***
Он влюбился в начале старшей школы. Ким был тем самым красивым отличником, по которому сохли все, кто был в состоянии намокать. Ким нравился всем, от младшеклассниц до кассиров супермаркетов, от родителей одноклассников до соседских бабушек, которым помогал в магазин ходить, от сыновей маминых подруг до тех самых подруг. Кругом положительный, добрый, открытый и безумно интересный. Таким он предстал перед неокрепшим ещё тогда разумом Чон Чонгука в школьной поездке в Пусан. Там было море, канатная дорога, морепродукты и океанариум, а ещё вся старшая школа, разделённая на группы, и один на троих номер с Тэ и лучшим другом Чонгука — Чимином. Это была потрясающая неделя с бессонными ночами, бесконечными шутками, весельем и, как это ни было для Чонгука дико и странно, потрясающим теплом, зарождающимся внизу живота, стоило лишь пересечься с хёном взглядами, с осторожными касаниями и «Чонгук, не можешь уснуть? Иди ко мне» в четыре утра, когда Чимина уже сморил сон, а к Чонгуку он идти отказывался. А ещё: «Чонгук, хочешь кушать? Пойдём, я тебе куплю, не отказывайся, ты мой младший, и я должен заботиться»; «Чонгук, постой, у тебя воротник на толстовке завернулся, я поправлю»; «Чонгук, у тебя вот тут на щеке… да на другой, ай ладно, сам уберу». Потом была обратная дорога в Сеул на автобусе, где Чонгук, очень грустный, потому как заканчивать путешествие не хотелось, уселся рядом с хёном. А позже, задыхаясь от волнения и с колотящимся, как неадекватное, сердцем, засыпающему хёну накрыл руку, лежащую на портфеле, своей курткой, после нырнул своей потной от страха ладошкой под неё, поставив на кон всё, что тогда имел — школьную репутацию, отношения с родителями и друзей. Тэхён тогда их пальцы переплёл, показывая, что они со всем обязательно справятся без потерь, сонно, нежно улыбнулся, и улыбка эта отпечаталась у Чонгука на обратной стороне век. Она с тех пор постоянно мерещилась ему во снах и преследует его нагло все эти годы. Ведь именно тогда он понял — вот оно… впервые (тогда он ещё не знал, что это разовая акция, и его «впервые» навсегда таковым и останется) влюбился. И начались самые сладкие в его жизни полтора года. Тэхён был выпускником. Год до выпуска они провели вместе, с дрожащими от волнения руками, с перепуганными, но влюблёнными взглядами, со сбивчивым дыханием, неловкими, а потом более чем умелыми поцелуями в каждом уголке этой чёртовой старшей школы Соульдэ, с первым сексом, таким же неловким, для обоих болезненным, но давшим начало чему-то абсолютно новому. Это было потрясающее время. Юный Чонгук тогда ещё не знал, что это любовь, хоть и кричал хёну «я люблю тебя» везде, где только была возможность об этом прокричать. И спустя годы понял, что был прав… Как же Чонгук любил. Как сильно любил. Это была нездорово сильная любовь, такая, лишившись которой, ты неизбежно теряешь частичку себя, и вместе с ней — своё умение искренне улыбаться, весь свой внутренний свет, становишься с перспективой на долгие годы вперёд тем самым роботом, который улыбается невпопад и следует тому самому «надо же что-то делать, Чонгук». Это были счастливые и светлые полтора года, а ещё удивительно, но факт — абсолютно лишённые кризиса ориентации в любом его проявлении. А потом это время прошло, для одного из них неумолимо пришла взрослая жизнь со студенчеством, первыми подработками, первыми проблемами и прочими вещами, и отобрала у Чонгука человека, без которого, как оказалось, дышать он не мог. Тот, обойдя кризис ориентации стороной, кризис личностного роста словил по полной. И глядя на то, насколько Чонгуку было больно, любой здравый человек мог бы подумать, что Ким смертельно заболел или вообще умер. Но тот был здоров и жив, только вот от Чонгука почему-то отказался.***
Прямо как сейчас Чонгук собирается отказаться от очередного удачного мэтча на тиндере, с которым должен был встретиться меньше, чем через час в баре неподалёку, и в той сфере жизни, что называется «отношения», попробовать в сотый, кажется, раз «хоть что-то сделать, Чонгук». А всё потому, что:чим-крошечный-хён-ини: что у него опять?
Чонгуку не нужно спрашивать «у кого?». Это и так понятно. У того самого, кого после злополучного начала взрослой жизни и двух лет молчания теперь уже года три как он именует «другом». Всё произошло странно и в то же время до банального просто. Тэхён всю свою жизнь был отличником. Лучшим во всём. Таким, которого ставят в пример. О котором рассказывают на семейных посиделках всем родственникам, о ком гордо вещают внукам знакомые с ним бабушки, называя гордостью района, кому разрешают встречаться с сыном даже (да, речь о Чонгуке), потому что Тэ — мальчик сплошь положительный, перспективный и очень умный. Потом был университет, первые пьянки-гулянки, спровоцированные давлением и вседозволенностью, первые подработки — и вот: успешная учёба помахала Киму ручкой. А он помахал ручкой своей менталке, потому как «синдром отличника» родители в нём непреднамеренно воспитали серьёзный, и молодость летит быстро и далеко не все ошибки прощает. Пока Тэхён, с гордо поднятой головой, но раскуроченной душой пытался выстоять против обвинений в том, что учился недобросовестно, Чонгук пытался его поддерживать и был рядом. Хотя тот упорно ломался изнутри изо дня в день, всё больше самому себе доказывая, что подвёл всех и каждого, и Чонгука в том числе, потому что младший на него всегда смотрел с восхищением, а теперь восхищаться нечем. Тогда Чонгук вынес свой первый и самый важный урок: не нужно идеализировать людей и говорить им, что никогда не сомневался в их успехе. Потому что люди не железные, и иногда так случается, что они падают. И как потом им быть с этим успехом, в котором никто не сомневался, но он не случился? Потом Чонгук сам закончил школу и идеально сдал экзамены, поступил куда хотел, а его хён, забитый со всех сторон сожалениями всех, кого это не касалось, но не сумевших промолчать по поводу того, что «золотой мальчик из университета вылетел», снова не смог, сломался ещё больше и стал закрываться. Чонгука тоже ломало, хотелось помочь Тэ, хотя тот старался держать при нём лицо и поздравлял с поступлением вполне себе искренне. Улыбался. Называл Чонгука молодцом. Целовал нежно и просил не беспокоиться о нём. Через месяц, поработав недолго официантом в ночном клубе, пришёл и, прижав к себе крепко, попросил остаться друзьями и не держать зла. На слёзы и вопросы никак не реагируя, сдал его после, плачущего и потерянного, на руки родителям, а через день Чонгук его дома не нашёл. Мама Тэхёна смотрела тогда виновато и жалостливо, в ответ на вопрос «Когда хён будет дома?» обняла и тихонько сказала: «Чонгук-и, ты прости нас, пожалуйста. Тэхён запутался окончательно, его долго не будет, малыш, он ушёл в армию». И на этом моменте жизнь Чонгука встала на паузу. Он разрушился до основания в руках женщины, что предельно хорошо к нему относилась и даже дружила с его собственной мамой, в руках женщины, что родила, вырастила и воспитала человека, которого Чонгук безумно любил, и который в конечном итоге, не справившись со своими проблемами, от Чонгука отказался, разорвав его душу на куски. Жизнь встала на паузу, но остальные процессы — обучение и прочее — шли своим чередом, Чонгук умел правильно заглушать боль, топя её в учебниках и спортзале. Это был второй не менее важный урок. Тяжело помочь человеку, когда он сам не хочет эту самую помощь принимать. Иногда нужно дать возможность попробовать разобраться самостоятельно. Людям нравится проживать свою жизнь, а не перекладывать её на плечи других людей. И Чонгук решил дать ему возможность. Хоть и чувствовал, что любовью этой болеет и ничего с собой поделать не может, настолько сильно оказался к Тэхёну привязан. Через два года одна из палочек в паузе сменилась на треугольник — хён из армии вернулся. Но ничего не изменилось. Потому что Тэхён, возмужавший, уверенный (на первый взгляд), маниакально всё исправить настроенный, снова поступающий на первый курс, заканчивающий одни онлайн-курсы по дизайну и таргету за другими и старающийся хотя бы немного людей своего возраста догнать, с Чонгуком хотел быть и дальше только друзьями. А Чонгук был слабым перед ним настолько, что готов был быть кем угодно, лишь бы просто быть. Но ночами молился о том, чтобы однажды снова стать нужным в том самом плане и не увидеть хёна случайно в объятиях другого человека. Но это было раньше. Сейчас всё немного иначе.***
Чонгук открывает твиттер, он подписан на совсем небольшое количество людей. Сестра, друзья и Тэ. И последний и правда сегодня грустит, судя по всему. Новый пост: размытая фотография бокала вина на подоконнике у приоткрытого окна — неизменные спутники тэхёновой апатии, с которой он не хочет бороться. На часах уже двенадцатый час ночи, чонгуково свидание должно было стать пробегом по барам, именно поэтому он так поздно не спит, а вот что делает в такое время Тэхён … На дворе ноябрь, этот дурацкий хён сидит у открытого окна и мёрзнет! кому: тэ почему ты опять не спишь?тэ: Привет, малыш)
кому: тэ мне сказали, что ты грустишьтэ: Всё в порядке.
кому: тэ что у тебя случилось?тэ: Просто устал, все как всегда, это же я
кому: тэ от чего устал?тэ: От себя?
кому: тэ хочешь я к тебе приеду?тэ: Не хочу тебя отвлекать, свидание ведь, да?
кому: Минджу Привет! Слушай, мне безумно неловко. Но у меня небольшие проблемы дома, и я там срочно нужен. Так что, боюсь, наш с тобой поход в бар придётся отменить. Прости, ладно? Таких сообщений за последние пару лет было с сотню, наверное. И не всегда причиной чонгуковых отказов был Тэхён, отнюдь, тот грустит периодически, но явно не перед каждым свиданием. Просто у Чонгука, как дело доходит до свиданий, почти всегда небольшие проблемы дома. Собаку, например, четвёртый раз за день не выгулял, забыл, дал ли ей покушать, или когти стричь нужно, а он запамятовал, а это очень важно. Если собрать в кучу все подобные сообщения, можно подумать, что у Чонгука проблем столько, что жить толком не успевает. На деле нет. Он просто не хочет. Это тот самый единственный случай, где «надо что-то делать, Чонгук» не работает. кому: тэ пятнадцать минут кушать есть?тэ: Вино считается?
кому: тэ я понял Чонгук со вздохом поднимается со стула, расплачивается за свой кофе, бросает взгляд на пришедшее от Минджу «оу… ну, как решишь проблемы, звони» и, усевшись в машину, включает подогрев, упирается лбом в холодный руль. Сегодня странное настроение, хочется чего-то… непонятного.***
Чонгук пробовал снова подкатывать. Ухаживал, много разговаривал, выводя на чистую воду, звал куда-то и приезжал сам. Но толку не было. В Тэхёне что-то сломалось тогда, когда у него всё начало рушиться вокруг, и, оставив Чонгука, он доломал себя окончательно, он это признаёт и сейчас, признаёт, что это было задумано, мол, «как лучше», а получилась очередная ошибка. Сходив в армию, Тэ словно ощутил, что дальше — только хуже, и, вернувшись, в панике третий год тратит абсолютно все свои ресурсы на то, чтобы, по его словам, «начать из себя что-то представлять». Со временем повзрослевший и снявший розовые очки Чонгук продрался сквозь пелену своей застарелой боли и маниакального желания хёна вернуть и углядел в его глазах и ту же боль, что гложет, он уверен, так же сильно, и ту же любовь, что никуда не делась и все те же испытания прошла, и то же желание прижаться и никогда не отпускать почувствовал в ответ от Тэ. Но тот зациклился и не шёл на контакт. «Я старше, Чонгук, я должен быть тем, кто подаёт пример, должен больше зарабатывать, должен был изначально сделать всё правильно, и посмотри на меня, ты мой тонсен, и ты уже окончил университет, а я взрослый мужик и только на третий курс перехожу». В чём логика, и кому там Тэ всё вот это вот был должен, Чонгук так и не разобрался, как и в том, почему отношения они возобновить не могут, если очевидно, что Тэхёна к нему тянет не меньше, чем его самого к Тэхёну. У друзей Чонгука мнения относительно этого всего достаточно схожие. Чимин, чьё плечо в своё время впитало литры чонгуковых слёз, пока сам он проклинал Кима последними словами, уже пару лет как говорит, что Тэ просто клинический идиот. Намджун (он психолог) говорит, что тому бы полечиться не помешало, поговорить со специалистом, чтобы помог всё в голове по местам расставить. Хосок говорит, что Чонгуку нужно пытаться думать о хорошем и перестать себя закапывать в этих недоотношениях (было бы всё так просто). Все с ним соглашаются, и лишь Юнги, с которым Чонгук год назад познакомился в ксяоми и сдружился, говорит Чонгуку, что необходимо хотя бы раз в жизни собрать яйца в кулак и хорошенько так Тэхёну напиздить, чтобы пришёл в себя, наконец, сколько можно. Тэхён тем временем всё ещё не разрешает ухаживать, а Чонгук, зная, что может заставить силой, и что Тэхён точно не сможет устоять, этого не делает лишь из уважения. И тупо ждёт, когда же его хён придёт в себя и прозреет. Но тот только работает да учится, не покладая рук, лишь иногда грустит, а потом снова работает. Кажется, ну всё же просто: два дурака, Чонгук — поддержи, Тэхён — перестань загоняться, будьте вместе и счастливы, любовь всё лечит. На деле же они оба слишком долго ходили вокруг да около. Чонгук лелеял чужое личное пространство, а Тэхён сам выбрался из ямы, куда себя загнал, но отношения их закопал ещё глубже и, выбираясь из той самой ямы, их прихватить забыл, а потому пока что у них просто не получается что-то с этим поделать. Так и ходят по кругу который год подряд. Мама Чонгука так Тэхёна и не любит. А какая мать будет любить кого-то, кто не любит её ребёнка? Такая, как у Чонгука, точно не будет.***
Тэхён вздрагивает от дверного звонка. Хотя, казалось бы, почему. Он прекрасно знал, что Чонгук приедет. Ждал его, кляня себя на чём свет стоит, но ждал, грея в руках телефон и продолжая мёрзнуть у открытого окна зачем-то. — Чего ты так долго? — хмурится, протискиваясь мимо в квартиру. Опускает пакет с ароматно пахнущей выпечкой на тумбу и принимается стягивать ботинки. — Хён, холодно, как в пещере! — Приехал мой вечно недовольный, посмотрите на него. И да, это самое «мой» греет душу, но давно надежд не дарит. Это далеко не первое ласковое обращение. Они уже не первый год вот так вот «дружат». У Чонгука по-прежнему странное настроение. Они не виделись две недели. Причину непонятной агрессии внутри он понять не может, а потому закапывает её поглубже, брови хмурит, переносит бумажный пакет с вишнёвым пирогом и булочками с корицей на барную стойку, закрывает окно плотно, а за ним — и шторы, меняет освещение с раздражающего синего на тёплый жёлтый, подходит к хёну, так и стоящему в месте, где заканчивается импровизированная прихожая студии, и следящему за каждым действием. — Это какой бокал? — Первый, — плечами жмёт, о стену опираясь, губу жуёт нижнюю. Всегда так делает, когда не может определиться, чего хочет. — М, — отнимая мягко бокал, мимолётно тыльной стороной ладони касается носа, проверяя, насколько хён замёрз. Иногда Чонгуку кажется, что тот специально себя морозит. Да что уж там… не кажется. Глаза Тэхёна блестеть начинают моментально. Как будто впервые вот эта вот забота проскакивает, а она вообще-то нет. Она настолько привычна, что если бы не тонна невысказанных слов и невыраженных эмоций… вполне можно было бы решить, что они в отношениях. — Ну, тогда тебе уже хватит. — Эй, дай я хотя бы этот допью, это правда первый, — губы дует. — Ага, хорошо, — бормочет, отправляясь в кухонную зону и выливая вино в раковину. — Иди сюда. Тэхён не может не идти. Поэтому идёт, разумеется. В руки к человеку, перед которым он больше всего в этой жизни виноват.***
Вина — совершенно неестественная для человека эмоция. Как и обида, жалость и зависть. Каждый человек рождается с базовым набором эмоций: радость, счастье, злость, гнев и прочие вещи, которые можно называть врождёнными, встроенными, основанными на инстинктах. Эмоции, схожие по своей природе с виной, человеческой сущности совершенно чужды и являются плодом неправильного эмоционального воспитания человека, но это, к сожалению, вкладывается в неокрепшие детские умы ещё в глубоком детстве, когда мама впервые говорит малышу: «Ты не можешь на меня кричать, я ведь твоя мама». От этого никто не застрахован, и не существует на свете людей, у которых полностью бы отсутствовали эти неестественные эмоции. Однако нет ничего страшного в том, чтобы жить, контролируя их и не давая им превалировать над естественными. С Тэхёном у родителей не получилось, и его хронические чувство вины и жалость к себе, скорее всего, их провал, который взял своё начало в тот самый момент, когда мама малышу Тэхёну впервые укоризненно сказала: «Посмотри, какой Сокджин-и молодец, уже пошёл, а ты всё на попу падаешь», конца же этому провалу не видно, ведь Тэхёну со всем этим в голове теперь всю жизнь жить. С таких вещей чаще всего у детей начинается зависть, потом жалость к себе, а потом вина перед окружающими, потому что идеальным быть не получается. И это не секретная информация, просто мало кто задумывается над своими словами. Это настолько глубокий и неуловимый процесс, что Тэхён сам и не догадывается, как глубоко зарыты причины его вечной боли, которая душит его на протяжении долгих лет, потому как… ну не получается стать идеальным. Вот Чонгук, знакомый с темой эмоционального интеллекта чуть больше, чем хорошо, догадывается. Но лезть к человеку в голову и пытаться лечить не собирается ни в коем случае. Таких полномочий у него нет. А вот попробовать поддержать, несмотря на то, что сам без него задыхается, пока тот не может со своей головой разобраться и не подпускает ближе, он, ну… пробует. Кто-то ведь должен быть сильным. Тэхён хоть и пришёл из армии подкачанным, всё равно со временем опять стал мягким и нежным, каким туда уходил. Отрастил снова волосы. Отучился уже и на таргетолога, и на дизайнера, и устроился работать на удалённую работу в две компании одновременно. Он до безумия любит Мистера Флапса, как и его хозяина, в общем-то, но с корги себе позволяет гораздо больше, когда они видятся. Жамкает его, тискает мягкие пушистые бока, кусает ему ушки и целует в нос. С Чонгуком он в этом плане поскромнее: не целуется и не кусается. Хотя Чонгук совершенно не против.***
Чонгук стягивает с себя толстовку, пахнущую морозной свежестью, но тёплую, нагретую телом. Тэхён, босой и в просторной футболке, смотрит на Чонгука, пока тот без лишних разговоров натягивает ему эту самую толстовку через голову, разлохматив все волосы. Кутается в его тепло, бессовестно этим самым теплом пользуясь, тонет, не сопротивляясь, в объятия идёт, куда его тянут, утыкается в родную шею, легонько о неё потираясь носом, потому что Чонгук пахнет вкусно и так, блять, привычно, что выть хочется. Иногда (всегда) Тэхён хочет перестать сомневаться и просто уже взять и предложить Чонгуку отношения снова. Камон, они, несмотря ни на что, практически делают это уже несколько лет, но… Тэхён всё равно не предлагает, свято веря, что Чонгук достоин, наверное, лучшего, потому что это не парень, а мечта. Самого Чонгука он при этом, конечно же, не слушает. Классика. — Ну чего ты? М? — Чонгук трётся щекой о тэхёновы волосы, крепко прижимая к себе своего хрупкого хёна, пока тот в ответ прячет лицо и обнимает за талию. Ему это так нужно было. Каждый чёртов день он просыпался и засыпал с мыслью об этих объятиях. — Я опять тебя отвлёк от свидания. Почти ненавижу себя за это. — Да всё равно бы, как обычно, не дошёл. — Почему? — Ты знаешь, почему, зачем всё время спрашиваешь. — Чонгук… — Так, садись на стул, хватит босиком на холодном полу стоять, — перебивает, от себя отстраняя, знает прекрасно, что дальше последует лекция на тему: «Почему тебе не нужно ждать Ким Тэхёна, хоть Ким Тэхён тебя и любит, конечно, больше жизни». Таких вечеров были десятки, может, сотни. Таких разговоров ни о чём и об одном и том же — тоже немало. Чонгук не дурак, он хёна ждёт, но продолжает в голове держать тот факт, что его когда-то вроде как оставили. И хотя безопасным местом он всё равно для Тэхёна остаётся, им давно пора уже разобраться с тем, что творится с тэхёновыми мыслями. Чонгуку ведь тоже хочется рядом с ним чувствовать себя в безопасности, не задаваясь постоянно вопросом «а не выбросят ли меня снова, как котёнка доверчивого?». В общем, сложно всё у них, по большей части оба уже и забыли, почему сложно-то. Просто запутались. Первый год после армии — попытки друг друга заново узнать, выяснить хоть что-то, второй год безвозвратно растрачен на попытки снова стать ближе, и вот идёт третий год, ознаменованный грандиозным хождением по краю с обеих сторон. В ожидании момента, когда кто-нибудь первым переступит эту черту, нарушив личные границы, поступившись уважением к личному пространству и не побоявшись оказаться слишком наглым. Пока оба идут с равным счётом, стоят друг друга: Тэ — умелыми манипуляциями заманивая Чонгука поближе и выпрашивая близость и тепло, Чонгук — охотно ведясь на каждую из них, и в этом самом тепле хёна кутая, ведь таких моментов немного, и они, как правило, короткие. А значит — и ценные безумно.***
Через полчаса чайник вскипячён, чай заварен, Тэхён чаем напоен и накормлен вкуснейшим вишнёвым пирогом из пекарни недалеко от его дома, а его щёки и нос нежными касаниями Чонгука от сахарной пудры, которой пирог обильно посыпан, очищены. — Наелся? — Угу. — Булочку, может, ещё будешь, или на утро оставим? — Не, я всё. — Пойдём спать тогда, я устал. Тэхён кивает и улепётывает чистить зубы. Чонгук идёт за ним следом, потому что его зубная щётка на случай вот таких вот спонтанных ночёвок тут тоже есть.***
Они не раз спали вместе, не раз Тэхён давал слабину и позволял нежить себя и успокаивать. Позволял прижимать крепко и гладить по голове и спине, позволял к волосам и вискам губами прижиматься и спать в обнимку. Но Чонгук из уважения никогда не заходил дальше дозволенного. А сегодня, видимо, впервые зашёл. Потому что просыпается Тэхён от трепетных касаний губ к губам. Всё верно, Чонгук спустя час после того, как хён уснул, глаза открыл и понял, что пора. Пора заканчивать. Он окончательно простил своего маленького хрупкого хёна давным-давно, прекрасно понимая, что вина — одна из самых тяжёлых эмоций, и, когда это чувство укореняется в тебе до состояния хронического, сделать с этим что-то самостоятельно не получится. Чонгук не хочет быть спасателем, таких обычно потом забывают даже поблагодарить. А вот катализатором желания с собой разобраться Чонгук быть хочет. Потому что прекрасно понимает, что хён привык. Оставить Чонгук его не может, Тэхён это знает. Переступить границы — тоже, в силу воспитания. И тот привык к теплу по требованию, принимая поддержку и всё, что Чонгук даёт и без отношений, а потому, наверное, и не хочет ничего менять. Вроде как не связаны ничем, но всё равно рядом. Однако Чонгук не железный и ждал слишком долго. Тэхён может дальше разбираться со своими эмоциями и жизнью, только Чонгук, каким бы хён сложным ни был, вечно ждать не будет. Сегодня вот как раз перестанет. И либо закончит всё, навсегда удалив Тэхёна из жизни, переломав себе все кости, но вытерпев это, чтобы однажды да излечиться от этих чувств, либо вернёт его на законное место, сколько бы часов на разговоры ни потребовалось. Поэтому да, сегодня Чонгук забудет про слово «уважение». И про личные границы тоже забудет. Вот что это было за непонятное состояние. Чонгуку надоело ждать, и он это наконец осознал. — Крадёшь поцелуи, Чонгук? У беззащитного спящего человека. Это нечестно и некрасиво, — ожидает испуганного выдоха и в удивлении расширившихся глаз, но Чонгук, похоже, давно уже вырос из этого всего, а потому получает он лёгкий тычок носом в нос и хриплое, не терпящее возражений: — Ну ты же украл когда-то моё сердце, хён. Я тоже тогда был беззащитным, хотя бы потому, что мелким. Это, по-твоему, честно? Или, может быть, красиво? — Чонгук прав, Тэхён поступает с ним плохо уже долгие годы. Не подпускает близко, но и оттолкнуть не может, привязанный, хрен его знает, нитями или целыми канатами к чужой душе. Он Чонгука мучает. Мучает и сам мучается, не в силах определиться, что же ему в этой чёртовой жизни нужно. Да уж, ничего честного и красивого в этом точно нет. А вот Чонгук, чьё лицо слабо подсвечивается жёлтой гирляндой, которая еле мерцает, напоминая о садящихся батарейках, как раз таки, пожалуй, синоним слова «красота». Взгляд такой открытый, он, наверное, может стоять вместо определения в словаре рядом с этим вроде бы простым, но таким, сука, в то же время сложным понятием «честность». Тэхён, как бы себя ни оправдывал, по большому счёту, никогда не поступал с ним честно. А сегодня впервые решил. Поэтому без лишних слов сцепляет свои дрожащие от волнения руки у него на затылке и сам тянет его ближе. Сегодня Тэхён тоже готов на что-то решиться. Не только же Чонгуку быть сильным. И в этот момент Чонгук так сладко, трепетно выдыхает, вздрагивая всем телом… Тэхён чувствует что-то похожее на дежавю — словно ему снова лет девятнадцать, вокруг темнота закутка школьного коридора, а он рядом, такой кристально чистый и нежный, не знающий, что их ждёт дальше, с готовностью раскрывающий губы и душу навстречу, руками гуляя под рубашкой своего тогда ещё уверенного в себе, горячего хёна. Сейчас Тэхён далеко в себе не уверен, вся его уверенность осталась там, в деканате Сеульского Государственного, когда он забирал свои чёртовы документы под осуждающими взглядами всех, кому не лень было эти самые взгляды бросать… А для Чонгука хён всё такой же горячий, прекрасный и умный, каким бы себя ни считал. Да, молодость не всё прощает, а вот Чонгук — очень даже, и для него Тэхён как был самым лучшим, так и остался, и он это ещё докажет. Но всё потом. Сейчас он просто дрожит всем телом от волнения и ощущения, что получил то, чего желал так непозволительно долго, гладит щёки и зарывается пальцами в волосы, раздвигает красивые, гладкие ноги, пристраиваясь меж них и заставляя сцепить их на своей пояснице. Тэхён под ним мягкий, стройный и отзывчивый, плавный, как изгиб гитары, и тёплый, как разбавленный молоком чай. — Хён… — шепчет в губы заполошно, перемежая слова поцелуями. — Как я скучал по твоим губам, хён, — да, за все эти годы после расставания поцелуев они себе не позволяли. Чонгук скользит меж чужих припухших и сумасшедше мягких губ языком, проводит им по зубам, вызывая умилительный всхлип, сцеловывая фантомный привкус вина и зубной пасты, а после, заставляя раскрыться сильнее, касается чужого языка своим, проводит по нёбу. Чонгук так долго к этому поцелую шёл, выстраивая доверие и взаимодействие миниатюрными кирпичиками, что теперь хочется, чтобы хён почувствовал. Почувствовал, насколько сильно он любит и скучает, насколько сильно в нём нуждается, насколько серьёзно настроен (он ждёт уже несколько лет, нужны разве какие-то другие доказательства?). Он целует Тэхёна так, чтобы расставить все точки над «i». Им пора перестать друг друга мучить, ходить вокруг да около, кому-то, кто не Чонгук, пора признать свою вину перед самим собой и впервые хотя бы это себе простить, нельзя же вечно тонуть в этом, это как минимум глупо. И Тэхён выгибается навстречу — он скучал по таким прикосновениям так чертовски долго, что каждое из них ощущается ударом тока. Невыносимо приятно, до безумия правильно. Тэхён так сильно хочет жить в этот момент, когда Чонгук фиксирует его тело, чтобы не вздумал вырваться. Чонгук распаляет его, жарко целуя, то замедляясь, то ускоряясь, то нежно, то резко, так жарко, что у Тэхёна глаза от удовольствия закатываются. И не даёт ни на секунду остановиться и перевести дух, отчего дыхания не хватает, сознание плывет, он скулит под Чонгуком и прижимается крепче, ощущая лёгкое давление в районе паха периодически. Ему так сильно сейчас хочется Чонгука рядом в том самом плане. Всего-то и нужно — отпустить себя. И Тэхён пытается. Господи, как же он виноват, как же долго мучил, зачем этот дурачок только ждал такого придурка? Спустя несколько, кажется, часов, когда на поцелуи у Тэхёна уже не остаётся сил, и он разомлел от касаний настолько, что еле может шевелиться, Чонгук, лениво выцеловывавший до этого его шею, которую практически вылизал тут уже, дорвавшись до желанного, начал задавать вопросы: — Что потом, хён? Зайдём, наконец, дальше? Или снова будешь меня морозить? — голос хриплый от возбуждения и долгого молчания. — Ты же знаешь, Чонгук, я не особо готов… — Почему на этот раз? — выдаёт спокойно, прикусывая мочку уха и сладко выдохнув в него, заставив покрыться болезненно возбуждающими мурашками. — Снова это обсудим? Тот факт, что мне чертовски жалко потраченного в никуда времени. И что я очень перед тобой виноват, и что проебался тогда с этой уч… — Да, сука, сколько раз тебе нужно повторить, чтобы ты запомнил, что ты не железный? — внезапно вскипает Чонгук, резко переменившись в настроении, подскакивает и тянет за собой, слегка встряхнув. Тэхён вздрагивает испуганно и с позором ощущает, что глаза наполняются слезами. Он не хотел, чтобы Чонгук злился. — Посмотри на меня, — ловит за подбородок пальцами, удерживает на месте, заставляя в глаза сквозь набегающие слёзы смотреть. — Ты взрослый, состоявшийся мужчина, ты прошёл настоящую армию, ты многого добился, ты неплохо зарабатываешь и уже на третьем, на третьем, хён, курсе почти дописал свой диплом. Мне нужно тебе сказать сейчас, что у тебя уже всё получилось? Я скажу. Хён, у тебя уже всё получилось, ты не потерял эти годы, ты просто прожил их иначе, потому что всё пошло не по плану, но это, блять, жизнь, и по плану что-то идёт редко, и не надо обесценивать свой труд, блять. От того, что ты сделал всё иначе, чем хотели родители, ты глупее не стал. Господи, да такую самокритику всем бы остановившимся в развитии, и мир бы бед не знал. Тэхён, очнись ты уже, пора заканчивать с этим самобичеванием. Эй, — уже мягче, поглаживая линию подбородка, — ничего никогда не идёт полностью по плану, слышишь меня? Это абсолютно нормально. — У тебя же пошло… — О нет, дорогой, я не планировал четыре года учёбы в университете страдать по парню, который бросил меня, потому что так якобы лучше, и ушёл в армию, а вернувшись, отказался меня любить. Не планировал ходить на свидания хер пойми с кем и разочаровываться. Я планировал учиться и взаимно любить. Работать и взаимно любить. Завести собаку и взаимно любить. А у меня везде от плана ровно по пятьдесят процентов, и кто бы мог подумать, что сложнее всего будет именно эту самую любовь получить, хён. Так что у меня полностью по плану пошло? М? Хён? — Понимаешь, насколько я жалкий? Я, даже будучи взрослым и относительно разобравшись со своими проблемами, продолжаю оглядываться на всех. Ты такого мужчину рядом с собой хочешь? И я не отказывался тебя любить, не путай понятия! — Да, блять, именно такого, — встряхивает снова, смотрит в глаза, как он один умеет, честно. — Я очень уважаю тебя за всё, что ты уже прошёл и преодолел, уважаю все твои заслуги, но мне, по большому счёту, плевать, чего и как ты добился, если это не делает тебя счастливым. Я сделаю, ты знаешь это, так дай ты мне уже этот грёбаный шанс, мы разберёмся с тем, что тебя гложет, я со всем помогу, только позволь мне уже, наконец, приблизиться настолько, насколько мы этого оба хотим. Или ты не хочешь? Что ты чувствуешь, хён? Все эти годы, м? — Я люблю тебя, Чонгук, — вот так вот просто. — Так позволь и мне тебя любить. Перестань выдумывать причины и оберегать меня от себя, — сползает ладонями на шею, зарывается пальцами в волосы на затылке. Тэхён видит, что Чонгука трясёт от смеси эмоций, но тот всё ещё держится. — Я чувствую себя недостойным, — тихонько, но чувствуя, что капитулирует. — А я себя — полным придурком, потому что нужно было вытрясти из тебя это дерьмо ещё раньше. Нет же, носился с этим твоим личным пространством. Нужно было просто тебе его не оставлять, чтобы ты не успевал выдумывать себе всё новые и новые причины не разбираться во всей этой херне, что между нами творится. И я сейчас только о наших отношениях, а не о том, что с тобой происходит в принципе. Окей? Клянусь, я не обесцениваю твои проблемы. Более того, я практически уверен, что знаю, в чём кроется их причина, и знаю, как это всё можно начать решать. Просто поверь мне, ёлки-палки, единственный раз, ну не помешают наши отношения ни тебе, ни мне. Я помогу тебе со всем разобраться, только позволь. Потихоньку справимся. Ты ведь не подпускаешь меня. Хотя я вроде бы ничем подобное недоверие не заслужил и зла никогда не желал. Более того, ты мне тоже поможешь, — с готовностью встречая скептично-вопросительный взгляд. — Потому что единственная моя проблема, которая мне жить мешает, — это отсутствие тебя рядом в качестве моего партнёра. — Но… — Ты правда любишь меня, хён? — Конечно. — За все эти годы когда-нибудь переставал? — Нет. Никогда. — Тогда в чём наша глобальная проблема? — Да я уже не знаю, я запутался, мы запутались, столько всего… «Да все уже запутались, боже» — Представь, что нет вообще ничего. Только ты и я. И нам нужно наладить коммуникацию. Поставь себе это целью, как это сделал я, и я тебе клянусь, всё получится. — Ты представляешь, сколько всего нам нужно обсудить? — Зато будет нескучно. — Представляешь, как я заебу тебя своими вечными заморочками и нытьём? — Меня это когда-то смущало? — Я обещаю научиться заботиться. Правда, Чонгук… за всё время, что это делал ты, я столько теперь для тебя должен сделать хорошего… Чонгук улыбается нежно, касаясь его щеки носом. — Попробуем вместе? Заново. — Давай… попробуем. И больше Чонгук ему ничего сказать не даёт, затыкая рот новым требовательным поцелуем. У Тэхёна уже болят губы, но он всё равно целует в ответ… Вы думаете, это первый их подобный разговор? Отнюдь нет, но, кажется, именно сегодня Тэхён принял окончательное решение. Видимо, чтобы до него дошло, что и как делать, ему нужно было объяснить это с помощью рта, да, только не разговаривая, а вцеловывая в него правильные мысли.***
Просыпается Тэхён с мутной головой, но в прекрасном настроении. Он долго лежит, обнимая подушку и потягиваясь, вдыхая любимый чонгуков запах с неё, пока до него не доходит… чонгуков? А потом на голову скопом обрушиваются все воспоминания о прошедшей ночи, полной нежнейших и страстных поцелуев, разговоров, чонгуковых вот этих вот особенных, честных и многообещающих взглядов, и его собственных душевных метаний. Тэхён вспоминает, что засыпал, лёжа полностью на Чонгуке, пристроившись щекой на его голой груди, с твёрдой, впервые такой уверенной мыслью в голове, что нужно обратиться к психологу со всеми своими вопросами. Чтобы постараться в этот раз для Чонгука и сделать его счастливым уже наконец, раз тот наотрез отказывается уходить к кому-нибудь другому, менее замороченному. Через пару минут Тэхён начинает беспокоиться, что Чонгука с ним рядом в постели нет, но, учуяв аромат сладкой горячей выпечки, что тот, видимо, подогрел, и кофе, он успокаивается, лениво выползает из-под одеяла, на цыпочках крадётся мимо Чонгука, нарезающего для удобства булочки, в ванную. Выйдя из неё, впрочем, он находит его всё там же, в кухонной зоне. Тот стоит, как спал, без футболки, в одних только чёрных штанах, опирается бёдрами о кухонную тумбу, руки на груди сложены, по плечам вьются линии татуировок, и спина вся забита тоже, Тэхён видел эту красоту, пару раз трогал осторожно пальцами. Сейчас вот ловит себя на мысли, что хотел бы языком, и подвисает, переминаясь с ноги на ногу. Отвисает, понимая, что Чонгук хмурится, Тэхёну чудится в тёмных глазах вопрос. Ну да, неудивительно, что Чонгук ему не поверил, но надо как-то… додумать не успевает, потому как тот резко отрывает от тумбы свою пятую точку и проходит мимо. И разумеется, в тэхёновом мозгу первой возникает мысль о том, что он уже успел с утра Чонгука чем-то — скорее всего своим молчанием — разочаровать, и он уходит. Тэхён в панике кидается следом, догоняя его уже возле шкафа с одеждой. Обхватывает за талию, крепко прижимаясь щекой к горячей спине. — Нет! Нет, не уходи, пожалуйста, ты всё неправильно понял, я… я просто не проснулся толком. Всё в силе, не уходи, Чонгук. Чонгук под его руками напрягается, с усилием отрывает его руки от своего тела, разворачивается. Смотрит недоумённо и даже обеспокоенно почти. — Ты чего, Тэ? Разве я когда-нибудь вот так уходил? — Я просто подумал… — Я за носками тебе пошёл, дурной, — не даёт договорить, звонко чмокает в лоб, открывает шкаф и, выудив оттуда первые попавшиеся махровые, подхватывает под ягодицы и несёт на кухню, усаживает на стул, принимаясь натягивать носки на холодные ступни. — Будешь вести себя, как герой тайского сериала, я тебя ударю, — меняет настрой Тэхён. — То есть теперь ты меня ещё и абъюзить вздумал? — хмыкает Чонгук, приподнимаясь и проводя рукой по носочкам от пяток, выше по икрам до подколенной зоны, а затем, приподняв его ноги на уровень бёдер, наклоняется, чтобы сцеловать с губ возмущение. — Доброе утро, паникёр, как спалось?