Experiment was (failed) successful.

Когда это началось? Пять… нет, вроде бы, уже девять лет назад этот эксперимент начался. В начале несколько лет выделилось на работу с теорией, где разрабатывались все возможные варианты, но Джекилл тщательно избегал одного исхода — летального. Он понимал, что любой яд в реактиве может вызвать бурную реакцию, все что угодно. Взрыв, ядовитый дым или кислотный осадок. Но не нейтрализоваться и потерять свои кислотные свойства. Любой яд в любом случае довольно сложный реактив и сделать с ним успешную формулу — очень низкий шанс. Потому… сколько лет выделилось на теорию? Три мучительных года. Три года изучения всех материалов и предполагаемых реактивов, их свойств и получения формулы. Любая реакция ожидала от себя получения дозу яда, которая и запустила бы процесс. Но Джекилл отказывался работать с любыми ядами, кислотами и любыми другими опасными веществами. Потому на замену пришла соль. Он купил несколько порошков от разных поставщиков и решил сделать разные пробные сыворотки. Но… как бы Генри не старался, все сыворотки вышли темно-фиолетовыми с довольно омерзительным запахом. Кроме одной. Она вышла токсично-зелёной со сладостным запахом миндаля, пусть отдавался не так сильно он. Учёный удивился такому раскладу и это был третий порошок из фирмы Мо, аптекарь с дальнего уголка Лондона. Соль была у него необычна… Но пробовать было страшно, неизвестны последствия были. Потому сыворотка была убрана в шкаф, пока другие — прибраны и убраны прочь. С того времени шли недели и Джекилл укрепил свою связь с той фирмой, получив формулу их соли. Довольно интересная, она не типичная. И тогда настал второй этап этого эксперимента… опасная практика. Доктор Джекилл заперся на ключ в своей лаборатории и повторил ту сыворотку, смотря, как цвет становится ядерно-зелёным, выделяет запах миндаля. Поначалу учёный, принявший безумные антинаучные теории своего разума, мялся, боялся опробовать эту сыворотку на себе. Но кто, кроме него же, согласится на этот эксперимент? Никто. Со смелым вздохом он уверенно выпил сыворотку, изначально вообще ничего не ощущая. Словно простая вода с запахом миндаля. « Может даже и не вышло ничего? » — подумал филантроп, уже подходя к письменному столу посреди комнаты, желая сделать записи по поводу неудачи. Но резко по рёбрам прошлась волна боли, сопровождаемая ударом по нервам спинного мозга. Крови, реальных ударов, прикосновений не было. Это была иная боль, от чего учёный оперся руками о письменный стол, тихо вскрикивая от нарастающей боли. Его словно выворачивало наизнанку: все органы ныли (даже сковытали!), будто менялись местами, спутывались между собой, а лёгкие от каждого вздоха чуть ли не разрывались, сердце билось о ребра с такой силой, что даже слышались эти удары, можно было не вслушиваться! В попытках сдержать свой голос в гортани, доктор довольно сильно вспотел. Хотя это скорее от появившегося жара. Все тело ломило, все ныло и казалось, вот он, тот не желанный конец, летальный исход. Руки соскользнули со стола и доктор, с не особо сильным грохотом, упал на пол, кладя на свою грудь руки, начав неосознанно смотреть в потолок, поскольку ранее его взгляд не стал фокусироваться на чем-либо. Яркий свет от камина с каждым морганием казался не таким уж и ярким. Тускнело в глазах, теряло краски, и нити жизни, казалось бы, обрывались без желания самого учёного… А ведь Джекилл даже не успел написать своё завещание, что бы распределить свои богатства так, как он планировал. Ах… столько мыслей в голове пронеслось за пару секунд, и только в этот момент Генри потерял своё сознание, пока тело слабо подрагивало. Нет. Это не конец. Мужчина открыл свои очи и попытался встать с пола. Он думал, что это получится с тяжестью, но ощущалась лёгкость. Слишком странная, сильная лёгкость, от чего даже появилась мысль, что он стал призраком. От того в душе разлился страх и ощущение диссоциации, что он в результате эксперимента стал психически больным, хотя сам же изучал психологию. Генри начал ходить по лаборатории, словно пытаясь что-то найти, но он не понимал что. Но резко послышался тяжёлый хрип и с пола, на том же месте, где и отключился Джекилл, поднялся низкий паренёк, на вид 20-ти летний. Бледное лицо, под правым уголком губы была родинка, как у Джекилла! Волосы черные, как смоль, они вились и были довольно спутанными, но густыми, а тело было худощавым и на вид хрупким. Он пошатывался, явно кружилась голова, от чего паренёк оперся одной рукой о стол, а вторую приложил ко лбу, утирая свой лоб от пота. Послышался низкий и страшный, но в то же время жалостливый скулёж и парень мелко задрожал. Словно впервые встал на ноги в этой жизни. Джекилл не понимал, кто это, и теперь не понимал то, что происходит. Но на парне одежда доктора, она, кстати, для него (парня) слишком большой была, от чего появилась мысль, которую он произнёс, как думал, только для себя вслух. — Скорее всего, я сделал в своём теле второго человека… Эго. Эксперимент успешен, но не так, как хотел. Кажется, он даже не понимает, что происходит, но ему довольно больно от того, что я пережил при отключении. Возможно ли то, что теперь моё тело под его абсолютным контролем? Смогу ли я вернуться в этот мир обратно? Парень содрогнулся и испуганно бросил взгляд в один бок, потом в другой и после тихо прошептал: — Кто… здесь? — бедный хриплый голосок выражал весь страх и тревогу, что косвенно так же ощущал призрак-Джекилл. Потому он поспешил успокоить мальца. — Ох! Я не думал, что ты меня услышишь, но прошу, не ищи меня взглядом! Ты — это я и наоборот. А сейчас я в виде голоса в твоей голове. Так что… я тебе все позже расскажу, только скажи мне: как тебя зовут? Честно, Джекилл не знал, как назвать своё состояние. Потом придумает, а пока он бросил свой взор на создание. Парень отчётливо замялся и даже задумался, начав слабо постукивать когтями по поверхности стола. Он не знал, как его зовут и кто он такой, потому… Выдумав эти характеристики, лишь тихо прорычал тому голосу в голове своё имя и фамилию… — Эдвард. Эдвард Хайд. А тебя как зовут, горе-учёный? — но все же Эдвард начал с интересом рассматривать комнату, где он оказался. По случайности? На счёт этого можно и поспорить. Хайд попытался походить по комнате, но из-за большой одежды это давалось слегка тяжело. Раздеваться не хотел, потому он разулся просто, подсучил рукава рубашки и штанины. Так стало легче, но в нос бросился сразу же запах миндаля. В целом, запах то приятный, но Эдварду не был он приятен — все же это его первый изученный запах самостоятельно, а не из опыта жизни Джекилла. — Ах! Меня звать Генри Джекилл, и ты находишься в моей лаборатории. Здесь я сотворил многие медикаменты, личные опыты и, конечно, сыворотку для создания тебя. Эдвард выслушивает его и подходит к столам, которые усеяны множеством склянок и химической посуды. И вот так получился первый разговор двух Эго. Один рассказывал обо всем без умолку, а второй послушно слушал, порой пытаясь что-нибудь да разбить, но благо первого слушался… Шли недели. Поначалу они лишь знакомились друг с другом. Контроль над телом давал Джекилл не часто. Слишком тяжёлый этот этап трансформации, что даже доктор похудел на несколько килограмм. Но временем становилось легче, трансформации участились и тогда учёный пришёл в свою норму. Так прошёл год. Оба с осознанием друг к другу относились и старались не встревать в конфликты. Но вспыльчивый характер Хайда создавал сильные стычки… А потом прошло ещё пару лет. Джекилл начал быстро симпатизировать Хайду, даже видел в себе его отца. Заботился по-разному, по ночам давал волю погулять, обращал внимание на его проблемы, а по утрам старательно пытался их решить. Любовь. Он любил Эдварда, но говорил это через «ценю». Но порой и ненавидел. Те увечья, что парень по ночам получал в разных драках, отражались на теле стройного мужчины, потому ввелось правило: избегать ударов в видные места (лицо). Испытывал ли любовь в сторону Джекилла этот джентльмен?.. Нет. Так ответил бы Эдвард, солгав себе и Генри. Он любил доктора. Пусть и шипел на его попытки помочь после драк, противился ласке, которую учёный выражал в чистой от крови, трепетно сложенной одежде. В целом то выражал в сторону первого Эго отвращение, но Джекилл со временем смирился, перестал расстраиваться и просто стал игнорировать все матюги в свою сторону. Он не мог злиться на Эдварда. Ни на кого не мог. У него не существует такой эмоции как злость. Теперь не существует. Вся злость в Хайде, вся эта ненависть и желание вольничать по ночам. Все в парне. Генри приносило удовольствие наблюдать за тем, как брюнет с лёгкостью избивал какого-нибудь алкаша в баре, слонялся по крышам домов и смотрел на звёздное небо. Все же мужчина и сам ощущал порой те же эмоции, что и Хайд… Счастье от свободы. Свободы от этих оков правильности и честности. Удовольствие от своей силы и мощи. От лёгкого ночного ветра в лицо, который так резво растрёпывал смоляные, густые, вьющиеся волосы Эдварда. Честно, в такие момент Генри видел всю красоту в Хайде. Пусть люди его и боялись при первом виде, все смело называли его уродом из-за отсутствия привлекательных черт мордахи, белоснежного лица, сильно выражаемых мешков под глазами и привычку горбиться. Джекилл даже часто напоминал ему не горбиться, что Эдвард и делал иногда, но иногда и не делал. Так вот… Иногда, вместо весёлых прогулок по пабам, парень залазил на крыши домов и с удовольствием наблюдал за небом. Пусть и лицо было в такие моменты нейтральным, но с течением времени на лице появлялась слабая улыбка. При свете луны и звёзд мистер Хайд выглядел необычно красивым. Его волосы слабо светились от лунного света, и чуть ли не каждую прядь можно было увидеть… Да и лицо казалось живым, привлекательным. А эти вечно холодные и чёрствые глаза, что обычно были сужены из-за отвращения к людям, расширялись, и в этой чёрной бездне отражалось все небо… А вскоре они приобретали алый оттенок и слабо светились. Это одна из выразительных черт Эдварда. И эти все мелкие детали так завораживали доктора… Что он со временем стал желать прикоснуться к этим волосам, взять Эдварда за его щёчки и в целом просто обнять его. Но, к сожалению, они делили одно тело… К удивлению, в тайне, Эдвард делил это ощущение тоже. Днём он наблюдал за Джекиллом так внимательно и с таким интересом… следил за каждым жестом руки, языком тела. За каждым выражением лица и взглядом. Частенько в карих глазах был тот самый живой блеск, такой тёплый и трепетный. Он всегда был добродушным, если Хайд его не изматывал и не мучал своими словами. А по вечерам Эдвард замечал, как Генри закрывается в лаборатории и с удовольствием начинает болтать со своим альтернативным эго. Даже начиная выглядеть более живым и счастливым, но Эдвард отмахивался от разговоров и просил доктора заняться своими делами. Пару минут он пытался уломать джентльмена на разговор, но все же сдавался с добрым смешком. И тогда Хайд мог насладиться видом Генри. Всегда, когда учёный был дома, он переодевался в красивую белую жилетку и засучивал рукава рубашки. Давал себе вольности побыть в одежде посвободнее. И в такие моменты второе эго лишь внимательнее наблюдал за учёным, за его действиями. Все чаще Генри стал просто убираться, протирать пыль и просто читать книги, расслабляясь при уютном свете камина. Эдвард начинал «таять» при такой атмосфере. Огненный свет от пламени красиво ложился на чужое атлетичное тело, ласково перебирал пряди и рассеивался в волосах, создавая ощущение того, что волосы Генри приобрели более рыжий оттенок. А эти прекрасные глаза… тот огонёк лишь сильнее украшал их. Так сложно описать Джекилла в эти моменты… Нет, нет! Писателю вашему легко, а вот Эдварду — нет. Потому он наблюдал, так тихо и пристально. Но когда джентльмен понимал, что ему нравится доктор… Случался крик. И тогда заботливый учёный мгновенно обращал внимание на своего ближайшего друга. Они так славно ладили… Да, ладили. До одного момента. Спустя два года все пошло по наклонной… Но в сумме, практика длилась пять лет с успехом. Шёл шестой год. Хайд стал все наглее и агрессивнее, не контролируемым и психованным. Он не поддавался словам Джекилла более. Лишь давил на него и усмехался, начиная контролировать чуть ли не всего доктора… а тот не мог противиться. Лишь молча слушал его, поддавался действиям. Так Хайд начал забирать контроль над телом все чаще и без предупреждений. Это заставляло самого доктора впадать постепенно в депрессию от однотипных дней и пыток. Его друг, мистер Аттерсон, замечал это увядание Джекилла. Конечно, поначалу нотариус был безумно рад, что Джекиллу хорошо с мистером Хайдом, но сейчас… он был обеспокоен. Доктор стал закрытым, тихим и мрачным, стал чуть реже заниматься благотворительностью и появляться на улице. Это нотариуса и насторожило. Он пытался многое разузнать о мистере Хайде, но это было без толку. Никаких архивных данных, лишь вырезки из газет о том, что в городе появился странного рода джентльмен. После решился обратиться к общему другу себя и Джекилла — доктору Лэньону, но даже он противился говорить о Джекилле. После того, как Генри принял антинаучные суждения, они сильно рассорились. Нотариус тогда лишь сильнее забеспокоился о своём друге. « И так в Лондоне посеялся хаос… » — грустно выдохнул нотариус, смотря за тем, как Джекилл мрачно шёл в один день по улице. Не было на его лице приветливой улыбки. Голова была опущена вниз, сам доктор был очень, очень опечален. Тогда же Аттерсон и решил действовать. Он уверенно подошёл к доктору и взял за плечо, от чего тот содрогнулся и испуганно обернулся к нотариусу. Выдыхая, Генри слабо улыбнулся и приложил руку к своему сердцу. Так и завязался у них разговор, Джекилл даже радостнее выглядел! Похоже, ему не хватало общения с кем-нибудь. Тогда Аттерсон и решил зайти на тонкий лёд, начав тему о Хайде. — Джекилл… друг мой, скажите мне, твоя замкнутость — манипуляция Хайда над вами? Чем я могу помочь вам?! — нотариус медленно сложил руки на своей груди, с серьёзным взглядом смотря на добродушного доктора. — Охх… Аттерсон… Прошу, дайте мне самому разобраться с этим. Я уверен, что скоро найду выход из этой ситуации, — вначале Генри замялся, ведь тема приняла такой неприятный диалог. Но, а так, он добродушно, тепло и ласково смотрел на нотариуса, пусть и на глазах выступили слезы, — Все будет хорошо! Аттерсон медленно покачал головой, выражая так своё сомнение, но лишь выдохнул, завершая разговор своими словами, — Хорошо, Джекилл, я вам доверюсь. Но если это продолжиться, мне придётся вмешаться. Они распрощались и после разошлись по своим путям. Аттерсон в свой особняк, а Джекилл в лабораторию, где ему предстоял разговор с Хайдом. Даже сейчас Эдвард старался принизить доктора и вдавить его в грязь, но мужчина был хладнокровен, весь путь. Но вот он зашёл в свою лабораторию и мрачно посмотрел на большое и широкое зеркало, а после тихо прошипел, замечая силуэт парня рядом с собой. — Ты, черть, всю жизнь портить начинаешь. Я найду способ тебя убить. Меня достали твои манипуляции. Ты испортился. Даже не думай, что я не смогу найти способа… Поверь, он найдётся, и я надеюсь, что скоро. А вот ты — боишься. Боишься умереть, — взгляд очень серьёзный и мрачный. Хайд гулко рычит, шарахается чужих слов… Да, он боится смерти, что много раз и твердил из разговора в разговор Джекиллу. И эта карта… вовремя и идеально была выставлена. Но Хайд был упорнее и изворотливее, так что он завёл свою шарманку, которую Генри… уже даже наизусть выучил, так что на него это не действовало уже. «Генри! Ты так уверен, что это меня остановит! Твои попытки найти формулу, что бы убить меня будут тщетны! Да и если ты найдёшь, будешь ли ты уверен в том, что сыворотка и тебя не убьёт?! Бвхахаха!» — Хорошо. Не веришь — не верь, но я начну сопротивляться тебе прямо сейчас. И ты не остановишь меня. Больше не остановишь. А теперь — умолкни. Мне нужно работать, — со вздохом Джекилл снимает с себя плащ и вешает его на стул, расслабляет хватку платка на шее. Хайд, конечно, пытался обратить внимание доктора на себя всеми способами, но тот… просто игнорировал его существование. Да так мощно, что Эдвард мог подумать о том, что Джекилл забыл о существовании джентльмена, как о страшном кошмаре. И это хладнокровие испугало! Да настолько, что брюнет тихо заскулил, спрятавшись во мраке комнаты и утихая. Тогда же доктор самодовольно посмотрел в угол комнаты, ухмыляясь. Тогда же он и достал свой ценный дневник и начал делать записи о прошедшем дне, да оформляя свои предположения на счёт сыворотки. В этот раз Генри желает разделить их на двух разных людей, как и планировалось изначально. В тишине и спокойствии серьёзное лицо доктора лишь подтверждало его намерения, да и так же это выразилось через целый исписанный лист дневника, в попытках выявить безопасную формулу… Джекилл даже не заметил, как пришло время сна, но для Хайда она значила прогулку. Потому он выскочил из угла, ожидая, когда доктор сотворит сыворотку и даст волю. Но учёный вскинул бровь, закрывая дневник и кладя в стопки книг, где он и затерялся. Перо убрано на салфетку, а чернильница закрыта. Генри медленно поднялся со стула, размял свои плечи, замечая то, как Эдвард выжидал чего-то. — Чего ты? Я иду спать. После он берет в руку свой плащ, выходит из лаборатории и направляется в свою комнату. Там Генри вешает одеяние и слушает возмущения своего альтернативного эго. «Эй! Мы договаривались, что я буду по ночам, по нечётным числам гулять! Что это такое?! Вернись в лабораторию и сделай сыворотку! Иначе я во сне отберу тело!» Эдвард рычал и щурился, смотря на Джекилла. А учёный даже бровью не повёл, лишь спокойно переоделся в ночную одежду и полез в тумбочку. «Ты глухой?! Если ты сам не отдашь контроль, утром ты не поймёшь, где всю ночь шлялся!» — Завались. Грубо и сухо отрезал учёный, достав из полки снотворное, кое он сразу принял, даже не запив. По сравнению с мучениями, что приносил Эдвард, это были цветочки. А Хайд сразу понял, что доктор… предусмотрел все действия второго Эго. Почему Эдвард удивился? Причина этому является то, что при принятии снотворного, никто из двух Эго не могут действовать, оба отдыхают. Но первым всегда проснётся тот, кто и принял это снотворное. На несколько часов точно. Потому это было чистое поражение Хайда перед Джекиллом. Таблетка подействовала быстро, Джекилл уже уютно спал, уткнувшись своим носиком в подушку. А Хайд стал не дееспособным, по этой причине он тоже стал отдыхать, во мраке разума доктора. Прошла неделя. Всю эту неделю доктор не выходил на воздух и старался создать уже чётко установленную формулу. Он достал со всего Лондона нужные реактивы, даже попросил некоторые у Лэньона, через своего главного дворецкого, конечно же. Пул предан своему господину, потому такие действия доктора его не удивили, не повёл и бровью, лишь послушно действовал его указаниям. Так Джекилл и получил все реактивы и бурную, испуганную реакцию Хайда на это. Но доктор довольно строго заткнул его и сказал, что «ты сам все увидишь». Но Эдварда это не успокоило, он стал бесновать сильнее, мешать Джекиллу! К сожалению, доктор был слишком хладнокровен, чтобы реагировать на эти… кхм, выебоны. Потому каждый реактив идеально, легко смешан с другим реактивом, что выглядело ещё страшнее – оно выполнялось машинально. Потому джентльмен замер и с мрачными мыслями отчаяния наблюдал, ожидая свой конец. И вот… сыворотка создалась, доктор с заворожением смотрел на жидкость цвета умеренного аспидно-синего. Тогда же Хайд подорвался с места и стал мешать Генри выпить сыворотку, шипя и рыча на это. Но доктор залпом выпил это и слабо нахмурился. Немного неприятно на вкус, но за то действенно будет. Эдвард… взвизгнул и отошёл от учёного на несколько шагов назад. Страх разлился сильнее в груди людей и Джекилл нахмурился, с шумом уложив на стол руки. — Что ты как мелкий ребёнок?! Не помрёшь ты! Нет смысла тебя убива — Джекилл оборвался на половине слов, ведь сердце резко и так настойчиво заболело. Он сжался, схватился за него и стиснул ткань одежды. Хайд же замешкался и посмотрел в сторону двери, словно боясь задать вопрос. — Н… нет! Все под контролем. Хмурится сильнее и медленно опускается на пол, вначале садится, но вскоре — ложится. Все же так легче было, пусть и не на все 100%. Эдвард испуганно наблюдал, но резко… настала темнота, и просто потерял своё сознание. Намного раньше, чем Джекилл, который вскоре свернулся в комок, дрожа от переживаемой боли. Каждый нерв подавал знак боли в мозг, от того становилось жарче и ужаснее. Но за то сейчас дышать не так сложно было, но из-за постоянных хрипов воздуха не хватало, от того доктору пришлось лишь поддаться боли, ведь иначе было лишь хуже. Так вскоре Джекилл и потерял сознание, продолжая быть свёрнутым в комочек. Но резко кто-то начал трясти его за плечо, от чего Генри прокашлялся и с тяжестью разлепил свои очи… И пред лицом белое пятно с черными, как мрак комнаты волосами. Волосы на голове и руках стали дыбом и Джекилл медленно отполз от «смерти». А эта «смерть» сама испугалась и отползла от учёного, закрывая ладошками свой пах. Мотнув головой, он сфокусировал взгляд и пред ним… Эдвард. Отделённый от него альтернативное эго. И, черт возьми! Это выражение испуга, заинтересованности на лице Хайда понравилось Генри, от чего он медленно сел и положил руки на колени, смотря на… голого мальца. Нет, он не любовался его телом, а тем, что у него это и вправду получилось. Но джентльмен тихо зарычал, как зверь и сжал руки в кулаки. — Учёный херов! Одежду мне дай, а не пялься на голого меня! – охх, Джекиллу так приятно было слышать этот голос не в голове, что он послушно поднялся, подошёл к шкафу и достал оттуда одеяние Хайда. Он протянул Эдварду одежду и тот выхватил, прикрывая свой пах снова, — А теперь отвернись, псина сутулая! Пожав плечами, Джекилл все же отворачивается и устремляет взгляд в стенку. Да уж… Это и вправду произошло так, как планировалось. Даже страшно как-то начать диалог. Хотя… Хайд ни разу не сильнее доктора. Потому он, услышав то, как Эдвард закончил одеваться, повернулся и сразу же начал диалог. — И каково это, иметь собственное тело? — заинтересованно спросил Генри и окинул Хайда с головы до ног. В душе появились те желания, что он испытывал несколько лет назад. Тихо вдохнув, он старался подавить их, нахмурившись. — Ммм… необычно. Особенно видеть тебя пред собой. А ты… сам то как?! Мне тут труп не нужен! — постарался скрыть свою заботу Эдвард и оскалился, хмурясь. Но Джекилл лишь добродушно усмехается и ласково треплет чужие волосы… они такие мягкие, от чего они одновременно взглатывают. Хайд поспешно пытается убрать от себя руку, но Генри настойчивее… Он урывается пальцами в пряди и начинает их перебирать. Странное ощущение… Эдварду оно нравилось, потому он все же поддался этим поглаживаниям, а после и закрыл глаза, расслабляясь. На первый раз можно простить… Тогда же Генри и действовал на второй этап: резко обнял Хайда, приподнимая от земли и прижимая к себе. Джентльмен шарахается и тихо скулит от резкости. Он совершенно не привык к таким прикосновениям и действиям, потому… начинает рычать, он кладёт одну руку на плечо Генри, а-ля приобнимает. Уже давно стемнело и они оба устали… Хотелось поскорее заснуть, что и по факту сделали. Только получилось так, что они заснули в одной кровати, но по разные бока кровати. Привыкли же к тому, что по большей части все делают вместе, вот и результат. Шли недели вновь. Вернулось в норму то, что они частенько ругаются, но теперь… это на другом уровне, потому Хайд часто позволял себе ударить доктора и скрываться на улице. А Генри заливался в лаборатории слезами, стараясь так укрыться от всего мира и проблем. Он искренне не понимал, почему Эдвард так к нему относится, особенно после того, что случилось. И сердце в такие моменты противно ныло и сковытало. Джекилл… по правде не понимал мотивов Хайда теперь. Он стал непредсказуемым и это сильнее пугало. Сначала они жили вместе, лишь из-за привычки. Но Эдвард быстро отвык от своего оригинального эго и быстро ушёл от него, начиная жить самостоятельно. Это и расстраивало доктора сильнее, что в те дни, когда он желал прогуляться просто так — ходил дождь или стоял сильный туман. Хорошо, в туман опасно ходить, тебя может кто-нибудь сбить, а вот в дождь он не отказался ходить. Наблюдать за тем, как падает дождь с неба на землю прекрасно с двух ракурсов: и из окна, так и снаружи. Потому это вызывало слабо удовольствие. Вспоминались деньки, когда Эдвард сам гулял под дождём, а Генри наблюдал за этим со стороны. Тогда Эдвард выглядел возбуждённым к разговорам и разным деяниям, абсолютно разным! Как и к злостным решениям, в его духе, так и к добрым, в духе Джекилла. И это нравилось доктору. А сейчас что? Он не испытывает интереса к Эдварду, хотя накрутил себе это чувство. Скучает же по брюнету. Грезит о том, что бы поговорить с ним вновь, услышать этот хрипловатый голосок, увидеть то «уродливое» лицо. Все ещё не понял, почему люди считают его уродливым… красивый же парень. Однажды, во время прогулки под дождём, на встречу Джекиллу вылетел инспектор Ньюкомен, который за кем-то гнался. Но того и след простыл, потому офицер заговорил с доктором. — Здравствуйте, доктор Джекилл, я инспектор Ньюкомен! Я гнался за мальчишкой, вы не видели его? Он ростом… — инспектор медленно поднял руку и показал рост примерно 163 сантиметров. Такой рост был примерно у Хайда, но Генри его заметил бы. И потому это странно, по этой причине он слабо покачал головой. — К сожалению, инспектор Ньюкомен, я никого здесь не видел. — Хорошо, извините, что потревожил! И с такими словами инспектор стал блуждать по улице, в поисках того не сносного мальчишки, которого и след простыл. Возможно, Джекилл и сам просто не заметил чужие движения, но ведь шум от бега по лужам он услышал бы, ведь так? Это и не дало покоя мужчине, начав ощущать то, что за ним некто следит. Тогда он и направился обратно в свой особняк, не только из-за чувства слежки, но и из-за того, что довольно долго был под дождём. По возращению, его встречает Пул и начинает старательно помогать своему господину, который поначалу отмахивался от этой заботы, но после позволяет дворецкому помочь. В итоге всех этих процедур, Джекилл оказался в кресле перед камином, укутанный в большой тёплый плед. Конечно, было тепло не уходило ощущение того, что за ним кто-то следит. А может уже, и паранойя включилась из-за такого резкого появления Ньюкомена перед доктором. Но от чего?.. Тоже загадка, которую нельзя так быстро будет разгадать. Все же Генри предпринял попытки расслабиться. Он же дома, кто и как за ним будет следить? Оказывается — легко и просто. В комнату зашёл Пул и сказал, что пришёл один человек к нему. — В такую погоду гости? Конечно же, Пул, принимай его, — удивлено пробормотал Джекилл и слабо вылез из-под пледа, ожидая, что это войдёт тот же Аттерсон или мистер Ньюкомен. Прошло пару минут. Генри успел вновь укутаться в плед, как в комнату вошёл он. Эдвард Хайд. С серьёзным лицом, с мокрыми волосами и тростью в руках. Доктор ещё сильнее удивился и захлопал глазами, наблюдая за тем, как брюнет медленно опускается на диван рядом с креслом, стараясь сесть поближе к Джекиллу. Разговор не начинался. Никто из них не поддавал голоса. Лишь смотрели на горящий огонь и думали, что друг другу сказать, да и как начать этот разговор. Шли минуты, и Генри громко выдохнул, убирая со своих плеч плед, опустив взгляд на Эдварда, что уже успел вытянуть руки к огню, грея их. Тогда он и набрался смелости спросить о столь резком визите. — Ты пришёл ко мне из-за того, что за тобой следил инспектор? — Эдвард молча кивает и выпрямляется, начав смотреть в пол, — Но что ты сделал? Хайд тихо рычит, желает начать объясняться, но резко входит Пул с подносом. Он принёс своему господину и его гостю чай. Оба они кратко поблагодарили дворецкого, и тот с лёгким поклоном покинул комнату, оставляя их наедине вновь. — Честно? Ничего, — выдыхает Эдвард и берет чашку в руку, заметив хмурый взгляд Джекилла, наполненный недоверия, — Правда ничего! Я гулял по улице и зашёл в один магазин, что бы взять одну вещь. Я это сделал, и этот шкаф выскочил предо мной! Ну и я убежал, а он за мной последовал. Потом я свернул в переулок, где ты был и прогуливался, так и скрылся! Удивлён, что ты меня даже не заметил. — Может из-за этого он и преследовал тебя? — Генри медленно берет чашку в руки и делает аккуратный глоток. — Так я… это… купил это. За честные деньги купил, — Хайд смущено дуется и уводит взгляд в бок. А Джекилл давится чаем и поспешно кладёт чашку на кофейный столик, приложив руку к груди. Эдвард рычит и хмурится, — Не смей помирать тут ещё! На меня все переложат! Джекилл все же откашливается и глубоко выдыхает с вопросом, — А что ты купил, что так засмущался? — выпрямляется и смотрит на Эдварда, что отвёл взгляд в бок и нахмурился, даже бледные щёчки слегка покраснели. И вместо слов Эдварда в комнату вошёл Пул, что принёс… внимание-внимание. Французский миндальный торт, любимый десерт Джекилла! С миндалём так-то столько воспоминаний, что доктор всё ещё не отвык от этого вкуса. Генри вскидывает брови от удивления и смотрит на дворецкого, что начал объяснять эту задержку, положив тарелки на кофейный столик. — Торту нужно было слегка охладиться, чтобы он не потерял текстуру при нарезке. Приятного чаепития, господин и мистер Хайд, — совершив ещё один лёгкий поклон, он вновь удаляется. Доктор смотрит в сторону брюнета и ласково улыбается, тянет руку к нему и нежно гладит его плечо, которое нервно содрогнулось от этого. — Это так мило… ты серьёзно купил мой любимый десерт? — на что Эдвард смущённо кивает и немного отползает от Джекилла, хотя мужчина настойчиво подползает к альтер эгу, даже садится рядом на диван. Доктор был очень наглым в своих действиях, от чего Хайд слегка испугался. — Да... да! Не подползай ко мне так близко! — Эдвард шарахается и старается отползти, но Джекилл намного упрямее, да и больше в плане роста. Блондин резво обхватывает чужое хрупкое тельце, с нежностью обнимая этого злющего парня. Хайд поначалу противился, пытался выбраться из объятий, но... они один человек и как бы Эдвард не пытался сделать вид, что он противился этих желанных прикосновений, это не выходило. Именно поэтому он сквозь своё «недовольное» бормотание приобнял светлого ангела и прикрыл глаза. — Ненавижу тебя... — тихо шепчет парень, стараясь вывести доктора на эмоции, что бы этот медведь отстранился. — Я же знаю, что ты врёшь, Эдвард, — противоречит Джекилл брюнету и медленнее, но нежнее прижимает к себе Хайда он. — Грх... Да пошёл ты! — восклицает в ответ и показывает свои острые зубы парень, что так яростно не любил объятия. — Нет... Не пойду. Давай, скажи эти слова, — а доктор настаивает, очень нагло настаивает, старается сломить этого наглеца... — Черт. Я люблю тебя, — сквозь зубы шипит джентльмен и крепче сжимает ткань на спине Джекилла. Тихо похохотав, мужчина утыкается носом в щёчку Эдварда, — И я тебя люблю, моё злое эго. И тогда доктор отстранился от Эдварда, нежно, устало, но так ласково-ласково улыбнулся тьме Лондона, что эта тьма ещё сильнее засмущалась, ведь... Он абсолютно не понимал, почему Джекилл так добр к нему. Но все просто. Генри просто искренне любил своё творение, что готов был лелеять его каждый день, если только Хайд желал этого. Разговорившись, они оба устремили взгляд в глаза друг друга. Но Эдвард порой часто отводил взгляд в бок, ведь в глазах блондина читалось одно, на что всё же он кивнул. Генри мягко взял Эдварда за подборок и поцеловал его в губы, на это Хайд смущённо закрыл глаза и начал отвечать, хотя до жути волновался. Джекилл медленно отпрянул от чужих губ. — Какой чудесный вечер, любовь моя. — Молчи, прошу... Но я согласен, ладно.