Свинка Пэдди

Лэнгдон проснулся от того, что в глаза ударил яркий свет, коварно пробравшийся в комнату сквозь неплотно закрытые шторы. В голове стоял тяжелый сонный туман, расставаться со сном не хотелось, и какое-то время он просто лежал и смотрел, как коварное солнечное пятно ползет по полу к кровати. Откуда-то из-под вороха простыней доносилось громкое сопение. Ноздри мягко щекотал морозный запах кондиционера для белья, и, уткнувшись в подушку, Лэнгдон шумно вдохнул его полной грудью — так пахло неплохое начало дня. Лениво зевнув, он потянулся. Долго, вкусно, сгоняя остатки сна и разминая затекшие за ночь конечности. Нашарив под подушкой мобильник, он нажал на кнопку, и тот послушно включился, резанув по глазам голубоватым свечением, чтобы злорадно показать половину шестого. Растревоженное его возней, под боком что-то недовольно замычало. А затем завозилось и отвернулось к стенке, сдернув одеяло и чудом не спихнув Лэнгдона на пол. Кровать вовсе не была узкой, однако тот спал у самого края, рискуя сверзиться вниз при любом неосторожном движении. Стараясь производить как можно меньше шума, он осторожно выпутался из постели. Сон был хорош, хоть и совершенно недолог. Спросонья руки и ноги слушались его неохотно, ощущались будто чужие, поэтому, неуклюже сползая с кровати и нечаянно наткнувшись на стопку коробок от пиццы, оставшихся с вечера, Лэнгдон обвалил ее с грохотом. Из-под одеяла вновь донесся недовольный стон, и человек внутри натянул его по самую макушку. Он был большим. Очень большим. Тонкая ткань заманчиво округлялась над поверхностью кровати, повторяя контуры его тела. Заметно натянувшись на полном животе, одеяло поднималось и опускалось, мягко подрагивая в такт дыханию, отчего казалось, будто внутри происходит небольшое землетрясение. Позаботился бы об уборке с вечера, не пришлось бы напрягаться сейчас, подумал Лэнгдон, собирая мусор. Однако подумал как-то лениво. Не всерьез. Прошлой ночью у него были дела куда интереснее и важнее уборки. Четыре коробки из-под пиццы, размера XL каждая, валялись под кроватью абсолютно пустые. Одной такой хватило бы на вполне достойный обед для целой семьи. Кто бы мог подумать, что все четыре смогут без особых сложностей прикончить всего два голодных студента? Лэнгдон улыбнулся. Оказалось, что смогут, хоть его собственный вклад и был прискорбно ничтожным. Всего-то пара кусков пепперони и треугольник гавайской — все остальное слопал Пэдди. Ночью тот был чудо, как хорош. Под конец даже дышал с трудом. Хлопал мутными от обжорства глазами и сладко сопел, пока Лэнгдон пихал в него пиццу, не забывая наглаживать болезненно переполненное брюхо. Неудивительно, что никому из них в тот момент не было дела до уборки. Собрав остатки вчерашнего пиршества, Лэнгдон оставил пакет у двери, чтобы прихватить его с собой по пути в кампус. А затем заглянул в душ, почистил зубы и освежился. Натягивать на чистое тело вчерашнее белье было не очень приятно, однако выходить из ванной совсем без трусов Лэнгдон не решился. В голову отчего-то лезла дурацкая мысль о том, что, если подружка забыла свои трусики у тебя дома, значит она метит территорию. Бросив короткий взгляд сквозь приоткрытую дверь в спальню, Лэнгдон хмыкнул. Интересно, что бы подумал Пэдди, оставь он свое нижнее белье у него в ванной? Закончив с утренними процедурами, он вновь проверил мобильный. Пропущенных вызовов не было, зато часы показывали, что с тех пор, как он проснулся, прошло уже почти полчаса. Первая лекция начиналась в девять. Времени как раз хватало, чтобы неспешно вернуться к себе, переодеться и появиться в университете как раз к ее началу. Как любимчик профессора, Лэнгдон не мог позволить себе такую роскошь, как опоздания. Пэдди так и не проснулся, пока он был в душе. Спал как убитый, завернувшись в одеяло, словно исполинских размеров сугроб, и, кажется, даже храпел. Лэнгдон наклонился и стянул одеяло с его лица. Тот хныкнул недовольно и приоткрыл один глаз, глядя на него одновременно вопросительно и сонно. Лэнгдон тихо усмехнулся. Встрепанный и слегка опухший, Пэдди был похож на огромного плюшевого медведя. Его круглое лицо с розовыми щеками и мягкой складкой двойного подбородка, было заспанным и помятым. На пухлой щеке остался красноречивый след от подушки, волосы напоминали воронье гнездо, и этот его дурацкий утренний вид решительно творил с Лэнгдоном что-то неладное, заставляя его забывать, для чего он вообще разбудил Пэдди. — Я ухожу, — предупредил он, любовно глядя на свернувшийся на постели большой одеяльный рулет. Второй глаз открылся не в пример быстрее первого. Пэдди закряхтел, завозился и тяжело перекатился на спину. От всей этой возни его большое тучное тело пришло в движение и долго еще колыхалось само по себе, пока Пэдди откинулся на спину и с трудом переводил дыхание. Легкое одеяло сползло с него, приоткрыв полные плечи и большую мягкую грудь. Не просто немного лишнего жирка на ребрах — у Пэдди действительно была грудь. Мягкая и пышная, как у девочки. Взвешивая в ладонях молочно-белую плоть, Лэнгдон как-то пытался прикинуть размер, однако на глаз оценить так и не смог. Может, и к лучшему, а иначе точно бы не удержался и притащил Пэдди лифчик. — У-фуф… — пропыхтел тот, упираясь руками в матрас. Но этого было недостаточно, чтобы помочь ему перетечь в сидячее положение. — Помоги встать… Лэнгдон подхватил одеяло за край и стащил его полностью, обнажив гигантское бледное брюхо. Из-за всех этих слоев жира, давивших на него сверху, Пэдди тяжело отдувался и пыхтел, как паровоз, даже когда лежал неподвижно, и у Лэнгдона едва не сносило голову при мысли, что тот настолько жирный, что задыхается под весом собственного пуза. Он протянул руку, и Пэдди неловко схватился за нее, но вместо того, чтобы помочь ему подняться, Лэнгдон сам нырнул обратно в постель, чтобы как следует потискать большое теплое тело. — Доброе утро, — томно промурлыкал он Пэдди в ухо, перекидывая руку через широкий торс. Ладонь погрузилась в мягкие складки, словно в подтаявшее масло. Сплошная нежная плоть и никакого сопротивления. Порой Лэнгдону казалось, что если Пэдди растолстеет еще сильнее, то однажды он просто утонет в его жирах. Не то чтобы эта перспектива хоть каплю его пугала. Скорее напротив — он приближал ее, как мог. — Ох… Осторожно, живот! — испуганно выдохнул Пэдди. Лэнгдон послушно ослабил объятие, но совсем ладонь убирать не стал. Слишком уж сильно ему хотелось трогать свою мягкую полную свинку. — Ты все еще твердый тут, — заметил он, нежно поглаживая верхнюю часть огромного пуза. Пэдди порозовел и смущенно улыбнулся, подставляясь под ласкающие прикосновения. Под толстым слоем жирка действительно прощупывался плотный твердый бугор, будто Пэдди все еще был переполнен после вчерашнего пиршества. Не такой гипертрофированно раздувшийся, как вчера, он все же был более объемным и упругим в этом месте, чем обычно, и Лэнгдон благоговейно прижимался ухом к плотной округлости, слушая как бродят и лопаются внутри пузырьки газа. — Это все ты виноват… — расслышал он сквозь шумное бурление. Лэнгдон резко выпрямился. Между ног мгновенно потеплело и потянуло приятной тяжестью, в трусах стало горячо и тесно, и, сглотнув голодную слюну, он смотрел, как Пэдди выгибается в спине, выпячивая свой жирный живот ему навстречу. — Правда что ли? — его едва не потряхивало от возбуждения, но голос был равнодушным и даже скучным. — Разве это я вчера просил кормить меня еще и еще, пока не отключился от обжорства? Пэдди хихикнул и невинно захлопал ресницами. — Не понимаю, о чем ты, — сообщил он, хитро глядя на Лэнгдона снизу вверх. И вдруг похлопал по бледному брюху, заставив его затрястись. Напускное равнодушие слетело с того словно шелуха. Избавившись от белья, он навалился на Пэдди, прижавшись пахом к гигантской подушке голого пуза. Ох, оно было умопомрачительно мягким. Будто в Пэдди вовсе не было костей — лишь упругая плоть и нежный жирок, который сейчас обволакивал Лэнгдона так плотно и хорошо. Бедра свело предательской судорогой, и он против воли сбивчиво толкнулся несколько раз прямо в теплый податливый жир. От его торопливых движений все тело Пэдди пошло волнами, влажно шлепая складка о складку, и, распаленный этими звуками, Лэнгдон готов был спустить от одной этой странной прелюдии, словно подросток, впервые попробовавший секс. — Сейчас поймешь, — пообещал он, прижимаясь еще теснее. Ладонями он жадно путешествовал по животу Пэдди, перекатывая его в руках, исследуя каждый сантиметр облачно-мягкой плоти. В ответ ему прилетел задушенный стон. Пэдди пялился в потолок пустыми от похоти глазами и дышал так, будто только что пробежал марафон. Едва ли он вообще слышал, что говорил ему Лэнгдон. Ему хватало лишь дразнящего тона и того факта, что тот елозил на его необъятном пузе, чтобы завестись до предела. У самого Лэнгдона от этого кипели мозги и сладко ныли яйца. — Какой же ты толстый, булочка! — восторженно прошептал он на ухо Пэдди, не прекращая ерзать. — Только посмотри на этот живот — такой большой, что я с трудом могу обнять тебя. Хорошо я тебя откормил? Пэдди закатил глаза от удовольствия. Распахнув неприлично сочные розовые губы, красный и захлебывающийся жадными вдохами, он выглядел так, будто вот-вот кончит от одних только грязных словечек и горячих рук Лэнгдона на своем теле. — П-потрогай… ах… м-меня тоже, — простонал он, задыхаясь. Лэнгдон поспешно съехал вниз. К несчастью, это стало для него последней каплей. Широкое размашистое движение отозвалось предательской дрожью в промежности и тело свело сладкой судорогой, от которой закружилась голова. Пэдди продержался лишь немногим дольше, спустив сразу же, как только с трудом пробравшийся под его брюхо Лэнгдон коснулся члена. — Теперь мне точно пора, — сказал Лэнгдон, когда посторгазменный туман наконец-то развеялся. Тело все еще окутывало ленивой истомой, но в голову уже с позором вернулись здравый смысл и ответственность прилежного студента. Лежащий рядом Пэдди поморщился. — Помоги, — снова сказал он и упрямо вытянул вверх обе пухлые ладони. Упершись в кровать и потянув того за руки, Лэнгдон помог ему подняться на ноги. — И нужно тебе… уходить… так рано… — недовольно пыхтел Пэдди, героически преодолевая расстояние в несколько метров до двери. Идущий следом Лэнгдон предсказуемо отвлекся на то, как колышется при ходьбе его зад, и не сразу сообразил, что недовольство Пэдди адресовано ему. По правде говоря, он сам бы с удовольствием остался подольше. Принял бы неторопливый душ вдвоем, с трудом втиснувшись в душевую кабину вместе с Пэдди. Скормил бы ему обширный завтрак, тщательно удостоверившись, что Пэдди съест все до последней крошки. И, чем черт не шутит, может, уломал бы того на второй раунд. Однако всем этим прекрасным мечтам просто не суждено было сбыться, если он собирался успеть на лекции. — Конечно, нужно, — вздохнул он. — На мне же вчерашние шмотки. Пэдди остановился, непонимающе моргнул, и Лэнгдон закатил глаза. — Не хочу объяснять, с кем я провел сегодняшнюю ночь, — пояснил он, уже натягивая на ноги конверсы. В комнате повисло напряженное молчание. Лэнгдону даже не нужно было видеть лицо Пэдди, чтобы знать, что тот обиделся, ведь этот щекотливый вопрос стоял непуганым белым слоном на протяжении всех их странных взаимоотношений. Он знал, что Пэдди всегда хотелось видеться открыто, однако сам был совершенно к этому не готов. Рядом с Пэдди правда было чудесно. Разделив с ним свое необычное увлечение, Лэнгдон чувствовал себя невероятно счастливым. Пэдди нравилось есть, нравилось набирать вес и день ото дня становиться шире и тяжелее. А Лэнгдон получал нереальное удовольствие, подбадривая его и наблюдая за тем, как менялось его тело. С каждым набранным килограммом восхитительный секс становился только слаще. И все же он не сомневался, что этот маленький тайный мирок, существующий лишь между ними двумя, немедленно исчезнет, едва перестав быть тайным. Не для того он столько лет показывал миру идеально выверенную «правильную» сторону себя, чтобы разрушить все одним нелепым признанием. Хороший мальчик Лэнгдон мечтал стать юристом, любил спорт, родителей и учиться — он никак не мог оказаться геем с пристрастием к раскармливанию. Пэдди насупился. Изображая недовольство, он был похож на злого хомяка, но, разумеется, Лэнгдон никогда бы не сказал ему этого вслух. Вместо этого он притянул его к себе, насколько позволял объемистый круглый живот, и, взяв пухлое лицо в ладони, сказал: — Хватит дуться. Лучше плотно позавтракай, прежде чем идти в универ. Пэдди вздохнул, глядя на него с непонятным выражением. — Хорошо, — наконец послушно ответил он. — Вот и славненько, — улыбнулся Лэнгдон, стараясь не думать о том, насколько грустными при этом были его глаза. Улица встретила его неожиданно прохладным ветром. Одетый лишь в футболку, Лэнгдон мгновенно замерз и решил вызвать такси, вместо того, чтобы пройтись пешком, как изначально задумывал. После неплохого утреннего секса настроение било вверх паровым гейзером, и Лэнгдон готов был обнимать всех и каждого, кто согласился бы с тем, что жизнь прекрасна и удивительна. По правде говоря, его жизнь была хороша с самого первого дня. А какой еще она могла быть у человека, фактически вытянувшего счастливый билет при рождении? Лэнгдон был единственным и довольно поздним ребенком у своих родителей — партнеров в крупной адвокатской фирме. Его любили и баловали: все самое лучшее, что только можно было получить за деньги, появлялось у него, стоило только попросить. Лэнгдон легко закончил престижную старшую школу, дважды побывал чемпионом штата со школьной командой по лакроссу и также беспроблемно поступил в колледж. Не то чтобы он не старался. Просто стараться было куда проще и приятнее, чувствуя за спиной полную поддержку со стороны родителей. Все, что они требовали взамен — не делать ничего такого, что могло бы опорочить репутацию семьи, и это меньшее, чем Лэнгдон мог бы им отплатить. К несчастью, в концепцию «не делать ничего странного» совсем не вписывалось то, что он скармливал Пэдди фастфуд в промышленных масштабах, а после трахал того, разомлевшего и раздувшегося, как бурдюк, пока не начинали звенеть пустые яйца. При мысли от том, что кто-то из знакомых может что-то узнать, Лэнгдона бросало в хтонический ужас. Он строго запретил Пэдди раскрывать рот и, изредка натыкаясь на того в кампусе, делал вид, что они не знакомы. Пэдди постигал компьютерную безопасность в компании таких же одержимых задротов где-то в недрах факультета информационных технологий, и в универе они, к счастью, почти не сталкивались. Наедине же дело обстояло совсем иначе. Наедине можно было позволить себе расслабиться и поддаться своим маленьким грязным пристрастиям, не боясь что кто-то раскроет или осудит его. Пэдди не только не осуждал, но и сам, кажется, тащился от их игр почти так же сильно, как Лэнгдон. Едва он пересек порог, как в кармане пиликнул телефон, оповещая о присланном сообщении. Увидев имя отправителя, Лэнгдон улыбнулся. Легок на помине. Все еще улыбаясь, он открыл сообщение и от неожиданности едва не выронил телефон. «Было вкусно» — лаконично написал Пэдди, прикрепив к сообщению две фотографии. На первой был запечатлен стол, плотно заставленный тарелками с разнообразной едой: сальса, кукурузные лепешки, яичница с беконом, тушеные бобы и ветчина, блинчики и вафли с малиновым джемом. А на второй — тот же самый стол, только все тарелки на нем были уже пустыми. Ох, он прекрасно постарался, выполняя утреннюю просьбу Лэнгдона. В паху мгновенно потеплело, и закрывать входную дверь пришлось уже спиной. Не выпуская телефон, Лэнгдон сжал привставший член второй рукой прямо через джинсы. «Хочу тебя увидеть. Пожалуйста!» — лихорадочно настрочил он, расстегивая ширинку. Пэдди будто только этого и ждал. Увидев, что было на экране, Лэнгдон не смог сдержать стона. Пэдди попытался сделать селфи, но у него попросту не вышло втиснуться в кадр целиком. С получившегося ракурса единственным, что мог разглядеть Лэнгдон, был только его огромный складчатый живот, развалившийся на коленях. Тихо простонав, он ускорился, заведенный до предела таким роскошным видом. Пэдди давно пора было сменить гардероб. Светлая футболка показалась бы чехлом для танка на ком-то вроде Лэнгдона, но Пэдди была тесна. Она обтягивая его большой живот и многочисленные складки настолько туго, что Лэнгдон мог видеть темный провал пупка под растянутой почти до прозрачности тканью. Того и гляди лопнет прямо на нем. Даже представить сложно, насколько же самому Пэдди было в ней неудобно. Додумав эту мысль до конца, он зажмурился и кончил. Позорно быстро — всего в десяток рваных движений. Если Пэдди и задумывал отыграться на нем за утро таким необычным способом, то ему определенно это удалось. Ладонь заляпало белым, и, ухмыльнувшись, Лэнгдон сфотографировал свою руку, послав тому снимок, прежде чем отправиться приводить себя в порядок. Присланные фото же немедленно перекочевали в особую, защищенную паролем папку на его телефоне. Лэнгдон старательно сохранял там все фотографии Пэдди, тщательно оберегая и постепенно расширяя свою коллекцию. Во-первых, это давало ему необходимый материал для приятной вечерней дрочки, когда сам Пэдди по какой-то причине был вне досягаемости. А во-вторых, листая галерею от старых фото к новым, Лэнгдон мог вволю полюбоваться его прогрессом. Пэдди не был худым, когда они только познакомились, но с тех пор… Его преображение можно было бы назвать фантастическим, если бы Лэнгдон своими глазами не видел, как его распирает. Пэдди толстел с такой скоростью, что не выдерживала его собственная кожа. Живот, бока и даже мягкие полные руки густо покрывала алая сетка растяжек. Его новообретенные объемы приводили Лэнгдона в восторг. Не менее двух раз в месяц он проводил весьма тщательный осмотр, взвешивая Пэдди и тщательно измеряя его, чтобы оценить, сколько тот успел прибавить за прошедшее время. Впрочем, самому Пэдди они доставляли еще большее наслаждение. Цифры на весах заставляли его глаза загораться особым огнем, и после встречи с Лэнгдоном тот начал лопать так, словно жиреть наперегонки со временем было его призванием. Лэнгдон помогал ему в этом как мог, закармливая Пэдди, будто на убой, чтобы тот ненароком не убавил в весе. Объединив усилия, их маленькая, но целеустремленная команда смогла добиться действительно впечатляющих результатов. Из просто пухлого парня Пэдди сначала стал полным, затем — очень полным, а теперь уже почти болезненно жирным. Конечно, столь огромный вес доставлял ему и немало сложностей. Пэдди едва мог выносить жару и быстро выдыхался. К тому же разбухшее от жира тело было слишком большим и неуклюжим, чтобы беспрепятственно перемещаться в пространстве, и Пэдди регулярно задевал что-нибудь, натыкаясь боками на дверные косяки и врезаясь в мебель. Его очаровательная неповоротливость нравилась Лэнгдону настолько сильно, что он не мог устоять и порой специально просил Пэдди принести ему что-нибудь в другую комнату, с удовольствием наблюдая, как тот с трудом протискивается в двери. И все же несмотря на бытовые неудобства, Пэдди обожал свою тучную фигуру почти так же, как есть до отвала. Казалось, что ему нравятся даже те полные отвращения взгляды, которые вызывал у окружающих вид его огромного расплывшегося тела, и порой Лэнгдон завидовал невероятной силе его пофигизма. Приведя себя в порядок и сменив вчерашнюю одежду на свежую, Лэнгдон взглянул на часы и понял, что если не выйдет из дома сейчас, то все же опоздает в университет. Утренний кофе не слишком помог, и по дороге в кампус Лэнгдон бессовестно клевал носом. Впрочем, этим он ничем не отличался от сотен других студентов, которым не повезло иметь в расписании утренние лекции. На территории университета кто-то окликнул его сзади. Лэнгдон остановился, но обернуться уже не успел. Спустя секунду в него, словно маленький жесткий снаряд, врезалось чье-то тело. — Какого черта, Кит? — прошипел он, яростно отпихивая от себя друга. Тот заржал, как припадочный, но даже не подумал расцепить руки, прижимаясь к Лэнгдону со спины. — Не будь так холоден, дорогуша. А то все подумают, что ты меня больше не лю-у-убишь, — притворно заканючил он. Лэнгдон лишь закатил глаза. Кит и его гейские шутки бесили его до зубовного скрежета, ведь в случае Лэнгдона, Кит, сам того не зная, попадал прямо в цель, но протестуй он слишком рьяно — это только вызвало бы еще больше насмешек. Их короткая потасовка закончилась убедительной победой Лэнгдона. Отлепившись, Кит поправил сбившуюся в пылу борьбы одежду и спокойно зашагал рядом, делая вид, что он почти нормальный человек. — Ты ведь идешь на вечеринку в доме братства сегодня вечером? — спросил он по пути в корпус. Лэнгдон задумчиво пожал плечами. После раннего подъема ему хотелось спать, а не кутить, но и не идти было бы глупо. Вечеринка в Сигма Каппа была событием — на нее не приглашали кого-попало. Получить приглашение значило, что тебя и твои достижения признали члены одного из старейших студенческих братств во всем штате, и сулило большие возможности в будущем. А Лэнгдон возможности ценил. — Ну же, чувак, — сразу заныл приятель, — Говорят, там будет Нэнси Миллиган. Его взгляд поплыл, мечтательно устремившись вдаль, и, проследив за ним, Лэнгдон уже знал, кого увидит в той стороне. Кит был влюблен в Нэнси с первого курса. Влюблен преданно, пылко и абсолютно не взаимно. С тем же упорством, с каким Кит обхаживал предмет своего обожания, Нэнси игнорировала его ухаживания, уделяя ему ровно столько внимания, сколько нужно, чтобы хватило на один презрительный взгляд. Вход в главное здание был большим, старинным и предельно помпезным. Чтобы попасть внутрь, студентам нужно было преодолеть широкую длинную лестницу, и Нэнси как раз поднималась по ступенькам. Плавно и грациозно, словно специально позволяя им вдоволь на себя полюбоваться. Лэнгдон пихнул приятеля в бок. Кит вздрогнул, поморщился и наконец все-таки перестал пялиться. — О чем мы только что говорили? — тупо спросил он. — Вечеринка, — милосердно напомнил Лэнгдон. — О, точно! — просиял Кит. — Чувак, ты обязан пойти. Я не прощу тебя, если решишь меня кинуть! Лэнгдон ухмыльнулся и взял интригующую паузу. На самом деле, он уже давно решил для себя, что пойдет, но поиздеваться над Китом посчитал сладчайшей формой расплаты. Он открыл было рот, однако вновь случайно зацепился взглядом за лестницу, и тут же забыл, о чем собирался говорить еще секунду назад. Нэнси на ступеньках уже не было. Зато по ним грузно поднимался Пэдди, с трудом затаскивая наверх свою расплывшуюся тушу. Лэнгдон замер, чувствуя, как предательски теплеют щеки. Он знал, что пялится. И, по-хорошему, стоило бы прекратить, пока это не стало по-настоящему подозрительным, однако Лэнгдон не мог внять голосу разума, просто не в силах оторвать взгляд от тучной фигуры на ступеньках. Чертов Пэдди с его чертовой любовью к тесным шмоткам. Его гигантская задница была упакована в тугие джинсы настолько плотно, что казалось истинным чудом то, что те еще не разошлись по шву прямо на нем. Сдавленное штанами сало щедро выплескивалось сверху, нависая над поясом. В своих тесных штанах и футболке в облипку Пэдди выглядел даже больше, чем обычно, словно специально старался иметь вид как можно более вызывающий. И наверняка еще и удовольствие получал от того, сколько народу пялится на его титанический зад. — Отвратительно, — откуда-то сбоку пробубнил Кит. Лэнгдон слышал его отдаленно, будто сквозь плотный слой ваты. — Этот тупой кусок сала точно разожрался еще сильнее. Боже, если бы я был настолько жирным, меня бы тошнило при одном только взгляде в зеркало. Это же, блядь, нездорово! Лэнгдон неохотно повернулся к нему и с ужасом понял, что у него привстал только от одних этих слов. Он и сам не прочь был поддразнить Пэдди по поводу веса, постоянно называя того булочкой, пышечкой, поросеночком и прочими дурацкими уменьшительно-ласкательными прозвищами, которые приходили ему в голову, но в случае Кита это было совсем другое. Какое тот имел право называть Пэдди отвратительным, когда сам Лэнгдон был без ума от его форм? Невольное возбуждение смешалось в Лэнгдоне с гневом, сформировав довольно причудливый клубок эмоций, ведь приказать Киту заткнуться ему не хватало смелости. Щеки и уши покраснели еще сильнее, и Лэнгдон запоздало обрадовался тому, что вот уже несколько месяцев ленился подстричься. За разросшейся шевелюрой не были видны пылающие фонари его ушей. В конце концов он просто пихнул Кита в бок и промямлил себе под нос: — Не будь задницей, чувак. Кит фыркнул, глядя на Лэнгдона с неожиданным холодком. Тот недоуменно вздернул брови в ответ, однако прежде чем он сумел спросить хоть что-то, Кит вдруг улыбнулся. Так широко, словно хотел похвастаться трудами своего стоматолога. — Ты прав, — заявил он, звонко шлепнув его по плечу. — Зачем пялиться на уродливых жирных задротов, когда вокруг полно шикарных девчонок, верно? Лэнгдон активно закивал, и приятель, словно по велению рычага, переключился на какие-то сплетни про старшекурсников с юридического, вновь став похожим на обычного себя. Он распрощался с Китом у входа в аудиторию. По пути он почти сумел убедить себя в том, что странное поведение лучшего друга ему просто привиделось, однако ситуация у лестницы продолжала то и дело всплывать в памяти вплоть до самого вечера. День прошел скомканно и как-то нелепо. Из-за недостатка ночного сна Лэнгдон безбожно тупил на лекциях, а после едва не заснул прямо в раздевалке, пока тренер расписывал клевавшей носом команде стратегию на предстоящий сезон. Окончательно проснулся он только тогда, когда озверевший от такого пренебрежения тренер выгнал всех на стадион, заставив бегать, пока ноги не отвалятся. Здесь же, у дальних ворот тренировалась группа поддержки, и одетая лишь в топик и коротенькие шорты Нэнси взлетала в воздух, легко закручиваясь в очередное сальто. Выглядело это впечатляюще. Тоненькая фигурка взмывала вверх так легко, словно вообще ничего не весила, и тут же бесстрашно падала вниз. Пробегая мимо, он невольно притормозил, засмотревшись на ее тренировку. Не только красивая, но еще и талантливая — пожалуй, он понимал, почему Кит так упорно пытался взять этот бастион. Будь он чуточку глупее, он бы попробовал приударить за Нэнси сам. Попытался бы убедить себя, что спокойные отношения с правильной девушкой могут быть не хуже, чем то постыдное сладкое нечто, что связывало его с Пэдди. То, чему и названия-то толком не было. Однако внутренний голос кричал, что это плохая идея, и в кои-то веки Лэнгдон был с ним полностью согласен. Тем временем группа поддержки закончила тренироваться. Нэнси распустила волосы и отошла к скамейкам, а Лэнгдон поймал себя на том, что все еще стоит посреди беговой дорожки, уставившись на нее. Ее спортивная форма показывала больше, чем прятала. Короткий топик игриво обтягивал упругую грудь и открывал подтянутый смуглый животик. Крохотные шортики лишь подчеркивали длинные гладкие ноги и небольшую круглую попку. Нэнси наклонилась, выискивая что-то в своей спортивной сумке, и неподалеку от Лэнгдона разом застыло сразу несколько истекающих слюной бедолаг. К удивлению Лэнгдона, достав из сумки бутылку с водой, Нэнси не стала возвращаться обратно к товарищам по команде, а направилась прямиком к нему. — Тебе понравилось? — спросила она, мило улыбнувшись. Лэнгдон мог бы поклясться, что услышал из-за спины парочку завистливых вздохов. — А? — красноречиво отозвался он. Разговаривать один на один было непривычно. Несмотря на то, что они учились вместе и даже тусовались примерно в одной и той же компании, Лэнгдон не помнил, чтобы они сказали друг другу больше пары слов за все это время. Нэнси смущенно глянула на него и накрутила на палец прядь каштановых волос. — Ну… наша программа. Ты ведь остановился, чтобы посмотреть. — А-а… — протянул Лэнгдон, чувствуя себя идиотом, — она отличная. Нэнси порозовела и стрельнула взглядом из-под ресниц. Похоже, ее вовсе не обижало случившееся с Лэнгдоном косноязычие. Улыбнувшись, она снова поправила волосы, убирая с лица непослушную прядку. — Ты ведь идешь на вечеринку сегодня? — спросила она, — Не хочешь пойти туда вместе? Лэнгдон моргнул и с удивлением уставился на нее, только сейчас начиная осознавать, в какой нелепой ситуации оказался. Кажется, Нэнси по-своему истолковала его интерес. Здравый смысл настойчиво требовал поскорее озвучить ей вежливый отказ, но правильные слова почему-то терялись по пути от мозга до языка. А Нэнси, как назло, стояла и терпеливо ждала ответа, несмотря на смущение и тот факт, что на другом конце поля ее уже заждались товарищи по команде. — А… Эмм… я… — промычал было он, но в этот момент у кого-то из группы поддержки, видимо, сдали нервы. Нэнси окликнули, и она виновато улыбнулась Лэнгдону. — Встретимся у раздевалок, ладно? — сказала она, прежде чем махнуть рукой на прощание и поспешить обратно к своим. Так и не успев отказать ей, Лэнгдон уставился вслед, шевеля губами, словно вытащенная на сушу рыба. Он намеренно задержался в раздевалке насколько мог, непорядочно понадеявшись на то, что Нэнси надоест ждать и она сдастся первой. Стоял под душем, пока не замерз, несколько раз собрал и снова разобрал спортивную сумку и потратил больше времени на переодевание, чем когда-либо в своей жизни. Однако, когда он наконец вышел, Нэнси все еще ждала снаружи. Спортивную форму сменило блестящее платьице, почти столь же короткое и мало чего скрывающее, а каштановые локоны Нэнси закрутила в свободный пучок — она явно успела прихорошиться. Лэнгдон мысленно чертыхнулся и вымученно улыбнулся ей. — Эээ… круто выглядишь, — выдавил он неловкий комплимент. Нэнси просияла. Вцепившись в его локоть, она почти не отлипала от него по пути на вечеринку, и Лэнгдон покорно плелся рядом, чувствуя себя кроликом в нежных объятиях самого миловидного на свете удава. Общежитие братства Сигма Каппа снаружи выглядело почти пристойно. Краснокирпичное трехэтажное здание отличалось от своих благополучных соседей только большими греческими буквами над входом, и даже самый придирчивый взгляд не смог бы обнаружить на нем никаких признаков студенческой вечеринки. Наученные опытом тысяч своих предшественников, братья умели виртуозно заметать следы. Настоящее же веселье, как и полагается, происходило внутри. Лэнгдон распахнул двери, и в уши ворвались ритмичные грохочущие басы, а нос мгновенно учуял запах дешевого пива и травки. Народу внутри было пока еще слишком мало, чтобы сказать, что он появился на вечеринке в самый ее разгар, однако вполне достаточно, чтобы к ним с Нэнси прилипло не меньше десятка заинтересованных взглядов. Лэнгдон мысленно застонал, предчувствуя, что станет главной темой для досужих сплетен на ближайшие несколько дней. Со стороны они, должно быть, выглядели как парочка. Как гребаные король и королева выпускного. Нэнси все еще держала его за руку, и, в отличие от него, кажется, только наслаждалась происходящим. Ее маленькая изящная ладошка крепко сжимала его предплечье, а сияющие восторгом глаза смотрели на Лэнгдона так, словно кроме них двоих в комнате вообще никого не было. Это немного льстило. Но все же куда больше Лэнгдон чувствовал неловкость от того, что та была рядом. Внимание, обычно приходившееся ему по душе, в этот раз стало его раздражать, а намертво приросшая к лицу маска хорошего парня вдруг стала чужой и неудобной. Прислушавшись к себе, Лэнгдон с удивлением понял, что предпочел бы завалиться к Пэдди с кипой пакетов из очередного фастфуд-ресторана, вместо того, чтобы отрываться на вечеринке года. — Здесь так круто! — звонко воскликнула Нэнси ему на ухо, перекрикивая музыку. Она уже заметила кого-то из знакомых в глубине танцпола и нетерпеливо пританцовывала на месте, словно никак не могла решиться отпустить Лэнгдона и пойти танцевать с друзьями. — Иди, — приказал тот, — увидимся позже. Нэнси разочарованно надула губы. Она явно ждала от него реакции иного рода, однако Лэнгдон упрямо оставался на месте. Нэнси точно обиделась, подумал он, когда та упорхнула на танцпол, выпустив его руку и наконец оставив в одиночестве, но, как ни странно, эта мысль принесла ему только облегчение. Хотелось выпить. У дальней стены чуть в стороне от танцпола Лэнгдон увидел стол с выпивкой и направился к нему, как вдруг кто-то резко толкнул его плечом, заставив покачнуться на ногах. — Эй! Осторожно, чувак, — усмехнулся он беззлобно, украдкой потирая место столкновения. Толкнувший его человек поднял голову, и Лэнгдон вздрогнул от неожиданности. Бледный и с перекошенным от едва сдерживаемого гнева лицом, Кит яростно сжимал кулаки и смотрел на него так, словно готов был убить на месте. — Пошел ты! Дружище! — издевательски выплюнул он. Лэнгдон непонимающе хлопнул глазами. Кит явно искал драки с ним, и, зная приятеля, обязательно полез бы в нее прямо с места, если бы в этот момент где-то на танцполе не крутилась Нэнси. Черт, Нэнси! Лэнгдон едва не застонал вслух. Ослепленный и оглушенный ревностью, Кит вряд ли был бы способен услышать голос разума, но он все же попытался оправдаться: — Это не то, что ты подумал. Мы не вместе или что-то типа того. — Конечно. Значит мне просто привиделось, как вы обнимались тут у всех на глазах! Лэнгдон беспомощно оглянулся по сторонам. Характер у приятеля всегда был легким, и отходил от обид он не в пример быстрее и легче самого Лэнгдона, однако сейчас Лэнгдон скорее нашел бы общий язык с разбуженным гризли, чем со взбешенным лучшим другом. Пылая от ярости, Кит смотрел на него, как на врага, и, что хуже всего, определенно не собирался верить хоть каким-то его объяснениям. Их перепалка пока не привлекла к себе широкого внимания, однако, если не сбавить тон, все могло измениться в любой момент. Меньше, чем оправдываться, ему хотелось только получить по морде от лучшего друга на глазах у всего колледжа. Лэнгдон приложил палец к губам, пытаясь, если не успокоить приятеля, то хотя бы убедить его рычать угрозы ему в лицо чуточку тише, но в этот самый момент с танцпола донесся звонкий смех Нэнси. Кит вздрогнул. Бросив в сторону танцпола больной взгляд, он вдруг как-то разом поник. Съежился, словно пес, которого облили холодной водой. — Трусливый ублюдок, — сказал он глухо и ушел прочь, едва вновь не задев Лэнгдона плечом. Тот с отчаянием проводил его глазами, втайне надеясь, что к концу вечера Кит хоть немного остынет. Для самого важного события года вечеринка выходила полный отстой. Лэнгдон все же добрался до стола с выпивкой и, отхлебнув пива из большого пластикового стакана, раздраженно поморщился и отставил напиток. На вкус пиво было отвратительным. Чуть более привлекательно выглядела лежащая рядом еда, но, прислушавшись к себе, Лэнгдон понял, что абсолютно не голоден. Зато, разглядывая разложенные на столе закуски, он снова вспомнил о Пэдди. Лэнгдон улыбнулся. Было бы неплохо втихаря сбежать с вечеринки подальше от прилипчивой Нэнси и исходящего ревностью Кита, и внезапно нагрянуть к нему с целой горой еды. Тут же включилось воображение, рисуя в голове картинки того, как мог бы закончиться этот вечер. Тесный диван, на котором вдвоем возможно уместиться лишь в обнимку и какое-нибудь глупое шоу от Нетфликс. Тяжелое сопение Пэдди и его расплывшийся живот под ладонью. Осторожно обводить растяжки на этом огромном дряблом пузе, пока Пэдди ест, всегда было для Лэнгдона идеальной формой антистресса. От одной только мысли о бесформенной мягкой массе под его пальцами в груди вдруг стало так тепло и хорошо, что куда-то исчезло всякое раздражение, и Лэнгдон поймал себя на том, что пялится на закуски и улыбается, как идиот. «Ты не против, если я зайду сегодня?» — торопливо настучал он, достав телефон. «Прости. Сегодня занят.» — ответил Пэдди через несколько секунд. Лэнгдон нахмурился. Согревавшее его еще мгновение назад теплое чувство в груди рассеялось, оставив после себя неприятную пустоту. Не то чтобы он был расстроен или разочарован, сказал он сам себе. Просто зависать вдвоем с Пэдди было бы веселее, чем торчать тут одному. Самоубеждение не работало. Вернее, работало совсем не так, как хотелось бы Лэнгдону. Ведь чем больше он говорил себе, что все в порядке, тем больше тревожных мыслей появлялось в голове, пока та не стала гудеть от них, словно растревоженный улей. Что там делает Пэдди? Почему он занят? Неужели для него есть что-то или кто-то важнее, чем Лэнгдон? Подобное никогда не интересовало его раньше. Он приходил и зависал с Пэдди когда и сколько хотел и, вдоволь наразвлекавшись, сбегал обратно в правильную жизнь до следующего раза. Однако сегодня, в этот дурацкий неудачный день, когда буквально все шло не так, как хотелось Лэнгдону, рабочий план отчего-то дал сбой. Непонятное сообщение с отказом — вот и все, что он получил, и, попав на благодатную почву, предательский червячок сомнения принялся точить его уязвленное эго с напором перфоратора. «Где ты?» — написал он, снова достав телефон. Старательно не думая о том, насколько отвратительно жалким он выглядит сейчас, преследуя Пэдди, словно ревнивая жена. Палец нерешительно завис над кнопкой «отправить», однако нажать на нее Лэнгдону почему-то не хватало духу. — Извини, ты не мог бы подвинуться? Ты мешаешь пройти, — раздался за плечом знакомый голос. Лэнгдон вздрогнул всем телом и едва не выронил телефон. Сперва ему показалось, что, набирая сообщение, он успел накрутить себя слишком сильно и теперь слышит голос Пэдди там, где его нет. Однако слух был здесь ни при чем. Пэдди, к счастью, все-таки настоящий, действительно обнаружился за спиной. Увидев Лэнгдона, он разулыбался и будто посветлел лицом. Словно и не виделся с ним только сегодня утром. Или словно просто смотреть на того было достаточно, чтобы Пэдди светился от счастья. Теплые и яркие карие глаза, загоревшиеся от радости, вдруг показались Лэнгдону чертовски красивыми. — Что ты здесь делаешь? — ляпнул он, засмотревшись. От неожиданности он даже забыл о необходимости делать вид, будто они незнакомы. Пэдди пожал плечами, глядя на него с улыбкой. — Это же вечеринка, — сказал он. — Что обычно делают на вечеринках? Ем. Пью. Развлекаюсь. И в качестве доказательства своих слов сгреб большую горсть чипсов, принявшись уплетать их с большим аппетитом. От еды его щеки мягко разрумянились. Кончики пальцев и розовые губы блестели от масла, а на лице появилось то самое выражение, которое сводило Лэнгдона с ума. Чистое и ни с чем не сравнимое наслаждение. Настоящий обжорный экстаз. Несколько крошек попало ему на футболку, и Лэнгдон привычно смахнул их, нежно стиснув пухлый бок, прежде чем прийти в себя и испуганно отдернуть руку, словно футболка Пэдди была под напряжением. Тот вздрогнул и застыл на месте, прекратив жевать. Его зрачки расширились, дыхание стало поверхностным и частым. Сердце Лэнгдона само словно пропустило удар, и за заполошным стуком крови в висках, шумное нервное дыхание Пэдди было единственным звуком, который он еще слышал. Волнующим, сладким, восхитительным звуком. Ладонь, которой он прикоснулся к Пэдди, мелко дрожала, предательски потея. Больше всего на свете ему хотелось возобновить контакт. Потрогать того снова, прижаться плотнее и обнять за талию, позволив пальцам утонуть в изобильной мягкости его боков. Он даже не сомневался, что Пэдди был бы только счастлив, позволь он себе это, но в голове, словно тревожная сирена, включилось запоздалое благоразумие, и в последний момент Лэнгдон отпрянул, стиснув ладонь в кулак. Особенный момент исчез, лопнув, словно мыльный пузырь. Пэдди погрустнел и разочарованно опустил глаза. И хоть Лэнгдон и постарался убедить себя, что он все сделал правильно, отчего-то это вовсе не мешало ему чувствовать себя дерьмом. От неловкого молчания сводило скулы, и он был почти благодарен Нэнси, когда, внезапно вынырнув из-за спины, та повисла на его локте. — Мы собираемся играть в «Правда или действие», ты ведь пойдешь? — спросила она, обращаясь к нему. На Пэдди она даже не взглянула. Если подумать, то Пэдди вообще довольно редко замечали, что, учитывая его габариты, было даже немного иронично. Впрочем, это была ирония довольно грустного толка. Пэдди, большой, настоящий, мягкий внутри и снаружи, заслуживал быть оцененным по достоинству куда больше, чем сам Лэнгдон, успешно строивший свою жизнь на вранье. И порой тому становилось больно от того, что никто больше этого не видит. Лэнгдон опустил глаза, отчего-то чувствуя себя виноватым за откровенную грубость Нэнси. Однако, несмотря на это чувство, заступиться за Пэдди он все же не смог, хоть возмущение и собственная ущемленная гордость настойчиво требовали этого. Как ни странно, молчание в качестве ответа вполне устроило Нэнси. Она потянула его за собой, словно маленький, но упорный буксир, и Лэнгдон послушно поплелся следом. Пэдди зачем-то пошел за ними, хотя лично его вообще-то никто не приглашал. Болтаясь в фарватере у Нэнси, Лэнгдон чуял его присутствие затылком так отчетливо, будто случайно вырастил там третий глаз, и, скрипя зубами, молча слал ему мысленные сигналы, однако Пэдди оказался прискорбно глух к телепатии. От молчаливого раздражения потихоньку начинало ломить сжатые челюсти. Лэнгдона злило навязчивое внимание Нэнси и непонятливость Пэдди, но больше всего его, как ни странно, раздражал он сам. Может Кит, как всегда сам того не зная, был прав, обзывая его трусом? Так держать, Готри, подумал он с ожесточением, устраиваясь в кругу играющих рядом с Нэнси. Продолжай прятаться под юбкой у Нэнси, чертов ты слизняк. К правому плечу нежно прижалась пышная девичья грудь, и ноздри щекотнул цветочный запах. — Не знала, что ты знаком со свинкой, — тихо шепнула Нэнси ему на ухо. Лэнгдон нервно вздрогнул, метнув на нее неприязненный взгляд. Варясь в бульоне из гнева и самобичевания, Лэнгдон почти не следил за ходом игры. Блестящая бутылка из-под пива неспешно вращалась в центре круга, выбирая всё новых и новых жертв. Сначала сидящий напротив бледный первокурсник выпил залпом семь шотов текилы. Затем какая-то из многочисленных подружек Нэнси призналась в том, что целовалась с собственной кузиной. Нэнси глупо хихикала и пряталась за Лэнгдона каждый раз, когда горлышко бутылки прокручивалось мимо. Стеклянное горлышко сделало очередной круг и вдруг остановилось, замерев точно напротив Кита. Кто-то громко заулюлюкал, вернув Лэнгдона обратно в реальность. Кит выбрал действие и со спокойствием стоика разделся до трусов у всех на глазах. Пошлый свист и улюлюканье стали еще громче, но Кит лишь церемонно раскланялся перед всеми так, словно на нем был смокинг, а не трусы в горошек, и свист мгновенно сменился дружным хохотом. Нэнси покраснела и звонко хихикнула. По-прежнему прижимаясь к Лэнгдону, она тем не менее послала в сторону Кита весьма заинтересованный взгляд, и Лэнгдон не смог удержать саркастичной усмешки. Знал бы тот, что, чтобы привлечь внимание своей Джульетты, ему всего лишь нужно было раздеться. Тем временем ничего не подозревающий приятель снова сел в круг и крутанул бутылку. Получилось не слишком удачно — чересчур сильно, и пустая бутылка подпрыгнула, вращаясь с такой скоростью, что почти слилась в сплошное цветовое пятно в центре круга. А когда она наконец остановилась, ухмылка Лэнгдона сползла с его лица. — Правда или действие? — спросил Кит. Спросил спокойно, даже дружелюбно, словно и не прожигал его глазами весь вечер. Лэнгдон задумался. Может, тот и правда решил отпустить обиду, но в это не очень-то верилось. Как и не очень хотелось представлять, что может заставить его сделать пышущий гневом ревнивец, воспользовавшись правилами игры. Он довольно долго колебался, выбирая из двух зол меньшее, пока кто-то из игроков не заскучал, приказав ему поторопиться. Тогда Лэнгдон выдохнул и осторожно сказал: — Правда. — Окей, — покладисто согласился Кит.— Тогда, может, расскажешь, как тебе нравится трахаться со свиньей? Взгляд предательски метнулся к Пэдди, и Лэнгдон увидел его лицо, бледное и испуганное, прежде чем поспешно отвести глаза. В комнате будто разом стихли все разговоры, и в почти музейной тишине Лэнгдон буквально кожей ощущал приклеившиеся к нему любопытные взгляды. Ему показалось, что он не может дышать. В голове зашумело. Непонятно, какая сила еще удерживала его на месте, когда все его существо тянуло вскочить на ноги, выбежать из комнаты и больше никогда в жизни не встречаться лицом к лицу ни с одним из присутствующих в ней людей. — Шшшто? — просипел он непослушными губами, находясь в шаге от первой в своей жизни панической атаки. Кит пожал плечами и сладко улыбнулся. — Птички нашептали, что в последнее время ты ходишь к нему, как к себе домой. Не домашкой же вы там занимаетесь, верно? По затылку, гадко щекоча, скатилась капля пота и впиталась в воротник. Лэнгдон нервно сглотнул, уже не в силах посмотреть ему в глаза. Никому в глаза. — Ничего не было, — вдруг громко и четко сказал Пэдди с противоположного края круга, — Я плачу ему, чтобы он подтянул меня по социологии. Я завалил ее в прошлом семестре. Раздраженно поджав губы, он глядел на Кита с таким искренним негодованием, словно само предположение о том, что между ними может быть что-то кроме совместных занятий, оскорбляло его до глубины души. Лэнгдон еще никогда не любил его сильнее. — Но я же видел… — сказал Кит. Уже далеко не так уверенно, как раньше. Лэнгдон выпрямился и вскинул на него торжествующий взгляд. Пострадавшее эго требовало немедленного и полного удовлетворения. Лэнгдон жаждал крови и, почуяв слабину, не собирался проявлять ни капли милосердия. — Ты ошибся, приятель, — надменно хмыкнул он и, приобняв за плечи Нэнси, притянул ее ближе. — Кроме того, кому нужны уродливые жирные задроты, когда вокруг есть шикарные девчонки вроде Нэнси? Это был не он. Это его губы двигались, и это его рука собственнически лежала на тонком девичьем плече, но все же произнесенные им слова принадлежали кому-то другому. Кому-то, кто был жестче и злее. Кому-то, кто готов был на все ради того, чтобы бросить Киту в лицо его собственные слова в отместку за пережитое унижение. Кому-то, кого Лэнгдон немедленно возненавидел всей душой, стоило только взглянуть на Пэдди. Карие глаза распахнулись в растерянности, словно Пэдди не до конца верил в то, что услышал. Еще не мокрые, но уже блестящие от незаслуженной обиды. Мягкий подбородок предательски задрожал. Он покраснел и нелепо взмахнул руками, будто пытался прикрыться, но это было глупостью — Лэнгдон же точно знал, что Пэдди пропускал любые комментарии по поводу своего веса мимо ушей… Или же… нет? Он пожалел о сказанном в ту же секунду, но разве это могло что-то исправить? По-дурацки застыв с открытым ртом, Лэнгдон беспомощно смотрел на то, как Пэдди пытался подняться на ноги. Получилось у него далеко не сразу. Оплывшую тушу с трудом удалось оторвать от пола, и Пэдди запыхался, весь красный от натуги и унижения. Смотреть на это было почти физически больно, но Лэнгдон не отводил глаза, пока за спиной у Пэдди не хлопнула дверь. Во всеобщем молчаливом осуждении он прижал к себе Нэнси. Она сморщила нос и, отодвинувшись, мягко сбросила с себя его руку. Остаток вечера Лэнгдон провел в одиночестве, целенаправленно надираясь отвратительным дешевым пивом. Никому не хотелось говорить с ним. Даже Нэнси, которая прежде вертелась вокруг него, будто кошка при течке. Даже Киту, который после игры присмирел и осунулся, хоть все равно, наверняка, горел желанием расквитаться с Лэнгдоном позднее. О, с каким удовольствием Лэнгдон подрался бы с ним сейчас, но бывший лучший друг предпочитал игнорировать его так же, как и остальные. Будь он трезв, то, наверное, сошел бы с ума от осознания, что скатился вниз по социальной лестнице от короля до изгоя за каких-то несчастных пару минут. Но, видимо, дрянное пиво оказалось неплохим лекарством от паники. Наблюдая за крахом своего социального статуса, Лэнгдон был каменно-спокойным. Какая-то его часть жалела о том, что он не выбежал на улицу сразу вслед за Пэдди, не попытался исправить то, что натворил его длинный язык. Другая — захлебывалась жалостью к себе, но эту свою часть Лэнгдон в принципе не собирался слушать больше, ведь именно она привела его к нынешнему положению. Вывалившись на улицу из дома братства в почти невменяемом состоянии, он положился на автопилот. И нисколько не удивился, когда в конце концов ноги привели его к знакомой двери. Он довольно долго не мог постучать, застыв перед ней нелепым памятником собственной нерешительности. В голове было пусто. Но вместе с тем — легко. Лэнгдон понятия не имел, что скажет Пэдди, но не сомневался, что тот простит его. Он должен был, иначе… О том, что будет иначе, не хотелось даже думать. Наконец изнутри послышались тяжелые шаги и сдавленный голос сказал: — Уходи. Лэнгдон нахмурился. Это, конечно, было не то начало, на которое он рассчитывал, но он не собирался сдаваться с первой же попытки. Прильнув к дверному косяку, он заныл как можно жалобнее: — Впусти меня, детка. Я… мне нужно в туалет! Пэдди промолчал. Но, спустя недолгую паузу, раздался скрежет открывающегося замка, и дверь распахнулась. В освещенном желтым проеме показался большой темный силуэт. — Я соврал, — пьяно улыбнулся Лэнгдон, увидев его. Пэдди явно старался казаться спокойным. И у него даже неплохо получалось бы, но его выдавали глаза. Воспаленные и красные, словно при простуде. И без лишних слов было ясно, чем тот занимался с тех пор, как сбежал с вечеринки, и до того момента, как Лэнгдон постучал в дверь, и, несмотря на то, что Лэнгдон добился своего, при мысли о том, что Пэдди плакал из-за него, в груди неприятно кольнуло. Пэдди чуть посторонился, впуская его, и Лэнгдон поспешно проскользнул мимо него в комнату. Быстрее, пока тот не передумал. Оказавшись внутри, он вдруг понял, что понятия не имеет, с чего начать. Стоило как-то оправдаться, но как объяснишь, почему, испугавшись, он обидел единственного человека, который пытался ему помочь? Вряд ли подходящее оправдание вообще существовало. Слова копились на языке, одно другого хуже, а вместе с ними приходило понимание, что стоит только начать разговор, как пути назад уже не будет. Неловко застыв посреди комнаты, Лэнгдон не мог решиться открыть рот. Так и молчал до тех пор, пока у Пэдди не кончилось терпение. — Зачем ты пришел? — спросил тот, и только мысль о грядущем примирении заставила Лэнгдона наконец заговорить. — Извиниться, — честно сказал он. — Мне правда жаль. Пэдди нахмурился. Круглое лицо было совершенно несчастным. Сложив руки на груди, он словно заранее защищался от всего, что скажет Лэнгдон, и, по правде говоря, это задевало сильнее, чем он готов был признать. Лэнгдон поморщился и вздохнул. Что ж, он это заслужил. Виновато взглянув на Пэдди, он все же попробовал оправдаться: — Ты же знаешь, что на самом деле я так не думаю. Просто Кит… он застал меня врасплох и… — Я прощаю! — перебил его Пэдди. Лэнгдон удивленно распахнул глаза — он не ожидал отделаться так легко. Но его радость была преждевременной и совсем недолгой, потому что, дав себе небольшую передышку, чтобы собраться с мыслями, Пэдди продолжил: — Я прощаю, но я не могу так больше. Его голос сорвался на окончании фразы, дал петуха, и Лэнгдон как-то сразу понял, что тот говорит всерьез. Слова повисли в воздухе, и внезапно стало очень трудно дышать. Почти так же, как тогда, на вечеринке. Он сглотнул, пытаясь избавиться от застрявшего в горле кома, и почувствовал во рту горечь. — Почему? — собственный голос показался чужим и плоским. Не то чтобы он действительно хотел знать причину. Какой бы она не была, Лэнгдон не сомневался, что она вряд ли ему понравится. Просто пока он разговаривал с Пэдди, всё как-будто бы было по-прежнему. Он терял его. Терял и не знал, как это остановить. Пэдди грустно улыбнулся. — Потому что ты не любишь меня, — объяснил он. А затем вдруг задрал футболку, оголив свой свисающий живот, и сильно шлепнул по нему, тоскливо глядя на то, как трясется жир, — Ты любишь вот это. Лэнгдон возмущенно открыл было рот, но тут же прикусил язык. Его гнев потух, так толком не разгоревшись. Так значит вот каким его видел Пэдди? Просто скучающим фетишистом? Глаза запекло от стыда и обиды, но позволять себе распускаться было нельзя. Лэнгдон боялся, что дав хоть немного воли эмоциям, уже не сумеет удержать их под контролем. — Значит, ты хочешь расстаться со мной? — спросил он с единственной целью — добить еще трепыхавшуюся в нем надежду. Глупо, но та никак не хотела умирать, цепляясь за жизнь словно неупокоенный зомби. Чертово позитивное мышление! Пэдди кивнул. По пухлой щеке пробежала прозрачная дорожка, и он поспешно смахнул ее ладонью. Впрочем, это никак не отразилось на его решимости. — Я больше не хочу быть твоим секретом, — сказал он твердо. — А если… — начал Лэнгдон и осекся. Предложение все еще давалось ему тяжело, несмотря на все то, что произошло с ним сегодня. Сделав паузу, он зажмурился, словно перед прыжком в холодную воду, прежде чем спросить, — А если я приглашу тебя на свидание? — Куда? — спросил Пэдди устало, — В Макдональдс на краю города? — Туда, куда захочешь. — Ты не можешь себе этого позволить. Лэнгдон понуро опустил голову, едва сдерживаясь от того, чтобы спрятать горящее лицо в ладонях. Упорство Пэдди приводило его в отчаяние. А отвратительнее всего было то, что под прикрытием спора тот бросал ему в лицо его же собственные оправдания. — Могу, — сказал он в конце концов. — Теперь — могу… Пожалуйста, сходи со мной на свидание, — прошептал он почти умоляюще. Не зная, что еще предпринять, он шагнул вперед и, приобняв Пэдди за бока, осторожно наклонился к его лицу. Может, физический контакт сумеет донести то, с чем не справились слова? Пэдди всегда охотнее откликался на ласку. Рот накрыл чужие мягкие губы. Губы дрогнули и сжались, и Лэнгдон ощутил, как внезапно потяжелевшее сердце камнем проваливается куда-то вниз. Терять было нечего. Он жмурился и упрямо вжимался в чужой неприветливый рот, решив, что не отпрянет, пока Пэдди сам его не оттолкнет. Он уже почти отчаялся, когда на спину вдруг осторожно легли мягкие ладони. Пэдди коротко всхлипнул, и его губы наконец-то ожили, раскрывшись навстречу. Он отвечал. Не просто позволял целовать себя, но целовал в ответ. Напирал горячим ртом, перехватив инициативу, и Лэнгдон покорно раскрывался ему навстречу, пьяный от жажды и облегчения. От агрессивных, жадных поцелуев Пэдди едва не подкашивались колени. Они целовались так с минуту. Или пять. Или вечность. Оторвавшись, чтобы сделать вдох, Пэдди не дал ему отстраниться насовсем, и, откровенно говоря, Лэнгдон сам не слишком этого хотел. Подавшись вперед еще сильнее, он вцепился в Пэдди будто клещ, вжимаясь в мягкое полное тело всем собою. Пальцы сами стиснули пухлые складки на боках, и Пэдди замычал в поцелуй низко и жалобно. — Это нечестно, — пробормотал он и тут же ойкнул, когда Лэнгдон чувствительно куснул его за губу. — Я не отпущу тебя, пока ты не согласишься. Он отступил, с надеждой глядя на Пэдди. Ошалевшее сердце било в уши чугунным молотом. Пэдди не стал его мучать. Его глаза блестели, грудная клетка ходила ходуном, и он улыбался той же самой широкой слепящей ухмылкой, которую Лэнгдон чувствовал на своем собственном лице. — Да, — сказал он, прежде чем потянуться за новым поцелуем, — Конечно же, да.