Каменный цветок

Оставляя после себя лишь руины, уничтоженные и выжженные земли, давя каблуками белоснежные кости, размалывая их в труху, богиня двигалась вперед, по следам бога, ведомая его алой нитью на закате исчезнувших миров. Уничтожая мир за миром, вырывая вселенное сердце с ожесточением и яростью, оставляя лишь призрачный шанс на восстановление, боги шли, оставляя следы в вековой пыли и черной саже, оставляли отпечатки окровавленных рук на испещренных клинками стенах, как страшное предостережение потомкам, как легенду о злых и жестоких силах. Богиня взирала на новый мир, переосмысливая всё своё существо. Здесь было тихо, даже умиротворенно после векового сна, после потери следов бога. Возможно, этот мир заслуживает всепрощения за своё существование на границе времен. И только боги этого мира взирали свысока на деву, перешептываясь меж собой, обращались к звёздам в поисках ответов, почему она, богиня чужого мира, стоит на распутье, выбирая направление за сиблингом. А может, этот мир и стоило стереть в порошок еще 500 лет назад? *** Моракс наблюдал за Люмин, которая в холодном молчании изучала статую. — Соль. Брошенное безразличное через плечо всего одно слово, говорившее о многом. ЧжунЛи мог ощутить на кончике языка солёный привкус, потому что за множество прошедших лун, воздух в подземелье пропитался солью и болью поверженной в предательстве богини. Сегодня Люмин была более молчалива, чем обычно, в отличие от её летающей небольшой спутницы. Паймон была скорее в испуганном возбуждении, нервно летая вокруг мечницы и Архонта, пока они изучали остатки соляного мира. Вань Янь с любопытством коснулась кончиком указательного пальца стоящей перед ней соляной статуи. — Почему статуя на коленях? Она словно молится о чём-то. Наверняка, Архонтке Соли. Гео Архонт лишь неопределённо пожал плечам, давая еще несколько минут людям поизучать нагоняющий ужас зал. Он знал, чем всё это закончится, заключая контракт перед входом в руины, поэтому ждал. Ждать пришлось недолго. Девушка, обуреваемая ненавистью к Властелину Камня, обвиняя того в уничтожении милосердной богини, не смогла вынести тяжесть правды. Сломленная, она лишь бросила колкие фразы, в надежде задеть Архонта, не подозревая о том, кто стоит перед ней. Как только эхо удаляющихся в спешке шагов затих, Чжун Ли обернулся обратно к Люмин.Мечница медленно обходила соляную статую. Мужчина, замерший в выпаде, держал перед собой в вытянутых руках что-то острое, направленное в центр, откуда, словно воронкой, расходились круги соли. Ступая по ним, Люмин оставляла свои следы, переступая через забытую и покрытой ложью историю, размышляя. Она была слишком сосредоточенна на мысленном восстановлении катастрофы, рассчитывая энергию, с которой была уничтожена Хеврия. — Никто из смертных не способен выжить в эпицентре. Голос мужчины прозвучал у уха девушки, пока та вглядывалась в полустертое соляное лицо убийцы богини. — Они заслужили это. — Они хотели лишь свободы и безопасности. И пошли на отчаянный и радикальный шаг, решив уничтожить ту, кто спрятал их. Правда, понятие безопасности у них оказались разными. Людям не стоило так полагаться на Архонтку. — Поэтому ты взял их под своё крыло? — Я был вынужден. — И сейчас ты тоже вынужден? Не оборачиваясь, Люмин зашагала прочь из подземелья, разрушая на своем пути соляные замки, оставляя свои следы в прахе истории. ЧжунЛи последовал за ней, пока шлейфом за ним тянулись кубок и изломанный клинок бывшей Архонтки Соли, чтобы упокоиться в море навечно. Мужчина догнал мечницу у выхода из руин, которая с некой досадой изучала оставленными людьми и хиличурлами рисунки и отметины на стенах. — Почему им обязательно оставлять после себя что-либо? — Одна из загадок человеческой натуры — оставлять следы для потомков, с желанием быть незабытыми, как руины. Возможно, это лишь самолюбие и эгоизм. — Как и у богов, — Люмин бросила взгляд на Архонта и снова отвернулась к стене, проведя по рисунку хиличурла пальцами. — Ты, как и люди, стремишься оставить после себя след в истории. Свято чтишь традиции, которые пора забыть. — Будучи молодым Архонтом с великими амбициями — несомненно. Эгоизм и тщеславие свойственно всем. Но чем больше ступаешь по линии истории, тем незначительнее для тебя становятся собственные деяния, вплоть до того, что становится всё равно, будут ли о них вспоминать. Словно старый фолиант в покрытой песком библиотеке на пьедестале былых дней. — Слишком высокопарно, — путешественница пожала плечами, выбираясь из руин, ближе к воде и солнцу. Небо багровело, наливалось алыми оттенками, солнечный диск неумолимо катился к горизонту за горы. — Словно перерезал небу кто-нибудь горло, — девушка сощурилась, прикрывая рукой глаза. — Во время Войны Архонтов так и было. Небо было красным только от одной крови павших богов. — Ваши боги слишком слабые, — Люмин расправила планэр, подставляя раскрывшиеся крылья под поток теплого воздуха. ЧжунЛи отметил, что аппарат на спине путешественницы новый, блестящий на солнце, с выгравированными на спине звездами, колонной над горой… Отголосок прошлого, людей, возомнивших себя богами, которым требовалось подтверждение существование Селестии с её танцующими на костях владыками.Взмыв ввысь, мечница наблюдала, как копейщик расправляет свой планэр, предпочитая пользоваться людскими технологиями, чем силой Архонта. Темно-коричневые крылья с золотистыми прожилками, сворачивались на спине в знак Гео Элемента, подчеркивая внешний вид мужчины, его аристократические манеры и сдержанность. — Пижон. Пересекая озеро на крыльях, мечница направилась вслед за Чжун Ли, в сторону леса Гуюнь. Горы, некогда бывшими копьями Властелина Камня, вгрызались в землю и море, обрастали растениями и поселениями. Окидывая взглядом пережитки прошлого, Люмин размышляла о силе, которая могла запустить эти копья, созданные из скал, с такой силой, чтобы повергнуть в пучину Архонта Вихрей. С другой стороны, Архонт, некогда способный в одиночку свергнуть Осиала, парил перед ней, не совершая больше прежних подвигов, отдавая народ Ли Юэ в свои собственные руки. ЧжунЛи рассказывал, что люди, спящие в лесе Гуюнь, иногда переживают во сне поражение Архонта Вихрей под копьями Моракса, несмотря на то, что Осиал был лишь запечатан на морском дне. — Как думаешь, путешественники, уснувшие в лесу, будут теперь видеть, как Нефритовый Дворец Нин Гуан побеждает Владыку Морей? — Если и будут, то проснутся от смеха, потому что это довольно глупо, такому чудовищу, проиграть какому-то летающему дому, — Паймон опасливо прижалась к спутнице, когда та приземлилась на пик одной из скал, обращенной к морю. — А что, если он снова проснётся? — То он закидает вас книгами, которые Воля Небес кропотливо собирала и сортировала. — И вазами, — подхватила Люмин, грозя пальцем разволновавшийся подруге. — Паймон же не хочет получить вазой в лоб? Прикрыв лоб ладонями, летающая спутница лишь насупилась в ответ. ЧжунЛи стоял, скрестив руки на груди, у самого края плато, глядя на море. Солнце медленно погружалось в воду, окрашивало её в желтовато-зеленый оттенок, пока небо становилось всё темнее и первые звезды мерцали за солнечным маревом. Люмин схватила кубок с клинком, разглядывая их вблизи. Поддавшись детскому, нелепому порыву, высунула кончик языка и лизнула покрытый пылью и белесым налетом край старинной чаши. — Соленое. — А ты ожидала, что она будет сладкой? Или пыльной на вкус? — Я ожидала большего. — От истории? — От этого мира. Как только бывшие реликвии мертвой богини утонули с тусклым свечением, герои замолчали. Молчание длилось до тех пор, пока последний солнечный луч не утонул в морской воде, а холодные звёзды не заполонили небосвод. Морской воздух заплясал с листвой на пике скалы, утягивая в пляс истерзанные души Архонта и чужеземки, но ни один из них не сдвинулся с места, лишь глубже захлопывая свои жесткие раковины, прячась от мира. — Ты не думал уничтожить, — проведя рукой вокруг, охватывая целый мир, не глядя на мужчину, спросила Люмин. — Это всё? Сжечь дотла, вырвать все деревья и скалы, затоптать людей, не оправдывающих твои ожидания? — Люди и не должны оправдывать мои ожидания. Они развиваются сами, у них свои судьбы и пути. Я не обязан оберегать их, как детей. Могу только дать толчок в нужном направлении, смотреть на их развитие. Они не беспомощные, Люмин. — Правда? Я и не заметила. Видимо, я просто так стоптала несколько пар сапог, пока помогала не беспомощным. — Они заслуживают того, чтобы жить. — Даже народ Виндагнира? Архонт промолчал. Он не оправдывал и не был на стороне Селестии, когда Шип Небесной Стужи обрушился на мудрую, но гордую цивилизацию. Да, боги поступили скверно, обрушив свой гнев на людей, но так они защищали свой статус кво, из эгоизма и самомнения. Некоторые Адепты были совсем не лучше богов, такие же тщеславные и жестокие, думающие о радикальном спасении людей — полном уничтожением. Путешественница села на край скалы, свесив ноги вниз и не отрывая янтарных глаз от морской глади. Она выглядела усталой, задумчивой и холодной, словно пыталась в одном дуновении ветра прошлого найти важные для себя ответы. Найти спасения.ЧжунЛи сел рядом, опираясь руками о землю, глядя куда-то за горизонт. — Я бы уничтожила этот мир. Люди алчны, жестоки и тщеславны. Говоря о помощи ближним, не протягивают первыми руку, а ждут подачек за «спасибо», пляшут на прахе истерзанных собратьев, смакуя пустую победу.Они готовы втянуть любого чужака в свои разборки и войны, семейные проблемы, лишь бы переложить ответственность за свои решения на чужие плечи, на третью сторону. У кого бы я ни просила, даже тебя, никто так и не смог мне помочь найти Итэра или хотя бы намёк на него. Всевидящие Архонты, которые по своей сути просто…бард, сидящий в таверне после долго сна, принявший облик мертвого друга, Архонтка, решившая не избежать эрозии души, а больше захлопнуться в своей боли, отдав бразды правления бездушной кукле, сохраняясь в постоянной вечности. И ты… — Бросивший народ Ли Юэ, вверив его в руки Цисин и Адептов, оставив Яксов и отдав сердце бога? — Да! И даже ты, Архонт, дольше всех ступающий по Тейвату, бессилен и не способен мне помочь или хоть как-то отплатить за беготню с лже—похоронами, или за сегодня. Всё это, — гневно махнув в сторону Ли Юэ, Люмин сильнее наморщилась. — Было пустой тратой времени. Всё, что я получила, это только шрам от Двалина, который время от времени болит и уродует мое тело, от Аякса, с горьким привкусом предательства, и от Баал, совсем свежий на пояснице. Почему всё это я должна была вытерпеть, чтобы по итогу топтаться на месте, снова вернуться в Ли Юэ и сидеть здесь, на пике скалы, которая некогда была грозным оружием? — Потому что ты только в начале своего пути. — О, давай, скажи, как Мона. Скажи, что даже звёзды не могут дать ответы и моё будущее туманно. — Нет. Ты только в начале познания людей Тейвата, его истории. Мир не такой пустой и холодный, как ты думаешь. Зацикливаясь лишь на негативе, запоминая только гнев и отрицания, ты упускаешь проблески надежды и помощи. Шрамы — часть твоего пути. Они заживут, они принесут боль и разочарование, но их не избежать, если ты выбрала путь войны, путь борьбы и познания мира на ощупь. Думаешь, я не понимаю, какое разочарование ты испытываешь от этих поисков? Не на все вопросы даются ответы сразу. Иногда ради них придется побороться, отказаться от своих идеалов и принципов. — Идеалы? Принципы? По началу идея Архонтов казалась мне идеальной. Боги, оберегающие людей, дающие им Глаза Бога, с помощью которых те могут творить великие, героические дела. Но боящиеся за свои шкуры, как обычные смертные, заносчиво глядя со своих постаментов на букашек внизу, играя с их судьбами. Нет, такой мир совершенно не идеален, он требует чистки от таких божеств, искоренения пороков. Рыба гниет с головы. Народ Виндагнира, люди в Каэнри’ахе — заслуживали прощения, а не уничтожения. И все, кто ответствен за их истребление, должны на своей шкуре прочувствовать какого это быть уничтоженным. — Когда-то я знал Архонта, который размышлял так же. Он жил идеей очищения мира, постройки новой цивилизации на костях уничтоженных наций. Но такие идеи, маниакальные мысли и побуждения, никогда не приводят к хорошему финалу. Ни палачу, ни жертве не будет хорошо от праведного огня очищения, способного поглотить обоих. Говоря об уничтожении, ты всерьёз… — Нет, это мысли вслух, а что если. Я же не богиня, которая внезапно решила, из-за своих принципов и маниакальных идей, уничтожить очередную цивилизацию, — передернув плечом, путешественница встала с земли, не отводя взгляда от моря. — Только через опасность истребления человек способен поменять свои взгляды, принять свою судьбу. Так почему же боги не могут сделать так же. — Потому что Война Архонтов породила лишь ненависть и гнев, а не мир. И только оставшись в полном одиночестве, победивший и очистивший мир бог будет стоять на костях своих собратьев, пока его пустота, его желание очищения, не поглотит его разум окончательно, как бурные воды поглощают утопающих. — За любым пожаром приходит жизнь. Из пепла от сгоревших деревьев вырастут новые цветы. Реки очистятся и звери, спасшиеся от пламени, вернутся в молодые леса. Жизнь всегда найдёт дорогу, даже после истребления. — Но какой ценой? Мужчина поднялся с земли, отряхивая и без того безупречно выглаженные брюки, словно он только вышел из дому, а не ходил по старинным руинам по колено в соли, и не провел несколько часов среди пыли и грязи. Люмин напротив, с некой агрессией, отряхнула пыль с плеча, отворачиваясь от спутника и выражая на вербальном языке только скомканную в комок злобу. — Я устала. Секундная слабость, слабая дрожь в плечах, попытка в одном выдохе скрыть многодневную усталость и задетые от разговора чувства, с напоминанием прошлых ошибок и миров. Как только руки Моракса коснулись плеч мечницы, и холодные кожаные перчатки прошлись по разгоряченной коже, Люмин вся, словно кошка, подобралась, напрягая каждую уставшую мышцу, готовая сорваться с места и спикировать вниз.Но она медлила, раздумывая о чем-то, пока в немом понимании не оказалась прижатой к груди Архонта, пока не почувствовала теплое дыхание, не ощутила запах сладкого миндаля, глазурных лилий и свежей древесины. Не раздумывая, прижалась крепче, на мгновенье расслабляясь и утопая в осторожных объятиях. ЧжунЛи обнимал её скорее в странном порыве защитить, уберечь от порывов ветров, как скала, не преступая черту, в неком напряжении ожидания реакции, где-то в отдаленном сознании размышляя о странной привязанности к этой смертной из чужого мира, способной уничтожить их всех, и так просто отзывающейся об истреблении чужого для неё мира. Даже выйдя она из-под контроля, возжелая утопить Тейват в крови, приведя за собой выживших Архонтов и проклятых людей Каэнри’арха, он поднимет копье против неё, с болью в сердце и очередным кровоточащим шрамом на душе. Эта минута объятий длилась непозволительно долго, слишком долго для потерянных душ. Собрав всю волю в кулак, глубоко вдохнув, словно перед прыжком в воду, мечница отстранилась, стараясь не глядеть на копейщика, не показывать свою слабость ещё раз. — Я в порядке. Попытка скрыть бурю эмоций, запретных желаний и мольбу, не увенчалась успехом. Моракс, отметив про себя такую резкую перемену в настроении мечницы, решил промолчать. Он не собирался впутываться в этот клубок прошлого, невысказанных слов и надежд чужого для него мира. Пока не собирался. Люмин, расправляя планэр, передернула плечами от усталости и напряжения, всем своим видом выказывая недовольство чем-то потаенным и раздражающим её в данный момент. Она могла подавить в себе желание оказаться вновь в объятиях холодного, как янтарь, древнего Архонта, но отметала эту мысль, точно разгулявшийся ветер листву. У неё была одна цель — найти Итэра. И, возможно, после полного разочарования в этом мире, сжечь его, словно спичку, дотла, как они поступали с братом достаточно часто из личного эгоизма и предубеждений.Сейчас же ей до невыносимой боли, воя до звёзд, хотелось тепла и защиты, но шрамы, полученные в попытках найти помощи на этих землях, напоминали о доверчивости, наивности и неосторожности. Боясь вновь обжечься, путешественница предпочла огородиться от внешних раздражителей, надевая маску дружелюбия и понимая, скрывая истинную личину даже от спутницы, которая так же, как и она, была извне, с далеких звёзд. Без прощания, впервые так на неё не похоже, она взмыла на искусственных крыльях прочь от одиноко стоящей фигуры в лунном свете на пике древней, как он сам, скалы. *** Ли Юэ дышал морским воздухом, распахивал ворота перед торговцами и путешественниками, проглатывал их, как бродячий кот очередную подачку. Город жил, поколения людей сменяли друг друга, на место старых мастеров приходили новые и так год за годом, век за веком. Жизнь, полная смысла, любви, контрактов, теплым бризом проносилась по каменным мостовым, переливалась в мелких лужах после дождя, разносилась ароматом горячей еды кухонь Ли и Юэ. Моракс сидел в ритуальном бюро, держа чашку с горячим напитком в руках. Пар, исходящий от чая, разбавлял атмосферу смерти ароматом сладкого граната, жасмина и апельсина. Ху Тао, в очередной раз, пыталась «расширить производство», несмотря на постоянные напоминания Чжун Ли о том, что напоминание о смерти смертным не поспособствует продвижению ритуальных услуг. Неугомонная владелица, в попытках найти новых клиентов, выкидывала очередные акции. — Семьям скидки. — При покупке большого гроба — маленький гроб в подарок. — Позаботьтесь о своём будущем с ритуальным бюро «Ваншэн». Одна идея сыпалась за другой, больше напоминания о лавочниках и торговцах на рынке, чем о ритуальном бюро, если бы не одно «но» — никто не хотел слушать и думать про смерть. Архонт был лишь консультантом, помогая организовывать мероприятия по погребению. Отдавая сердце Бога фатуи, он ни на секунду не задумался о том, что он самолично лишил себя средств к существованию в мире людей. Ноль сердец и ноль моры. — При покупке трех гробов — скидка 20% на следующий заказ. — Устройте комфортное погребение своим родителям — при двойном погребении, вторая подушка в подарок. — Доставка свежих и мертвых цветов ко дню погребения за счет бюро при предоплате 60%. — Так мы только потеряем клиентов. Никто не хочет помнить о смерти. Их это пугает. Человеческие жизни и без того коротки и хрупки, зачем же напоминать им о том, что они, словно летние цветы, обязательно завянут по осени? — Но нам нужно расшириться! — Дела бюро идут хорошо. Несомненно, выход на крупный рынок необходим, но «Ваншэн» не то предприятие, которое жители Ли Юэ и других городов встретят с тёплым приёмом. Мы помогаем им не только сопроводить родных в новую, загробную жизнь, но и консультируем по мистическим делам. Для людских душ этого уже много. Стук в дверь прервал разговор и Ху Тао, с воодушевлением и предвкушением о новом контракте, поспешила к двери. На пороге стояла Люмин, держа в руках старую на вид цинтру. Весь её вид выказывал озабоченность и глубокую задумчивость. Воодушевление о контракте на лице хозяйки «Ваншэн» сменилось восторженным взглядом. Ей нравилась эта чужеземка, в ней было что-то притягательное, пленительное и таинственное, а еще от неё пахло смертью. Совсем слабо, с экзотическими сладкими нотками, словно намеки и напоминания о чем-то далеком и чужом. — Люмин! И её маленькая странная спутница Паймон! Пришли заказать погребение? У нас сейчас действует акция два равно три! — Нет-нет! Мы пришли к Чжун Ли! — Паймон резво зажестикулировала руками, пытаясь остановить поток очередных предложений об упокоение души. — К Чжун Ли? Зачем? — искорки любопытства загорелись в багрово-карих глазах, выражая неподдельный интерес. — Видимо, у них что-то важное, — мужчина появился за спиной Ху Тао, словно скала, и воззрился на гостью. — Я ведь прав? Люмин молча протянула цинтру, глядя прямо на лицо мужчины, но избегая взгляда. Идея, которая совершенно спонтанно вспыхнула в её сознание, как только Кадзуха подарил ей инструмент, показалась глупой и несуразной. Почему она решила, что после обвинений в лесу Гуюнь, Гео Архонт захочет научить её играть на цинтре? И почему она вообще решила, что он сам умеет. — Давно я не видел их, — инструмент плавно выплыл из рук мечницы, охваченный янтарным сиянием. — Тонкая ручная работа. Можно рассмотреть полустертые иероглифы — метки мастера. Откуда она у тебя? — Подарил один…друг. Рассматривая левитирующий предмет, копейщик в задумчивости сжал свой подбородок. — Первичный осмотр показал, что цинтра в порядке, вопрос в том, настроена ли она для игры и как долго выдержат её струны. Это очень древний инструмент, и он требует особой…заботы, если не сказать, любви. В руках мастера музыка раскроется по-настоящему. — Тогда нам стоит отнести её Синь Янь, — Паймон развернулась к спутнице. — Она ведь сама играет на гитаре, а цинтра тоже струнный инструмент. — Нет, в данном случае музыка Синь Янь не подойдет такому хрупкому инструменту. У неё слишком агрессивная, огненная музыка. Для цинтры нужно что-то более спокойное, как медленно текущий ручей. — Я хочу научиться играть, — Люмин уперла руки в бока, выжидающе, с потаенной надеждой глядя на Архонта. Моракс лишь кивнул, беря цинтру в руки и, совсем слабо касаясь пальцами струн, прикрыл глаза, пытаясь уловить едва различимый звон. Инструмент оказался неплохо настроен, древняя древесина, покрытая лаком, приятно холодила кожу, сам музыкальный инструмент был легок, словно птичье перо. — Думаю, я могу дать несколько музыкальных уроков. Конечно, если ты на самом деле хочешь познать мелодию цинтры. *** Они встретились недалеко от Каменных Врат, по желанию Люмин. Взобравшись на ближайшую гору, устроились на принесенном путешественницей покрывале, явно взятой у Синь Ян, в ярко красных и рыжих оттенках, с изображением кучевых облаков. Данное приготовление со стороны девушки вызвало интерес у Архонта, но, решив оставить свои мысли при себе, он лишь спросил: — Паймон с тобой? — Нет. Сегодня ей нездоровится, и она осталась у СиньЯнь, — соврав, мечница неопределенно, словно это был надоедливый вопрос, который можно было и не задавать, передернула плечами. ЧжунЛи остался стоять, держа инструмент в руках и раздумывая, с чего бы начать. Можно было бы начать с нотной грамоты, истории цинтры, с первой музыки на землях Ли Юэ, но глядя на садящуюся Люмин, которая лишь удобнее устроилась на покрывале больше как отдыхающая девушка на свидании, чем ученица, мужчина подозрительно, но стараясь не выказывать этого, произнёс: — Знаешь ли ты ноты? — Да. Дома мы с братом иногда…музицировали. Мне нравились вечера, когда он брал в руки мандолину, а мне доставалась изящная арфа. В такие вечера всё уходило на задний план, казалось неважным и незначительным, пока звучала музыка. Замолчал, путешественница опустила глаза, пытаясь высказать интерес к цветному покрывалу, чем показать очередную хрупкость и слабину, когда разговор заходил о прошлом с близнецом. Ей не хватало его, и его новая жизнь немного пугала и настораживала её, потому что она, в погоне по его следам, силилась понять Итэра. Да, Тейват был несовершенен, он требовал очищения и возмездия, но сама позиция брата, когда он предпочел явно не искать её, а присоединиться к Ордену Бездны, возглавить его, словно нож по сердцу вызывала боль и разочарование. Архонт, не говоря ни слова, несколько раз дернул струны, вспоминая звучания, а после медленно, в полной задумчивости, начал наигрывать мелодию. Плавно текущий ручей среди цветущих глазурных лилий, с переливающимися бликами от рассветного солнца. Пение птиц и гуляющий теплый ветер, взметающий опавшие листья. Пение скал в вечернем тумане и парящие в вышине орлы. Неспешно идущая жизнь земных существ, ступающих по землям Тейвата, наполненных чувствами. Яркие, навевающие больную тоску, картинки, вспыхивали в сознании Люмин, пока музыка, звучащая из-под пальцев Моракса, пронизывала всё её существо насквозь, опутывала паутиной прошлого, забытых историй и туманного будущего. Как только последние ноты стихли, уносимые сумрачным ветром, мечница, стараясь незаметно от Чжун Ли, провести тыльной стороной ладони по своему лицу, скрывая минутную слабость и набежавшие слёзы, как напоминание о необходимости быть сильной и жестокой. Деликатно пропустив данное действие, копейщик сел рядом с девушкой, показывая ей струны и начиная объяснения. И только после нескольких минут учений и попыток воспроизвести легкий мотив, вспоминая своё умение игры на арфе, Люмин решилась. Взяв в руки, закрыв глаза и вспоминая всё, что она пережила в других мирах и в Тейвате, начала сначала медленно и неуверенно, перебирать струны. Сначала это был просто набор звуков, пробежка от «до» до «си» и обратно, перескакивание с ноты на ноту, привыкание к древнему инструменту. И только после этого раздались первые звуки мелодии. Она была тягучей, медленной, как лениво стекающая смола из надреза на хвойном дереве. Медленно текущая вниз, до самой низкой ноты, чтобы взмыть в небеса, как грациозная тонкая цапля. И только воспарив на верхней ноте, упасть вниз камнем, разбиваясь о скалы, со звоном на ноте «фа» в долгом созерцании небосвода. Собираясь с силами для рывка, резкий бросок вперед, перескакивая со струны на струну, словно в танце. И снова, замирание на нижних нотах, с набором силы и звука, врываясь в бой, мчась вперед на поиски того, кто прячется вдали. Еще одно нервное, сбивчивое дерганье струны, сразу же перехват нового, более яркого чувства, напоминающее мольбу о спасении и защите. Переход к мягким верхним нотам, вызывающие напоминания о теплых объятиях и совсем тихие, едва слышимые звуки, повествующие о запретных чувствах, о влюбленности и потере. Казалось, что последние звуки еще долго витали в воздухе, перекликаясь с одинокими горами, пока Архонт и путешественница сидели в молчании. Слова были не нужны, мелодия сказала о многом, даже о слишком многом, вылила неудержимый поток переживаний и желаний за несколько коротких минут. Не решаясь сделать первый шаг, боясь отказа, отречения и ухода, Люмин молчала, впиваясь взглядом в отметины на корпусе цинтры. — Почему ты молчала об этом? — А что я могла сказать? Хей, мистер Чжун Ли, знаете, это так странно, но сегодня я нарвала букет глазурных лилий и подумала о вас. Или… знаете, я была в Мондштанде и встретилась там с подругой по имени Ноэлль, и она попросила меня помочь устроить свидание одной парочки, а ведь я никогда не была на свидании! О, или я могла бы сказать, что очень завидую парочкам, которые будут вместе, рука об руку, встречать праздник морских фонарей, который будет буквально через несколько дней. А что остается мне? Очередная встреча праздника с Паймон с осознанием того, что, на самом деле, я совершенно одна? Что я не могу получить и крупицу тех чувств, которые испытывают другие? И дело ведь даже не в дружбе. — Если хочешь, мы можем встретить праздник вместе. — Хочу, — Люмин вскинула голову и воззрилась на Моракса, с вызовом глядя в глаза. — Хочу. Забрав из рук мечницы цинтру, Архонт, мягко сжав запястье девушки, поднёс тыльную сторону ладони к своим губам и осторожно поцеловал, словно боясь спугнуть. — Люмин, составишь ли ты мне компанию в ночной прогулке по Ли Юэ во время праздника морских фонарей? *** Эти несколько дней до праздника тянулись очень долго, Люмин казалось, что прошла целая вечность, когда настал наконец долгожданный день. Полная предвкушения и нервного трепета, прекрасно осознавая, что ничего более, чем просто прогулки по рынку, у неё с Архонтом не будет, она всё равно ждала вечера. Слоняясь по Ли Юэ и наблюдая, как торговцы и торговки готовят свои лавки к вечернему торжеству, бросала взгляд в сторону ритуального бюро, боясь быть замеченной. Не в силах вынести томительного ожидания, девушка решила скоротать время за чтением в книжном магазине Ваньвэнь. Взгляд сам собой натолкнулся на книгу «Разбитые мечты». Поддаваясь порыву, путешественница вытащила единственный тонкий экземпляр с полки, не читая аннотацию сразу же, не раздумывая, понесла книгу на оплату к Цзи Фан. Мора, стукнувшись о стол перед продавщицей с легким перезвоном, пока Люмин, не дожидаясь сдачи и прижимая книгу к груди, отошла к столику с другой стороны. «В моём магазине есть и такое вино, что заставит человека по-настоящему забыть всё. Если ты хочешь, я могла бы дать ей его?» «На самом деле, мне не нужны деньги. Однако, позвольте мне присмотреться… Вот то — это соль? Кстати говоря, мне как раз нужно нанести визит в Соляные Земли. Я бы обменяла его лишь на этот флакон соли». «Этот янтарь на самом деле — душа гор. Даже самая твердая и упрямая порода со временем может произвести на свет чистую, ясную душу». Дочитав до самой последней строчки и закрыв книгу, девушка задумалась. Вторая история показалась ей очень знакомой, с упоминанием Архонтки Соли. Словно само время истории циклично, повторяясь круг за кругом, только с новыми героями. Да и третья история, лишь отчасти, натолкнула её на мысли о Гео Архонте, словно он некогда был тем мужчиной, который никогда не мог примириться со своим прошлым. В такой же задумчивости оставив книгу на столе, мечница спустилась по ступеням и направилась в сторону причала. Детский, необдуманный порыв, понёс её в сторону описанного в историях месту. Закрыв глаза, стоя на причале, раздумывала, хотела бы она выпить того самого вина, чтобы забыть. Забыть эти земли, прошлое, этих людей. Впасть снова в глубокий сон и не двигаться никуда и незачем, не ища спасения и помощи, не ища близнеца. Морской бриз, вперемешку со сладостями Ли Юэ вывел её из раздумий. Взглянув на закатное небо, поспешила к месту встречи, в сладком предвкушении. Может быть, найдя тот таинственный магазинчик, она бы и предпочла вино, но сейчас, больше всего, ей хотелось увидеть янтарные глаза и прочувствовать запах сладкого миндаля и глазурных лилий. ЧжунЛи, неизменно в своем коричневом костюме с золотыми полосами, ждал её на месте, сжимая в руке единственную глазурную лилию. Цветок нежно-голубого цвета, с аккуратными острыми лепестками, плавно покачивался на ветру, отдавая всё свое цветение и красоту. Люди, проходящие мимо, с любопытством смотрели на мужчину, «сворачивая» шеи и гадали, для кого и зачем он стоит здесь. Собрав всю волю в кулак, по-девичьи поправив волосы, Люмин подошла к Чжун Ли, гордо вскинув подбородок и стараясь показать свою слабую заинтересованность в предстоящей прогулке. — Я смотрю, ты где-то сорвал цветок? Молча, с осторожностью, Архонт коснулся волос девушки, выжидая. Дернувшись от неожиданности, мечница замерла, глядя снизу-верх в янтарные глаза копейщика. Выждав несколько секунд для приличия, Чжун Ли лишь заправил прядь русых волос за ухо девушки, крепя распустившийся цветок. Сладковато-терпкий аромат окутал путешественницу, на короткую секунду навевая её мысли о цветущем саде под палящем солнцем. — Не поверишь, но мне пришлось спеть ей, чтобы она так расцвела. — Правда? Видимо, ей понравилось. Смущенно передернув плечом, Люмин уставилась на свое отражение в витрине ближайшего магазинчика. Покрасневшие щеки, широко распахнутые такие же янтарные глаза и большая нежная глазурная лилия возле левого уха, как знак внимания и напоминания о прошлом. — Я читала, что это был любимый цветок Богини Пыли. Она была очень умной, даже мягкой, но слабой. Её выдающиеся знания позволили создать баллисту, но время кризиса она, как и многие боги, погибла. И как только она обратилась в пыль, вся долина опустела, и самая последняя глазурная лилия, как и богиня, обратилась в пыль, — обернувшись к Мораксу, мечница продолжила. — Так же упоминалось, что она была в тесных рабочих и дружеских отношениях с Властелином Камня, и когда она погибла, тысячи камней раскололись и небо заволокло чёрным пеплом. Если ты хотел вспомнить прошлое, то зачем позвал меня? — Нет, я лишь решил, что бело-голубой оттенок лепестков дополнит твой наряд и сделает только ярче и светлее твои янтарные глаза. Не собирался вспоминать прошлое или видеть в тебе отголоски минувших дней. У тебя своя история, у меня своя. И груз своего прошлого я несу один, не собираясь перекладывать его на тебя. Да, у цветов печальное прошлое, и многие люди даже не подозревают об этом. Я приятно удивлен, что ты знаешь об этом, но сегодня праздник морских фонарей, который ты согласилась провести со мной, поэтому считай, как бы некультурно это ни звучало, сегодня есть ты и я. Взяв мужчину под локоть, Люмин направилась с ним в сторону причала. Люди начали понемногу собираться. Воздух наполнился запахом жареный еды, сладостей, ароматами цветов и горящей древесины. Смех и разговоры звучали со всех сторон, дети, снующие между взрослыми, держали разноцветные вертушки, воздушных змеев, сладости на палочке и в бумажных пакетах. Лавочники и торговки зазывали людей попробовать не только деликатесы кухонь Ли и Юэ, но и приобрести сувениры для друзей и гостей. Жизнь буквально кипела, несмотря на поздний час. Прогуливаясь меж палатками, мечница с любопытством уставилась на небольшую, почти неприметную лавочку с небольшими украшениями. — Я хочу посмотреть. Подойдя, путешественница начала рассматривать различные украшения. Кольца из нефрита с тонкими гравировками в виде листьев, с переливающимися тёмными прожилками. Бусины из мелких шариков янтаря вперемешку с гранатной крошкой. Тяжёлый браслет из широких пластин светлого и чистого аметиста со вставками из тёмного шеврон-аметиста. Тонкие золотые цепочки на шею с подвеской из малахитового шара, заключенного в пасти дракона. Но внимание привлекла длинная серьга в форме звезды, со вставкой из чистого, словно мёд, янтаря, обрамленного белым золотом. Коснувшись кончиками пальцев, ощутила покалывание, словно камень наэлектризовался от одного прикосновения. — Желаете купить? — девчушка, лет десяти на вид, выглянула из-за стойки, деловито, по-взрослому осматривая подошедших. — Сто сорок пять тысяч моры и это украшение ваше. Если вы, конечно, сможете заплатить. — А не слишком ли ты маленькая, чтобы продавать украшения? — Мама говорит, что я взрослая и могу присмотреть за лавкой, пока она покупает мне яблоко в карамели. — То есть яблоко ты купить не можешь, а за лавкой присмотреть можешь? — Мама сказала, что должны будут подойти девушка, ищущая потерянную душу, и человек, покрытый пылью, — серьезные карие глаза смотрели на мечницу с Архонтом, словно ища что-то. — Это вы? Мама говорила, что она должна человеку, покрытому пылью, и что он может забрать долг любой каменной вещью. ЧжунЛи, присев на корточки перед ребенком, внимательно в ответ посмотрел в тёмные карие глаза, наполненные не детскими светлыми мыслями. — Я похож на человека, покрытого пылью? — Мама сказала, чтобы я посмотрела на руки человека, покрытого пылью, и тогда сразу его узнаю. Прошло несколько минут, пока, закрывая маленькую торговку спиной от Люмин, Чжун Ли о чём-то негромко с той переговаривал. — Ты можешь выбрать любое украшение, которое тебе приглянулось. — Я…я хочу вот эту серьгу. Встав на ящик, девочка сняла с прилавка сережку. Янтарь заиграл оранжевыми, огненными бликами в отсветах причальных факелах. Помогая путешественнице вставить новое украшение в правое ухо, с чувством выполненное долга, маленькая торговка отряхнула ладошки. — Я передам маме, что долг отдан. — В последнее время, я всё реже вижу нормальных детей, — Люмин, держа Чжун Ли под локоть, направилась дальше по причалу, рассекая толпу, вдыхая смешанный аромат из морского бриза, еды, теплых цветов и людской жизни. — Они взрослеют слишком быстро, перенимают на себя взрослые привычки, обязанности. Разве это правильно? — Нет. Но, по всей видимости, им остается только это. Во время тяжелых времен, единственной опорой и поддержкой уставших и отчаявшихся родителей, может быть такой ребенок. — Я хочу купить яблоко в карамели и отдать его ей. Дойдя до нужно лавки, путешественница выбрала самое красное и сочное на вид яблоко, покрытого сладкой и тягучей карамелью. Свора ребятишек, протягивающие поблескивающие монеты, с нетерпением ждали праздничного угощения, или упрашивали родителей, которой с радостью, со смехом и улыбкой, исполняли маленькое и такое незначительное желание своего чада. Возвращаясь по своим следам обратно к тому месту, где находилась лавка с украшениями, мечница застопорилась, с подозрительным удивлением созерцая абсолютно пустую витрину. Ни украшений, ни девочки не было видно, словно их никогда и не существовало. Коснувшись пальцами тёплого камня в серьге, Люмин озадаченно пробормотала: — Мне же это не привиделось. Она была здесь. — Может, мы просто ошиблись дорогой. — Да…может быть. — Скоро будут запускать фонари. Мы можем выбрать точку повыше, чтобы увидеть всё, — Чжун Ли мягко повел задумчивую девушку в сторону. Отдав яблоко первому встречному ребёнку, который с широкой счастливой улыбкой побежал к младшей сестре делиться, Люмин бросила последний взгляд в сторону некогда стоявшей лавки. — Не могла же она просто раствориться… Проведя короткой дорогой, пока еще оставалось время, под стихающий вдалеке смех и жизнь Ли Юэ, Архонт отвел путешественницу на гору Тяньхен. От вида захватывало дух. Весь город, с его бурлящей жизнью, открывался на ладони, можно было рассмотреть мелкие магазинчики, маленькие и пёстрые силуэты людей, спешащих на причал, стремясь успеть на финальный аккорд праздника, держа в руках что-то круглое и оранжевое. Вдали виднелись туманные пики леса Гуюнь, выстроенных кольцом, словно запечатывая что-то, удерживая на дне. Люмин, затаив дыхание, смотрела сверху-вниз на город, на его жителей, и на расстилающиеся, как одеяло, море. И вот, первые яркие вспышки озарили ночное небо. Грохот с яркими искрами закрыл собой блеск далёких звезд. Одна, две, три вспышки, несравнимые с фейерверками в Инадзуме, но по-своему прекрасны. Как только такая яркая и насыщенная прелюдия затихла, а дымка, оставленная после снопов искр, рассеялась над морем, в небо, словно тысячи огненных фениксов, поднялись бумажные фонари. Они несли за собой воспоминания, благодарности, надежды и мечты. Множество людей, нашептывая свои сокровенные и тёплые желания, отпускали горящие фонари ввысь, провожали их взглядами, с надеждой на завтрашний день. Наблюдая за этим полетом в тишине, Люмин неосознанно, без потаенной мысли, совсем слабо сжала ладонь Чжун Ли, не обращая на холод от кожаной перчатки. — Это и правда красиво, — нарушая безмолвие, Архонт отвел взгляд от уносящихся в высь фонарей. — И каждый раз захватывает дух, верно? — девушка подняла глаза на мужчину, не отпуская его руки. Он наклонился к ней, осторожно касаясь щеки свободной рукой. И она ощутила тёплый песок времен на своих губах, утонула в запахе миндаля и глазурный лилий, пока он непозволительно долго дышал чужим миром и одуванчиками с чужих, напоминающих цветущую сакуру, губ. *** ЧжунЛи прижал к себе Люмин в полумраке комнаты, где-то над ритуальным бюро «Ваншэн». Утыкаясь носом в грудь мужчины, вдыхая запах сладкого миндаля, глазурных лилий и древесины, мечница замерла в неуверенности. Её сорвавшиеся с губ слова на склоне Тяншен, растворившиеся в ночном воздухе, казалось ошарашили Архонта. И только после очередного «да», взяв её за руку, мужчина привёл её обратно в Ли Юэ, сюда. Судорожно соображая, не совершила ли она ошибку, не было ли этом временным помутнением рассудка от усталости и желания, вспыхнувшего, точно праздничный фонарь над морем, Люмин не решалась. — Если ты не хочешь, если ты передумала, ты всегда можешь сказать «нет». Я не собираюсь и не собирался принуждать тебя. Я…прости, мне не стоило даже… — Нет, стоило, — вскинув голову, в смущенной мольбе взглянув вдруг на неуверенного в себе Архонта, мечница слабо передернула плечами. — Я просто…волнуюсь. — Тогда я могу поцеловать тебя снова? Кивок, с алеющими от смущения щеками, губы мужчины вновь накрыли губы путешественницы. Запах миндаля стал отчетливее, а сам поцелуй, осторожный, без напора, напоминал тёплый янтарь под полуденным солнцем. Привстав на носочки, обхватив руками за шею и прикрывая глаза, со вновь зарождающейся надеждой о большем, о запретном и почему-то желанном, Люмин прижалась губами, целуя в ответ. Испуганный трепет, словно запертая ранее птица, ощутившая свободу, пробежался по телу девушки, заставляя прижаться крепче, ища защиты и спасения. Но слишком быстро, слишком скоротечно прошла минута возможного спасения. Пытаясь дотянуться, вставая на цыпочках, мечница попыталась сама поцеловать такого далеко Архонта. — Пожалуйста… И снова целуя, в этот раз дольше, намного дольше, чем сыплющийся песок в часах, Чжун Ли с осторожностью, словно боясь сломать, обнимает за талию хрупкую, но воинственную мечницу. Медленно переходя от губ к щеке, целуя скулу и лоб под пшеничными волосами. Оглядывая сумрачную комнату, Люмин тянет мужчину в сторону широкой, но скромной кровати с одной подушкой и одеялом. — Ты устала? Скрывая истинную причину, в полном смущении усаживаясь на край кровати и вытягивая ноги, отрицательно мотая головой, мечница тянет к себе за рукав напряженного Архонта. — Я хочу стать запоминающиеся страницей в твоей истории. — Я не собирался забывать такую необычную путешественницу из другого мира. — Я хочу запомниться не только, как путешественница. Хочу запомнить тебя не только, как Архонта. Снимая шарф и бросая его на пол, аккуратно доставая цветок из волос, задумчиво вертя его в руках и разглядывая подвядающие нежные лепестки, девушка устало, с тоской в голосе продолжила: — Мне хочется прочувствовать хоть каплю любви и нужности, особенно от того, кто почему-то мне не безразличен и вызывает столько эмоций, что они захлестывают меня, как песчаная буря, — поднеся цветок к лицу и вдыхая сладко-терпкий аромат, снова прикрыла глаза. — Я хочу быть значимой в твоей истории, как и ты в моей. Не хочу быть, как последняя глазурная лилия, обратившиеся в прах. Обхватив лицо Архонта руками, целуя его, в одном долгом поцелуе высказывая всё, что невозможно передать словами, прося о любви, спасении, защите, пытаясь словно напиться пылью веков. Крепче, отметая все приличия, обнимая чужую для этого мира путешественницу, Чжун Ли вдыхал море одуванчиков и разрушенные миры с её губ. Прося о спасении, словно утопающая в океане потерь, в попытках зарастить свои шрамы, Люмин тягучие, как смола, минуты, жалась к мужчине, в попытках исчезнуть. Отстраняясь, собираясь с мыслями и прислушиваясь к своим мыслям и желанию, переводя дыхание, в попытках успокоиться и не нервничать, проводит пальцами по чужим щекам. Беря руку девушки в свою, Архонт осторожно целует дрожащую ладонь, оставляя тёплый поцелуй. — Снимешь их? — указывая на перчатки, смущенно улыбается от приятного ощущения на ладони, как напоминание защиты и оберега. Кивнув, Чжун Ли снял перчатки. На секунду, в удивление замерев, Люмин начала рассматривать жёлто–янтарного цвета кисти рук с длинными, испещрёнными тонкими шрамами, пальцы. Проведя кончиком указательного пальца по тыльной стороне ладони мужчины, сильно контрастируя белой, почти как снег, кожей, задумчиво пробормотала: — Как напоминание о прошлом. — Я ведь говорил, что шрамы — часть пути. Проведя пальцами вверх по руке, доходя до надплечья и переходя на ключицы, взявшись за пуговицы пиджака и поднимая взгляд на мужчину. — Можно и это снять? И он позволяет. Позволяет расстегнуть пуговицы непослушными пальцами, помогая снять пиджак и вешая его на стул, вместе с шарфом путешественницы. Возвращаясь обратно, садится на кровать. — Нет–нет, и жилетку. Покорно кивнув, Чжун Ли снимает и коричневую жилетку, оставаясь в рубашке. Прижимаясь обратно к мужчине, забираясь с коленями на кровать, утыкаясь носом в открывшуюся шею и закрывая глаза, замирая в умиротворении. — Нет, сначала нужно снять сапоги, если ты хочешь с коленями на постель, — опускаясь на пол на одно колено, Архонт осторожно снимает сапоги путешественницы, ставя их возле изголовья кровати, отмечая свежий синяк на колене, мозоли на пальцах и пару порезов. Забравшись с ногами на постель, протягивая руки в сторону Архонта, прося еще об одном поцелуе. И снова медленно текущие минуты, пока целые цивилизации стирались в пыль, пока израненный вековыми войнами Архонт целовал ту, которая готова уничтожить весь мир из-за своей боли.Желая большего, исполнения запретных и потаенных желаний, оттягивая момент расставания, полушепотом прося об еще одном поцелуе, в попытках дрожащими пальцами расстегнуть чужую рубашку. Перехватывая руки девушки и нежно целуя пальцы, останавливая. — Но я правда хочу. — Тогда нужно по всем правилам. Удивленно принимая из рук мужчины большое махровое полотенце, белоснежную рубашку, в полном душевном смятении отправляясь в ванную комнату и вставая под струи горячей воды. Приводя мысли в порядок, смывая усталость дня с напряженного и дрожащего тела, Люмин, после недолгих приготовлений, босиком, на цыпочках, вернулась в комнату. ЧжунЛи, скрестив руки на груди и закрыв глаза, сидел на стуле. Тихо, совсем тихо, словно боясь спугнуть, мечница подкралась к Архонту, прижалась губами к его щеке и с тихим смешком, от легкого вздрагивания копейщика, вернулась обратно на постель. Оставив поцелуй на лбу девушки, мужчина сам ушел, оставляя путешественницу обдумать свои желания еще раз. Рубашка была слишком велика, но, зарывшись носом в её ворот, девушка отметила про себя, как приятно от неё пахнет миндалем и глазурными лилиями. В Инадзуме она узнала, что смесь этих двух ароматов с парой компонентов в парфюмерии создают аромат «янтаря», который каждой его нотой подходит Гео Архонту. Он вернулся скоро, в новой рубашке и штанах, босиком, оставляя ботинки рядом с сапогами Люмин. Капли воды, оставляя мокрую дорожку, с тихим плеском падали с кончиков длинного хвоста, стекали по шее. Вновь целуя протянутые к нему руки, Чжун Ли садится рядом с Люмин. Не теряя ни минуты, боясь упустить момент, забираясь на колени мужчины и снова крепко целуя того в губы, прося только об одном. — Спаси меня. Спасение из пучины несбыточных желаний, тоски и боли, попытках найти того, кто сбегает каждый раз. Из омута желания и запретных чувств. Укладывая на постель, целуя губы, шею, плечи и ключицы, спрашивая о продолжении и прося разрешения, расстегивает наспех неверно застёгнутые пуговицы, касается губами ключиц, ямки между ними, оставляя след от поцелуя на круглом и рваном шраме от стрелы Чайльда. В смущении вздыхая, неровно, в предвкушении, перебирая пальцами всё еще влажные волосы мужчины и выгибаясь слабой дугой, подставляя разгоряченную бледную кожу под тёплые губы. А потом, легко отталкивая, со словами «я тоже хочу», расстегивает мужскую рубашку, не скрываясь. Проводя руками по жёлто-янтарным рукам до самых надплечий, разглядывая старые, полные историй шрамы на поджаром теле, водя по ним пальцами и, поддаваясь порыву, приподнимаясь и целуя один из них, наконец вызывая удивление и, возможно, смущение на лице всегда спокойного Архонта. — Можно я? И снова, после согласия, касаясь губами длинного шрама от когтей Двалина, изучая поцелуями каждую клетку тела, поглаживая ладонями бедра и талию, приобнимая, изучая кончиками пальцев тонкий шрам на пояснице, и вновь возвращаясь к губам Люмин. Отвечая на поцелуй так, словно от этого зависит её жизнь, дыша ветром истории и прошлых побед, обнимая за спину и притягивая лишь ближе к себе. Проводя ладонями по старым, едва ощутимым шрамам на спине, в игривом порыве сжимая ладони ниже поясницы мужчины и вызывая у того лишь смех в поцелуй. — Я, конечно, слышал, что одна путешественница порой очень нетерпелива, но не настолько же. И снова, мучая поцелуями и нежностью томно вздыхающую девушку, поднимая взгляд на смущенную и ёрзающую в предвкушении Люмин, задавая очередной и важный вопрос. — Да. Вновь приподнимая одной рукой, снимая с девушки её панталоны, пока та, в смущении сжимая ноги, неровно и немного нервно выдыхая в плечо Архонта. — Можно? И кивая, пряча лицо в смущение под внимательным взглядом янтарных взгляд в удивлении замирает, когда поцелуи вновь движутся от самых ключиц вниз, медленной и томной дорожкой. И предвкушение с новой волной желания, накрывающее с головой, как морская вода, окатывающая берег леса Гуюнь, пока губы Архонта касаются внутренней стороны бедер, лобка, замирая на доли секунды, которые растягиваются, как длинные холодные ночи в безуспешных поисках. От каждого поцелуя, движения, горячего дыхания, крепко, но нежно держащих за ёрзающие бедра, ладоней, с каждым зарыванием пальцев в мужские волосы, мир за окном мерк, исчезал и растворялся в бурлящем океане желаний и чувств. И даже если бы весь мир горел дотла, бился в агонии — было бы не важно. Весь её мир сжался до размеров одной комнаты в ритуальном бюро «Ваншэн», до одних мужских рук и губ. Весь её мир сжался в одном Гео Архонте. Сорвавшийся невольно с губ полувздох с именем, глубоко запечатлённого в памяти, как оставленный шрам на сердце. Сжимание бедер, в резко нахлынувшей жаркой волне, изгибание в пояснице, и следующего опустошения, словно весь океан чувств, переполнивший всё нутро мечницы, исчез за секунду. Укрывая, сонно тянувшую руки Люмин, Чжун Ли крепко, зарываясь носом в пшеничные волосы, обнимает девушку. Закрывая глаза, вдыхая запах одуванчиков, чужого мира и моря, нежно гладя рукам. Сонно, уже на границе мира грёз, утыкаясь в шею и утопая в запахе янтаря, на выдохе шепча почти забытое жителями имя: — Моракс… *** Утром, пока рассветная дымка только заполняла улицы Ли Юэ, распугивая уличных кошек, Люмин лежала на постели, нежно, осторожно проводила пальцами по щеке спящего Архонта, растворяясь в крепких объятиях. Касаясь губами чужих губ с удивленным вдохом получая ещё сонный поцелуй в ответ, и тихо смеясь, утягиваясь с головой под одеяло. И даже если скалы расколются на части, мир сотрется в пыль, он будет пить чужой мир из её уст.