***
Итак, пока ученики и весьма интересно настроенные профессора толпились за закрытой дверью, еще не найдя эстетичный и ненавязчивый способ подглядывания; в чуланчике, по соседству со шваброй-самоубиралкой и самоопустошающимся ведром, Гермиона не оставляла попытки окончательно совратить Виктора. Для автора остается загадкой, где же девушка понабралась такого, являясь примерной ученицей и, не побоюсь этого слова, ходячей дисциплиной, но факт остается фактом: мужик не устоял. Хотя умную голову Крама ежесекундно посещала мысль, вещавшая голосом матери: «Витя, что ты делаешь, это статья, ей только четырнадцать! Ну что ты творишь, отца твоего за ногу?» — непослушные ручки-лапушки активно возились с облачением Гермионы, видимо, желая устранить такую серьезную преграду. Грейнджер охотно помогала совращаемому ею парню, не забывая попутно покрывать его мордочку самыми сладкими поцелуями. Ах да, автор забыл упомянуть, что по времени уже больше десяти минут дева с прекрасным именем Гермиона восседала на безгрешном Краме; из-за долгого отсутствия вестей за дверью началось народное беспокойство. — Дамы и господа, прошу без паники! — раздался громкий глас Дамблдора. — Разумеется, мы все взволнованы внезапным исчезновением мисс Грейнджер и мистера Крама за этим презренным предметом, — Альбус пнул дверь. — Но не переживайте, сейчас все прояснится. Где тут моя палочка? С этими словами директор достал волшебную палочку и пробормотал что-то непонятное, сопровождаемое пьяным смехом. В двери появилось небольшое отверстие, наподобие глазка. Народ вздохнул; им, разумеется, ничего не было видно. Дамблдор извиняюще пожал плечами и сослался на слишком сильные заклинания мисс Грейнджер, а после примкнул к глазку. Все с волнением посмотрели на директора, ожидая речи. Но вскоре они все поняли сами. Альбус захихикал и, неотрываясь от глазка, погрозил кому-то пальцем: — Ыть, разбойники, посмотри на них, а? Ух, морды этакие! Ого, ну это, знаете ли... ого! — и Дамблдор подтолкнул к глазку профессора Треллони. После минутного созерцания открывшегося перед ней зрелища она изрекла: — Ах, я вижу... У них будет девочка, которая не проживет и четырех лун. Потеря дочери подкосит мисс Грейнджер, и она сама тоже вскоре покинет нас. А молодой человек, возможно, станет импотентом. Но такова судьба, придется смириться... — прошелестела Треллони и на ватных ногах отошла от двери. — А мне позвольте посмотреть, уважаемые! — пропищал где-то внизу профессор Флитвик, но на него никто не обращал внимания. Обиженные, что без их участия кто-то затеял детей, ученики постарше ломанулись к дверям, сокрушая на своем пути преподавателей гораздо крупнее Флитвика. Девчонки визжали от восторга, парни ржали и улюлюкали; короче, начался Армагеддон. И тут, как мачта корабля посреди бурного моря, в толпе показалась Минерва МакГонагалл, окончательно протрезвевшая и жутко сердитая. За ее спиной вертелся Каркаров и, ломая руки, распространялся о том, как ему стыдно за своего подопечного. Там, где проходила разгневанная МакГонагалл, школьники расступались, как волны перед Моисеем. Оказавшись у двери, Минерва достала палочку, и в наступающей тишине раздалось взрывающее заклинание, которое не догадался применить хмельной директор. Дверь исчезла. Народ закрыл лицо руками. Профессор осталась абсолютно невозмутимой и срывающимся голосом произнесла: — Минус двести очков Гриффиндору за совращение студента Дурмстранга! А после тихо-тихо добавила: — Виктор, вы хотя бы штаны надели... Минерва развернулась на каблуках и, подняв голову, устремилась в свой кабинет. Под обьяснения Дамблдора, что все как раз и добиваются дружбы между школами, пусть даже немного большего, чем дружбы, из чулана вывалились лохматый Виктор и не менее лохматая Гермиона, на ходу поправляющая юбку. Народ встретил их восторженными криками, а затесавшиеся в толпу дурмстрангцы заорали нечто похожее на «Ну что, Витяня, отжег?» Девки же пищали, торопясь дотронуться до Гермионы и тихонечко задать ей вопросик. Получив ответ, они в голос говорили «ого!» и, закатив глаза, падали в обморок. Тут Грейнджер поймала за руку Полумна. Сделав хитрое лицо, она тоже прошептала что-то на ухо Гермионе, а потом быстро заговорила: — Ну ты, главное, вот как сделай. Коль вот приспичит родить, так ты возьми мужика за причинное место и ла-а-асково так скажи, мол, так и так, Виктор Владиславович (или как там его), коли не пропишете ребенка моего в Болгарии, в родовом имении (тут ты так покрепче сожми), то я вам, Виктор Владиславович, вот это самое место путем усекновения удалю, поняли? Вот так и надо с ними, с иродами! — авторитетно заявила Лавгуд. Гермиона кивнула; она уже и так витала на седьмом небе от счастья, ведь только что мимо нее на носилках пронесли Рона с разбитой головой. Видать, о стену бился, бедный. Грейнджер усмехнулась; ничего, оправится, зато ревновать ее будет еще больше! Терпи, сладкий, она — не легкая добыча. Ну, во всяком случае Гермиона так считала. Где-то далеко, в пустом темном кабинете, Игорь Каркаров ругал своего ученика. Ругал жестоко. Путем усекновения.Часть 1
24 августа 2013 г. в 23:19
Святочный бал был в разгаре. То тут, то там уже можно было обнаружить школьников и их подруг, находившихся в непрезентабельном виде довольно давно. Профессора в свою очередь квасили за учительским столом. МакГонагалл обрела свое пристанище на плече Альбуса Дамблдора, Мадам Максим басом хихикала, сидя на коленях у Хагрида, а Каркаров распивал с профессором Снейпом на брудершафт.
Ученики, которые еще пребывали в здравом уме, шевелили лапками в центре зала. Среди здравомыслящих лиц имели место быть и Виктор с Гермионой. Но чуял Бог, что недолго им еще было тихо и мирно общаться на невинные темы. Гермиона, чья совесть еще не была ничем запятнана, решила, наконец, немного затемнить ее.
Уже давно замечала она (не покривлю душой, если сообщу, что замечала она это с самого начала торжества), что Рон отнюдь не наслаждается обществом одной из сестер Патил, а взглядом, полным немыслимой ревности, провожает каждое движение вышеупомянутой пары. Не было сомнения, что имей он вместо глаз парочку лазеров, от молодого ловца сборной Болгарии остался бы лишь пепел, который бы замести было бы довольно проблематично из-за малого количества оного.
И, как мы уже упомянули, Гермиона все эти тонкие вещи прекрасно понимала.
Не знаю: то ли бес вселился в ее юную головку, то ли уж очень хотелось ей еще больше досадить Рону, но девушка как бы невзначай стала ближе прижиматься к своему партнеру, да и к тому же издавать весьма недвусмысленные вздохи. Бедный юноша не знал, что ему делать, ведь до знакомства с Грейнджер его общение с девушками состояло лишь в раздавании автографов да прятаньи за метлой, которая была уже вдоль и поперек исцелована девицами, оказавшимися не столь ловкими, чтобы дотянуться напомаженными губками до самого Крама. И поэтому Виктору хоть и было приятно сие явление, но и оно же, однако, было странным и неискушенному молодому человеку непонятным.
Как и надеялась начинающая развратница, Уизли быстро обратил внимание на свою подругу, виснущую на шее у смущенного Крама. Реакция не заставила себя долго ждать: Рон покраснел, яко кетчуп Heinz, и чуть было не задушил посредством пережатия талии танцующую с ним Падму. Гермионе только того и надо было, увидев, что Рон действительно безумно ревнует, она решила окончательно добить несчастного воздыхателя. Встав на цыпочки, негодница чмокнула Виктора. Причем ни куда-нибудь там, наподобие щеки, а прямо в самый что ни на есть крамовский ротик.
Теперь настала очередь краснеть счастливого обладателя поцелуя, целомудрие которого сбрасывало на естественный позыв ответить на сие изъявление нежных чувств атомную бомбу. Но Витя превозмог себя, дико смущаясь и мысленно проклиная свое воспитание, зажмурился и, малость промазав, поцеловал Гермиону в нос. С любопытством, граничащим с желанием убить соперницу, за этим зрелищем наблюдали поклонницы Крама, которые не преминули издать разочарованный вздох, когда их любимый первый раз в жизни промахнулся.
Все как будто оживились; профессора, до этого мирно дремавшие в креслах, заворочались и устремили свой взор в зал, где происходило уж и вовсе кошмарное действие. Гермиона Грейнджер — отличница, комсомолка, спортсменка и, можно сказать, красавица, тащила вяло сопротивляющегося Виктора в небольшой чуланчик — этакую коморочку. Лишь только край мантии юноши исчез в проеме, дверь наглым образом захлопнулась, обломав кайф всем присутствующим.
Но Дамблдор не терял решимости и сейчас же прошествовал в другой конец помещения. За ним гуськом шли преподаватели. А за учителями своими потоком хлынули любознательные школьники. На их месте так поступил бы каждый, честно говоря, так что оставим их и перенесемся в вожделенное место. То есть, за дверь.