С зубами

Ты всегда будешь помнить Регулуса пятнадцатилетним. И вовсе не важно, что он погиб уже десять лет как. Неважно, что большая часть воспоминаний о нем стерлась. Что если не время, то уж Азкабан, словно опытный обливиатор, стер из памяти все те мелочи, которыми ты так дорожил: его походку, предпочтения в одежде, наклон письма. Но это, это не сотрет ни одна магия или тюрьма. Воспоминание, что так бережно хранит твой разум, то и дело прокручивая снова и снова: тебе семнадцать, в твоей руке метла, а во рту привкус горечи от слов, что будто сами срываются с губ. Я ухожу. Он смотрит на тебя, а ты видишь лишь отражение луны в глазах. В его глазах, в его темных рестницах, в сомкнутых губах, в проблеске белоснежной кожи, что проглядывается сквозь плотную ткань мантии, в шаткой черепице крыши под его ногами — во всем этом ты словно бы чувствуешь, нет, ты отчетливо видишь, как он стремительно падает вниз. И ты мысленно просишь, нет, ты умоляешь его это не делать, зная, что сорвешься за ним, что не сможешь не подхватить. Он говорит, что ты мог бы остаться. Ты говоришь, что он мог бы уйти. Никто из вас не произносит такое желаемое «со мной». Ты садишься на метлу, а он смотрит на тебя нечитаемым взглядом — тем самым, что преследовал весь последний год. Тем самым, что, сколько не старался, ты так и не смог разобрать. Его руки сжаты в кулаки. Тем же образом, что и всякий раз, как, скандаля с Матерью, ты говорил что-то переходящее грань. Тем же образом, что и всякий раз, как, пересекаясь в коридорах школы, шел мимо, смеясь с шуток то ли Джеймса, то ли Римуса. Он прощается так, будто восхваляет тебя на каком-то приеме. Смотрит так, будто весь его мир в твоих руках (ты никогда не знал, что сказать, когда он так смотрел). Ты окидываешь его лишь одним взглядом — тем, которой навсегда запечатлит его в твоей памяти: с этой его легкой тенью измученной улыбки на юном лице, с подступающими к глазам слезами (никто из вас так и не научился плакать). Запечатлишь и его глухой голос, что-то нашептывающий издали похожее на «я любил тебя». И только сейчас, столько лет спустя, ты осознаешь, что так никогда и не узнаешь, был ли глагол в прошлом или настоящем времени. Что, несомненно, изменило бы все. Ты еще встретишь его. Будь то по разные стороны Большего Зала или же в бесконечных коридорах замка. Но он всегда будет смотреть в другую сторону, без единого намека на узнавание. И когда ты наконец поймаешь его взгляд, ты увидешь нечто оборвавшееся — перетянутую нить, износившуюсь и потертую по краям; нечто разбитое — будто бы миллионы острых осколков стекла. Ты еще встретишь его. Будь то в снах или кошмарах. Но ты всегда будешь помнить его пятнадцатилетним. Тем, который смотрел так, будто бы во всем этом огромном мире принадлежал лишь тебе.