Solace

      Уже была глубокая ночь, как Шиничиро вдруг решил по новой исчерпать свои давние запасы закусок. Вакаса часто говорил, что он как белка носит в свой бункер-гараж всё съестное, мол скоро ещё и щёки появятся, чтобы еду прятать. Вот только сейчас, как на зло, его холодильник был пуст, из-за чего он решительно настроился идти в дом и тихо переворачивать кухню уже там. Ну а что, нормальный режим в их семье был разве что у Эммы и Изаны, чёртовы жаворонки. На улице было тихо, даже как-то слишком тихо. Хотя нет, сейчас же, блять, три часа ночи! Понятное дело никому, кроме тебя, Шиничиро, не взбредёт в голову пробираться в дом, словно вор какой-то. Если Манджиро услышит, то и ударить может. По ошибке, конечно, чисто случайно. Шиничиро спокойно зашёл в дом, благо дед Сано всегда оставлял ему запасной ключ, так, на всякий случай. Повсюду было темно, комнаты выглядели какими-то мёртвыми, будто этот дом был давно заброшен. Из звуков был только сквозняк от настежь открытого окна в гостиной и совсем немного двери в комнату Манджиро. Странно, неужели он впервые забыл закрыть её? Вряд ли, потому что почти всегда такое кончалось громкими воплями и возмущениями о личном пространстве. Брат мой, думал Шиничиро, тот ещё параноик. В последнее время начал постоянно нервно оборачиваться, словно за ним кто-то следит, а иногда вообще дергался или даже отскакивал от обычных лёгких касаний. Ох, как ему это не нравилось. Даже Изана стал меньше ругаться с ним, один раз увидев секундный испуг на лице Манджиро. Шиничиро спокойно подошёл к холодильнику — наверняка там стоит готовое карри для Доракена, ведь тот почти всегда завтракает с ними и постоянно, что неудивительно, опекает Майки, ака его личный парикмахер и живой будильник в одном лице. Внезапно из комнаты послышался тихий всхлип, такой тихий, что, из-за противного жужжания холодильника, парень списал это на мелкие помехи. У самого уже галлюцинации, а он ещё и брата в паранойе упрекает! Но когда все нужное было у него в руках, раздался ещё один жалкий всхлип — уже погромче, и можно было точно сказать, что после этого человек зашелся в хриплом сухом кашле, который как не старайся, заглушить руками не получилось. Беспокойство резко пробило всё тело Шиничиро, немного онемевшими пальцами аккуратно положил всю еду на кухонный стол и быстро, но стараясь не ступать на скрипучие половицы, он направился к комнате его младшего брата. Да, это был именно Сано Манджиро, в этом не было сомнений, он узнал бы его тон из миллионов. Все старания провалились с крахом, когда Шиничиро почти что споткнулся о внезапно появившийся ковёр — и как он его только не заметил! Из-за резкого звука, за дверью всё моментально стихло, даже немного громкого дыхания брата не было слышно. Правда он и до этого его не слышал, просто знал — Майки наверняка сидит сейчас, затаив дыхание. Это можно назвать чем-то вроде шестого чувства или братской связи. С неким трепетом открыв дверь в комнату брата, Шиничиро застал его в таком виде, в котором ну совсем уже не ожидал увидеть: Манджиро нервно раскачивался на холодном полу, почти обнаженный, словно ему только что стало жарко, а то, как он отчаянно обнимал себя руками, пытаясь сохранить мнимое тепло, ещё больше озадачивало, напрягало и одновременно очень беспокоило. — Манджиро, с тобой всё в порядке? — взгляд брата такой пустой, расфокусированный, смотрит в никуда, будто он и вовсе не здесь. Шиничиро пробирает мелкий озноб, а вопрос «что мне, блять, делать?» всё ярче вспыхивает в голове предупреждающим красным знаком. В утешении и наставлении людей промахом Шиничиро не был: за его спиной была огромная группировка, а друзья часто обращались к нему за советом или помощью, зная, что он их не бросит. Вот только сейчас парень полностью растерялся, годами тренированное спокойствие вмиг испарилось, стоило увидеть испуганное, но в какой-то мере безэмоциональное лицо брата; паника тут же начала просыпаться и сковывать по швам, довольно урча, словно дикое животное. — Что произошло, Манджиро, — ещё одна попытка привести подростка в чувство, которая не увенчалась успехом. Ответом на заданный вопрос стал лишь скрежет зубов, а так — молчание. Наверное, следует прикоснуться к нему, может очнётся, мысли Шиничиро были вполне логичными по содержанию, вот только это если не брать в расчет то, что есть хоть и маленькая, но вероятность выйти отсюда с разбитым носом. Всё-таки Майки всю эту неделю перебывал не в самом хорошем расположении духа, а если точнее — в слишком хорошем, его гиперактивность, кажется, била все мировые рекорды, а заодно и все нормальные установки поведения в голове Шиничиро. Но всё же переборов себя, он мягко прикоснулся к плечу Манджиро, поглаживая с явным намерением успокоить. Каково же было его удивление, когда его руку грубо столкнули, а сам парень отполз в дальний угол между кроватью и тумбочкой, словно забившийся от страха котёнок. — Кто ты? — неуверенный, полностью охрипший то ли от слёз, то ли от кашля голос (в каком состоянии находился его брат, понять было не так уж и просто, из-за темноты в комнате и зашторенных окон). Манджиро взгляда на него так и не поднял, что настораживало вдвойне. Что уж говорить, этот вопрос полностью выбил Шиничиро из колеи, заставляя нервно сглотнуть вставший в горле ком, чтобы сказать: — Хей, это я, твой брат, Шиничиро, — голос был мягким, располагающим к себе. Он старался задействовать все свои психологические познания для таких случаев, но попыток приблизится не предпринимал, чтобы ещё больше не отпугнуть. Видно, что брат не в себе. — Манджиро, посмотри на меня, пожалуйста. Парень медленно поднял взгляд, стараясь сосредоточиться на лице Шиничиро. В его глазах резко проскочил испуг, пальцы сильнее сжали плечи, кажется, скоро дойдет и до синяков. Что его так напугало? — Шиничиро? — шёпот, сравнимый с шелестом листьев на ветру. Казалось, Манджиро готов сейчас расплакаться. — Это точно ты? — Да, конечно, это я. Кто же ещё это может быть, — Шиничиро пытается приободряюще улыбнуться, вот только выходит слегка натянуто. — Манджиро, позволь приблизится к тебе, я хочу помочь, поверь мне. — Нет, этого не может быть, — парень истерично замотал головой, словно смахивал наваждение, будто считал, что Шиничиро — …ненастоящий. Ты ненастоящий! Я же, я же видел… ты был мертв!       От такого сердце Шиничиро пропустило удар, а сам он замер, не решаясь сказать ни слова. — Ты умер, это не можешь быть ты. Казутора же… — по левой щеке покатилась блестящая слеза. Всепоглощающее отчаяние и пустота в глазах. — Это моя вина, если бы я тогда сделал хоть что-то, ничего бы этого не было, — тело Манджиро уже начинало заметно потряхивать, а взгляд лихорадочно метался по всей комнате, пытаясь зацепиться хоть за что-то. — Слышишь? Это я виноват! Если бы не я, тогда вы все были бы живы! Нужно срочно что-то сделать, думал Шиничиро, я не понимаю, о чем он говорит. Потом парень резко рванул вперёд к брату, уже не думая ни о чем, кроме как стиснуть его в крепких объятиях и успокоить. Манджиро испугался резкого движения, попытался вырваться, говоря что-то о нереальности происходящего, но его тело было ослабленным, а руки едва могли оттолкнуть человека. Такой слабый, беззащитный. — Послушай, Манджиро. Это я — Шиничиро. Я жив, ты не сделал ничего плохого. Это просто страшный сон, слышишь? — Шиничиро прижал его поближе к себе, легко поглаживая брата по спине, надеясь, что это хоть как-то поможет. — Нет, как же так, Эмма была такой несчастной на моих плечах, я до сих пор ощущаю холод, что от неё исходил. А Баджи, Изана… они же… все оставили меня одного. Кен-чин, — слёзы неконтролируемым потоком сползали по его бледному лицу. От этих слов у Шиничиро неприятно защемило в сердце. Он взял руку брата и приложил к своей груди, чтобы тот ощутил его тепло и сердцебиение. Чтобы поверил ему. — Это всё сон, Манджиро. Эмма спит в соседней комнате, так же как и Изана, скоро ты увидишься на школьном фестивале с Баджи и Казуторой, они милые парни. А Доракен, — секундная пауза, Шиничиро пытался правильно подобрать слова, — он придёт за тобой, обещаю, он не посмеет тебя оставить, иначе я сломаю ему руку. От последних слов Манджиро тихо захихикал, утыкаясь лбом брату в плечо. У Шиничиро отлегло от сердца, когда он услышал этот милый смех, но всё же для образа демонстративно оскорбился. — Эй, почему ты смеешься, думаешь я не смогу этого сделать, — Шиничиро обиженно надул щёки, но быстро сдался, стоило брату поднять голову и с кривоватой улыбкой посмотреть на его лицо. Смех стал немного громче и веселее.       Внезапная идея вытеснила собой всё прошлое возмущение, и Шиничиро хищно оскалился. Он резко повалил Манджиро на пол, при этом одной рукой хватая за затылок, чтобы тот случайно не ударился об пол. Когда рёбер Майки неожиданно коснулись чужие горячие руки, он смутился и замер, а уже потом залился истерическим смехом от того, что Шиничиро начал его щекотать! Это запрещённый приём! — Всё-всё прекрати. ха-ха, Шиничиро! Ты всех разбудишь, ну сто-ой, я сдаюсь, ха-ха! — Остановлюсь, если скажешь, что я самый сильный брат, — капризно отказывает тот, на что Манджиро кивком головы соглашается. А когда горячие цепкие руки наконец отпускают, то наконец подаёт голос: — Ты самый сильный и самый лучший братик в целом мире, Шиничиро, — можно заметить, как от этих слов его лицо заметно покраснело, вот только у кого? Манджиро или Шиничиро? У обоих. Не дожидаясь реакции брата, Майки ловко выбирается из-под него и невесомо целует. Точнее касается своими сухими губами его, задевая холодным кончиком носа нос Шиничиро, что от такого невинного обескураживающего действия рвано выдохнул и смущённо отвернулся. — Какой же ты дурак, Манджиро, — единственное, что сказал он перед тем, как развернуться и примкнуть к губам брата уже с настоящим поцелуем. Провел языком по губам, смачивая их слюной, тем самым делая их мягче. Манджиро смотрел удивлённо, широко раскрыв глаза, но потом сдался, полностью поддаваясь искушению. Сначала Шиничиро целовал неуверенно, не торопясь пробираться языком внутрь, уделял внимание лишь губам, поссасывал верхнюю или немного прикусывал нижнюю, заставляя брата сладко выдохнуть. Не сказать, что Майки никогда не целовался — всё-таки у него сейчас пик полового созревания. Правда его опыт сводился всего лишь к нескольким девчонкам. Вот только Шиничиро целовал не так. В его мимолётном взгляде читалась неизменная нежность, а движения были наоборот напористыми, провоцирующими. Чувствовалась глубокая привязанность, но совсем иного рода нежели у Изаны или Эммы. Теплые касания вызывали разряды тока по всему телу, а в совокупности с поцелуями ещё и заметную дрожь, но уже не от страха, а от вездесущего удовольствия. Одну руку пришлось закинуть на плечо Шиничиро, в то время как вторая была на его талии, ещё больше прижимая к себе. Было в этом что-то неправильное, но от того и жгуче притягивающее, привлекательное, что захотелось ещё, несмотря на явную ненормальность происходящего. Удовольствие растекалось, точно сладкая-сладкая патока, стоило Манджиро первым решиться и, разомкнув губы старшего, проникнуть внутрь. Шиничиро невольно тихо простонал, и Майки растерянно отстранился. — Ну же, Манджиро, продолжай, — его слова можно было назвать даже отчаянными. Не дожидаясь реакции брата, Шиничиро сам приблизился, опять самозабвенно целуя, одновременно оттягивая назад мягкие светлые волосы брата, вынуждая его промычать в поцелуй. «Вот уж не думал, что когда-нибудь буду целоваться с парнем, так ещё и со своим братом!» — единственная здравая, по мнению Шиничиро, мысль в голове, которая вмиг пропала, вытесненная решающим: «но он такой красивый.» Сейчас они лежали в обнимку на кровати Майки, который без зазрения совести полностью разлёгся на своем старшем брате. — Эй, Манджиро, — но реакции никакой не последовало. Видимо, он отключился сразу же, как только они перестали целоваться. Вот дурак. Нет, Шиничиро не злился, лишь устало прикрыл глаза и счастливо улыбнулся. — Думаю, это можно расценивать как «спасибо», ведь так, Манджиро? Ответом ему стало лишь тихое умиротворённое сопение брата куда-то в шею.