Ужас, летящий на крыльях ночи

Лето 1997. За день до отъезда в Нору. Гермиона замерла в гостиной, глядя на отца, читавшего газету. Картина была такой привычной, что сердце щемило, а рука с палочкой затряслась. Она решила начать именно с отца, потому что это было тяжелее: у нее были замечательные отношения с мамой, но она всегда была папиной дочкой. Именно отец был ее главным защитником, именно он залечивал в детстве ее разбитые коленки, и именно ему она доверяла свои страшные тайны, когда была маленькой. Пусть в последние годы она ничего ему не рассказывала (ведь он никогда не позволил бы своей принцессе так рисковать и наверняка сделал все, чтобы забрать ее из Хогвартса), но их взаимная любовь ничуть не стала меньше. Прошло уже много времени, но она стояла, вспоминая сладкие моменты, которые навсегда останутся в ее памяти, но очень скоро ее папочка не будет помнить. — Тебя что-то беспокоит, принцесса? — спросил Гэвин Грейнджер, не отрывая глаз от газеты, а Гермиона вздрогнула. — Нет, задумалась что-то, — пробормотала она почему-то севшим голосом. — И поэтому ты наставила свою палочку на родного отца? — в его голосе слышалась мягкая ирония, но не обида. — Я… я… — она растерялась и не знала, что сказать. — Иди сюда, — он похлопал по дивану рядом с собой, — и расскажи своему старому отцу, что стряслось. — На негнущихся ногах она подошла и безвольно осела на диван, а отец обнял ее и поцеловал в висок, как всегда делал. — Скажи, что беспокоит мою принцессу? И то ли нервотрепка, преследовавшая ее весь шестой курс, то ли терзания последних дней ее доконали, либо интонации отца, возвратившие ее в детство, но она вдруг не выдержала и расплакалась ему в плечо, словно ей снова пять лет, ее обижают мальчишки, и только папа ее может утешить. Отец терпеливо ждал, когда она успокоится, обнимая и пальцами утирая ее слезы. Когда слезы иссякли, Гермиону словно прорвало, и она рассказала все: про Волдеморта, крестражи, Пожирателей, нападение на Хогвартс и смерть Дамблдора (до этого она сказала родителям, что произошел несчастный случай), про решимость Гарри и ее с Роном готовность идти за ним. — А что там ваша власть? — нахмурился отец. — У вас там вроде есть этот… как его там — с зарей связанный? — Аврорат, — выдохнула она. — Ни власть, ни Аврорат ничего не могут сделать. — И поэтому три подростка пойдут воевать? Ты же у меня умная девочка, сама можешь подсчитать вероятность того, что у вас хоть что-нибудь получится? — Я знаю, — она опять вздохнула. — Но если мы не попытаемся, то магБританию ждет катастрофа. — Отец что-то пробурчал себе под нос, и она увидела, как напряглась его челюсть. — Папа, — твердым голосом сказала она, — не вздумай забирать меня. Не забывай, я — волшебница и могу скрыться от вас в любую секунду. — Слушай, дочка, у нас довольно много денег, мы можем уехать далеко-далеко, и даже твоего Гарри забрать. — Нас найдут, — обреченно ответила она, — в любой стране. Ты даже не представляешь, как силен этот Волдеморт. — Что, прям самый сильный? — иронично усмехнулся отец. — После смерти Дамблдора — да. — Самый сильный во всем мире? — Слушай, пап, я не знаю, есть ли такие могущественные волшебники в других странах — наверняка есть — но магическое мировое сообщество довольно разобщено, и никто не будет нам помогать. Думаю, Дамблдор сделал, что мог, и раз никто не откликнулся, значит уже не придет. Отец еще долго расспрашивал о реалиях ее мира и текущем противостоянии. Во время разговора он постоянно хмурился, явно матерился про себя, но вслух не комментировал. Они не заметили, как наступил вечер, и мама, которая, очевидно, поняла серьезность их разговора и поэтому не мешала, позвала их ужинать. — Дай нам десять минут, милая, — откликнулся отец и опять повернулся к дочери: — Так каков был твой план на нас? Гермиона покраснела и не могла поднять глаза. — Я хотела стереть вам память и отправить в Австралию, — просипела она. — Ты не представляешь, как вы рискуете, оставаясь здесь, — затараторила она, — вы должны обязательно уехать. Вас убьют! — Одинокая слезинка скатилась по ее щеке. — Ну-ну, принцесса, не надо плакать. — Он опять обнял ее и погладил по голове. — Но ты права, маму надо спрятать, — задумчиво протянул он. — Где? — чуть всхлипнула она. — Я обо всем позабочусь, не беспокойся, — спокойно ответил отец. — И ты делай, что считаешь нужным. — А ты? — А папа подумает как тебе помочь, — на его лице заиграла лукавая улыбка. — Пап, — застонала Гермиона, — я знаю, что ты когда-то воевал, но вся ваша… — Не беспокойся, дочка, все будет хорошо — просто доверься своему старому отцу. И хотя она понимала, что это бессмысленно, почему-то ей стало спокойно и радостно на душе. Ее отец все понял и принял. И обещал помочь. Чуть позже в спальне Гэвин обратился к своей жене: — Джин, дорогая, нам нужно серьезно поговорить. — Это касается Гермионы, да? — встревоженно спросила та. — Да. — Он нахмурился. — И дело очень серьезное. — Рассказывай. — Прости, — грустно ответил он, качая головой. — Сейчас нет времени. — А о чем тогда ты хотел поговорить? — она присела на кровать. — О моем прошлом. — Он вздохнул. — Помнишь, что я пообещал тебе? — дождавшись ее кивка, он продолжил: — Мне придется нарушить свое обещание. Подожди, — он предостерегающе поднял руку, видя, что жена хочет возразить. — Дело серьезное, наша девочка в опасности. — Насколько? — прошептала Джин Грейнджер, с тревогой глядя на мужа. — Ее могут убить. — Боже, — она прижала руку к груди. — Ты… можешь помочь? — Наверняка. Главное — успеть. Мне понадобится много времени, чтобы… ну ты понимаешь. — Тогда иди, — торжественно сказала она. — Да, дорогая, — он подошел и сжал ее руку. — А тебя я спрячу, хорошо? — Увидев одобрение в ее глазах, он обнял ее. — У меня самая лучшая жена. — Будь осторожен, — прошептала она со слезами на глазах. — И верни нашу девочку.