A Supernatural Delight

Если бы на корабле стало жарче хотя бы на один градус, Ракета бы потерял самообладание и убил бы кого-нибудь. Или хотя бы сделал дырку в какой-нибудь стене. Или опять широко распахнул бы дверцу холодильника и оставил бы так. При этой мысли он слегка оживляется. Вообще, он вполне может это сделать. Тем более, сейчас Гаморы не было на корабле, она не могла надавать ему на орехи, потому что они с Квиллом сбежали с Бенетара за деталями, нужными для починки атмосферного регулятора. Она действительно взбесилась из-за того, что он, по-видимому настолько сошёл с ума, что посчитал, что им не нужно сидеть и тонуть в собственном поту. Или словно это была его вина, что долбанный регулятор вышел из строя. Честно говоря, им было сложно тыкать пальцем в виновника проблемы, учитывая, что он мертв уже пару лет. Ракета чешет затылок и морщится, когда его рука становится мокрой и липкой, и он рассеянно смотрит в потолок. Где бы, черт возьми, ни оказался Йонду, он, наверное, сейчас хохочет до упаду. Заменил сломанную катушку конденсатора атмосферного регулятора корабля на самую дешевую, затем пошел и умер, прежде чем регулятор опять сломался. Ха-ха, смейся над этим, придурок. Он зевает — чёрт возьми, от этой жары у него кружится голова, — и тащится на кухню. Если Гамора потом захочет наорать на него, она сможет это сделать. В любом случае, это будет стоить пары часов, проведённых перед холодильником. По пути на кухню он проходит через их импровизированное общее пространство, маленькую комнатку в центре корабля со старым диваном и креслом-мешком перед телевизором, который дедушка Квилла подарил им, когда они в последний раз навещали Землю. Между миссиями он обычно очень востребован, но сейчас там было пусто и тихо, потому что все сидели в своих каютах, погруженные в свои страдания, вызванные жарой. Однако, когда Ракета обходит диван сзади, тихий звук храпа вырывает его из раздумий. Он хмуро смотрит на спинку дивана, а затем карабкается вверх по обивке, и усаживается на неё, глядя вниз на неожиданного обитателя дивана. Ракета осознает две вещи в один момент. Во-первых, Локи заснул, растянувшись на диване, с открытой книгой на груди, каким-то чертовски толстым учебником, написанным на языке, которого Ракета еще не знал. А во-вторых — На этом диване холодно. — О, ничего себе! — Ракета вздыхает. Он чувствует себя превосходно. Пот, прилипший к шерсти у него на спине, остывает так быстро, что ему кажется, будто его только что окунули в ведро с холодной водой — и, черт возьми, это так приятно. Это делает Локи? Он что, творит во сне какое-то стрёмную магию вуду, делая воздух вокруг себя холоднее? Что бы это ни было, Ракета довольно-таки быстро решает, что ему всё равно. Медленно, очень осторожно он опускается по обивке, пока не оказывается на диванной подушке, всего в нескольких дюймах от руки Локи, лежащей на его животе. И, чёрт возьми, если он думал, что на спинке дивана холодно, то здесь практически субарктика. Ракета издаёт до смущения счастливый стон, затем замирает, оглянувшись вокруг, чтобы убедиться, что никто не слышал, как он издал этот звук, и особенно — Локи, который, к его облегчению, даже не пошевелил ни единым мускулом. Всё еще спит. Хорошо. Замечательно. Ракета подавляет ещё один зевок. Он думает, что в любом случае, это так же хорошо, как и холодильник. Он опускается в пространство между спинкой дивана и плечом Локи, сворачиваясь калачиком, чтобы стать как можно меньше и не разбудить живой кондиционер рядом с ним. Он засыпает за считанные секунды. Локи замечает, что это происходит постепенно. Сначала он просыпается от ощущения чего-то мягкого, касающегося его правой руки, что-то пушистого, теплого и дышащего, и он приоткрывает один глаз, чтобы увидеть комок коричневого меха, зажатого между ним и спинкой дивана. Он хмурится, зная, что по какой-то причине это должно его раздражать, но его мысли спутаны сном — Локи даже не собирался засыпать здесь, но жара убаюкала его до оцепенения, прежде чем он успел закончить хоть одну страницу своей книги — и он едва успевает подумать об этом, прежде чем снова засыпает, недоступный для мира моментом позже. Когда Локи в следующий раз просыпается, его мысли более ясны и их легче понять. Клубок коричневого меха все еще там, и теперь он смотрит на противоположный конец дивана и обнаруживает, что Грут сел, положив ноги Локи себе на колени, играя в эту вездесущую игру в своих руках. Грут бросает на него быстрый взгляд, прежде чем вернуться к своей игре. — Я есть Грут. Локи хмурится. — Еще не утро. На это Грут только пожимает плечами, и полностью сосредотачивается на своей игре. Локи бросает взгляд на Ракету, всего секунду раздумывая, стоит ли ему ткнуть локтем в маленькое существо, чтобы прогнать его, но в конце концов он решает этого не делать. Он все еще очень устал, слишком устал, чтобы справиться с заживлением множества следов от когтей, которые, без сомнения, стали бы результатом его действий. Вместо этого Локи позволяет сну снова овладеть им. Он может столкнуть их обоих с дивана позже. В конце концов, когда он снова приходит в себя, смотрит налево и видит затылок Дракса, Локи застревает в том ошеломленном полусонном состоянии, которое заставляет его думать, что все это ему снится. Это просто слишком абсурдно. Конечно, Дракс не сидит на полу спиной к дивану, его лопатки не прижаты к левой руке Локи, в то время как он тихо напевает себе под нос и читает — что это, кулинарная книга у него на коленях? — Что ты делаешь? Дракс обернулся, чтобы поприветствовать его, затем снова уткнулся в свою книгу. — Читаю рецепты. Я пытаюсь решить, что приготовить на ужин. Локи качает головой. Это было не то, что он имел в виду, но у него возникли некоторые проблемы с подбором подходящих слов, чтобы точно выразить то, что он имел в виду. Он качает головой: — Нет. Почему здесь? Дракс пожимает плечами, переворачивает страницу в своей книге. — Ты холодный. Где-то в мутной луже, в которую превратились его мысли, Локи вспоминает сломанную часть корабельного атмосферного регулятора, гнетущую жару, которая окутывала корабль в течение нескольких дней. — Я холодный. Имеет смысл. Это последнее, о чем он думает, прежде чем странный сон закончится. Хотя сны с этого момента становятся только более странными. Кошка впивается когтями ему в руку, затем потягивается, зевая, и сворачивается калачиком на животе, чтобы заснуть. Он слышит, как кто—то говорит, говорит о нем — — Парень кажется гораздо менее колючим, когда он так вырублен. — но он не видит, кому принадлежит этот голос. Кто-то другой поднимает голову и опускает ее обратно на что-то мягкое, и в его груди расцветает тепло, которое не имеет абсолютно никакого отношения к жаре на корабле, странный вид… покоя, поселившегося там. После этого его сны становятся приятными, которые дрейфуют на задворках памяти, позволяя ему погрузиться в спокойный сон. — Ох, здесь слишком тихо, — говорит Гамора, как только они выходят из шлюза. Питер пожимает плечами, явно стремясь быть беззаботным и промахиваясь в этом примерно на милю. Ему не нравятся безмолвие корабля, не говоря уже о том, что это был их корабль, не больше, чем Гаморе. — Нет, я уверен, что это просто… — он замолкает, нервно оглядывая пустой зал, — …все хандрят из-за жары, понимаешь? Гамора бросает на него недоверчивый взгляд, направляясь к кабине пилота. — Эй, корабль все еще цел, — напоминает ей Питер, бегом догоняя ее. — И он там, где мы его оставили. Это радует. — Верно, — соглашается она со вздохом, все еще не убежденная. За эти годы она научилась никогда не недооценивать проблемы, в которые может попасть ее семья. И это было до того, как они добавили в эту гремучую смесь Небулу и Локи. Кстати, о них. — Хей, — говорит Гамора, когда они с Питером входят в кабину и обнаруживают Небулу, сидящую в кресле капитана. Ее сестра сидит на сиденье боком, свесив ноги с подлокотника, и теперь она откидывается назад, чтобы посмотреть на них двоих через плечо. — Ну, вы двое определенно не торопились, — замечает Небула, ее глаза осматривают их обоих с головы до ног, особенно Питера, чьи волосы взъерошены от того, что Гамора перебирала их пальцами, и чья кожа краснеет гораздо легче, чем у Гаморы. Небула определенно замечает это, если судить по веселому фырканью. — Эй, — защищается Питер, — для этого и нужен автопилот. Не суди меня. Гамора закатывает глаза, вытаскивая из рюкзака новую катушку для конденсатора и со стуком кладя ее на пол рядом с капитанским креслом. — Где все? — На один уровень ниже, — отвечает Небула. — Эти идиоты в кои-то веки притихли. Теперь я знаю на будущее, что все, что мне нужно сделать, это снова сломать это, — она указывает, не глядя на новую катушку конденсатора, — если я хочу, чтобы у меня была тишина и покой. Гамора хмурится, открывает рот, но Небула обрывает ее, прежде чем она успевает что-либо сказать. — Расслабься, я не собираюсь. Непрерывные жалобы грызуна сделали бы мои действия бессмысленными. — Да, без шуток, — соглашается Питер, встряхивая рубашку, чтобы проветрить ее. Жара на корабле уже начинает действовать ему на нервы. Бросив один долгий взгляд на Небулу, сидящую в том, что технически является его креслом, Питер качает головой и выходит из кабины через люк в задней части кабины, спускаясь по лестнице. Прежде чем последовать за ним, Гамора оглядывается на свою сестру. — Спасибо, что следила за управлением, пока нас не было. Небула пожимает плечами. Снизу, через открытый люк, доносится голос Питера. — Должен сказать тебе, я все еще удивлен, что так чертовски тихо в… Боже мой, — говорит он, его голос внезапно понижается до резкого шепота, заставляя Гамору подпрыгнуть и посмотреть на люк широко раскрытыми глазами. Секунду спустя голова Квилла появляется в отверстии, и он шепчет: — Гамора, ты должна это увидеть. На его лице появляется что-то вроде заговорщической ухмылки, прежде чем он снова исчезает. Охваченная любопытством, Гамора минует лестницу и прыгает вниз через люк, легко приземляясь на ноги прямо за Квиллом. Здесь, внизу, прохладнее. Ее аугментированную кожу не беспокоит жара, но она ее ощущает, и температура на этом уровне определенно ниже, градусов на пять или около того. Ее первая мысль — предположение о том, что Ракета снова оставил холодильник открытым и позволил всем их пайкам испортиться. В конце концов, кухня прямо за ней. Но затем она следует за Питером через вход в их маленькое общее пространство, и температура продолжает медленно понижаться, все больше и больше, чем ближе они подходят к дивану. — О, — произносит она, когда подходит к передней части дивана, но больше ничего не говорит, просто прикрывает рот, опасаясь, что громкий смех может разбудить одного из спящих обитателей дивана. Вау. Неудивительно, что у Питера такое выражение лица. Все на корабле, за исключением Небулы, собрались на этом диване и вокруг него, и каждый из них крепко спит. Грут сидит полностью в стороне, откинув голову на спинку дивана, и его маленькая компьютерная игра свободно болтается в одной руке. Мантис расположилась на противоположном конце, свернувшись калачиком, сложив руки на подлокотнике и положив голову на предплечья. Локи растянулся по всей длине дивана, его ноги вытянуты над Грутом, ступни на подлокотнике, голова на коленях Мантис. Ракета лежит, вытянувшись поперек Локи, видны только его ноги и хвост, его лицо, без сомнения, точно засунуто в одну из диванных подушек. Перед ними Дракс сидит на полу, прислонившись к дивану, откинув голову назад, его рот приоткрыт, и он храпит. Краглин, похоже, устроился спиной к руке Дракса, прижавшись боком к дивану, свернувшись калачиком, спрятав лицо от посторонних глаз, крепко скрестив руки на груди. Питер хватает Гамору за руку, чтобы обратить на себя её внимание. — Где я оставил свою камеру? — шепчет он. Однако прежде чем Гамора успевает ответить, ее перебивают. — Принесёте камеру в эту комнату, и я её уничтожу. И она, и Питер поворачиваются, чтобы увидеть, что Локи открыл один глаз, пристально глядя на Питера спокойным взглядом, прежде чем его глаз снова закрывается. Голос Локи мягкий, почти невнятный со сна. Питер широко улыбается ему, уперев руки в бока. Он говорит тихим голосом: — Чувак, я только что нашел тебя посреди кучи существ, обнимающих тебя. Ты же знаешь, что никогда не забудешь об этом, получу я фотографию или нет. Локи не открывает глаз. — Мм-хмм. Даже несмотря на это, никаких фотографий. — Да ладно тебе, — шепотом жалуется Питер. — Как Тор поверит мне, если у меня не будет доказательств? При этих словах озорная улыбка пробивается сквозь сонное выражение его лица, и Локи, все еще закрыв глаза, говорит: — Никак. Гамора подавляет еще один смешок рукой. — Так не круто, чувак, — это все, что говорит Питер. — На самом деле это очень круто, — тихо отвечает Локи с довольной ухмылкой, и он сдвигается на самую малую долю дюйма, устраиваясь поудобнее. — А теперь, будь тише. По-моему, это единственная тишина и покой, которые я получил на этом корабле. Я не позволю тебе все испортить. Питер обменивается быстрым взглядом с Гаморой, пожимает плечами, а затем подходит к дивану и садится на пол, прислонившись спиной к тому краю дивана, где разместилась Мантис, едва прислонившись боком к ее голеням. Он снова хватает рубашку спереди и несколько раз дергает ее, проветриваясь, и издает довольный вздох, когда холод начинает прогонять покраснение с его кожи. — Как ты это делаешь, чувак? — он шепчет. — Я думал, что сказал «будь тише». — Пфф, извини, не хотел прерывать твое тихое время для объятий… Гамора с улыбкой качает головой и отворачивается от них. Жара ее по-настоящему не беспокоит, и она не против позволить своей семье немного расслабиться в волшебном холоде, пока она проводит время с Небулой, устанавливая новую катушку конденсатора. И, конечно, пока она хватает камеру Питера и пробирается обратно сюда, чтобы сделать снимок. В конце концов, нельзя стать самой смертоносной женщиной в галактике, не овладев искусством скрытности и уклонения. Она могла бы найти ему какое-нибудь хорошее применение.