дейдара-старший сморщил нос и закусил губы, еле сдерживая ржач, одновременно кидая взгляд на Сасори, ища ответную реакцию, но увидел, как тот, растроганный настолько, что был готов заплакать, замер, наблюдая за ними. — Ой, Данна? Ты чего… — тронул его за плечо Дей. — Да так… у меня не было друзей в детстве. — Вот как? Ну всё-всё, сейчас-то всё хорошо, м? Эй! Посмотри на меня, — обнимал его блондин, растроганный не меньше, — давай лучше отойдём в сторонку и сядем, понаблюдаешь за ними, ага? — Да, давай, — всё так же в обнимку они, не торопясь, двинулись к диванчику.       Тем временем дети познакомились поближе и тут же начали, как и полагается, водить дружбу и придумывать, какой будет их первая игра. Долго договариваться им не пришлось, они быстро нашли общий язык. Игра в ладушки словно ритуал для обоих — они ударяли ладошками в определённом порядке и делали это максимально сосредоточенно, словно от этого зависела их жизнь. В детстве ведь даже игра кажется чем-то неимоверно значимым! В какой-то момент, по мере наращивания скорости движений, дети запутались и сбились, однако никто не расстроился — они хором засмеялись, да так, что Сасори схватился за сердце от очередного удара милотой.       В процессе наблюдения за их дальнейшими взаимодействиями выяснилось, что Дейдара в детстве был немного застенчивым и тихим ребёнком — это стало настоящим шоком и даже откровением для Сасори. Интересно, что сделало его таким, какой он есть сейчас? Маленький Дара буквально преодолевал своё стеснение, так что, несмотря на зажатость, дружил, как мог, и со временем практически раскрепостился в компании друга. Такой открытый и энергичный сейчас — такой загадочный и неприметный тогда, в детстве.       Сасори — напротив был взбалмошным и громким, если бы ему позволили тогда играть с другими детьми, он наверняка был бы главным заводилой и душой компании — все бы подчинялись своему неформальному духовному лидеру, а он без зазрения совести бы пользовался своим главенством и решал, в какие игры он будет играть со своей компашкой. Умный, добрый, подвижный и активный мальчик никогда бы не использовал свой статус главного во зло, может, со своими огненными волосами и с определённым выражением лица он напоминал чертёнка, но первозданно чистая и прекрасная душа, с младых ногтей отравленная ядом разочарований под бременем жизни, не подразумевала никакой связи с демонами на самом деле.       Акасуна, лишённый полноценного детства, с завистью созерцал зрелище, что разворачивалось прямо посреди его кабинета. На своё горе он родился гением; ещё в пятилетнем возрасте он был признан одним из умнейших людей в Сунакагуре. Взрослые бессовестно пользовались его интеллектом, направив его на то, чтобы невинный ребёнок участвовал в разработке вооружения для страны, что сокрыта в Песке.       Первоначально он любил играть в куклы, вырезать фигурки из дерева, а также рисовать. Эти способности принудительно обратились в иное русло; хобби перестали существовать в том виде, в котором они доставляли удовольствие мальчику — последние радости были безжалостно отняты алчными людьми, что наделены властью. Вместо смешных рисунков — ужасающие схемы, испещрённые подписями и формулами с расчётами, вместо кукол и фигурок — орудия для убийств и пыток.       Он проводил большую часть времени в трёх местах: в лаборатории для испытания оружия, в кабинете Казекаге, в своей собственной комнате, которая была оборудована как мастерская, а не игровая или обычная детская спальня. Вся эта деятельность и сделала его холодным, беспристрастным, даже немного циничным. Но несмотря ни на что, нежная израненная душа с детства стремилась к прекрасному, поэтому он по-своему романтичен и представления о красоте и искусстве у него своеобразные, но не без своего неповторимого шарма.       Почему Тсукури был тихим ребёнком — одному Богу известно. Кто его знает, может, этот мальчик втихомолку вынашивал планы по завоеванию или уничтожению мира? Если серьёзно, этого не знал даже он сам. Его не обижали, ни в чём не ограничивали, он жил в полной благополучной семье и ни в чём не нуждался. Просто у него был кроткий нрав, который со временем стал более пылким, что делало его эмоционально возбудимым, от чего эмоции — любые — проживались на максимуме, в итоге тот заводился с полоборота, словно бомба с коротким фитилем.       Дейдару признали гением Ивакагуре позже, уже в подростковом возрасте, когда после обучения в Академии он поступил в Бакха Бутай. Там он начал проявлять себя, как лучший боец, практически с первых дней. Он заметно выделялся среди остальных за счёт неистовой и страстной любви к своему делу и творческому подходу к выполнению боевых задач и даже простых миссий. Он был на короткой ноге с руководством, которое со временем стало брать на вооружение советы и разработки молодого, можно сказать, учёного в их рядах. Со временем Дейдара стал тесно взаимодействовать с Цучикаге, как и с главнокомандующим корпуса, что давало ему определённые права и привилегии, которых больше ни у кого не было, например, становиться его правой рукой на время переговоров с другими Каге или в связи с проведением массовых мероприятий.       Именно среди других диверсантов, коллег по цеху Дей нашёл единомышленников и расцвёл как личность; именно в те золотые годы его характер, который у него сохранился до сих пор, начал оформляться. Дейдара явственно ощутил на себе каково это — быть свободным и заниматься тем, что нравится больше всего в жизни, поэтому он позволил себе соответствовать тому, что он делает — стать темпераментным, раскрепощённым и рьяным защитником прекрасного.       В его глазах не только взрывы являлись красотой, он в том числе любил и людей. Он ценил в них благородство и интеллект, упорство и целеустремлённость, стойкость и мужество, а также способность отстаивать себя, свои принципы и ценности. Всё перечисленное он усиленно взращивал и развивал в себе многие годы, стараясь соответствовать тому, что он ожидает от других. Некоторые считали его заносчивым и безрассудным, однако это лишь иллюзия, по факту Тсукури следовал «золотому правилу морали», отвечая взаимностью — той же монетой — всем и во всём. Дейдару также отличало умение разглядеть изящество в мимолетном мгновении там, где другие предпочитали отворачиваться и трепетать в диком ужасе, закрывая глаза. Священное таинство живописного момента — главная ценность и смысл его жизни.       Взрослые, сидевшие и наблюдавшие за собой же со стороны, видя всё то, чего в их детстве на самом деле никогда не было, держались за руки, предаваясь воспоминаниям — каждый своим. Они так залипли на детей, что пропустили обед, но им было всё равно, не до еды тут, в конце концов. Сасори внезапно подскочил, понимая, что прошло несколько часов, а они тут сидят, можно сказать, сложа руки. И тут инициативный Сасори-младший, прежде чем отрубиться прямо на полу в обнимку с другом, встал и заявил о том, что они хотят спать. — Ну что, папочка, устроим детям тихий час? — толкнул его в бок Тсукури, — ты где летаешь? Слышишь меня? Застелим им постель в зале или здесь? — Хоцю тут, — встрял маленький Дейдара, потирающий кулачками сонные глазки, на что хозяин кабинета среагировал моментально: — Всё что угодно для тебя, солнышко! — Его ты, значит слышишь, — ревниво заметил оригинал. — Вот полюбоваться ими уже нельзя? Всё я слышал! — Папа, папочки, не ссольтесь, — вцепился в их одежду шестилетний Сасори, — а мозно будет поспать с ва-ами? — Нет… можно не надо… — тихонько прошептал Дей.       Ему они, конечно, понравились, но он не был готов впускать к себе под одеяло детей, пусть они и их клоны, но ведут себя натурально под стать своему возрасту, так что это было для него странно и немного пугающе. — Да, с удовольствием, — и подхватил одновременно обоих на руки, — дорогой, постелишь им? Свежевыстиранное постельное вон в том шкафу, — указал он кивком супругу, затем, поочередно поцеловав детей в лобик, он в последний раз перед тихим часом прижал их к себе, затем понёс их к уже готовой постели, уложил, накрыл одеялком и напоследок произнёс: — Сладких снов, котята.