God, Father, forgive me, for I have sinned

      От мраморного пола звонко отскакивали тяжёлые шаги, постепенно растворяясь в тишине церкви. Ноздри заполняет запах благовоний и поминальных свечей, и парень с трудом поднимает онемевшую от ледяной воды руку, чтобы перекреститься, а бледными, такими же, как его лицо, губами произносит сбивчивую молитву. Холодный ветер дунул в спину, когда очередной посетитель церкви покинул её, и юноша разлепил крепко сомкнутые глаза, оглядываясь вокруг.       В основном зале почти никого не было, лишь изредка проходили от иконы к иконе какие-то незнакомые женщины, и парень весь напрягся, подходя к знакомой двери, за которой он бывал слишком часто. Глухой звук на секунду раздался в полупустом помещении и тут же был прерван звуком открывающейся двери.       Святой отец сидел в своём любимом кресле посреди маленькой комнаты и, подняв голову, тут же хмурит густые тёмные брови. Серебряный тяжёлый крест слабо качнулся на груди, когда мужчина кивнул в знак приветствия. — Здравствуй, — негромко говорит священник, и крест на его груди, выделяющийся светлым пятном на чёрной рясе, мелькнул в слабом свете. — Святой отец, я согрешил, — тихо, на грани шёпота сказал он, склоняя тяжёлую, словно бы свинцовую, голову. — Простите меня, умоляю. — Не горюй, сын мой, — мягко говорит мужчина, протягивая руки и подзывая прихожанина ближе к себе. — Покайся во грехе своём мне. Я выслушаю тебя.       Юноша с отчаянием цепляется за протянутые худые ладони, сдавливая их с каждым вздохом всё сильнее в своих пальцах, грозясь либо вывихнуть их, либо сломать. Воздуха катастрофически не хватало, в помещении, похожем на небольшую комнатку, словно бы кончался кислород, и парню казалось, что он вот-вот умрёт. — Отец, я совершил самый тяжкий грех, — опять шепчет парень, подходит ближе к священнику и, не задумываясь, падает на колени перед ним, а взмокшие ладони кладёт к нему на колени. — Не знаю, сможет ли Он меня простить на сей раз. — Простит, будь уверен, — кивает мужчина, прикрывая глаза. Чёрное одеяние комкается под чужими широкими, чуть мокрыми ладонями, из-за чего ткань теряет свой идеальный вид. — Я внимательно тебя слушаю, Кросс, расскажи мне.       Кросс сглатывает вязкую слюну, ноги трясутся, и он упирается лбом в собственные ладони. Он рвано выдыхает через рот, чувствуя, как комок стыда и отвращения подкатывает к горлу и застревает где-то там. Кросс слепо тычется носом в острую коленную чашечку и слышит, как крест на шее Найтмера бренчит, когда он наклоняется совсем близко к нему, словно укрывая от злых глаз Господа. — Скажи мне, Кросс. — Отче, — он глубоко, надрывно дышит, пряча пылающее лицо в чужих коленях и не решается смотреть ему в глаза, — я переспал с мужчиной, Отче. Мне никогда этого не простят, даже если я буду Ему молится несколько часов подряд.       Мужчина осторожно выдыхает и гладит Кросса по широким, слегка трясущимся плечам, успокаивая. Он склоняется над макушкой прихожанина, почти касаясь тонкими губами его волос, и шепчет тихо-тихо, словно их мог кто-то услышать: — Ну-ну, Кросс, чего же ты. Отчего мне сразу не сказал? Это полностью меняет дело.       Кросс жалко всхлипывает и глубже прячет лицо в чёрном одеянии, мечтая провалиться сквозь мраморный, твёрдый пол, из-за которого надрывно болят колени, прямо в Ад — туда, где ему самое место. Злые слёзы медленно бегут по щекам, одна слезинка за другой, и парень пытается их вытереть о тёмную ткань подола. — Отец Найтмер, — хрипло говорит он, отказываясь поднимать голову, чтобы посмотреть на священника, — меня Господь же никогда не простит? За то, что я сделал такое с тем человеком? Это же грех, Отче.       Найтмер кивает головой, аккуратно поглаживая прихожанина по коротким волосам, и нервно выдыхает, чуть откидываясь на деревянную спинку кресла. — А тебе понравилось? То, что вы делали, принесло тебе удовольствие, сын мой?       Кросс сглатывает и решается поднять красные, заплаканные глаза на священника. Мужчина смотрит на него в ответ своими невозможными, прожигающими очами в упор, ожидая ответа. Он медленно прикасается ладонью к скуле парня, мягко поглаживая её большим пальцем, и взгляд неожиданно наполняет необъятная нежность. Кросс доверительно прижимается к прохладной руке, что ярко контрастирует с его горячими от слёз щеками, и прикрывает глаза, чуть разжимая ладони на бёдрах священника, едва-едва приподнимая ткань рясы, оголяя щиколотки. — Тебе понравилось заниматься сексом с тем мужчиной, мой дорогой Кросс?       Кросс зажмуривается, ещё сильнее прижимает щёку к ласкающей его ладони, под тонкими веками пляшут разноцветные круги, и красноватая краска смущения сползает на шею. Он ощущает на коже слабые покалывания, чувствуя тепло на тех местах, где его совсем недавно ласкали и целовали. Там, под рубашкой, расцветает целый сад багряных цветов, и Кросс тихо всхлипывает. Он лишь сильнее придвигается к святому отцу, чувствуя, как ноги немеют окончательно под тяжестью собственного веса, и обнимает мужчину обеими руками под коленями. — Да, — вырывается на выдохе. — Больше, чем с Мелоди? — властно спрашивает Найтмер, чуть надавливая на нижнюю губу парня пальцем. — Да, Отче, — вторит ему шёпотом Кросс, чуть приоткрывая рот. — Намного больше. Это было потрясающе.       Найтмер счастливо улыбается, отнимает ладонь от его щеки и склоняет голову к плечу. — Бог всё тебе простит, сын мой, не волнуйся. Главное, что ты получил удовольствие, и он не причинил тебе боли.       Кросс благодарно кивает и сильнее сжимает в руках худые ноги, чувствуя, как в животе летают бабочки, пытаясь вырваться наружу. — Не желаешь повторить, Кросс? — спрашивает Найтмер, вплетая длинные пальцы в волосы юноши и чуть надавливая на кожу головы, чуть отклоняя его от себя. — Да, Отче, — тихо стонет он и откидывает голову назад. — Иди ко мне.       Кросс медленно встаёт, чувствуя, как колени простреливает острой болью, но прикасается к губам Найтмера с таким наслаждением и радостью, будто никогда его до этого не видел. Разумеется, он любит своего Бога.