Место под солнцем

      «Мы стояли на балконе нашей квартиры. Фактически, она была съёмной, но за то время, что мы провели здесь, стала нашим настоящим домом. Ведь дом всегда там, где находятся лучшие воспоминания. Ты так говорил мне, намекая, что твоим домом навсегда останется эта полуразрушенная хрущёвка. Место под солнцем, в лучах которого мы были счастливы. Я поверила в это. И верю до сих пор, потому что, когда ты ушёл, вместе с тобой испарилось и солнце, и счастье.       Говорят, если человек, который тебе очень дорог, находится рядом, ты в какой-то момент понимаешь, что готов свернуть горы, готов осуществить невыполнимое, то, на что никогда бы не решился в жизни, будучи одиноким. Я в этом убедилась. За моей спиной словно вырастали крылья — ты, посмеиваясь, говорил, что я настоящий демон во плоти. Твой личный демон, созданный тебя менять муками совести каждый раз, когда ты хотел снова окунуться в чертовски притягательный для тебя, но незаконный по Конституции, дурман.       Что тебе эта Конституция, эти правила? Я знала, что ты их ненавидел. Прежде всего, из-за отца, который всегда жил по каким-то пунктикам, правилам, граням. Ты отрицал свою прилежность к службе в полиции, хотел стать юристом, но всё равно подчинился ему. И жалел, когда из-за его настоятельства тебе пришлось стать таким, каким ты предстал при встрече со мной. Жестоким. Циничным. Взяточником и наркоманом. А ещё ты жалел о незаслуженно отправленном тобою парне за решётку. Я сто раз успела пожалеть, к слову, что вообще раскопала тогда тот материал и посыпала на тебя своими вопросами…       Ты открылся мне. Рассказал всё, как есть. И если я думала, что поначалу только отец виноват в твоих проступках, то потом поняла, что ошибалась. Ты боялся доверять мне, потому что девушка, которую ты любил, предала тебя. Убила вашего с ней ребёнка и сбежала, не объяснив, почему и зачем. Ты, конечно же, догадывался, что это всё из-за твоих родителей, но я считала и продолжаю считать иначе. Она не любила тебя. А даже если это и не так, то её любви оказалось недостаточно, чтобы остаться рядом с тобой и выстоять.       Я бы никогда не сбежала от тебя. Не после того, что почувствовала, находясь рядом с тобой. А теперь тебя нет. И выходит, что сбежал — ты. Ты поступил со мной точно так же, как твоя бывшая, не объяснив мне, почему, не назвав ни одной чёртовой причины, по которой я сижу и пишу теперь это, не имея возможности хоть как-то сказать обо всём лично.       Словно в издевку, так полюбившуюся нам с тобой хрущёвку снесли. Камня на камень не осталось. Только пустота и деревья вокруг, заросшие листвой.       Потому что уже май. Потому что уже прошло три месяца, как ты исчез из моей жизни.       Моё место под солнцем было рядом с тобой.»       Дописав предложение, я замерла. За моей спиной томно сопел Игорь, который уже битый час пытался вытащить меня на улицу. Подумать только, раньше это я исполняла роль его экскурсовода и развлекательной подруги, но теперь всё изменилось. И вместо привычной, жизнерадостной и весёлой Юли Пчёлкиной ему сегодня досталась жалкая тень в собеседницы. Которая, впрочем, молчала всё это время, как он появился здесь, переступив порог комнаты. Даже чаю не предложила.       «Где твоё гостеприимство, Пчёлкина?» — ругала себя единственной мыслью, бившейся на подкорках подсознания. Иных не осталось, поэтому моя тетрадь, в которую я так бережно делала записи уже несколько раз, осталась лежать на столе, отодвинутая к окну.       Обернувшись, я увидела Игоря, который в данный момент занимался созерцанием потолка, но, услышав скрип стула, перевёл взгляд на меня.       — Ты закончила? — поинтересовался он. И во взгляде его звенело стальное беспокойство, а ещё злость. Когда я ему рассказала о случившемся, он порывался прибить Хазина на месте, вот только малина была испорчена его исчезновением.       — Потом ещё допишу, — решила я, не понимая, зачем, собственно произнесла это вслух, но меня тут же поправили:       — Я не об этом. Ну, не только, — заметив мой взгляд, направленный на него в малом интересе подтекста, добавляет, — Долго ты ещё будешь вот так сидеть и убиваться, чукча? — я уже закатила глаза, понимая, что эти речи мне кто-то свыше в наказание шлёт, и готовилась послать его куда подальше, вот только знала, что это не прокатит. Игорь Гром не тот человек, который будет отмалчиваться в сторонке, особенно если его близким плохо. А я, увы или к счастью, входила в этот небольшой список по жизни оперативника из Петербурга, — Ты ж журналист, для них недопустимо вот так безвылазно сидеть в доме! Где твои новые репортажи, материалы, горящие глаза от восторга нарытого, где всё это, а, Юльк?       — Неправда, — возразила я, — Не безвылазно. В магазин за продуктами хожу.       — Да ну? — удивился. Встал и прошествовал к холодильнику на кухне, совмещённой с гостиной и открыв его, ахнул, — Это за вот этим кетчупом, что ли, да сыром, покрытым плесенью? У него, небось, срок годности уже закончился. Как ты ещё живая-то с таким ассортиментом, не пойму.       — Слушай, хочешь есть — кафе за углом. Я могу тебе предложить чай или кофе…       — Хочу! Только давай, одевайся, вместе пойдём.       — Игорь…       — Отговорки не принимаются! — сразу предупреждает. И рукой отмахивается, взгляда с меня пристального не сводя, — У тебя пять минут, Пчёлкина, или ты приводишь себя в порядок, или я беру тебя в охапку и тащу туда в таком виде. Людей распугаешь, а ты у нас личность известная, тебе нельзя так своей репутацией рисковать.       Будучи в халате, домашних тапочках и с растрепанным пучком на голове я понимала, что он прав. Заголовки из газет или чужих историй в инстаграмах прославили бы меня, мама не балуй.       — Привязался на мою голову…       — Вот из твоей головы и будем дурь всякую выбивать! Я угощаю, если что! — уже вслед мне бросает, — А то ты со своей трудовой деятельностью вряд ли увидишь в этом месяце зарплату и нормальную еду ещё…       По пути в ванную я пыталась понять, почему вообще дружу с этим человеком, и ответы на мой вопрос бросались отрывками воспоминаний двухлетней давности. В тот момент, пока Игорь ловил преступника, за которым гонялся уже очень давно, меня угораздило снять про него нехилый репортаж, причём без его же на то согласия, выставив ещё в таком свете, что…       Нормальный человек бы, вместо того, чтобы так сейчас меня вытаскивать поесть, зарядил бы не хуже любого боксёра. Но Игорь, как он утверждал сам, не мог на меня злиться долго. «Ты ж и так зло вселенское и бесящее, Пчёлкина, чё мне, твоим дублёром становиться?» Я всегда смеялась с этой его фразы.       В спальне, где стояла прикроватная тумбочка, было фото. Наше с Петей, совместное — мы в совершенно дурацком виде, он в ковбойской шляпе и гавайском костюме, я — в платье снегурочки с бородой Деда Мороза. Кажется, это был единственный раз, когда мы позволили себе такое, разбирая всякий хлам на съёмной квартире. Естественно, это были вещи хозяйки, которая обнаружила нас в таком виде и вместо возмущения долго хохотала над нашей фотографией. У Пети выпучены глаза, а у меня высунут язык.       Фотография, которую не видели соцсети.       Фотография, которую каждый день перед сном и после пробуждения видела я.

      — Давай, давай, снимай! — скомандовала я, стаскивая с Пети кофту, — У нас сегодня вечеринка!       — Будут гости? — Хазин, кажется, воспринял это всё без энтузиазма поначалу, — Какая, нахуй, вечеринка, Юль?       — Гардеробная! — торжественно объявила я, при этом воздвигая на его голову несчастную шляпу, пылившуюся на полке антресоли, кажется, целую вечность. А в следующую секунду на меня полетел скоп чиха, так что мне пришлось зажмуриться. Несколько секунд была томительная тишина, а после… — Мда, Хазин, умеешь ты произвести впечатление на девушку.       — Похоже, у этой девушки чересчур бурная фантазия, — глядя в зеркало взглядом «убейте-меня-не-мучьте», он посмотрел на меня, словно обвинял без слов, но я знала, что в глубине души ему нравится. Об этом свидетельствовала его короткая улыбка, на мгновение мелькнувшая в уголках губ.       — Она журналистка! Кстати, для репортажа с места событий…       Щелчок камеры сработал вслух и Хазин в шоке глянул на меня.       — Удали. Прям щас!       — Ага, ещё чего, — я победно драпанула с места, понимая, что сейчас лучше не отдавать свой гаджет в чужие руки.       — Пчёлкина, если это увидят твои подписчики, тебе конец!

      — Мда.       Оборачиваться не пришлось — передо мной стоял Игорь и взгляд его был каким-то неопределённым. Что-то среднее между желанием посмеяться, утешить и разозлиться. Видимо, я не отвечала на его зовы с кухни и он решил заявиться сюда.       — Не знал, что твоя мода… такая вот, — смущённо.       Раньше я бы обязательно не упустила повода пошутить на эту тему, но сейчас не хотелось. И получилось выдавить из себя только полуулыбку.       — У меня тоже ощущение, что я многого о себе не знала. И до сих пор не знаю… — я отвернулась, но всё ещё чувствовала его взгляд. Теперь снова на затылке.       — Например? — поинтересовался осторожно Игорь. Что он надеялся услышать, я не знаю, но у меня вырвалось только тихо и отчаянно:       — Почему он ушёл? — тишина, воцарившаяся после на считанные секунды, давила, — Ладно, Игорь, забей, — признала я, понимая, что, в конце-концов, мои чувства и проблемы — это только мои, и ничьи больше. А Грому не под силу повернуть время вспять и исправить чужие ошибки. У него своих по жизни хватает.       Вон, в свои тридцать пять ещё не женат даже ни разу. А пора бы. Пора.       — Так, Юль, — Игорь развернул меня к себе, заставляя посмотреть ему в глаза, и не дал увернуться ни на йоту, — Прекрати. Ты копаешься в себе и ищешь причины, которых нет. Потому что все причины — в нём. Это он ушёл, а не ты. И если у него не хватило духу сказать, почему, то он трус и ссыкло. Ты можешь злиться на меня за это, но я действительно так считаю. Он тебя недостоин. Он тянул тебя в дерьмо, которое не назовёшь нормальной жизнью даже. Если бы он тебя любил, то не оставил бы. Ты это знаешь не хуже меня, просто смириться с этим тебе лень. А время… Юльк, я не буду тебе говорить, что время лечит, потому что нихера это не так, но ты встретишь своего человека. Гарантирую.       — С чего ты так решил? — спросила я, желая, чтобы меня наконец отпустили из этих силков. Вы когда-нибудь бывали в стальных руках Игоря Грома? Зрелище со стороны, наверное, то ещё, а по ощущениям, словно тебя в тиски зажало. Это ж махина целая, а не человек!       Махина дружески-психологической помощи, у которой щетина тенью на лице отбивает в свете солнца.       — Кто-то должен по жизни терпеть такое зло бесящее, нет разве?       Кажется, результатом Игорь остался доволен, потому что я в одну секунду обняла его. Мои губы против моей же воли растянулись в улыбке, настоящей.       — Похоже, этот кто-то сейчас и промывает мне мозг…       — Я всегда знал, что ты меня ненавидишь, но чтоб настолько.!       — Дурак, — рассмеявшись, я потрепала его по голове, чувствуя, как он обнимает меня в ответ всё сильнее, — Ладно. Не буду тебя травить сыром с плесенью и просроченным кетчупом.