Случайный вечер

Мондштадтская осень опаленной листвой оседает на мертвых телах. В Мондштадтской осени нет одуванчиков, вина и свободы. Только ветер, разносящий серую морось, слизкая земля, хлюпающая под ногами, и затяжной промерзлый дождь. Удачное время для очередного бессмысленного сражения, отягчённого знанием правды. — Золотце, оставь хотя бы парочку монстров патрульным. Рыцарям лениться и бездельничать не к лицу, — у библиотекаря Ордо Фавониуса насмешка в каждой ноте и ехидство в зеленых, по-кошачьи горящих глазах. Дилюк откидывает прядь волос со лба и устало вдыхает колючий сухой воздух, прислоняясь к древнему дереву, на ветвях которого она так же по-кошачьи сидит. — А что в округе закончились слаймы? Рыцари Фавониуса абсолютно бесполезны здесь, — хрипло констатирует он, — Джинн некому поручить даже простейшие миссии, стоит ли ожидать особой сноровки и доблести в более серьезных битвах? Сырой холодный ветер неприятно треплет волосы, затянувшаяся ненависть мешает даже тому крохотному ничего, что искрит между ними, но принять Ордо Фавониус как выход… Короткий щелчок молнии выдаёт чужой гнев, и Дилюк почти улыбается хлесткому жесту. — Судить о мире на основе прошлого — не лучшая привычка, — ведьма грациозно опускается на обожженную траву, длинные пальцы пробегают по костяной маске мага бездны и спустя миг истерзанное молнией тело пеплом рассыпается у ног. — Посмотри вокруг. Каэнри’ах — забытый мертвый народ. Заложники истории, ставшие её вечными рабами. Это судьба тех, кто застывает во времени. — Или движется слишком быстро. Не ты ли говорила, что в библиотеке не хватает информации? Дилюк ненужным жестом помогает ей выпрямиться и по-ненужному долго сжимает ледяную ладонь. Беспрестанный дождь. Небо, противоречащее сути Мондштадта. Одиночество, разбивающееся об улыбку усталой женщины. Полуночный рыцарь, готовый пасть к ногам пурпурной ведьмы. — Ты уловил мою мысль, не так ли? — Но я с ней не согласился. Лиза — самая забавная шутка и самая неисправимая ошибка. Умирающая красота, дисциплинированный ум, ирония и инфантилизм. Прекрасная женщина, которую легко прощать, легко желать и запрещено любить. — Так хлопотно… Солнце, не пора ли угостить меня бокалом вина? … — Это всё осень, — шепчет он, впуская любимо-нелюбимую женщину в собственный мир. Осень, Мондштадтская депрессия, тоска. Справиться можно. Лиза хмыкает, привычно игнорируя всё сложное и запутанное. Справиться можно. — У нас ничего общего, — говорит Дилюк, когда она усаживается за отдаленный столик. — Мы узнаём о проклятом народе, обмениваемся информацией и расходимся. В «Доле ангелов» все стандартное и знакомое, выверено-вымеренное и точное. В его бокале сок, в её — вода. Чистый ум против чистого ума, но ощущение тумана и головокружения хуже, чем у похмельного. — Хах, до четвертого повторения эти слова казались разумными. Мистер Дилюк, вы не станете слабее или хуже, если откажитесь от вечной борьбы, одиночества и самодисциплины на один вечер. Жизнь коротка, работа вечна. В конце концов, — Лиза подтягивается ближе, выжидающе заглядывая в глаза, — у тебя очаровательная спутница. Не стоит упускать момент. — Это флирт? — он склоняет голову набок, позволяя слабой улыбке мелькнуть на лице. — Магия исчезает, когда даешь ей название, — ведьма смеется, цитируя ей одной известную книгу. Звон хрусталя и звон монет. — Не уверена, что кто-то в Мондштадте уверен в себе настолько, чтобы с тобой флиртовать. Ты же сказочный принц и дракон в одной ипостаси. — То есть, твоя нога, потирающая мою, совершенно точно не флирт? — Ох, разумеется, совершенно точно нет. Над обветшалым деревом витает дым, пахнет едой, вином, чем-то отдаленно домашним. Город, который он хранит, переливается в кратком миге вечерней суеты, тонком мареве заслуженного покоя, изгибах покорного дождя. У Лизы глаза — омут. Отчаяние и тишина. Хризолитовый тусклый блеск, то ли камень, то ли трава. И такая женщина, наверное, может даровать забытье, стать отдушиной, заслонить от горького прошлого, бесцветного настоящего и неопределенного будущего, но… Но. — Я провожу тебя до библиотеки. … — Говорить о прошлом с тем, кто не возлюбил во мне ни ведьму, ни женщину, не слишком-то забавно. К тому же академия Сумеру бывала невыносимой: представь место, в котором передовые исследования и удивительные технологии сочетаются с огромными томами правил и запретов. Демонстративная научная этика скучна до занудства, а внутренняя кухня непредсказуема, как расторможенный хиличурл. — Поэтому ты выбрала город Свободы? — Конечно, нет. Лиза, беззаботно сидящая на собственном столе, кажется точеной статуей, шедевром неинтересного в обыденности искусства. Дилюк отходит к стеллажам, ныряя в холодную тьму, и сразу же устремляется к ней, нависая до опасного близко. — Моё время ограничено, — напоминает она без сожалений. Ненужная, сложная, неуместная во всех обстоятельствах. Одуряюще, бесконечно притягательная. — Не влюбляйся в меня. Хочешь любви — люби город, поэзию или Джинн. — Тогда что? — холодные пальцы скользят по её теплой коже, останавливаясь на острых выпирающих лопатках. Лиза смелее и наглее в движениях, уверенней в выборе пути, но первым сдаётся он. — Божественный замысел? — ведьма грустно улыбается, выпрямляясь. — Бог завещал нам страдать и мучиться? — Мы абсолютно не интересны богам. Всё, что нам дал наш Архонт — личный выбор. Поговорим о нём. — Ты придаешь излишне много значения моим словам. Я выбрала Мондштадт потому, что Сумеру был невыносим. К тридцати я бы оказалась в ученом совете с роскошным грантом и возможностью устанавливать правила. И с вопросом: для кого я прожила? Я не хочу серую, устоявшуюся жизнь, лишенную риска. — Значит, между нами… риск? Ведьма качает головой и Дилюк внутренне усмехается испытанному облегчению. Ничего лучше риска. На месте ничего можно построить что-то. Даже не собираясь. Даже никогда. — Если позволишь себе не думать, то получится нечто более забавное. Как с заклинаниями: электро и пиро — искры и пламя. Чистая энергия без привязанностей. … Город Свободы тонет в размытом тумане. Нечеткий свет, нечеткий мир. Холод. Горло саднит как после долгой пробежки и голова болит. Перенагрузка. Перегрузка. Было бы смешно гордиться своей вышколенной, бездумной правильностью. Ночной герой, король без короны, владелец винокурни и таверны, непомнящий вкус алкоголя. Красивая оболочка и разбитое, склеенное кое-как содержимое. Влюбиться в ведьму — шагнуть ещё ближе к пропасти. Лиза видит и понимает больше, чем он сам, и рискнуть погрузиться в путы этого понимания смертельно опасно. Можно ли пережить, что ты всё ещё ребенок в душе? Беспомощный шестнадцатилетний мальчишка, плачущий около могилы отца. Что кто-то об этом знает? Жить без сожалений или посвятить им всю жизнь. Сделанный, в общем, выбор.