***
Очередной ночью Йо-ка всё-таки вышел из комнаты. Это было уже тогда, когда стены по его просьбе уплотнили и тиканье часов уже не пробивалось в его личное пространство. Из комнаты вышел он потому, что услышал кое-что другое. "Отсюда звучит будто кошка кричит", – думал мальчик, прикрывая дверь и бесшумно шагая по идеально ровному каменному полу. Отец всегда говорил ходить подняв голову и решительно смотря вперёд. И последнее у Йо-ки не получалось: взгляд его был полупустой, но целеустремлённый. Выучить эмоции на лице отца он не мог и не хотел. А крики и правда откуда-то доносились, и чем дальше Йо-ка продвигался в обвокаливающую тьму коридора, тем больше был уверен – кричал человек. Казалось, дыхание похолодело, когда он, наконец, дошёл до двери, за которой кто-то уже просто хрипел. В тот момент им овладело странное ощущение – будто открыв дверь сейчас, он изменит всё. в первую очередь, для самого себя. Будто узнает правду, которую прячут родители и слуги, поймёт, что происходит на самом деле. Упустить такой шанс он не мог, даже если это было наивно и глупо. Маленькие пальцы надавили на тяжёлую ручку, плечом Йо-ка толкнул дверь – и застыл. – Это сделал ты, папа?…I. Так рождается тьма.
4 ноября 2021 г. в 17:53
Примечания:
pyrokinesis – Как Сатурн пожирает своих детей
Игрушечная Солнечная система покачивалась под бледно-голубым потолком, и из-за лунного света её неуёмная тень растягивалась по стене. Овальные очертания планет скользили туда-сюда и расходились в ритме с тиканьем часов в соседней комнате – от этого было как-то тревожно. Быстрее бы уплотнили стены, чтобы можно было смотреть на разукрашенные шарики, не испытывая беспокойства. Однако и без этого – если не послушать отца и через окно впустить в комнату ветер – планеты будут качаться всю ночь и, быть может, убаюкают маленькое солнце разваливающейся империи.
Никто не знал о том, что Йо-ке очень часто не спалось. Для наследника режима рос он чересчур тихо. Только мать понимала, что не просто так он выходит из своей комнаты осунувшийся и чем-то удручённый – отец же вечно игнорировал вид ребёнка, занимаясь одним лишь приобщением его к делам государства. Во всей резиденции витал дух напыщенной правды – "будущий правитель должен знать истину о стране, её грехах и благих деяниях". Мальчику даже не приходило в голову, что о таких вещах ему могут врать, пока однажды ночью к тиканью часов за дверями не примешался полушёпот двух людей.
– Ты выходил в город сегодня, верно? – судя по тону и обращению, говорили слуги.
– Как на собаку блохастую смотрят, – мрачно подтвердил один. Очевидно, вне рамок приличия "собаку" заменило бы другое слово.
– Зачем тебя посылали вообще?
– Должен был встретить и проводить его сестру. У неё своя охрана, а я это так, живое приветствие от лица господина.
– Н-да… – в голосе слышалась скованность, – раньше все эти семейные сборы были гораздо пафоснее, а сейчас что стало… Попробуй устрой гуляния или пригласи без секрета кого – растерзают на куски уже в шаге от ворот.
Йо-ка затаил дыхание. Руки и ноги напряглись, захотелось ударить по шёлковым простыням, чтоб это напряжение убрать. Но он сдерживался. Всегда, чтобы не привлечь лишнего внимания, и сейчас, чтобы не спугнуть людей за дверью. Пока что услышанное лишь слегка его шокировало – расходилось со словами отца. Возможно, даже со словами тех же людей днём.
– Меньше властью злоупотреблять надо, – продолжал более мрачный голос. – В последние пару месяцев он всё больше походит на параноика.
– Вряд ли всё это продлится дольше десятилетия. Ситуация всё более шаткая.
– Интересно, доживём ли мы до его сына.
– Кто знает… Мы не армия, но тоже можем сойти за пушечное мясо. Но мальчонка славный растёт, хоть и замкнутый очень. Я бы хотел посмотреть, что он станет делать после отца.
Показалось, что внутри, где-то в груди, внезапно нагрелся небольшой золотистый шарик. Напряжение наполовину покинуло тело, и Йо-ка бесшумно потянулся рукой к сердцу. Оно стучало ощутимее обычного, будто согрелось с топливом чужих слов, и часто мёрзнущего ребёнка на секунду даже прошиб жар.
– Твоя правда, на малого вся надежда, – в тоне можно было уловить нотки просветления. – И, надеюсь, он станет лучше спать, хотя бы когда подрастёт немного. Не понимаю, почему господин с этим ничего не сделает…
– Он занят одним собой, ты же знаешь, – объяснение сопроводил тяжкий вздох. – Ему не до сына, не до жены, не до нас, не до людей в стране. Единственное, в чём он хорош – экономика, потому что с таким положением дел, как сейчас, без экономической стабильности у нас уже давно бы расцвёл голод.
– Подожди ещё пару лет – и будет тебе голод от дефицита, – сарказм просочился в речь, будто острый соус. – Всё хорошее сейчас ненадолго.
– Ничего… справимся сами и поможем, кому получится.
– Разумеется. Люди мы или нет, в конце концов.
Голоса стали отдаляться, а Йо-ке оставили свалку мыслей на оставшиеся часы сна. Теперь он начал понимать, что частичка правды появляется в доме именно ночью, в таких вот незатейливых разговорах без доли яркого до слепоты патриотизма. До этого расти ему приходилось лишь под гнётом фальшивых убеждений о райских условиях жизни в государстве и о "мирной ситуации с почти невесомыми проблемами". Однако даже сейчас он и представить себе не мог, сколько ему недоговаривают.
Мысль выйти из комнаты пришла в голову внезапно и уходить отказалась наотрез. Те люди точно достаточно отдалились, их шаги затихли в широком коридоре.
Мальчик поднялся. На глаза попались тени планет. Конечно, Йо-ка был очень умным, способным, осознанным для своих лет ребёнком – но что делать со страхом и с тревогой? Страх он мог терпеть, потому что его природа ясна, даже очевидна, но тревога, непонятная и скребущая хуже любой кошки, в одиночку обнуляла остальные эмоции. Орбиты чуть сбились, тень Сатурна поглотила все остальные и стала одним большим овалом.
Тревога действительно похожа на Сатурна – на бога, а не на планету. Боясь остаться без пропитания, она загоняет остальные эмоции в угол и пожирает их. С потрохами, с костями, оставляя за собой только усталось и апатию. Она заставила Йо-ку подавить свой порыв и опуститься обратно на кровать. Тело стало ещё более напряжённым, но он уже не хотел ни бить простыни, ни выходить в коридор, где раздражающее тиканье часов гораздо громче.
Ему ещё предстоит научиться бороться с такими перепадами. С каждым разом будет получаться всё лучше, непременно, и глаза не будут предательски слипаться в попытке отставить реальность хоть на какое-то расстояние.
Сон пришёл до противного быстро.