Долгая ночь

      Сон приходил к Боссу всё неохотнее, буквально вынуждая работать до изнеможения, прежде чем упасть в кровать и забыться. И каждый раз во сне одно и то же лицо. С самого начала оба знали, как будет непрост их путь, средь криков арены и лунных орбит. Но в затянувшиеся моменты разлуки Сетт жалел, что не может посадить странного паренька на поводок и приковать к своей кровати, чтобы засыпать каждую ночь вместе с ним. Бессмысленное множество девушек, которые нужны лишь чтобы на несколько секунд забыть бездну тёмных глаз — уже давно осточертели. Он с радостью променял бы их наигранные стоны на один тяжёлый выдох немых губ с тёмной полосой. Стоило провалиться в воспоминания и наконец уснуть, как в грезах сверхчуткий слух снова слышит мягкую поступь к кровати. Один переливчатый короткий стук, потом второй, чуть дольше и громче, и, судя по едва различимому выдоху, класть их на тумбочку в полной темноте было непросто даже тому, кто всю жизнь живёт в пещерах. Три — тяжёлая ткань с пряжками, которые лишь слегка звенят друг об друга. И последний, почти на грани ощущений: тонкая ткань, что стрелок всегда кладёт поверх остального. Боец наизусть помнил каждый шаг, слыша во снах одно и то же. Его мираж вновь приближается к нему, доводя спящий разум до исступления, на грани реального продавливая кровать и ложась чуть поодаль. У Босса нет ни сил, ни желания просыпаться, развеивать наваждение, он лишь развернулся, положив руку на место, куда лунари обычно ложился вместе с ним и вновь растворился в небытье. Последняя мысль возникла перед забвением — наведаться завтра на пристань, невзначай спросив у паромщика, не хочет ли тот опять наведаться к Таргону за двойную плату. Он никогда не плавал к горе сам, оправдывая себя делами и заботами, но на самом деле печальный взгляд лунари отвадил ионийца от идеи посетить далёкую родину молчуна.       Проснувшись, мужчина почувствовал, как сердце вот-вот пробьёт грудную клетку. Это не мираж — рядом с ним крепко спал источник его бессонницы и скверного настроения всё последнее время. Рукой проводя сверху вниз, Сетт чувствовал излюбленное тело сквозь одежду, как даже через дрёму кожа стрелка откликается мурашками под тонкой тканью, а судорожный вздох выходит из полуоткрытого рта. Хищный оскал проявился на лице хозяина арены, и Сетт приподнялся на локте к лежащему спиной парню, тихим шёпотом выдохнув ему в ухо и поймав мочку губами. — Афелий…       Тот не торопился просыпаться, неслышно простонав и поднимая руку, запустив ладонь в непослушные рубиновые волосы и пальцами в перчатках очень аккуратно коснувшись звериного уха. Боец откликнулся, одной рукой опустившись вниз и сжав бедро сони, а второй накрывая хрупкое тело, вжимая того ближе к себе и водя ладонью по груди, что сильно вздымалась. — Где ты был?..       Лунный, как всегда, ничего не ответил, лишь перехватил кисть вастаи, нежно касаясь губами костяшек пальцев, что немного ныли после вчерашнего боя. Тогда со злости босс кастетом разбил шлем соперника, чуть не пробив вместе с тем и череп неудачника. Хищник лишь тихо зарычал, расстёгивая застёжки на рубашке парня и борясь с желанием просто разорвать мешающую ткань и быстрее добраться до мягкой кожи, которую давно хотелось коснуться. Афелий шумно выдыхал и выгибался, жадно принимая каждое прикосновение и реагируя волной мурашек по телу, пока пальцы беспорядочно путались в волосах, притягивая голову к изящной шее на растерзание её звериным укусам. У Сетта срывало крышу от того, как его добыча просит ещё больше ласки, сводя с ума своими почти неслышными вздохами и немыми стонами. Добравшись до кожи – прохладной и нежной, как ионийский шёлк – тот с упоением начал водить рукой по тонкому телу, подмечая, что его лунный мальчик сильно истощён. Помня шрамы убийцы почти наизусть, тот удивлялся, почти не ощущая некоторые из них на своих местах. Но один тихий всхлип, и все мысли отходят на второй план пробудившимся голодом. Боец резко развернул любовника на спину и навис над ним, смотря в полуприкрытые глаза с дрожащими ресницами и на язычок, что пытался смочить пересохшие губы. Которые издали протяжный выдох, стоило боссу пройтись от шеи до ключицы, оставляя жаркие поцелуи и засосы, что расцветали алыми всполохами на коже. — Тоже соскучился? — рыкнул полувастаи, слыша рваный вздох, когда тот поймал губами один из сосков, играясь с тем языком и слегка покусывая. Руки же уже давно развязали пояс и расстегнули застёжку на штанах, тихо ухмыляясь, как грубые пальцы до сих пор не забыли каждую мелочь на одежде лунари, что сдавалась без сопротивления. Афелий уже метался на кровати, выгибаясь навстречу, всё прижимая одной рукой красноволосую голову к себе, а второй пытаясь достать до пряжки на поясе своего зверя. — Я так могу и не сдержаться… — шепнул Сетт, практически сдирая штаны со своего парня. Тот притянул возлюбленного за алые волосы выше, впиваясь в его губы с бесконечной жаждой, умоляя дать ему ещё больше. Улыбка превратилась в хищный оскал, и босс ответил на поцелуй, по-хозяйски вторгаясь и изучая чужой ротик собственным языком, переплетаясь с языком таргонца и ловя его неслышные всхлипы. Зачем людям слова, если одними губами его безмолвный мог сказать всё, приводя хищную натуру бойца в дикий восторг и распаляя до крайности. Пальцы легонько прошлись по ягодицам, мягко касаясь дырочки, что пульсировала от желания, но пока не могла впустить в себя внушительный размер полузверя. Мужчина не сомневался, что у его лунари никого не было в путешествиях, и тот так раскрывался, розовея и тяжело дыша, только под ним. Рука потянулась к тумбочке, чувствуя на ней ворох одежды, и, не отвлекаясь от любимого, вытащил из-за дверцы небольшую бутылочку с массажным маслом. Оторвавшись наконец от истерзанных губ, Сеттрих посмотрел на растрёпанного стрелка сверху вниз.       Покрасневшее лицо, алеющие засосы и пронзающие бездонные глаза, которые не скрывала длинная чёлка. Опустив взгляд ниже, он заметил новые раны – уже зажившие, но необычные розовые рваные линии на белой коже будто сшивали Афелия, отличаясь на ощупь от старых меток тяжёлых боёв. Выливая масло на ладонь, красноволосый языком провёл по новым следам на теле любовника, от чего непривычно громкий всхлип вырвался из немых губ. Боец подумал, что успел сделать больно, но руки в перчатках впились в плечи, прижимая к себе. Терпение хищника закончилось уже давно, поэтому тот просто развернул стрелка, поставив на четвереньки и давая лунари немного времени взять подушку и устроиться удобнее, и войдя смазанным пальцем внутрь сдавленно простонал. — Какой же ты там узкий, — иониец торопился, засовывая сразу два пальца и наваливаясь сверху, от чего черноволосый чувствовал чужое возбуждение, касающееся ягодиц, и сам прогибался, насаживаясь на руку и лишь торопя в ответ. И когда кончики пальцев прошлись по чувствительному месту, заставляя тихого таргонца выгнуться и заскулить, Сетт лишь довольно усмехнулся, опаляя кожу жарким дыханием. — Пой для меня, мой соловей, — нежно прошептал хищник, вытащив пальцы и размазав ещё масла по своему естеству, и с рыком медленно проник в свою жертву, от чего та беззвучно раскрыла рот. Но иониец не дал стрелку под ним даже шелохнуться, жёстко держа за пояс и постепенно двигаясь, напоминая тем о своих размерах и давая вновь к нему привыкнуть. Хмыкнув, Афелий спрятал голову в подушку, давая любовнику полный доступ к хрупкой шее и слегка дрожащим плечам, что выглядывали из-под тёмной рубашки. Боец продолжал целовать каждый свободный участок прохладной кожи, еле сдерживаясь от желания вцепиться в неё зубами и начать вдалбливать свою добычу со всей силы в кровать, пока та не начнёт дрожать от безудержной волны наслаждения. Он уже и забыл, как жутко возбуждающе мог звучать безмолвный убийца, издавая пошлые звуки жарких вздохов, скрипа простыней и хлопков соединяющихся тел. Лунари сам подавался навстречу, прикусывая губы, пока Босс крепко держал того на месте, не давая ускорить ритм и пытая того размеренными и плавными движениями. — Будешь так дёргаться – и я точно не сдержусь. А ты должен почувствовать, как я скучал, — рык Сетта опалил плечо, и его жертва выгнулась, подняв голову и заглянув в янтарные глаза. Дикий зверь млел от таких взглядов, и, оторвав руку от таргонца, перехватил того под грудью, касаясь пальцами метки на подбородке и мягких губ. Темноволосый лишь втянул губами пальцы вастаи, начав их посасывать и играться язычком, от чего стон хищника вмешался в утробный рык. Красноволосый приподнялся на коленях, одной рукой проведя по выгнувшийся спине и схватившись за плечо, вторую вытянул из плена сладких губ и взял за локоть, приподняв парня на колени и держа его практически на весу. — Тогда держись. Мой одинокий день был слишком до-олгим, — по-звериному прорычал боец, чувствуя, как от его слов по телу лунари прошла дрожь, сжавшая его внутри и сносящая последние рамки самоконтроля. Босс начал насаживать на себя Афелия, заставляя того задыхаться от удовольствия, что даже еле заметные слезинки проскользнули в уголках глаз. Столь резкий темп быстро толкал к краю, и победителю арены пришлось сражаться с собственным нутром, что требовало разрядки. Почти сдавшись, тот услышал хрип стрелка, который выгибался, прижавшись спиной к Сетту и бурно кончая. Поймав своего любовника под грудью и уперевшись в матрас, иониец повалился вместе с ним на кровать, ощущая, как пульсирующая дырочка выдаивает его до последней капли, и чувствуя, как волна блаженства растекается не только приятной усталостью по телу, но и лечебным теплом в груди. Он завалился на бок, роняя парня за собой и прижимаясь к вздрагивающему от удовольствия телу, покрывая его поцелуями. Таргонец вновь прижал тонкие руки в перчатках к груди, пытаясь отдышаться и прийти в себя. Босс улыбался, всматриваясь как чёрная рубашка стрелка контрастировала с белой кожей и алеющими засосами, пока не разглядел на лице следы слёз, что неслышно скатывались на подушку. Прикусив губу, хозяин арены развернул Афелия к себе, не находя слов от тяжести на сердце, с которой вглядывался в любимого. Одновременно в чертах лица лунного стража царила блаженная улыбка и испуг в глазах с дорожкой влаги, что катилась по тёмному полумесяцу на скуле. Боец не смог забыть это лицо с первого раза, когда они думали, что их маленькое чудо закончится даже не начавшись. Сетт лишь мягко улыбнулся, прижав худое тело к своей груди и тихо размеренно нашёптывая, убирая мешающую чёлку. — Я здесь… Я никуда не исчезну, — от знакомого голоса скованное тело стрелка начало вновь расслабляться, а большая ладонь ионийца прошлась по спине, сминая рубашку и погружая в объятия. Последние слезинки лунари упали на плечо возлюбленному, перед тем как оба провалились в крепкий сон.