Хотите, я вам руку поцелую?

      Ганя сам от себя не ожидал такой дерзости. Залепить князю пощечину, да ещё и при целом амфитеатре зрителей, при женщинах... при Настасье Филипповне. Но он ничего не мог с собой поделать - злость взяла верх. В первую секунду ничего не происходило. Князь, сам Ганя и все присутствующие замерли, не зная, как реагировать и что делать. Затем князь нервно улыбнулся, на его лице заиграли смешанные чувства: то ли страх, то ли смирение, то ли ужасное нервное возбуждение, то ли все и сразу. Лев Николаевич пробормотал что-то про то, что лучше ему пощечину получить, чем Варваре, а потом вдруг в пару шагов пересёк комнату, встал около противоположной стены, закрыл лицо ладонями и заплакал. К нему тут же подбежал Коля, начал ласкать князя, желая успокоить. Толпа, собравшаяся в комнате, загалдела, зашумела, ругая не то Гаврилу, не то Мышкина. Сам Гаврила Ардалионович стоял в полной растерянности, не зная, что делать и как теперь себя вести. - О, как вы будете стыдиться этого поступка!       Стыдиться. Да, именно стыдиться! За то, что оскорбил такого человека. За то, что плюнул в эту открытую чистую душу. Князь не идиот, а порядочный человек, впрочем, именно порядочных у нас и считают за идиотов. В чем же вина Льва Николаевича? В том, что он, Ганя, хуже и гнилее его? Гане действительно стало стыдно. Не за свою паршивость, а за то, что он этой паршивостью причинил боль светлому человеку.       Князь ушел, закрыв дверь в свою комнату, за ним же последовал Коля. Зрители этого перформанса, галдя от сильнейшего возбуждения, потихоньку разошлись. Иволгин старший, судя по всему, отправился снимать стресс в ближайшее питейное заведение. Варя последовала за князем и братом, и только Ганя остался в комнате. Конечно нужно было извиниться, но что значат эти слова против запятнанной репутации и тоскливого чувства обиды, которое, несомненно, поселилось в сердце этого доброго человека?       Коля вышел из комнаты Мышкина, очевидно, его выставила за дверь Варвара. Ганя решил, что эти извинения нужны хотя бы для того, чтоб соблюсти формальность, а уж как загладить свою вину перед Львом Николаевичем, он может придумать и позже. Войдя в комнату, он, не обращая никакого внимания на свою сестру, направился к князю. - Князь, я сделал подло, простите меня, голубчик. Ну простите, ну, простите же! Ну, хотите, я вашу руку сейчас поцелую!        Ганя действительно был готов поцеловать ему руку, лишь бы доставить Мышкина хоть какое-то моральное удовольствие. В глубине он понимал, что князь не тот человек, которому нравится принижать людей и заставлять их склонить головы, но больше Гаврила ничего предложить не мог. Он, наконец, решился заглянуть князю в глаза. Два лунных камушка удивлённо смотрели на Гаврилу из под мокрых ресниц. Слез уже не было, но на щеках остались засохшие дорожки от хрустально-прозрачных слезинок. Ганя сделал шаг вперёд, наклонился к самому лицу Мышкина и поцеловал. Сначала в солёную от слез щеку, потом в краешек шершавых губ. Князь мягко подхватил поцелуй, положив одну руку да плечо Гани, а второй осторожно взяв его за локоть. Ганя попытался вложить в каждое движение все свои извинения, весь свой стыд и желание забрать у князя воспоминания о позорном инциденте. Постепенно Гаврила начал получать удовольствие от прикосновений Мышкина, от его горячих рук и резкого дыхания, поэтому, когда князь наконец отстранился от его губ, Ганя невольно потянулся за ним. Ещё секунду он стоял, прижавшись носом к нежной щеке Льва Николаевича. Но, нужно и честь знать. Пришлось отстраниться. - Я никак, никак не думал, что вы такой! Я думал, что вы... не способны.       Ганя и сам не знал, что способен. Способен на такие эмоции и чувства. Возможно, он бы извинился так перед князем ещё раз, но, наконец, заметил Варю, стоявшую все это время в комнате и бывшую свидетельницей этого порыва души. Дальнейший разговор завязался сам собой. Князь удивлено повторял, что считал Ганю злодеем, а теперь вот не считает, ещё больше удивлялся его милому смеху, да и вообще, смотрел с такой милой радостью, даже лёгким восхищением. "Нет, теперь непременно нужно жениться," - промелькнуло в мыслях Гани, "а то ничем хорошим наши с князем любования не закончатся".