Так за что же, всё же, меня любишь? За веселье, синие глаза За разбойный нрав и что когда-то Где-то потерял я тормоза © Монгол Шуудан
Уже по-зимнему долгий вечер опустился на Лондон вслед за беззвучно падавшими редкими снежинками. Тихое спокойствие ничего не предвещало, редкие прохожие торопились по Косому по своим делам. Часть Лютного, которая виднелась из занятой Гермионой комнаты в «Дырявом Котле», тоже выглядела на редкость мирно — смены закончились, и хмурые рабочие расходились по домам. Внимание привлекла группа фигур в чёрном. Мантии, скроенные на манер боевых, укороченные и рваные, перчатки без пальцев и цепи, непременно хоть один аксессуар зелёного цвета — да хоть клетчатые заплатки и отвороты джинсов поверх тяжёлых ботинок. На углу сразу пристал постовой — проверка документов. Гермиона улыбнулась, когда компания вежливо откланялась и двинулась дальше. Чувство принадлежности к чему-то большему, к творящейся прямо здесь и сейчас истории магического мира, кружило голову. В Хогвартсе за все семь курсов не произошло ничего интересного. Хорошо, что дальнейшая специальность — журналистика — сама по себе предполагала всегда быть в центре событий. Несмотря на все издержки. Её резкое кудрявое каре, кожаная куртка и блокнот с самопишущим пером не один и не два раза засветились на передовой нынешней политической борьбы. Взгляд скользнул по собственному обмундированию — из всего вороха тёмных оттенков она выбрала уже заметно пообтрепавшуюся косуху и теперь металась между джинсами и джинсовой же юбкой. Мешанина цепей и браслетов на торжественный случай лукаво поблёскивала в тускло-оранжевых полосах света с улицы. Случай сегодня действительно был особенный. Гермиона перетряхнула ящик с бельём — радикальный чёрный цвет кружева сам оказался в пальцах. Коллектив выступал, конечно, и с другим вокалистом, она приходила на все концерты. Но без него — не то. Местные подпольщики стекались в подвал заброшенного цеха бывшей артефакторной мануфактуры, закрытой ещё лет двадцать назад. Слёт обещал быть самым грандиозным за последние полгода — праздновали счастливое и спонтанное освобождение из Азкабана, а такое бывает очень нечасто. От Министерства до сих пор не было никаких заявлений, скорее всего, это был их последний шанс погудеть в мирной обстановке. Но обо всём по порядку. Сказал бы кто прошлой весной, что она выберет чёрное знамя с черепом и змеёй, — ни за что бы не поверила. Тогда всё ещё казалось запутанным и неоднозначным — чем крайне ей не нравилось.━━━━━━━━ 》❈《 ━━━━━━━━
Разговоры о Слиянии миров шли уже давно. Коалиция Дамблдора, неспроста в народе прозванная нафталиновой, всеми руками и ногами тащила законопроект за законопроектом, приближающие счастливое совместное будущее. Газетчики стабильно получали заказы на статьи о перспективах единой Англии, неблагожелательные отзывы же призывали на бедное издание налоговую инспекцию — надёжнее любых коррупционеров и злоупотребителей. А критики всё равно нашлись. Например, Том Реддл, в кругу своих — Лорд Волдеморт. Бывший выпускник Хогвартса, всего на несколько курсов старше её, он начал свою политическую карьеру с разгрома образовательных реформ, вводимых через пень-колоду — и явно не в интересах подрастающего поколения. Доставалось и работе с молодёжью, от которой было одно название и чахлая организация с линялыми флажками, не дававшая никаких перспектив. После отмены обязательной физкультуры и вынесения древних рун в сокращённый необязательный курс Реддл здорово прошёлся по Дамблдору, его матери и почти по пропавшей при сомнительных обстоятельствах сестре — да только от прямых дебатов тот уклонился. На фоне молодого и энергичного Лорда, одинаково хорошо умевшего поджигать толпу как на изысканных приёмах, так и в клетках заводских дворов, образ светлого мага и доброго дедушки трещал по швам, то и дело открывая настоящее лицемерие своих создателей. Потому что вменяемого ответа на вопрос, как несколько тысяч магов сохранят самих себя среди миллионов маглов, не было. Были обвинения в ненависти к многострадальным простецам, в косности и боязни неизбежного прогресса… Когда не помогло — закрытия изданий, аресты и облавы. Тогда-то Реддл раз и навсегда назвал свою программу «Реформацией». Положив в основу идею о ценности магической и магловской цивилизаций самих по себе, он всячески боролся с натягиванием сов на глобусы. Взаимный обмен техническими достижениями присутствовал и в самые лютые годы средневекового Статута о секретности, маги сверх того защищали спокойствие простецов от волшебных существ и всевозможных чудовищ. Такой общественный договор был выгоден всем и испытан столетиями — аргументы Лорда, в каких бы они ни были формулировках, разбивали все попытки себя оспорить. В плане культуры Пожиратели однозначно побеждали. Чёрный флаг доводил министерских до белого каления. Старцы из Визенгамота поднапряглись и выдали закон, запрещающий его демонстрацию — чтобы на молодёжь плохо не влиял. Подействовало это примерно никак — в тот же день появилось десять новых вариаций черепа и змеи, а то и варианты совсем без оных. Нельзя же запретить все тряпки чёрного цвета — как нельзя наложить на всех Империус. Но, несмотря на некоторые курьёзы, противниками дамблдоровские были серьёзными. Проиграв воспитание нового поколения на распилах и откровенной халтуре, те сделали ставку на грубую агитацию маглорождённых. Прибывшим предлагалось ни в коем случае не вникать в новый мир, принявший их, а перекроить его по лекалам своего старого. Судьба магов-недоучек, чужих в обоих обществах, политиков не волновала — только приближение столь желанного Слияния. Возможно, раскрыв и сдав маглам магический мир, Дамблдор и его приспешники рассчитывали возвыситься над тем и установить личную сытую диктатуру. Это в лучшем случае. В худшем, как вещали откровенно конспирологические теории, — международные магические организации состояли в тайном сговоре и через Слияние собирались магов уничтожить — тихо и вежливо, без единой Авады. Пусть за Светлой стороной было меньшинство, но меньшинство это сидело очень высоко и рулило остальным обществом. Прямо в бездну, как сказала бы Гермиона. Тогда на улице бесновалась весна. Впереди были экзамены, предварявшие начало официальной работы в «Ежедневном Пророке». Стажировка проходила вполне успешно — её лёгкая-лёгкая сатира над неудачным выступлением полусонного Дамблдора, перепутавшего, планирует он избираться в Визенгамот или в Международную конфедерацию магов, принесла изданию симпатии многочисленной оппозиции. Возглавляла газету небезызвестная Рита Скитер, карьеру сделавшая на скандалах и дрязгах — при всех разногласиях в методах Гермиона признавала их общую цель, а склочный характер и соответствующая репутация той позволяли заигрывать с противниками генеральной линии партии. И доносить до людей правду — умеющий читать между строк да прочтёт. Поэтому, когда приятельница из отдела корректоров позвала её на концерт пожирательских боевых бардов, она охотно согласилась. Не то чтобы выморочный недавний разрыв с идиотом Прюэттом сильно расстроил, но осадок остался. Как и от почти целой недели переработок. Пора было развеяться. Компания собралась большая, мероприятие было посолиднее обычных квартирников. Искали дорогу не меньше часа — на этот раз коллектив приютила сочувствующая зельедельческая мануфактура. За четыре пройденных подворотни Гермиона насчитала не меньше десяти пожирательских лозунгов на стенах и в два раза большее количество направлений, куда может отправиться Министерство и конкретно Дамблдор. Во втором случае даже никто не повторился. В грязном квадрате двора — высокое небо, расцвеченное прозрачными закатными лучами. Тяжёлая металлическая дверь подпёрта чарами и кирпичом, пёстро-чёрная толпа течёт в провал подвала. Кто-то курит у обшарпанного крыльца — девчонка с крашенными до зелени Авады волосами делит с усталым юношей заводского вида принесённый из дома ужин. Рядом серьёзная троица в чёрных плащах, на бывалом лице наклонный шрам — вполне возможно, настоящие Пожиратели. Рослый парень с нечёсаным хвостом светлых волос тащит куски ударной установки, материт нерадивого помощника не то на норвежском, не то на финском. Из глубины подземелий громыхнул ответный окрик — ищут своего же вокалиста. Гермиона чуть не столкнулась в дверях с охранником — косая сажень пробасила какие-то извинения и поспешила дальше по делам. Лицо она не успела рассмотреть, он был выше на голову. Как и остальной неожиданно неприметный наряд — заметила только армейские ботинки убийственного размера, высекшие из бетонного пола сноп задорных искр. В низкий просторный зал набился почти весь Лютный. Гермиона расплатилась со сновавшей в толпе шустрой билетёршей — больше в качестве помощи благому делу. По ушам проехался электронный лязг, переиначенные под магические реалии электрогитары стремительно набирали популярность. Почти полные аналоги магловских, только никаких проводов и искристые витые катушки на корпусе. Под запыленным серым потолком парят сферические Люмосы, но свет всё равно слишком слаб, чтобы разогнать полумрак до конца. Зелёные, болотные и изумрудные сполохи пляшут на лицах, зажигая их среди душной темноты. У дальней стены с облетевшей побелкой сооружён невысокий настил — ограничение сцены больше символическое. Ударник наконец собрал свой многострадальный инструмент. Разномастные в барабаны держатся на наспех сваренной арматурной раме при помощи немыслимых чар. Гермиона присмотрелась к остальным музыкантам — двое крепких гитаристов настраивали аппаратуру и проверяли чары. Третий негромко раздавал указания. Линялые серо-синие треники, безжалостным образом заправленные в берцы, чёрный гитарный ремень поперёк широкой забитой груди — и больше ничего. Тот самый молодой охранник, с которым она столкнулась на входе. Обернулся, смахнул упавшие на лоб неопрятные кудри. Невербально бросил себе на шею какое-то заклинание. Едва не сшиб начатую пивную банку, стоявшую у самого микрофона. По-свойски пожал руку волшебнику со шрамом, вытянувшись со сцены в зрительный зал. Ну, как зал. Место, где были стены и потолок, а авроров не было. Две девицы позади Гермионы бурно обсуждали последний пожирательский кутёж — не прошло и половины, как нагрянули красные плащи и уложили всех лицами в пол. Искали кого-то по ориентировке, но так и не нашли. Она просочилась сквозь толпу поближе к сцене, обойдя крепкую компанию местных работяг. Публика собралась самая разношёрстная, Лорд умел объединять под своими идеями магов любых социальных слоёв. Ей доводилось видеть несколько обрывочных воспоминаний о его выступлениях — исключительный талант найти для всех и каждого общие проблемы и интересы. Среди аристократов тот был аристократом, среди рабочих — рабочим. Гермиона остановилась неподалёку от настила, с такого расстояния могла рассмотреть даже татуировку вокалиста. Какая-то странная открытая карета, запряжённая тройкой лошадей под чёрным флагом и ощерившаяся пулемётом. Экипаж — скелеты в высоких меховых шапках и совсем не английской военной форме, один машет, кажется, саблей. Посыл надписи «хуй догонишь» был ясен даже без перевода. Кудрявый подтянул штаны, перевесил гитару поудобнее и оглушительно свистнул, моментально призвав всех к порядку. Грубое лицо в неверном свете тусклой зелени походило на замершее варварское изваяние. На самом краю кривой ухмылки не хватало верхнего зуба. В повисшей тишине второй гитарист отстегнул четыре ноты — с дальних рядов разнёсся одобрительный шум. Хит всем известный, но Гермиона сразу даже не узнала. «Ненавижу красный цвет» — полнейшая абстракция, десять запрещённых редакций, на этот раз играют со строчками, переставленными в одиннадцатый раз. Чудовищная мешанина рабочего кокни и характерно-хмурого русского акцента — его произношение было ужасным, он был последним человеком, которого стоило выпускать петь. Если бы не магнетизирующий убойный бас, резонировавший в самой глубине тяжёлого зачарованно-электронного звука. Выжигавший в памяти каждую строчку. Простое быстрое соло, огромные кисти обращаются с гитарой лихо и легко. Подвижные ноты летят стаями, за перебором ловких пальцев не уследить. Расстрелял взглядом толпу в одному ему известной последовательности — Гермиона отчётливо ощутила мурашки. От спонтанной встречи, от пламени, ревущего в тёмных глазах. На его левой руке чернеет Метка. Расхохотался, едва не поцеловавшись с микрофоном. Этот смех — грохот обвала. Неподъёмный берец отбивает ритм, из-под подошвы летят искры. Мелодия будто дружелюбнее, имён министерских шишек и нелестных рифм к ним гораздо больше. — А в меня пальнет Авадой самый ёбнутый аврор! Но не выполнит он плана, в войсках Дамби недобор! — громыхнул по струнам, ударил себя кулаком в грудь. И вышел на припев, чеканя каждую согласную: — Ведь я вступлю-ю в пожирательский батальо-о-он! Раскатистый низкий голос перекрывает рёв гитар, ведёт за собой нестройный хор. Вокруг неё беснуется толпа, остаться в стороне — немыслимо. Компания, с которой она пришла, затерялась где-то позади, но это и не важно. Пацан, стоявший слева, залепил ей локтем — нечаянно, — Гермиона в долгу не осталась. Группа сыграла хорошо, но вокалист вне конкуренции. Пустил вперёд двух коллег на гитарный замес и наконец прикончил своё пиво. Под нестройный смех установил на краю сцены опустевшую банку и ногой вбил её в пол. Вертикальный удар у него поставлен лихо, не спасёт никакая магия. Из толпы швырнули новую — поймал на лету и откланялся. Легко и ненавязчиво отвесил пинка наглому гитаристу, который начал петь припев, — получил грифом под дых. В толпе так подбрасывали тощего парнишку, что лишь развязанные шнурки мелькали — пока тот не треснулся об потолок. Слетевший с ноги берец приземлился аккурат на бритое темечко одному из качавших, в момент повергнув на пол. Куплет начался феерически. — Срывай указы, пали знамёна! Я разрешаю, здесь я — атаман! — вывел почти на одном дыхании, повиснув на многострадальном микрофоне всем весом. Отстранился и заиграл соло: — Мне наплевать, кто там сплочённый, всех разметает Лорда урага-ан! Грубоколдовская мелодия окружает со всех сторон, отбивает ритм вместе с её сердцем. Она танцует в толпе варваров. Только вот в кедах пришла зря. — Магия или сме-ерть! — в едином порыве кричит зал в ответ. Гермиона не слышит своего голоса. Ядовитый зелёный свет нещадно выставляет на всеобщее обозрение мускулистую фигуру. Бледная кожа, бандитские татуировки чернильно-синие, штрихи теней, крадущие небрежный рельеф — ему есть, чем гордиться. Этот голос — гул цеха артефактория, глухой удар кастета, рокот замедленного взрыва. Когда он начинает медляк, Гермионе кажется, что в душном подвале исчезает последний кислород. Горят огоньки палочек, слова о свободе подхватывает сотня других голосов. Его взгляд совсем хмельной. Но играет, несмотря ни на что. Заводские подземелья — неудержимый локомотив, летящий в смутное будущее, сегодняшний вечер — часть истории. Угасает последняя нота, опустевший воздух замирает в тишине. — Они не запретят нам быть теми, кто мы есть! Магами, волшебниками… Так что нахуй старпёров из Министерства, а Дамблдора лично в рот ебал! — он сипло икнул в микрофон. — Я всё сказал! Народ понемногу расходится под бурные овации. Кто-то собирается дальше праздновать неподалёку, кто-то исчезает в пустоте дворов. Лучше не искушать судьбу — из этого подвала сборище Пожирателей должно исчезнуть бесследно. В заметно опустевший зал спустились двое помятых и усталых красных плащей. Один бегло огляделся и более руку с кобуры не убирал. Численный перевес был точно не на их стороне. — Антонин Митрофанович Долохов, — у этого аврора явно было всё хорошо с дикцией, — есть здесь такой? Гермиона вынырнула перед постовыми быстрее, чем хоть кто-то из группы успел среагировать. Вежливо и коротко развернула корочку журналиста, выставив на тусклый свет печать, колдографию и перегородив пальцами название должности. Сердце заметно ускорилось — но если авроры сами не особо-то и хотят проводить проверку, уболтать их у неё получится. — Добрый вечер. Корреспондент «Ежедневного Пророка» Гермиона Грейнджер. Постовой стал в два раза более хмурым и ещё в четыре более усталым. Неохотно поддержал разговор — Долиш, номер подразделения она не разобрала. — Оформлять этих, — со старательным презрением махнула на заинтересованно слушавшие их поддатые рожи, — придётся, мягко говоря, долго, а премия за задержание находящихся в пьяном виде… К тому же, сами понимаете, я буду вынуждена осветить и это событие тоже. Аврор переглянулся с напарником. Прибыли они по сомнительной ориентировке, больше похожей на кляузу от параноика, раздражённого шумящей молодёжью. Ловить под конец тяжёлого дежурства очередного мелкого хулигана, которому вменялись похабные стишки о нынешней власти, им совсем не улыбалось. Были ещё несколько драк, где засветился какой-то русский Пожиратель — но среди волдемортовского сброда кого только не было. — Забирай своих дружков и валите отсюда. Гермиона просияла. Дважды говорить не потребовалось — инструменты были собраны в мгновение ока, и более ничего не напоминало об отзвучавшем здесь концерте. Ужа на выходе над её ухом дружелюбно громыхнул охрипший бас. Она резко обернулась, уперевшись взглядом в разудалую татуировку, кое-как прикрытую наброшенной на тренированные плечи косухой. Кажется, этот опасный транспорт назывался «тачанка», наконец вспомнила Гермиона. — Что бы я без тебя сейчас делал, — виновник кипиша очаровательно улыбнулся, нещадно полоснув её по самому сердцу, — просто охуенно раскидала! В темноте переулка не видно, как она краснеет. Кажется, хотел по-братски обнять за плечи, но взял себя в руки. — Не могла не вступиться за такие прекрасные стихи, — Гермиона скрыла лёгкое смущение, — просто и доходчиво, запоминаются очень легко. Кто ваш автор? — Спасибо, — он сфокусировал взгляд на её лице только для того, чтобы тут же его отвести, — это я сам пишу. Долохов сбивчиво попросил звать себя исключительно «Тони», признавшись в нелюбви к английской «а», которая «э», и продолжил цветисто рассыпаться в благодарностях. Рука с жестяной банкой опасно накренилась. Споткнулся о кусок арматуры, но удержал равновесие — правда, залил пивом её новые кеды. — Блять, прости, пожалуйста… Гермиона была не против познакомиться, будь он хоть самую чуточку потрезвее. Впрочем, и сам это понял — кое-как записал на запястье её имя и дал честное слово встретиться ещё раз. Не судьба — на той же неделе его повязали. Формально за оскорбления и клевету в адрес властей. И за сопротивление задержанию при помощи гитары и гири. Потом всплыли несколько драк, и пленный поэт вышел со всех сторон похабником и скандалистом. Дали год Азкабана. Даже не простого заключения. Может, было хотя бы меньше, если бы Долохов не сказал полному составу Визенгамота, что именно он клал на их судебную систему и, вообще, что до победы Тёмного Лорда осталось вот совсем чуть-чуть. Ушёл с аврорами под прицелами десятка колдокамер как герой. Ещё до обеда репортаж улетел в экстренный номер — Рита здорово постаралась изложить ситуацию нейтрально и не попасть под обвинения в защите крайне опасного преступника. А Гермиона, помогавшая с вёрсткой статьи и редакцией текста, лишь слегка подправила акценты. Потому что такого он не заслужил. Даже если решил стоять на своём до конца. На том, что считал правильным. Ещё до вечера вся магическая Англия узнала о произволе властей и о молодом талантливом Пожирателе, брошенном томиться в темнице сырой за свои стихи. Заказуха в ответ только разогрела интерес, внеочередное выступление Лорда прошло при полном аншлаге. Скандал вышел таких масштабов, что мисс Скитер немедленно выписала Гермионе повышение. Разгромить «Пророк» сразу в любом случае не вышло бы, но этот номер быстро попал под запрет. Так они и напечатали первый подпольный тираж, выбрав свою сторону. Который, как говорили, дошёл даже до тюрем, даже до самого Азкабана, здорово воодушевив пленных Пожирателей. Но, так или иначе, Долохов воспринял своё заключение как исключительную возможность побыть засланным казачком. Охранники ему били морду, забрасывали Силенцио, сажали в карцер и в самые дальние подземелья, но запретить петь так и не смогли. Он просто сделал то, что умел лучше всего — раскачал народ. Теперь на первый массовый побег в истории Азкабана. Беглецов хорошо спрятали среди подпольщиков, но никакая сила в магическом мире не могла помешать ему закатить концерт. Как раз и обещанное свидание — хищного вида лесная сова в тёмной ночи принесла Гермионе записку с парой предложений о месте и времени. Автор корявых строк угадывался с первой же ошибки в порядке слов. Обстановка разогревалась, несмотря на наступившие холода.━━━━━━━━ 》❈《 ━━━━━━━━
Пора было выходить — они договорились встретиться сильно заранее. Гермиона выбрала всё-таки юбку и бросила на себя Согревающие чары. Дорога уже знакома — от непрошеных гостей теперь часто вешали купол, блокирующий трансгрессию. По переулкам гуляет ветер, вид одиночек и компаний, идущих с ней в одном направлении, однозначно говорит о том, что это — свои. Из тёплого зева подвала доносится невнятный гомон сотен голосов. Помещение, скорее всего, расширено чарами, на стене криво развешен чёрный флаг с черепом и змеёй. Гермиона расплатилась на входе и нырнула в толпу. Доигрывает первая группа разогрева. Тони почти не изменился — сочетание косухи с какими-либо другими деталями одежды для верхней половины тела всё так же не признавал. Но с кудрями ему пришлось попрощаться. Очертания волевого лица теперь нечему смягчить, подчёркнут каждый мускул. Неверный свет ложится на тяжёлые прямые брови и хронически хмурые желваки, выхватывает из полумрака грубость каждой черты. Заметил её и обернулся, тёплая улыбка немного развеяла жёсткость. В дёрганых вспышках зелёного и тускло-белого его взгляд тёмен и неподвижен. Гермионе кажется, что она что-то упускает вслед за убегающими прочь резкими риффами. Самое главное. Он абсолютно трезв. Вокруг толпа, но сейчас они в ней одни. Его синие джинсы в полумраке отливают чем-то болотным. — Я опоздал к тебе на полгода. Простишь? — Забей, — она легко отмахнулась, сразу сбавив разговор, — расскажи лучше, где тебя носило. Нашла юриста и собирала материалы для пересмотра, но он справился сам. — Я не ожидал, что получится просто поднять бунт. Когда авроры завалились арестовывать, слегка поддатый был… Не понял, кто пришёл, и полез драться. Они там даже подкрепление вызывали, я одного гирей здорово приложил. Гермиона негромко хихикнула и прикрыла рот ладонью. Нет, его дело она, конечно же, изучала — как и этот эпизод. Тройка красных плащей, не осилившая задержание пьяного поэта, была воодушевляющим прецедентом. Но он получил самое жёсткое взыскание из всех возможных вариантов. Потому что отказался отступать — героически и абсолютно безрассудно. — Так что сразу влепили строгача. Угрожали, что за нарушения режима срок продлят, а то и к дементорам отведут, — Тони нахмурился, — если бы не твоя статья, я бы не рискнул бежать. Как бы отчаянно ни колотилось сердце, Гермиона не отвела взгляда: — Я не могла тогда поступить с тобой иначе. — «Мы можем ждать лишь справедливого и бесстрастного пересмотра этого исключительно политически мотивированного дела, специальный корреспондент Г. Грейнджер», — её собственные строчки, разлетевшиеся бесчисленными самиздатовскими страницами, переливались в его низком голосе неожиданно мягко. Сколько раз он перечитывал её слова в промозглой сырой крепости посреди Северного моря? Прежде чем устроить пересмотр самому. Орда недовольных Пожирателей, закрытых прежде под самыми разными предлогами, ждала только брошенной спички, чтобы начать беспорядки. Которые вылились в разгром немногочисленной охраны, побег и самый серьёзный кризис для дамблдоровского правительства из всех. — Министерство молчит слишком долго. Никто до сих пор не сделал заявлений о побеге, — она сбавила голос, — мне кажется, что-то готовится. — Лорд тоже так думает. Говорит, после таких номеров нам точно житья не дадут. Но накал обстановки мы с тобой вовремя подняли. Наши вооружаются, — притормозил и спохватился, что её пока что официально в Пожиратели не принимали: — Ты только не трепай об этом. Гермиона помотала головой сугубо отрицательно. «Мы». Это слово сорвалось с его губ естественно и легко. Всегда говорил то, что думал. Кажется, с них и начнётся восстание. Так или иначе, расколотое магическое общество шло к открытому конфликту, и даже если бы не раскрутилась цепочка событий их знакомства, произошло бы что-то другое. Кто-то должен был бросить Инсендио в разлитое Взрывное зелье. Ей просто хочется так объяснить себе всё это. Когда она только подумала о том, что им стоит познакомиться ближе, — его загребли. Время хулиганских стихов и вольных разговоров уходит, и никто теперь не сможет сказать наверняка, что будет дальше. — Ты первый, кто смог сбежать из Азкабана, — в темноте её глаза кажутся совсем чёрными, в этой бездне отражаются зелёные молнии, — больше уже нигде не пропадёшь. — Польщён, — Тони усмехнулся, — но на настоящей войне я ещё не был. — Разве? — она мягко улыбнулась и опустила взгляд. Среди экипажа тачанки пополнение, позади пулемётчика сидит сама Моргана. Цвет самодельных чернил отличается самую малость, воинственный грубый рисунок стал только лучше. Что ещё с ним случится, пока она медлит? — Это в честь отца. Точно. Переворот в магической России, пришедшийся как раз на предыдущее поколение волшебников. Как она только могла забыть. Можно было не спрашивать, почему Тони оказался в Англии один и без гроша в кармане. И почему примкнул к Пожирателям. Гермиона не придумала ничего лучше, чем просто обнять его. Жёсткий. Отвечает немедленно, гладит по волосам. Убирает на место прядку, выбившуюся из отчёркнутой линии. Почти случайно касается её обнажённо-уязвимой шеи. Бережно, как струн своей гитары. — Получается, бунтарь ты потомственный. — Можно сказать и так. Они наедине среди толпы. Резкий электронный лязг полоснул душный воздух — следующие на сцене, настраивают звук. От тяжёлых рук по телу разбегаются крохотные разряды. Для него — теперь точно не очередная фанатка. Сокращает дистанцию дальше, просто и легко. Одной фразой рубит сплеча так аккуратно, что она даже не замечает, как всё вокруг них — от только начавшихся взаимоотношений до нынешней политической ситуации — уже горит синим пламенем: — Может, это наше первое и последнее свидание. Гермионе так не хочется в это верить. Но он прав, и каждый раскатистый обертон его голоса режет её не хуже лезвия. Не то чтобы она против дать ему шанс. Харизматичен, в целом симпатичен, хочет быть с ней — так сильно, что первый в истории сбежал из Азкабана, — может, что-нибудь и выгорит. А может, ещё до следующей недели возведут баррикады, на которых их обоих и убьют. Тогда жалеть будет точно не о чем. На белом коне вместо принца оказался казачий атаман — но так даже лучше. — Тогда мы с тобой говорим уже слишком долго, — Гермиона зажигает зелёный свет сразу с Авады. Их первый поцелуй тонет в рокоте гитар и бурных приветствиях. Вокруг скандируют лозунги Лорда, разливают пиво и что-нибудь покрепче, разворачивают чёрные флаги — нет и пары похожих Тёмных Меток. В их положении лучше взять всё и сразу, чем остаться ни с чем. Новый коллектив только начал — времени полно. Она тащит его за руку дальше в подвал, и даже редкие, мигающие болезненно-жёлтым светом лампы не навевают жути. Как и петляющий в тенях коридор — им самим среди них бы спрятаться. Наугад и только вперёд. Целует его снова сразу за поворотом. Не рассчитала — приложился головой об стену. Резкий провал ступеней под лестницу, какая-то остывшая котельная. В самой глубине едва заметная на фоне тёмной стены дверь без замка и ручки. Гермиона осторожно потянула ту на себя — пустой чулан. Тони опередил её и осмотрелся. Опыта у него точно больше. — Зато вот внутри ручка есть. Сюда же и открывается, — он рассеянно примерился плечом к рассыхающимся доскам. Чар чахлое дерево могло и не выдержать. Не они первые, не они последние. В пыльной и пустой темноте различим лишь шаткий проржавевший стеллаж и какие-то тонкие трубы, идущие от пола до потолка. Полумрак крадёт стеснение, заряжает электричеством каждое незаметное касание. Он сносит голову сильнее, чем прямой в челюсть. Пьянит быстрее, чем двести грамм залпом. Притянул к себе, обхватил рукой за плечи — чтобы не поцарапалась о ветхую кирпичную кладку. Жёсткая джинса мнётся под размашистыми прикосновениями, как самый тонкий шёлк. Теперь медленнее. Нарочно, разгоняя её отчаянное сердцебиение между холодной стеной и опаляющим собой. Есть только властные губы и тяжесть крепких рук. Есть только они и гул концерта где-то наверху. — Ты Долохова не видел? — с лестницы донесся смутно знакомый голос какого-то Пожирателя. — Да опять ужирается где-нибудь, диверсант херов, — дружелюбно усмехнулся его собеседник и окликнул кого-то третьего, — иди, найди его. Гермиона разрывает поцелуй, не сдержав ласкового смешка. Но тут же возмущённо вскрикивает — щипается он сильно, а главное, неожиданно. За что получает барабанную дробь ладонями по раскаченной груди. Нежнейшие возмущения, рывок за воротник и новый жадный поцелуй. Из которого снова умудрился выпутаться, притормозив её так тактично, как только мог: — Минуту. Тони пошарил по карманам своей необъятной косухи, остался недоволен — выложил в сторону складняк, запасной ещё один, армейский нож в ножнах, половину от нунчаков с оборванной верёвкой, ржавого вида гаечный ключ. Но заветная коробочка всё никак не хотела находиться. Так что в руки Гермионы посыпались: арматура, велосипедная цепь, офицерский ремень, балисонг, кастет целый, запасные шнурки от берцев, кастет треснутый, рожок от автомата, Бакунин в карманном издании, кусок пулемётной ленты, фляжка с вмятиной от пули, кусок чёрного флага, три одиноких патрона, нагайка и связка ручных гранат, после чего он наконец вытащил на свет пачку презервативов. Из которой, мелодично звякнув напоследок, вывалился взрыватель от противопехотной мины. — Основательно подготовился, — только и смогла она выдохнуть. — Знаешь, я тоже могу сказать, что ты за меня всё решила… — легко бросил взгляд за воротник её куртки. Тянет серебристую застёжку вниз, молния разъезжается с металлической резкостью. Над ними медленный проигрыш, басовые ноты оседают на потолке и стенах. Косуху Гермиона носит правильно — без лишнего. Он присвистнул. — Ещё когда собиралась. Помог ей избавиться от куртки почти галантно, легко сбросил в стороны тонкие лямки. С крючками уже сложнее. Каждое прикосновение грубых тёплых ладоней отзывается ворохом мурашек. Отзывается трепетной дрожью, предвкушением. Кладёт подбородок ей на плечо, царапая щетиной, тихо матерится. Кажется, по-русски — от сдержанно-незаметного избытка чувств. Она улыбается в темноте, гладит его по затылку, по едва отросшим волосам. Куплет тянется слишком долго. Наконец освободил от кружев — обернулся и победно выкинул в темноту. Осторожно, к горе остального оружия. По бетонным блокам груди, вдоль хулиганской татуировки — вниз. Её пальцы ненавязчиво скользят за ремень. Его мускулы — разогретое железо, о пресс можно ломать кирпичи. Но пиво он всё-таки любит больше, чем рельеф. Наступает, бескомпромиссно прижимает к себе. Жёсткий, надёжный. Приглашает оценить всё сразу под распахнутой косухой. Юбку она расстёгивает сама. Сама же и разворачивается — вариантов у них немного. Негромкий щелчок пряжки ремня. Следом — едва слышный шелест испепелённой упаковки. Барабанное соло по тарелкам. Придерживает её. Прикосновение широкой ладони к обнажённой спине — лучшее средство убеждения. Полёт сразу на четыре октавы — Гермиона вскрикнула и едва не полетела на пол. О таком надо предупреждать. Не груб, просто резок. Двигается упоительно-чувственно, даёт прочувствовать себя полностью. Если в мире есть мужчина, созданный специально для неё, то сейчас она именно с ним. Держится за какие-то трубы — тонкие пальцы съезжают по потеплевшему металлу, руки ломит. Сильный, такой сильный, что кружится голова. Ещё пара настолько протяжных рывков, и он оторвёт её от земли. Наклоняется, но только для того, чтобы обхватить и поднять к себе. У неё дрожат колени. Боль тянет, беспощадно стреляет по наэлектризованным нервам. Меркнет перед желанием чувствовать его. Плавно — чуть быстрее. Пламя ладоней на груди и талии прожигает её до самого сердца. И поцелуй на плече. Жёсткая хватка крепких рук — единственное, что останавливает падение. Пощадил. Отстранился и наконец сбросил позабытую куртку. Две кожанки на бетоне — всё, что у них есть. Она знает, что делать — толкает его в грудь легко и шутливо. Понял её без слов и устроился на полу. Кажется, за дверью стало светлее, очертания крупных плеч разгоняют желание не хуже прикосновений. Она наслаждается его взглядом снизу вверх, пылающим и восхищённым. Слегка любопытствующим. Цепляется ногами за спущенные джинсы — шнуроваться нет времени. Помог оседлать себя. Откинулся на руки, позволил ей вести. Примериться, найти подход — наслаждаться собой. Но он не уступил. Нежный восторг сменяется откровенно ненасытным, стоит ему только подтолкнуть её чуть ближе к небу. Насадить свои правила игры. Усидеть на его напряжённых бёдрах — вызов. Мог легко сбросить, если б захотел. Всего одним ответным движением. Монументальное соло ускоряется слишком медленно — она выбьется из сил быстрее. Седлает его отчаянно, уже почти свирепо. Назад нельзя. Она впервые хочет кого-то настолько сильно, впервые чувствует, впервые уходит в отрыв. Тяжёлая ладонь на пояснице, он всё понял. Поднимается, прижимает к себе, что-то шепчет. Жадно хватает его за плечи, выгибается. Любой ценой разрешить свои мучения, любой ценой избавиться от испепеляющего огня внутри. Он придерживает её, касается пальцами. Ловко — подбирает аккорд. Помогло. Возбуждение раскручивается, устремляется по нервам, выжигает без остатка. Это всего лишь грязный подвал, но для неё во тьме взрываются и гаснут звёзды. Зал топит дисторшн, отсюда их не услышат. Из-за двери льётся тусклый свет, тонкая полоса отчёркивает его массивную челюсть. Ускоряется — чтобы долго не терзать. Она обмякла в его руках, совсем беззащитна и нежна. Глаза закрыты, глубокое дыхание касается её шеи. Ни эмоции в замершем прямом профиле, не дрогнет ни один напряжённый мускул — упрямо не хочет выдавать, как на самом деле ему хорошо. Сдаёт только скрежет металлических набоек по бетону. О котором она больше догадывается, чем слышит напрямую. Но не судьба концерту состояться. В дверь чулана кто-то бесцеремонно долбанул сапогом: — Слезай с неё, там нафталиновые наших в Парламент вызвали!━━━━━━━━ 》❈《 ━━━━━━━━
Внеочередное собрание Палаты лордов тогда затянулось до глубокой ночи — бодались о введении чрезвычайного положения и экстренных полномочий правительства ввиду массового побега из Азкабана. Сиречь безраздельной власти Дамблдору. Фракция Пожирателей во главе с Блэками чинно участвовала в обсуждении, но проект реддловской новой Конституции был вновь отклонён. Уже где-то под хмурое, приближавшееся алой полосой рассвета утро Орион обменялся парой слов с Сигнусом. Случилось много что — срочное прибытие Лорда пломбированным порталом и новый приказ. Лестрейндж-старший связался с кем-то из своих через Метку. И Пожиратели собрание покинули. Но легче прийти к единому мнению не стало. Остатки умеренных заседателей совсем не хотели разом вручать Британию Дамблдору. Старик терял терпение, наконец кое-как взял слово в общем споре. Речь поборника добра и света прервал удар плеча, с грохотом высадивший боковую дверь. В зале Визенгамота показался рослый молодой мужчина, обмотанный чёрным флагом. Раскатистый низкий голос с тяжёлым русским акцентом поставил точку в обсуждениях судьбы страны: — Караул устал. Прошу прекратить пиздеть и пойти по домам! Так и началась