Гори оно синим пламенем

Над одетым в облака Берлином медленно проплывало теплое весеннее солнце. Кое-где у земли еще стелились клочки утреннего тумана, словно призраки предрассветной сонливости, но город уже вовсю шумел, поддаваясь изменениям кипевшей на его улицах жизни. Вот приветливо звякнул колокольчик над дверью в пекарню, пропуская внутрь солидного господина с кожаным портфелем, а наружу, напротив, выпуская душистый аромат сдобы, крепкого кофе и чего-то такого аппетитного и сладкого, что все внутри невольно пускалось в пляс. Вот пестрое такси высадило у подножия стеклянной иглы небоскреба группу из четырех человек, облаченных в строгие темные костюмы и приехавших сюда решать явно не последние вопросы мира сего. Вот, золотистой молнией мечась от одного края тротуара до другого и обратно, мимо оборачивающихся прохожих гордо проследовал пушистый ретривер, увлекая за собой зазевавшегося возле витрины спортивного магазина хозяина-подростка. Вот у входа в высокое здание остановилась вместительная машина с логотипом компании, занимающейся грузоперевозками, и навстречу ей поспешили двое молодых рабочих в форме, совсем недавно спустившие по ступеням несколько офисных кресел и разобранный деревянный стол. Вскоре к ним присоединились еще трое, приехавшие на лифте вместе с тележками, нагруженными кипами упакованных стопками бумаг, какими-то папками, книгами, а также коробками, где, бережно обвернутые двумя слоями пупырчатой защитной пленки, лежали отдельные части стационарных компьютеров и прочей аппаратуры, требовавшей к себе особого внимания. Сверившись с записями и сделав пару пометок, грузчик, по-видимому, начальствовавший над остальными, направился к крыльцу, где поджидала высокая женщина, плотнее запахнувшая на груди полы темно-синего пиджака. Завидев его приближение, она вытянулась и обратилась в слух, затем чуть нахмурилась и, ответив на первый заданный вопрос, задумалась, автоматически потянулась к карману, где должен был лежать телефон, чтобы сделать звонок и уточнить вызвавшую затруднение подробность, но пальцы нащупали лишь пустоту, скользнув по приятной, немного шершавой ткани. — Черт, — с усталым вздохом, странно диссонировавшим с яркой бодростью наступавшего дня, выругалась она, отчаянно вспоминая, где успела побывать в течение последних сорока минут, а главное, в каком именно водовороте схожей с катастрофическим наводнением суеты переезда умудрилась оставить мобильный. — Дайте мне минуту, пожалуйста, — после этого она развернулась и торопливо взлетела по широким плитам к распахнутым вот уже третий день дверям, оглашая пространство вокруг дробным цокотом тонких каблуков. Изнутри здание гудело, будто растревоженный улей, точнее гудели те его этажи, где теперь чаще обычного останавливались лифты, впуская и выпуская перебегавших туда-сюда людей с упаковочными принадлежностями и грузчиков, чье бесстрастное спокойствие, сформировавшееся на почве того, что подобные ситуации давным-давно вошли у них в привычку и стали частью обыденной жизни, контрастировало со всеобщим возбужденно-озабоченным настроением. Поднявшись на нужный этаж, женщина обогнула пустую тележку и, немного пройдя вперед, оказалась в холле, разделенном светлыми перегородками на секции с отдельными рабочими местами, где в обычное время мерно постукивал по множественным клавиатурам штат сотрудников, а сейчас творилось нечто неуправляемое, стихийное, сопровождавшееся аномально громким гомоном, периодическими взрывами смеха, треском скотча, которым обматывали картонные ящики и более мелкие тары для транспортируемых предметов, звонками телефонов и наверняка чем-нибудь еще — неразличимым просто потому, что оно утопало в общей палитре звуков. — Фрау Таллер, — медленно скользя взглядом по столам и ответвлениям коридоров, женщина старалась отыскать предмет или человека, чей образ вспыхнул бы у нее в сознании несуществующей лампочкой и, запустив мыслительный процесс, поспособствовал поиску разгадки мучившего ее вопроса, а потому не сразу услышала голос нагнавшей ее секретарши. — Вас… Вас к телефону. — Скажи, что я подойду позже, Гретхен, — бросила она в ответ фразу, которую упорно изгоняла из своего спектра употребления, стремясь решать проблемы непосредственно по возникновении, а не накапливать их в угрожающе огромный снежный ком, но которая теперь звучала из ее уст практически ежечасно, и уже хотела двинуться дальше, когда краем глаза отметила какое-то изменение в лице девушки и развернулась к ней. — Наверное, это срочно, — та, стеснительно ломая пальцы и колеблясь, стояла и смотрела на нее с неуверенностью. Анна тоже на мгновение замерла, глядя ей в лицо, кажется, даже чуть побледневшее. Она нанимала Гретхен как расторопную особу, которая умела бы как вести планирование и следить за графиком встреч, так и производить хорошее впечатление при общении с издателями, журналистами и прочими представителями столичного — и не только — делового мира. К слову сказать, та вполне оправдала возложенные на нее ожидания в первые же дни испытательного срока и до этого момента держалась действительно хорошо, а потому сейчас было довольно необычно видеть ее взволнованной и растерянной, путавшейся в собственных попытках объясниться. — Я не уверена, что это не розыгрыш, но… — А, — с облегчением выдохнула женщина, не дождавшись завершения тирады и едва не хлопнув себя ладонью по лбу. Пожалуй, существовал единственный фактор, способный столь кардинально перевернуть порядок вещей с ног на голову. И ей он был известен. — Я подойду, не переживай, — она улыбнулась и ободряюще, с некоторой долей участливого сочувствия коснулась плеча Гретхен. — Привыкай, тут и не такое случается. Дорога до кабинета заняла минуты две, да и то потому, что приходилось петлять между нагромождениями коробок и снующими всюду фигурами. Затем Анна перешагнула порог и оказалась в персональном раю, где было уже более-менее тихо, — правда, в не менее заставленном. Сдвинув с кресла папку с набросками проекта на следующий год, она опустилась на мягкое сиденье и с удовольствием вытянула ноги — хоть многие ее знакомые и отмечали то, с какой грациозной ловкостью она дефилировала на высоких каблуках, более удобно ходить на них от этого не становилось, — после чего потянулась за трубкой стоявшего на столе телефонного аппарата, куда секретарша еще не перевела вызов, и мельком осмотрела убранство комнаты, в котором виднелись значительные проплешины — часть вещей успели вывезти. Впрочем, и оставшиеся выглядели не менее внушительно: стеллаж с книгами, пара фотографий и с десяток грамот и сертификатов, поблескивавших стеклами рамок, на стене, а также нарисованный кем-то из сердобольных иллюстраторов плакат с эмблемой и девизом издательства, словно вечное напоминание о роде ее деятельности для владелицы кабинета. — Как думаешь, зачем человечество придумало мобильные телефоны? — спросила она после того, как раздался сигнал и на том конце провода послышались тихие шорохи. — Наверное, для того, чтобы их игнорировать, — коснулись ее слуха низкие нотки приятного мужского тембра. — И тебе доброе утро, — усмехнулась Анна, выдвигая верхний ящик и — о чудо — обнаруживая там свою пропажу, а заодно с ней довольно неприятный сюрприз. — Двадцать пропущенных и пять писем по почте от тебя, или у меня новые проблемы? А, нет, твои только три… Какая жалость, — она провела пальцем по экрану, разблокировав устройство и с легкой досадой созерцая список персон, жаждавших ее внимания. — Что-то случилось? — Когда ты приедешь? — живо поинтересовался мужчина, и она представила, как он сидит где-нибудь в спальне или гостиной, вальяжно развалившись на стуле и закинув ногу на ногу. Он часто располагался в такой позе, пребывая на пике комфорта, например, когда после сытного ужина с дополнением в виде какого-то изысканного вина, относительно цены которого она предпочитала оставаться в безмятежном неведении, они наблюдали за постепенно склонявшимся к закату солнцем и вполголоса заводили беседу. Как же давно имела место быть подобная встреча, идиллическая, мирная, когда никуда не требовалось спешить… Да, пожалуй, действительно давно — еще до зимы, ранней осенью, когда их обоих в куда меньшей степени сковывали обязательства друг перед другом, а с ними и рутинные обязанности. — Не сегодня, прости, — на фоне раздалось разочарованное «tja», и Анна поспешила оправдаться: — Мне нужно успеть уложить кое-какие вещи и проследить за их отправкой. А кроме того, провести две встречи. Черт знает, когда буду даже у себя дома — наверное, лишь к одиннадцати. — Тогда заеду я? Мне скучно, а ты прекрасно знаешь, что в такие моменты в мою голову могут приходить безумные мысли, — в трубке раздался короткий хрипловатый смешок, и он невольно смягчил следующую фразу, планировавшуюся предупредительно твердой: — Не вздумай. — Признай, ты хочешь этого, — мужчина шумно расхохотался, и отзвуки его голоса, обволакивающего, бархатного, поистине магнетического, преломляясь и множась, наполнили сознание собеседницы: — Да, слышу же, ты улыбаешься. Жди, — и он дал отбой. Анна поморщилась, стараясь опустить уголки губ, упорно ползшие вверх, потом прикрыла глаза и наконец позволила себе полноценно улыбнуться в пустоту. За свою жизнь она успела познакомиться с немалым количеством людей: с кем-то ее связывала работа, с кем-то — эфемерные связи прошлого вроде учебы в одной школе или переписки в социальной сети, которые порой всплывали спустя много лет, искрясь крошечными маячками пройденного пути; кто-то затрагивал в ней куда более глубокие чувства, оставаясь в памяти светлым образом и неизменно вызывая ассоциацию с чем-то уютным, теплым, а кого-то, напротив, она мечтала бы поскорее забыть. Но вот с этим человеком вряд ли был в силах сравниться кто-то иной. Его яркая, харизматичная, во многом экстравагантная личность после первой же встречи намертво врезалась в сознание. И, невзирая порой на то, что он действовал импульсивно или на забаву себе, как сейчас, игнорируя чьи-то планы и намерения, спутывал карты, властной рукой внося правки в устоявшийся дневной ритм, ему все прощалось. И она, даже понимая, что подобное поведение для ее возраста являлось довольно абсурдным, на самом деле радовалась новому свиданию с ним. И имя ему было Тилль Линдеманн. Они познакомились несколько лет назад, когда команда Тилля подыскивала издательство для публикации его первого сборника стихов, «In stillen Nächten», предложившее бы наиболее выгодные условия, а Анна только-только вступила в должность главного редактора, унаследовав ее в качестве преемницы предыдущего руководителя, известного немецкого литературоведа и критика. Для неполных сорока лет подобная высота являлась головокружительной, но останавливаться на достигнутом женщина не планировала, будучи захлестнутой всколыхнувшейся в ее душе амбициозностью и азартной по натуре своей, а потому приложила все старания для того, чтобы привлечь музыканта именно на сторону их компании и тем самым обеспечить не только увеличение масштабов производства, но и эффективную пиар-компанию. К сожалению, тогда из этого ничего не вышло — сборник был выпущен в другом издательстве, но в ходе обсуждения перспектив совместной работы ей несколько раз удалось переговорить с Тиллем лично, и с тех пор они и вели свое знакомство, которое, как оказалось впоследствии, не обернулось пустым звуком — по крайней мере, он вспомнил и узнал ее на одном из благотворительных вечеров, учрежденном крупной компанией в пользу фонда помощи тяжелобольным детям, куда собирались люди из всех сфер общества, а сама Анна приехала, опять же, на правах представителя издательства и с определенным расчетом на пару разговоров с журналистами и, кроме того, медийными личностями, которые раньше уже публиковали свои произведения с использованием бумажных носителей, а на данный момент не имели продолжительных контрактов в издательской среде. Недаром все подобные мероприятия считали прекрасной возможностью получить финансирование или же заявить о себе перед высокопоставленными лицами. О первоначальной цели сборища думали лишь немногие. Впрочем, Анна была не только приятно удивлена, но и польщена, когда ее пригласили в собравшийся вокруг фронтмена «Rammstein» кружок, где пестрели, кажется, всеми цветами радуги наряды молоденьких моделей и дочерей влиятельных продюсеров и прочих лиц с изнанки шоу-бизнеса. Потягивая игристое из изящного бокала на тонкой ножке, она невольно вспоминала новости и слухи, связанные с Тиллем. В прошлом году он остался ни с чем по инициативе Софии Томаллы, если верить разговорам, бросившей его ради какого-то рокера помоложе, и с тех пор был свободен, что немало волновало пылкие сердца. Однако то ли контингент подобрался незанимательный, то ли у герра Линдеманна глаз замылился от созерцания всего этого наивно-приторного великолепия, в любом случае он перекинулся с Анной более чем парой фраз в течение вечера, причем не пустых по-светски, а довольно содержательных, откуда выяснилось, какого мнения он придерживается относительно трактатов немецких философов, о которых он неизвестно почему решил заговорить, они также выпили вместе и прикинули, где смогут встретиться снова. Вот так, раз за разом, беседа за беседой, улыбка за улыбкой, они постепенно узнавали друг друга лучше, насколько это удавалось в сковывающих рамках формальностей официальных мероприятий, пока женщина однажды не обнаружила себя у него на загородной вилле, где на выходных собрались близкие знакомые, обсуждавшие то, что никогда не звучало на приемах и торжественных вечерах. Громко играла музыка, все веселились, опять пили, обменивались шутливыми, пускай и не всегда безобидными комментариями. Это было так странно — будто в награду за какую-то добродетель выпал шанс приоткрыть дверь в мир чьей-то жизни, красочной, бурной, ни на что не похожей. Но даже спустя почти год, когда полоска животворного сияния, лившегося через порог, расширилась и превратилась едва ли не в водопад насыщенных картинок, Анна по-прежнему не понимала, на какой стадии отношений они с Тиллем находятся. Да, они пару раз спали друг с другом, но осознанно, ни на что не претендуя (ведь, действительно, на что можно было претендовать в обществе признанного всеми ловеласа, вокруг которого постоянно вились представительницы противоположного пола?). Впрочем, ее это обстоятельство, к удивлению, ничуть не ранило. Она принимала его как счастливую данность — и была благодарна за каждое светлое мгновение. Что же касалось появления певца в издательстве спустя примерно час после совершенного им звонка, то сказать, что оно произвело фурор, означало бы не сказать ничего. Да, возможно, эффект вышел немного смазанным, так как большая часть людей была с головой погружена в хлопоты переезда, и все же Анне искренне льстило видеть удивленные лица, обращенные сначала в направлении лифтов, откуда и появилась примечательная фигура Тилля, а потом — к ней. Гретхен за стойкой не обнаружилось, поэтому она во избежание несчастных случаев лично встретила мужчину на полпути к своему кабинету. К тому времени, как она гостеприимно распахнула перед ним дверь, на них смотрели практически все, и она не удержалась от возможности подлить масла в огонь всеобщего любопытного удивления парой колких фраз. — Так, а чего дело-то застопорилось? — четверо человек честно постарались вернуться к оставленным делам, пускай получилось у них как-то вяло и неправдоподобно. — Отвечаю на незаданный вопрос. Да, это действительно не галлюцинации… как бы мне ни хотелось, — добавила она едва различимо, практически мысленно, и усмехнулась. — Карл, умоляю, подбери челюсть с пола, она у тебя от природы не вставная. Вот и прекрасно, а теперь восстанавливаем порядок и работоспособность, — она уже направилась было к порогу, как вдруг замерла и вновь обернулась к подчиненным. — И, да, если вдруг кто-то решит открыть бюро креативных сплетен… Пожалуйста, я не люблю быть беременной. — По толпе пронеслась волна облегченного смеха, хотя, судя по всему, немного кто ожидал после паузы услышать нечто, кроме не более серьезной угрозы четвертования, и женщина с улыбкой кивнула всем, скрываясь в комнате и невольно приходя к выводу о том, что работать с людьми, видевшими ее в действии на равном с ними посту, значительно лучше, чем приступить к руководству без подобного опыта. Меньше чувствовался градус субординации, да различные странности, как сейчас, встречались скорее шуткой, чем пляской злых языков. Аккуратно прикрыв за собой дверь и выдохнув, она обернулась. Мужчина с тенью ухмылки взирал на нее, стоя у стола и, вероятно, ожидая какого-то менее скупого приветствия. Вот только белоснежные жалюзи с окна, отделявшего кабинет главреда от общего зала, сняли еще вчера вечером. — Если найдешь, куда сесть, то буду благодарна, а то сама уже трое суток не могу найти такое место, — приблизившись, женщина мимолетно коснулась предплечья Тилля и, подмигнув ему, двинулась дальше — к открытой коробке, куда за последние десять минут успели перекочевать почти все книги со стеллажа. — Ладно, шучу. Убери ящик с кресла и замри. Мне, правда, нужно немного времени. Такое чувство, что мир сошел с ума. Словно в подтверждение ее слов снова зазвонил стационарный телефон, разразившись мелодичной, но буквально ненавистной из-за множественных ежедневных повторений трелью, — очевидно, Гретхен, пропустившая появление века и знавшая лишь то, что ее начальница находится в своем офисе, решила сразу перенаправить звонок. Анна фыркнула и, положив в коробку очередное детище типографии, напечатанное совсем недавно и еще заботливо завернутое в полиэтиленовую пленку, собралась шагнуть к рабочему месту и ответить, когда Тилль неожиданно протянул руку и, подняв поблескивавшую своими черными боками трубку, через мгновение опустил ее обратно на подставку. Та издала тихий писк, ознаменовавший окончание вызова. А следующий его взгляд, брошенный на женщину, был настолько недоумевающе невинным в сочетании с немного приподнятыми, точно в удивлении, бровями, что она только отмахнулась, про себя подумав: «Какое ребячество», а вслух произнесла: — Неплохо. Хочешь, возьму на полставки? Сиди вот так весь день и делай, если позвонят, — она хмыкнула, вспомнив их собственный недавний телефонный разговор. — Опять же, скучно не будет. — Благодарю покорно, — отозвался мужчина, потянувшись в кресле и чуть откинувшись назад, осматривая кабинет, будто своеобразный выставочный экспонат. — Хочешь чего-нибудь? Чай, кофе? — он кивнул, и Анна повернулась к двери: — Гретхен! — Та не замедлила явиться, и женщина поняла, чем обусловливалось ее давешнее исчезновение. Это было одной из необъяснимых способностей всех представительниц прекрасного пола — то часами простаивать у зеркала за нанесением макияжа, то за пару мгновений и при недостаточном освещении дамской комнаты творить шедевры, достойные подиума. Заметив и правильно истолковав ее красноречивый взор, вошедшая смутилась и немного зарумянилась под слоем тонального крема. — Сделай нам кофе, пожалуйста. Вернее, ему сейчас, а мне потом… Через пятнадцать минут ведь у меня назначено? — девушка кивнула, посмотрев на экран телефона. — Отлично, — Анна опустила картонные крылья коробки и, потянувшись за скотчем и заранее подписанным листком бумаги, через плечо саркастично улыбнулась Тиллю: — Я ненадолго, не скучай. — Не придется, — в идентичной манере бросил тот и демонстративно прошелся оценивающим взглядом по точеной фигурке секретарши. — Верно, Гретхен? — Вместо нее ответила Анна, многозначительно покачав канцелярским ножом, которым мгновение назад обрезала клейкую ленту, чтобы прикрепить к ящику ярлык. В следующий раз она появилась в своем кабинете спустя сорок минут — ворвалась в него возмущенным, но в целом довольным вихрем и, крутанувшись на каблуках перед столом, за которым по-прежнему сидел мужчина, на сей раз вооружившийся ее рабочим ежедневником и перелистывавший страницы, опустилась на его угол, расправляя полы достававшего до бедер пиджака. Брючный костюм являлся не лучшей одеждой для кружения по офису, однако наличие в графике сразу двух деловых встреч обязывало, да и Анна так выглядела солиднее, под стать руководителю расширявшегося и медленно, но верно завоевывавшего превосходную репутацию издательства, которое теперь переезжало в отдельное здание, чтобы больше не зависеть от арендодателей бизнес-центра, чьей главной целью было получение прибыли, а отнюдь не содействие литературному развитию страны. — Все в порядке? — поинтересовалась женщина, закидывая ногу на ногу и принимая от Гретхен, опять сделавшейся робкой и настороженной, пластиковый стакан с источавшим ароматные облачка пара напитком. — Мне не придется оправдываться перед сотрудниками? — Ну-у, — протянул Тилль с наигранной задумчивостью, продолжая прежнюю шутку, — если только перед их женской половиной. За то, что мой выбор пал на нее, — и он указал на окошко, за которым промелькнула копна волос юной секретарши. Анна усмехнулась, делая глоток. — Прекращай пошлить. Или ты приехал лишь для того, чтобы осветить мою келью, — при этих словах она обвела рукой кабинет, который из-за полуголых стен действительно мог сойти за аскетическое жилище монаха-отшельника, — своей ехидной улыбочкой? Прекращай, правда. Иначе знаешь, как в фильмах делают? — она с елейным выражением лица отодвинула стаканчик от губ и несколько раз плавно провела им в воздухе над столешницей. — Во-от таким медленным жестом берут и вылива-ают на рубашку… — Зато потом происходит самое интересное, — подмигнул ей мужчина. — Оскорбленный столь унизительным поступком человек снимает ее, особенно если он со своим обидчиком находится в комнате наедине, и наступает сцена, где они… — поперхнувшись кофе, женщина сделала страшные глаза, расхохоталась и словно в знак протеста вскинула ладонь: — Не хочу даже слышать о твоих извращенных вкусах в области кино! — с делано праведным гневом воскликнула она, заглушив окончание его фразы. Тилль рассмеялся вместе с ней, и она вновь, теперь уже вживую, услышала его раскатистый, грудной смех, перед которым уважительно отступали другие звуки. — Черта с два, ты неисправим, — она добродушно улыбнулась, встречаясь со взглядом его сейчас казавшихся серо-голубыми глаз, вокруг которых пролегли морщинки веселости. Это все-таки был человек-праздник — если, конечно, пребывал в хорошем расположении духа, как сегодня. С ним удавалось и поговорить о серьезных вещах, и подурачиться — совсем по-детски. Вероятно, внутри него, невзирая на заботы и тяготы жизни, по-прежнему обитал задорный ребенок, готовый беспечно веселиться и порой творить несусветные глупости. И если так, то кажется, он отыскал в ее душе подружку для себя и пробудил ее сам же— своим притягательным обаянием. — Фрау Таллер, — Гретхен вновь заглянула в кабинет, и Анна обернулась к ней, скрывая досаду. Эта минута тишины, еще полнившейся отголосками их смеха, стала для нее настоящим оазисом бодрости посреди пустынного моря дел и порывов самолично проследить за процессом переезда, мало полагаясь на офис-менеджеров, таких же сбившихся с ног, как и она. — У Вас на два часа назначены переговоры. — Два — это через сколько? — она чуть приподняла манжет на рукаве, чтобы взглянуть на циферблат часов, но девушка угодливо предупредила ее движение, ответив: — Через десять минут. — Серьезно? — вскинула брови женщина, а затем соскочила со стола, напоследок поправляя на запястье изящный ремешок украшения. Тилль отметил, что жест вышел машинальным, привычным, а не наигранным, как, например, когда люди сначала специально хитро посматривают на собеседника и лишь потом несколько раз подряд нарочито заметно прикасаются к какой-либо вещи, и это заставило его чуть улыбнуться. Часы были дорогими, с десятком мелких, прозрачных драгоценных камней и посеребренной оправой, но при всем том выглядели аккуратно, ничуть не вульгарно. Это Анна в свое время и оценила в его подарке. — Тогда найди, пожалуйста, какое-нибудь кресло для переговорной, оттуда, наверное, уже вывезли мебель, кроме стола. И желательно сломанное или некрутящееся. А я постою. Услышав позади себя тихий смешок, она обернулась. — Помнишь, я рассказывала тебе про пожилого чудака, который, ссылаясь на свою былую популярность, перед публикацией каждой новой книги требует встретиться со мной, чтобы рассказать о том, как он рад сотрудничать… то есть как, он считает, мы должны быть рады нашему сотрудничеству? — мужчина кивнул, вспоминая один из их вечерних разговоров, красочные выражения, на которые Анна не скупилась, и ее активную жестикуляцию, не выражавшую, впрочем, всей полноты чувств, испытываемых ею по отношению к этой неординарной личности. — Вот, опять он. Как знали родители, называя его Адольфом… И ничего не поделаешь, — она потянулась, разминаясь, и предупредительно произнесла вдогонку секретарше: — Я пошутила насчет кресла. — Удачи, — Тилль тоже поднялся со своего места и сделал к ней шаг. — Лучше пошли меня куда подальше, а, — ответила она, глядя на него снизу вверх и чуть устало улыбаясь, — подальше от этого всего… — Скажем, ко мне домой? — он хитро дернул уголком рта, и она усмехнулась, представив себе столь соблазнительную перспективу, а затем… затем поднялась на носочки и, игнорируя голос здравого смысла о том, что на них могут смотреть да и вообще это венец наивной глупости, мягко коснулась губами щеки мужчины. — Можно и туда. Подождешь еще час? Гори оно все синим пламенем.