Для начала надо выжить

  Маленьким щенком, ещё толком когти не выросли, Инуяша лежал в дрожащих руках матери. Младенец, отвергаемый всем миром, как и сотни ему подобных. Полукровка, осквернявший честь отца одним своим существованием. Сесщёмару пришёл увидеть это отродье. Желал поквитаться с ним и с человеческой женщиной, лишившими его возможности сразиться с сильнейшим воином. Однако судьба решила иначе, вынудив спасти их: никто не смел отнимать его добычу. Вот только разрывать жалкую немногочисленную семью он не спешил. Руки женщины дрожали, но взгляд её был твёрд. Такие обычно не сдаются до последнего вздоха, сильно раздражая. А младенец… Короткая белая прядка ещё тонких волос щекотнула лоб, отчего ребёнок дрогнул звериным ушком и открыл янтарные глаза. Такие же, как у него. Такие же, как у отца — Сесщёмару невольно стиснул зубы, выставив напоказ острые клыки. «Он должен осознать свою вину и никчёмность!» — пронеслась мысль, спасшая невинного полукровку. До поры Сесщёмару перестал представлять опасность. Люди и те, в ком текла их кровь, отличались слабым, легко ломаемым телом. Невольно Сесщёмару отвлекался мыслями на младшего брата, время от времени проведывая его тайно: убедиться, что ещё не помер. Наблюдал, как тот рос под крылом любящей матери — единственной душой, шедшей с ним на контакт. Других людей Инуяша не знал, да и не нужны они ему были, слишком мал был. Несколько лет Инуяша не ведал печали, защищаемый волевой матерью. Не видел Сесщёмару издевательств и одиночества: слишком короткими и редкими были его визиты. Всегда видел он его с матерью. В этот же раз впервые застал он его одного, рыщущего в лесу, рвущего все подряд травы с землёй и корнями. На глазах его поблёскивали слёзы, а зубы были крепко стиснуты. Ран не видно было, однако характерный засохший след крови явно говорил о том, что ребёнка жестоко избили. — Что ты делаешь, Инуяша? — раскрыл себя Сесщёмару, пугая брата внезапным появлением. Одной рукой удерживая зелёную добычу, на другой, грязной от земли, угрожающе выпустил тонкие, но очень острые коготки. Оскалился и зарычал. — Откуда ты знаешь моё имя? Кто ты?! Гость определённо не был человеком — не принадлежал деревне, даже в таком возрасте Инуяша смог это понять. Демон! А значит, поворачиваться к нему спиной он не мог — не было шанса так просто сбежать. Сесщёмару продолжал молча смотреть, недовольно сощурив глаза, не собираясь повторять ранее заданный вопрос, как и отвечать Инуяше. Так как противник не стремился атаковать, Инуяша замялся и отступил на пару шагов назад, всё также не показывая спину, и опустил голову. — Лекари обычно лечат травами, — забавно выходила у него буква «р». Он не столько её произносил, сколько рычал: так ему проще было. — Но у лекаря в деревне трав не оказалось, а соседи… — сдавил он с силой бесполезную добычу в маленьком кулачке, — помогать отказались. Слишком осмысленной была речь, слишком взрослый взгляд для ребёнка. Впервые Сесщёмару заметил, как жизнь успела помотать Инуяшу, несмотря на защиту матери. Однако ему ещё рано было оставаться без покровительства: не выживет. Сесщёмару не разбирался в человеческой хвори или в ненужных ему травах. Бросив короткое «За мной», ступил он о воздух, словно о ступеньку, отталкиваясь выше и взлетая — Инуяша еле успел схватиться за необычное одеяние, похожее на хвост. «Или же это и есть хвост? Кто этих демонов разберёт?» — думал про себя Инуяша, мыслями перебивая страх первого полёта. Вопрос был решён просто: Сесщёмару взял человеческого врача за шкирку и бросил к ногам бредящей от жара женщине. У того не было выбора, кроме как подчиниться и сделать всё возможное для спасения презренной матери полукровки, не то рисковал он испустить дух вместе с ней. Больше недели Сесщёмару пришлось провести в деревне, защищая Инуяшу и его мать одним своим грозным взглядом. Оставил их, как только они покинули деревню без вероятности преследования. Ушёл, словно без следа. — Мамочка, кто это был? — спросил Инуяша, выудив вопрос из беспорядочных мыслей. Женщина не торопилась с ответом, задумчиво глядя в сторону, куда ушёл Сесщёмару. С тоской в сердце вспоминала она павшего любимого. — Первенец твоего отца. Твой сводный старший брат.