Обморок

В этот день, хотя, наверно, точнее сказать «в эти сутки», съемки были тяжелыми. Антон ужасно устал. От напряжения болели глаза, и он постоянно тер их кулаками. Хотелось спать и есть. Команда собралась, ожидая пиццу и завидуя Диме, которому собрала обед жена и который с удовольствием жевал котлету. Шастун неплохо собрал себе перекус сам, но не мог тягаться с Димиными пакетами и контейнерами и решил поступить как настоящая крыса: спрятаться и тихо поесть. Хотя бы чуть-чуть, чтобы остальное можно было пожертвовать ребятам, пицца которых явно придет нескоро. Антон прокрался в гримерку, где оставил свои вещи, и выудил три бутерброда, божественно пахнущих даже через пакет. Он откусил сразу половину с наслаждением, которое, казалось, не ощущал никогда. В момент единения Шастуна и бутерброда дверь скрипнула, и мужчина опасливо глянул на нее, зная, что от его обеда, плавно перетекшего в ночной ужин, может ничего не остаться. — Прячешься? — усмехнулся Воля. В карих глазах читалась добрая насмешка. Он тихо прикрыл дверь и подмигнул. — Есть такое, — улыбнулся в ответ Антон, откусывая еще немного, и подумал: «Какой же красивый черт, особенно когда щурится так, по-кошачьи». — А я устал что-то, — пожаловался Паша, тяжело выдыхая, — голова аж кружится, прилягу наверно. — Бутер хочешь? — спросил Шастун, кивая на пакет. — От одного вида тошнит, — прикрыл глаза Воля. Он оторвался от стены, немного шатнулся вперед и прижался обратно. — Эй, эй, Паш, — привстал Антон, — тебя провести? — Да нормально все, — вымученно ответил тот и пошел к дивану. Хорошо, что Антон любил перестраховаться всегда и перестраховаться вдвойне, если дело касается Воли. Тот сделал пару шагов и только успел сказать: «Тош, плохо, лови», — перед тем, как начал быстро оседать, почти падать. Шастун ринулся вперед и успел подхватить Пашу. Одной рукой он вцепился ему в спину у лопаток, а другой где-то у талии. Ему приходилось тащить пьяных, но полностью отключенное он тело держал впервые и за доли секунды успел напугаться. — Паш, ты как? Может скорую? Или ребят позвать? Антон пытался поудобнее перехватить ведущего, чтобы дотащить до дивана, но тот слабо проговорил: — Тош, положи, совсем плохо. Мужчина постарался аккуратно опустить Пашу на пол, но чужое тело тянуло вниз, и в итоге они буквально повалились вдвоем. Антону стало страшно, он не знал, что делать. Паша всегда выходил сухим из воды, всегда руководил ими, не давал приблизиться к своей душе. Иногда кому-то удавалось задеть его, вывести на поверхность слабого Волю, но это было очень редко. И, хотя это были не самые приятные моменты, Шастун хранил их, потому что хотел помнить такого Пашу. И теперь просто не знал, что делать с сильным человеком, чья слабость выползла наружу. А Воле было дурно. В голове со скоростью света крутилось колесо обозрения, перед глазами взрывались фейерверки, в ушах то ли гудело, то ли звенело; тело совсем не подчинялось, оно было не то что ватным, а вообще будто существовало отдельно. Паша даже не ощутил, как голова коснулась пола, просто через пару секунд стало немного легче, и он попытался слушать свое дыхание: кажется, единственное, что мог контролировать. Антон что-то говорил, успокаивая скорее себя, касался то острого плеча, то руки, поправлял спадающую челку. — Немного отпустило, — первое, что сказал мужчина, когда понял, что может двигать языком, а тошнота немного развеялась. — Надо переместиться на диван, — взволнованно ответил Антон, — иначе заболеешь. — Я не встану, — тут же предупредил Воля. — Просто немного приподнимись — я тебя донесу, — придерживая чужое плечо, видимо, в акт поддержки, быстро предложил Шастун. — Нет, нет, только не вставать. Паша понимал, что одно движение снова вернет его к тем ужасным ощущениям, и хотел насладиться прохладой пола и относительно нормальным состоянием подольше, но Антон подгонял, и ему пришлось сделать усилие над собой и приподнять туловище. Чужая рука тут же подхватили его, и это было последним, что Паша почувствовал, потому что в ушах зазвенело, и его голова безвольно повисла. Шастун буквально обнял телеведущего второй рукой где-то в районе бедер, неестественно выгнув руку, и с натугой поднялся. До дивана было не больше двух метров. Паша откинул голову, тонкая рука свисала, он весь ощущался каким-то маленьким и легким, несмотря на реальную тяжесть. У Антона сердце стучало не только от нагрузки, но он старался выкинуть это из головы, потому что момент для романтики был, мягко говоря, неподходящий. Он наконец положил Волю на диван и начал поправлять его тело, которое легло слишком безвольно и неправильно. Нужно было позвонить в скорую, кого-то позвать, но в Антоне проснулась какая-то жалость напополам с ревностью. Никто не должен видеть Пашу слабым, и он, вообще-то, тоже, просто так совпало. Воля двинул пальцами руки и приоткрыл глаза, заставив Шаста облегченно выдохнуть. — Тебе лучше? Мужчина снова опустил веки, набираясь сил несколько секунд, а потом ответил: — По мне видно, что лучше? — Я сейчас воды принесу, — спохватился Антон. Он взял бутылку и стаканчик, а потом замер и с нотками, проскальзывающими у всех мам мира, спросил: — А ты когда ел последний раз? — Не помню, — слабо ответил Воля. — С утра опаздывал: приехал не поевши. На первом перекусе где-то бегал, на втором тоже. Снимать мы начали в семь, а уже два ночи, если что! — возмущенно воскликнул Антон. — Убавь громкость, — простонал Паша. Шастун подошел к нему ближе и, наливая немного воды на дно стаканчика, сказал: — Есть нормально сразу после такой голодовки ты точно не сможешь, значит будем поить. — Не говори, что читаешь посты анорексичек, — заплетающимся языком сказал Воля. — Чтобы в один день спасти тебя, — парировал Антон и поднес стакан к губам. — Пей аккуратно, не глотай сразу, а то задохнешься. Встать бы, конечно, но… Мужчина попытался приподнять голову, но тут же уронил ее обратно и просто приоткрыл рот. Шастун наклонил стакан, выливая пару капель воды. — Меня уже тошнит, — пожаловался Воля, поворачивая голову на бок, когда сделал глоток. — Как не жрать сутками, так герой, а когда хреново — сразу жаловаться. — Не пародируй Ляйсан, — попросил Паша. — А надо было за здоровьем следить, — возмущенно ответил Антон. Воля засопел, отвернулся, то ли надувшись, то ли перебарывая тошноту. Антон замолчал, присев на пол возле дивана и пытаясь угадать выражение лица мужчины, но все время соскальзывая взглядом на тонкую шею с выпирающей жилкой. — Давай свою воду, — через полминуты сказал Паша: когда в желудок попало хоть что-то, после отрицания наступила стадия принятия и ощущения голода, поэтому теперь хотелось еще. — Только помоги приподняться. Антон бережно придержал Волю под лопатками, подтягивая выше, помогая ему умостить голову на подлокотнике. Чужое лицо было слишком близко: Шастун старался не смотреть, но все же как-то отметил синяки под глазами и морщинки, впалые скулы и пересохшие губы. Прикосновение к чужой спине выгоняло из головы нужные мысли, заставляя сосредоточиться на ощущениях ткани под пальцами и тела под ней. — Давай, аккуратно, — пытаясь сделать позу Воли комфортней и попутно не уронить его с дивана, сказал Шастун. — Ты как мамочка, — с довольной усмешкой сказал тот. — Папочка, — ответил Антон и заставил себя выпрямиться, отдаляясь от мужчины. — Хорошо, папочка, так папочка, — согласился он. — Вижу, тебе уже лучше, — прокомментирован Шастун, приподняв брови. — Не настолько, чтобы встать, — ответил Воля и нагло, но устало прищурился. Антон улыбнулся, покачивая головой, и наклонил к Паше стаканчик. Тот придерживал его своей рукой, направляя, и пил уже почти нормально, только потом откинулся, снова сползая с подлокотника и поджимая ноги. — Паш… Снова хуже? — Ммм, — ответил тот, стараясь дышать глубоко и медленно. — Да что же это такое, — в сердцах выплюнул Антон. Он положил ладонь на чужое плечо, легко поглаживая, и наклонился к сосредоточенному измученному лицу, провел пальцем по сморщенному лбу, пытаясь снять напряжение. Паша открыл глаза, и они оказались так близко, что Антон испугался и в первую секунду хотел отшатнуться. Воля дышал, слегка приоткрыв рот, его короткие светлые ресницы резко контрастировали с карими глазами. Зрачок затопил всю радужку, челка растрепалась, спадая на лоб. Тонкие губы притягивали взгляд, но Антон боролся с собой, упорно игнорируя их существование. Однако широко раскрывшиеся, завороженные, будто чего-то выжидающие глаза мужчины заставляли сердце биться быстрее. Шастун думал, что все не может быть так просто и ему просто кажется: — Как ты? — выдохнул он. От слов, перемешанных с горячим дыханием, Паша быстро моргнул несколько раз и немного поднял подбородок, будто неосознанно потянувшись ближе. — Отпустило. — Точно скорая не нужна? — прошептал Антон. — Все хорошо, — еще тише ответил Воля. — Почему ты шепчешь? — спросил Антон, загипнотизированно глядя в темные глаза. — Ты первый начал, — одними губами сказал Паша. Шастун наклонился еще ближе, чтобы что-то расслышать, буквально ловя чужое дыхание. Паша медленно приподнял подбородок, немного подавшись вперед, проехавшись по губам Антона. Прикосновение было невесомым, легким, едва ощутимым, и если бы Шастун немного подумал, то пришел к тому, что это совпадение, это нечаянно, это из-за плохого самочувствия, но касание выбило из головы все мысли, кроме тех, которые упорно твердили, что Волю нужно поцеловать. Срочно. Сейчас же. Тот уже застыл, в глазах появилось смятение, неуверенность, испуг, но, пока он не успел о чем-либо подумать, Антон немного наклонился, прихватывая нижнюю губу мужчины. От осознания, что он касается Паши, что это настоящий поцелуй, в животе запорхали бабочки. Было и невероятно приятно, желанно, долгожданно, и страшно. Шастун медленно смял губу, чувствуя, как Паша подается вперед, насколько позволяет состояние, облегченно, немного нервно выдыхает. Антон скользнул ладонями к худому лицу, и под его пальцами Воля выгнул шею, приоткрывая рот, снова скользя дыханием по губам Шаста. Тот опять склонился ближе, оттягивая верхнюю губу, потом нижнюю, мягко провел языком и утянул Волю в глубокий поцелуй. Казалось, воздух вокруг искрил, чужие пальцы в волосах вызывали мурашки, ощущения же теплых скул под собственными добавляли Паше какой-то хрупкости: Антону было страшно провести или сжать сильнее, казалось, Воля рассыплется. Шастун скользнул ладонью к талии. Пальцами сквозь рубашку худоба Паши особенно чувствовалась. Мужчина выгнулся, обхватывая Антона за шею и прижимаясь ближе. Стоять над диваном, удерживая Волю считай на весу, было неудобно, и Шастун подхватил того за бедро, потянул на себя и повернул, опирая о спинку. Тот откинул голову назад, и Антон сильнее схватил его, прошептав: — Тебе плохо? — Мне очень хорошо, — прикрывая глаза, усмехнулся в ответ Воля. — Продолжай… Шастун растянул губы в теплой улыбке и поцеловал тонкую бархатную кожу на шее. — Ох, продолжай… — совсем тихо повторил Паша. Антон спустился к ключице широкими поцелуями, а потом проложил горячую дорожку к нежной коже за ушком. Воля в ответ замычал. Он плавился от поцелуев, одновременно все еще чувствуя слабость в теле и легкость в голове то ли от Антона, то ли от голода, то ли от всего сразу. В любом случае, что-либо делать не было сил, и он просто легко сжимал пальцы в чужих волосах и подставлялся под касания. Паша вздрогнул, когда за дверью послышался шум и радостные возгласы, и испуганно отстранился от Шастуна. — Это всего лишь пицца, — сказал Антон, но все-таки разогнулся, пытаясь отдышаться и по-шальному улыбаясь. Он явно старался скрыть улыбку, но выходило из рук вон плохо. Паша все еще сидел, откинувшись на спинку дивана, и смотрел как довольный кот, даже облизнулся по-кошачьи, как умеет только он один: самым кончиком языка, настолько соблазнительно, что хотелось снова накинуться и поцеловать. — Уже лучше? — Даже не знаю, — усмехнулся Паша. — Перекусить бы чем-то. Он скосил глаза на манящий бутерброд. Антон сел рядом, переводя внимание на себя, и снова тягуче поцеловал, а потом, не отстраняясь, шепнул: — Я от тебя без ума. — У тебя и так его нет, — засмеялся Воля, прижимаясь к чужим губам до того, как Шастун что-то возразит. — А я уже собирался жертвовать бутерброд, — усмехнулся Антон, когда они отстранились друг от друга. — Как умный человек, подтверждаю — гениальная идея, — подмигнул Паша. — Я тоже так подумал, — ответил Шастун и взял пакет со стола. — Ты только аккуратно: ешь медленно, а то снова плохо станет. — Гуу хы ге мея поэкых? — откусывая от бутерброда и хитро глядя из-под ресниц, сказал Воля. Антон только набрался смелости на полушутливую фразу, намекающую, что он не прочь попробовать углубить их отношения до отношений, как дверь открылась, являя хмурое лицо Сереги. — Ах вы!.. Без нас жрете! — без вступления начал Матвиенко. — А мы беспокоимся, ищем. Жрут они!! — крикнул мужчина, видимо, остальным. — Пусть сюда идут, предатели. Разберемся по-мужски, — послышался голос Арса. — На пиццу не надейтесь, — мрачно улыбаясь, сказал Сережа. Антон с сожалением встал с дивана: он уже приготовился к поеданию бутербродов за разговором (возможно, неловким, или полным романтической чуши, или серьезным, в любом случае — нужным). Но Паша незаметно для Матвиенко улыбнулся, и Шастун понял, что у них будет еще много разговоров.