Сквозь стёкла и туманы

Это всегда была она. Потому что никто иной не находил отклика в ее сердце, никто иной не умел любить ее так, чтобы внутри все горело самым согревающим и нежным пламенем, так, чтобы душа рвалась навстречу на всех порах. Она и только она. Девчушка, что придёт после особо трудного дня к ней в кабинет, сядет рядом и просто помолчит или же выведет на разговор, а у самой в глазах такая искренность, такая чистота, такая любовь. Этери глядела на неё и думала, что сердце, столь юное и хрупкое, должно быть, было куда сильнее, чем могло показаться, чтобы вмещать в себя столько чувств. И сколько бы она отдала, от столького бы отказалась, чтобы это сердце, самоотверженное и невероятно пылко любящее, вновь забилось бы для нее. Нет, пусть даже не для неё, пусть хотя бы оно просто отбивало свой обычный ритм рядом. Главное, что рядом. Здесь, в родном «Хрустальном», где было пережито так много и вместе с тем так ничтожно мало, где их история началась и где продолжалась даже сквозь проведённые в разлуке годы. Это всегда была она — ее самый дорогой человек, ее боль и жизнь, ее любовь. Женя. Ее Женя. Женя больше не девочка. Девушка. Мудрая, повзрослевшая, повидавшая больше, ах, намного больше, чем могла бы требовать беззаботная юность. Теперь Этери видит ее реже, но она все равно ее ученица. Однако когда встречи все же случаются, она не знает, что и думать, что предполагать и чего ждать. Потому что все было слишком сложно. Кто перед ней? Фигуристка, прошедшая нелегкий путь, девушка с глазами, что стали намного глубже и осознаннее с тех времён, когда они расстались, или Женя, просто Женя, которую она любила и которая, должно быть, любила ее в ответ? Прошлое и настоящее смешались в одно, заставляя Этери метаться в попытках что-то понять. Много воды утекло, много всего случилось, и восстановить доверие и отношения будет трудно. И долго. Может, всей жизни не хватит, чтобы до конца разобраться в них самих. А может, разбираться и вовсе не надо. И в этих сомнениях, раздирающих и без того израненную, шрамированную душу, Этери запутывалась каждый раз, когда видела Женю, словно на неё сбросили ворох спутанных ниток, окружавших все и всюду, заполняющих все вокруг, отчего становилось трудно дышать. Она могла тренировать, говорить, улыбаться, даже шутить, но потом убегала в кабинет, закрывала дверь и пыталась выровнять дыхание, пыталась не лишится сознания, паникуя, боясь и не понимая. Они говорили. Конечно, они говорили. Без разговоров ничего не могло бы и случиться. И воспоминания о первом серьезном разговоре никогда не сотрутся из ее памяти. Они просили прощения друг у друга, плакали, объяснялись и признавались, как было тяжело одной без другой. Этери, будто это случилось буквально вчера, помнит, как она дрожала в руках Жени, как та гладила ее по спине, шептала успокаивающие, тёплые слова, хотя и сама была на нервах. Сильная, сильная девочка. Любить ее было сложно, больно, но жизненно необходимо, потому что жизнь без Жени — пустота. В этом она убедилась. И хоть разговоры и случились, тяжесть с сердца не ушла окончательно. Как Женя говорила в интервью, они зареклись говорить о прошлом после прошедших обсуждений. Все было выговорено. Но нет в мире человека, что отчаяннее бы цеплялся за прошлое, чем Этери. Да, как раньше ничего не будет. Да, нужно двигаться дальше, не оглядываться назад, надеяться на будущее и прилагать для этого усилия. Все это было будто бы мантрой, которую она повторяла каждый раз, когда голова кружилась от переизбытка эмоций, тоски. Но это призрачное, далекое «раньше» выжигало изнутри, бередило старые раны, образовывало новые. Больно. И хочется укрыться, спрятаться, переждать сердечные бури. Но так не бывает. Бури эти сами собой не проходят. Она смотрела на Женю в «Ледниковом периоде». Смотрела через силу, потому что хотела видеть ее, но не хотела видеть чужие руки на ней, Женины руки на нем. Выглядит счастливой и много улыбается. И радостно за неё, и плохо внутри себя. А помочь сама себе не в силах. Чёртово все. Она часто стала срываться на слёзы. Просто приходила с работы, прямо у входа опускалась на пол, прислонялась к стене и плакала, пока глаза не иссушатся, пока наконец не сможет успокоиться. Потом, время от времени борясь со всхлипами и судорожными вздохами, выпивая воды, чая, вина — всего, что под руку попадётся, — раздевалась и ложилась спать, желая, чтобы сон все вылечил. Не лечил. Куда уж там. Нервы одним сном не успокоишь. А что делать? Этери не знала. И в голове вертелось все одно слово, отчего-то напоминавшее утренние ноябрьские туманы, серые запотевшие стёкла и вьющийся сигаретный дым — безысходность. Оно впивалось в подсознание своими острыми концами и постоянно кололо. Этери мечтала перестать думать и выворачивать саму себя наизнанку и обратно. Может, тогда бы все стало проще, возможно, даже счастливее. Не могла. В один день она просто не выдержит, и мир накроет с головой ее чувствами, острыми и одновременно тупыми, но неизменно болезненными. В один день вдруг взяла и позвонила ей. Грудь сдавило настолько, что, казалось, нечего больше терять. Позже удивлялась, как это вообще получилось, ведь руки так тряслись, а дышалось тяжелее обычного. — Жень… — собиралась с мыслями. А те растекались, не собираясь воедино. — Да? — голос был живым. Какой разительный контраст с ее собственным. — Можешь приехать сейчас? Если не можешь, ничего страшного, я… — Что случилось? — тон переменился, стал беспокойным. — Приезжай, пожалуйста, — обессилено выдохнула, надеясь, что получит утвердительный ответ. — Скоро буду. И Женя приехала, найдя ее бледной, потерянной и дрожащей на полу той же самой прихожей. Лицо девушки выражало такое волнение и участие, что Этери, взглянув на него, не смогла сдержать рыданий. Боже, как все запущено, как невообразимо сложно… — Эй, — она коснулась как можно ласковей ее ладоней, — я здесь, да? Все будет хорошо. И Женя прижимала ее к себе, легонько укачивая и целуя спутавшиеся волосы. В каждом ее прикосновении заключалось столько света и нежности, этого бы хватило, чтобы отогреть всех людей на планете. Этери не могла взять под контроль эмоции и начала было задыхаться, но Женя взялась и за это. — Тери, сделай глубокий вдох, — ее ладонь медленно перемещалась вверх-вниз по спине, словно направляя дыхание, — теперь выдохни. Ещё раз. Вот так. Этери держалась за Женю и не желала отпускать ни на секунду. Терпеливая и чуткая, девушка отвела ее в спальню и легла рядом, обнимая, не давая вновь потеряться в себе. И Этери наконец успокоилась через пару часов непрерывных объятий. — Часто это происходит? — Женя нарушила тишину, приподнимаясь. Этери, испугавшись, схватила ее за предплечье, но уходить никто не собирался. — Да. В последнее время да, — она закрыла глаза, боясь, что все же не вынесет этого трогательного внимательного взгляда, но почти сразу же открыла их снова. — Что делает тебе больно, Тери? — очень осторожно спросила Женя. — Я не знаю… То есть знаю, но… Я запуталась, понимаешь? И я чувствую так много, что дышать порой становится сложно… — голос был хриплым и сбивчивым, но Этери старалась держаться. С Женей все было не так страшно. — Понимаю. Я сделаю все, чтобы помочь. Ты мне разрешишь? Она была такой взрослой в тот момент и говорила с таким спокойствием, что оно распространилось и на Этери. — Да, — она кивнула, готовая согласиться на все, что Женя ей предложит. — Мы поговорим обо всем, когда ты будешь готова, хорошо? Сейчас отдохни. — Ты не уйдёшь? — она волновалась и не хотела ее ухода до дрожи во всем теле. — Нет. Больше никогда, — Женя улыбнулась и стала аккуратно гладить ее по волосам. — Жень… — Что? — Я люблю тебя, — как больно, но как естественно было произносить эти слова. — Я знаю. Сердце Этери гулко стукнуло. Знает. Разумеется, знает. Вот только не говорит того ответа, что больше всего хочется услышать… — Я тебя тоже люблю. В ту ночь сон и правда впервые мог лечить. Как и нежные руки не смыкавшей глаз Жени рядом. Становилось спокойнее.