Rotten Work

⚓

Джеймс выбрался из своего элегантного электромобиля со всем возможным достоинством, на которое был способен, удерживая на весу бумажный поднос из Starbucks. Розовый напиток для себя, потому что он заслуживал угощение; флэт уайт для сэра Джона, да благослови его бог; по холодному мокко с горьким шоколадом для Гудсира и Силны; и эспрессо для Фрэнсиса, потому что Фрэнсис скучный. Джеймсу пришлось угадывать его предпочтения, и он надеялся, что предположил правильно. Это совещание имело решающее значение, и ему нужна была поддержка Фрэнсиса, чтобы провести свое предложение. К тому же, он просто очень хотел получить его одобрение. Он пересек автостоянку с уверенностью, которой совсем не чувствовал, оценивая своё искаженное отражение во всех окнах, мимо которых проходил. Он выглядел хорошо, выглядел, как надо. Сшитый на заказ костюм, полностью белый, за исключением темно-синего пиджака, никакого галстука, три верхние пуговицы изящно расстёгнуты, аккуратный нагрудный платок и сверкающие на солнце оксфорды. Выбранная на сегодня туалетная вода была роскошной авторской смесью масел дуба и лавра, окружавшей его атмосферой смелой уверенности, в которой он отчаянно нуждался. Он начинал сомневаться, что эта встреча вообще была хорошей идеей. Он предложил устроить карнавал. Месяц гордости быстро приближался, но за всю долгую и сложную историю их круизной компании, в Эребус Вояджес никогда не делали ничего, чтобы его отметить. Пришло время для перемен и, как исполнительный директор, он чувствовал ответственность за это.

⚓

— Это рекламный ход? — спросил Фрэнсис, нацелив на него перо, словно кинжал. Джеймс замер перед последним слайдом своей презентации, в мучительных подробностях разъяснявшим, почему Радужный Карнавал будет чем угодно, кроме рекламы. — Нет, — ответил он более унылым тоном, чем хотел бы. Фрэнсис приподнял бровь и, откинувшись на спинку стула, скрестил руки на груди. Эспрессо стоял перед ним по-прежнему нетронутым. Его бежевый льняной костюм был помят, а синий галстук видал лучшие времена, но ему все равно удавалось излучать душераздирающую силу. Джеймс повернулся к сэру Джону; использование щенячьих глазок не было ниже его достоинства, но сэр Джон смотрел вдаль, задумчиво поглаживая подбородок. Последнее слово останется за ним: Фрэнсис мог быть генеральным директором, но сэр Джон был основателем и председателем. Он также был истинным христианином. — Гарри? — спросил сэр Джон. Гудсир, кажется, удивился, что кого-то вообще обеспокоился его мнением. Он замер на середине глотка, затем быстро проглотил свой мокко и покосился на проекцию на стене. Джеймс потратил часы на выбор идеального шаблона. — Я тоже считаю, что нам пора оказать поддержку ЛГБТ-сообществу, — осторожно начал он, — но, понимаете ли, мистер Фицджеймс, корпоративная гордость всегда была деликатным вопросом. Даже если наши намерения самые благие, их могут воспринять, как… рекламный ход. — Конечно, наш медиа эксперт позаботится о реакции общественности, — сказал Джеймс, одобрительно кивнув Силне. Силна ответила равнодушным взглядом. На ней был укороченный топ, хлопчатобумажные брюки и армейские ботинки, и все это сходило ей с рук. Она что-то написала для Гудсира, с нежностью наблюдавшего за её руками. Он больше походил на любимого воспитателя из детского сада, чем на начальника отдела кадров, но в его доступности была скрытая сила. Джеймс умоляюще посмотрел на него, рассчитывая на сочувствие, но у него не было ни малейшего шанса отвлечь его внимание. Он услышал шорох и заметил, что Фрэнсис отвечает Силне жестами гораздо менее плавными, чем ее собственные, но тревожаще самоуверенными на вид. Джеймс потянулся за своим розовым напитком, стоявшим на подиуме, и нервно отпил. Стакан оказался пуст. Смущающий хлюпающий звук наполнил залитый солнцем зал заседаний. Джеймс поморщился. — Я вынужден согласиться с Силной, — наконец объявил Фрэнсис. — У нас мало поводов для празднования. Она по-прежнему единственная женщина в нашем штате и цветные люди представлены ненамного лучше. Это будет ужасно белый и ужасно мужской парад. — Джеймс португалец, — вставил сэр Джон и по-отечески улыбнулся. Джеймс вымученно улыбнулся в ответ. Он старался не ерзать. — И я не единственный представитель этнических меньшинств, — сказал он, — тем не менее... — Наши вакансии открыты для представителей любого пола, сексуальности и этнической принадлежности и так было всегда, — прервал его сэр Джон. Джеймс был поглощен попытками избежать ледяного взгляда Фрэнсиса. — Бог одинаково любит всех своих детей. Я уверен, что он приведёт их к нам. Фрэнсис пробормотал что-то о свободе вероисповедания. Джеймс посмотрел на свои записки. Аккуратные точки и символы начали превращаться в размытое пятно. Он вложил в Радужный Парад душу и сердце. Вложил свои кровь, слезы и пот. И этого было недостаточно. По какой-то причине этого было недостаточно. — Если почти сотню сотрудников из наших ста двадцати девяти по-прежнему составляют белые, гетеросексуальные, цис-гендерные мужчины, мы могли бы перестать ждать чуда и начать что-то делать самостоятельно, — сказал он, к недоумению Фрэнсиса и сэра Джона. Он сам удивился, услышав, что противоречит своему начальству. Не так он стал исполнительным директором. Если ты не Фрэнсис, то ты не сможешь подняться на вершину, будучи неприятным маленьким говнюком. Но все же, разве его личный успех не наложил на него ответственность за прокладывание пути для других представителей меньшинств? —Да, у нас нет причин для празднования, — продолжил он. — Но это не праздник. Это приглашение. Заявление о том, что у нас есть безопасное и гостеприимное рабочее пространство для каждого. Мы не можем ждать, пока ошибки прошлого исправят себя сами. Изменения должны начаться сейчас. Они должны начинаться с переосмысления того, как мы обращаемся к будущим сотрудникам, как мы их оцениваем, как их представляют, как им платят, насколько хорошо реагируют на их уникальные потребности. Но нам также нужно что-то привлекающее внимание, эффектное и неординарное. Нам нужно сделать что-то важное в этот месяц гордости, — он ткнул в свои записки. — Если мир не слышит наш зов, мы должны кричать. Мы должны показать тем сотрудникам, которые у нас уже есть, что мы будем добиваться большего успеха в будущем, будем делать всё возможное, и нам нужно показать тем людям, с которыми мы хотим работать, что для них здесь есть место сейчас и всегда будет. Когда он закончил, у него перехватило дыхание, и волосы упали на лицо. Он почувствовал пристальный взгляд Фрэнсиса. Он ждал, что тот отвернётся, как всегда это делал, разочарованный, снисходительный и невозмутимый. — Хорошо. Давайте обсудим предложение с такой точки зрения, — сказал Фрэнсис вместо этого. Сердце Джеймса подпрыгнуло.

⚓

Фрэнсис был трагически гетеросексуален. Джеймс уже вышел из того возраста, когда влюблялся в мужчин, которых просто не мог привлечь. К тому же, он был слишком стар, чтобы влюбиться в заклятого врага по работе. Да и для того, чтобы вообще иметь какого-либо врага тоже. Это не остановило его. Это был его личный недостаток. Один из многих. Вся история с Фрэнсисом начиналась, как маленькая невинная фантазия, вышедшая, однако, из-под контроля. Фрэнсис работал на Терра Нова Трэвелс. Джеймс был достаточно мелочен, чтобы окрестить его компанию Террором. И он даже представить себе не мог, что однажды Эребус и Террор сольются, а их пассивно-агрессивные письма превратятся в открытую вражду во время пылких личных встреч. Из писем Фрэнсиса было очевидно, что тот был умным, безжалостно скрупулёзным и идеально подходящим для своей работы человеком. Невыносимо прямолинейным, к тому же, лишённым чувства юмора, до отчаяния дисциплинированным и склонным к случайным угрюмым драмам. Ничто, однако, не указывало на тот факт, что он чертовски горяч. Настоящий лакомый кусочек по мнению Джеймса: его пронзительные голубые глаза, приподнятые брови и широкие плечи были так же привлекательны, как и сам факт сводящей с ума недостижимости. Джеймс был слишком упрямым, чтобы отказаться от хорошего вызова, но ему следовало быть благоразумней. Может быть, дело было в сладости пытки, может в безопасности желания чего-то, что он никогда не сможет получить, а может в высокомерии. Он знал, что поправлять волосы перед тем, как оказаться в поле зрения Фрэнсиса совершенно бессмысленно, но всё равно следил, чтобы его кудри лежали как следует. Фрэнсис работал за своим старым потрёпанным ноутбуком, накинув на плечи кардиган. (Кондиционер снова заработал. Он весь день обрушивал на открытое пространство офиса ледяные шквалы, а место Фрэнсиса было прямо у окна.) Ему удалось отгородить свой стол с помощью тактического использования белых досок, коробок и стопок досье. Джеймс постучал телефоном по его баррикадам. Должно быть, движение привлекло внимание Фрэнсиса больше, чем тихий звук, потому что тот стянул свои шумоподавляющие наушники и поднял на Джеймса вопросительный взгляд. У него не должно было сводить живот от одного взгляда. Он был взрослым человеком. Он был профессионалом. — Сэр Джон прислал мне список имён оперативной группы «Радужного карнавала», — сказал он ни разу не закусив губу, что, с учётом всех обстоятельств, было прогрессом. — В самом деле? — Хикки в списке. Фрэнсис нахмурился. Он потянулся к телефону Джеймса, и тот отдал его, вспомнив, что установил Grindr, в тот самый момент, когда пальцы Фрэнсиса сомкнулись вокруг корпуса. Не то, чтобы Фрэнсис не знал, что он квир, правда? Джеймс делал всё, чтобы это было абсолютно очевидно, но тыкать приложением для знакомств в лицо коллеги было, возможно, немного чересчур. — Позволь мне, — сказал он, выхватив телефон из рук Фрэнсиса, прижал его к груди, отыскивая нужный файл и стараясь выглядеть невинно. Он прочистил горло и с небрежной грацией вернул телефон обратно, но было слишком поздно. Фрэнсис смотрел на него. Но ничего не сказал. Никогда ничего не говорил в такие моменты. Только по едва заметному движению его губ можно было сказать, что он решил спустить это Джеймсу. Джеймс сжал и разжал кулак у себя за спиной. — Тозер, Дево, Диггл и Армитаж, хах, — прочитал Фрэнсис, вглядываясь в экран. Он слегка щурился, но отказывался носить очки. — Ага, — сказал Джеймс, признавая поражение. Они встретились взглядами. И Фрэнсис, должно быть, заметил что-то такое, потому что даже прежде, чем Джеймс заставил себя попросить о помощи, может быть, даже помолить, Фрэнсис вернул ему телефон и застегнул кардиган. — Следуй за мной, — коротко сказал он. Они промаршировали через офис, словно капитаны, идущие в бой. Эффект был немного подпорчен очаровательным кардиганом Фрэнсиса (у него даже были заплатки на локтях), но он всё равно выглядел угрожающе. Все выпрямлялись, когда они проходили мимо столов. Литтл даже приветствовал их тихим «сэр», в то время как Блэнки только подмигнул. Хикки не подал виду, что заметил их приближение. Он развалился в своём кресле, завёрнутый в, по меньшей мере, три одеяла (предназначавшихся для общего использования, вообще-то). Он не закрыл ни тред на Reddit, ни видео на YouTube, позволил Фрэнсису и Джеймсу понависать над ним мгновение, а затем, очевидно, удовлетворённый демонстрацией своих выходок, вытащил из уха розовый наушник и широко улыбнулся им. — Джентльмены, — сказал он. — Доброго утречка. Могу я что-нибудь для вас сделать? Самой абсурдной частью фальшивого резюме Хикки было то, что он заявлял, что является ирландцем. К их возмущению, они не могли опровергнуть ни это, ни любую другую указанную им информацию. Сэр Джон по какой-то непонятной причине был впечатлён парнем. Джеймс склонился над столом Хикки, уперев руку в бедро, и готовясь выдать резкую тираду, но взгляд Фрэнсиса остановил его. — Мистер Хикки, — спокойно сказал Фрэнсис. Джеймс научился бояться этого спокойного тона. — Мы заметили, что вас назначили для помощи с организацией грядущего мероприятия. — Мистер Франклин выбрал меня, — сказал Хикки. Маленькая самодовольная ухмылка, и смахивающий на хвастовство блеск в широко раскрытых глазах. Джеймс видел его насквозь. — Это по-прежнему добровольная работа, — сказал он. — Вы же знаете, что не получите материальной компенсации за ваши усилия? — Это не оплачивается, да, — Хикки кивнул, его улыбка осталась неизменной. Искажённый звук смеха доносился из наушника, висевшего у него на шее. — Я уже сказал «да». Я рад поработать для нашего сообщества. Фрэнсис одарил его улыбкой, которая не достигла глаз. — Без сомнения, — сказал он и положил руку на спинку кресла Хикки. — Просто мне кажется, что вы из тех людей, которые работают лучше всего, когда задание их вдохновляет. Без вдохновения вы можете… заглохнуть, — он двинул рукой, заставив Хикки посмотреть на свой экран. Джеймсу пришлось подавить смешок. Наблюдать за работой Фрэнсиса всегда было настоящим удовольствием. Выражение лица Хикки не изменилось, но Джеймс заметил небольшой тик, перебор кончиками пальцев: разочарование человека, который думал, что ему удалось избежать наказания за убийство. — Что вас вдохновляет? — спросил Фрэнсис. — Простите, сэр? — Я хочу знать, что вас вдохновляет, — повторил он, — чтобы вы могли работать максимально эффективно. — Награда? — нахмурился Хикки. — Предложение. Хикки задумался. Он поёрзал в своём коконе из одеял, затем замер и довольно объявил: — Кейтеринг. — Кейтеринг, — повторил Фрэнсис. — У меня есть страсть к еде. Джеймс посмотрел на пустые упаковки из-под рамёна быстрого приготовления, которыми был завален его стол. Встретился взглядом с Фрэнсисом в безмолвном вопросе. Ты понимаешь, во что он играет? Нет, ответил Фрэнсис, качнув головой, но в наших же интересах позволить ему делать своё дело. — Значит кейтеринг, — сказал Фрэнсис и оставил в покое кресло. Хикки снова им улыбнулся и вставил наушник обратно в ухо. Джеймс отказывался уходить, пока не увидел, как Хикки открыл электронную таблицу. Таблица была совершенно пустой.

⚓

Джеймс полил дымящихся креветок и моллюсков белым вином: от кастрюли доносился аромат чили, спелых томатов и лаврового листа. Запах приманил его брата Уилла, как это было ещё в те времена, когда они были детьми, а Джеймсу был нужен табурет, чтобы дотянуться до плиты, чтобы сварить яйца и соски им на завтрак. — Что готовишь? — спросил он, заглядывая через плечо Джеймса. Он был немного ниже ростом, его волосы были светло-каштановыми, глаза мечтательно серыми, а кожа цвета слоновой кости. Они не делили ни кровь, ни фамилию, но его ладонь на спине Джеймса была той единственной гарантией братства, в которой Джеймс когда-либо нуждался. — Катаплана-де-Мариско, — гордо объявил он, втянув носом аромат и прикрыв кастрюлю крышкой. Уилл хмыкнул в голодном одобрении, но потом поморщился, словно о чём-то вспомнив. — Бесс говорила тебе, что мы устраиваем просто небольшой обед, верно? Ты этим целую армию накормить можешь. — О, я тебя умоляю, все захотят попробовать мою кухню. Они оба посмотрели на внутренний дворик за французскими окнами: гостей ещё не было, но Бесс и дети расставляли стулья. Штук двадцать, по меньшей мере. Погода была прекрасная: тёплый весенний день в Брайтоне, розы в полном цвету и обещание скорого прибытия отличной компании. Джеймс, как всегда, удивит всех своим блюдом. Ему не терпелось пообщаться, переходя с вином в руке от одного знакомства к другому в лёгкой, ни к чему не обязывающей, болтовне. Это была вечеринка Уилла, так что темой будет политика, но у Джеймса была пара идей на счёт Гонконга, которыми он хотел поделиться, и желательно после того, как Бесс принесёт коктейли. Он невольно задумался о том, как Фрэнсис может проводить выходные. Джеймс не мог представить его добровольно тратящим два часа на магистрали А23, чтобы побыть с семьёй и друзьями. Вероятно, он отсиживается в своей квартире. Не с телевизором. С книгой, возможно. Стал бы Фрэнсис слушать подкасты? Джеймс осознал, что Уилл что-то спросил. — Извини? — он смущённо убрал за ухо прядь волос. Уилл усмехнулся, узнав этот жест. — Ты же знаешь, что Бесс захочет узнать детали на счёт Радужного Карнавала, верно? — сказал он, облокотившись о стойку. — Она в восторге от платья. — Правда? — Ещё бы, — Уилл, не слишком скрываясь, потянулся за апельсином. Джеймс шлёпнул его по руке. — Это для десерта! — Ну, этот для меня. Джеймс наградил его возмущённым взглядом, но позволил забрать апельсин. — Итак, — протянул Уилл, — это будет дрэг бал? — Я буду единственной королевой, — Джеймс сделал шутливый реверанс. — Разумеется. — Как всегда. Бесс прошла через французское окно, вытирая руки о свои джинсы. — Фитц как раз рассказывал мне про карнавал, — объявил Уилл с набитым апельсином ртом. — О, дорогой, я сделаю тебя таким красивым. — Я всегда красивый, — сказал Джеймс, наклонившись, чтобы она поцеловала его в щёку. — Вы выбрали тему? — спросила Бесс, заглядывая в кастрюлю сквозь стеклянную крышку. — Чёрт возьми, катаплана-де-мариско, ты абсолютная звезда! — Темой будет флот, — самодовольно сказал Джеймс. Уилл поморщился и проглотил апельсин. — Это разумно? Люди могут усмотреть политический подтекст. — Не может быть Прайда без политики, лагерей или возмущения, — пожал плечами Джеймс. — В конце концов, немного провокации не помешает, правда? Я не хочу, эм, вежливого мероприятия. Оно выглядело бы фальшивым. Было бы фальшивым. — Сэр Джон не против? — спросил Уилл, мудро кивнув. — Мы постараемся сохранить в целом морской настрой, — уверил его Джеймс. — Ни один королевский морпех не пострадает.

⚓

Первым, что он заметил, появившись в офисе в понедельник, была тишина. Потом настороженные взгляды, потом отсутствие наушников. — Отчёт, — шепнул он, остановившись у стола Коллинза. — Туунбак на свободе, — так же шёпотом ответил Коллинз. Джеймс торжественно кивнул. Он потянулся за сдвинутыми на лоб солнцезащитными очками и осторожно убрал их в карман. Туунбак уничтожил его любимую пару в прошлый раз. Те были от Живанши. Джеймс не собирался терять Прада. Пока он пробирался сквозь бескрайнюю белизну замороженного офиса, вокруг не было слышно ни звука, не считая скрипа его туфель и тихого клацанья клавиатур. Он прокрался к исполнительному сектору, ступая осторожно, на самых цыпочках. Он глянул на Фрэнсиса, и тот ответил многозначительным взглядом. Он посмотрел на собственное рабочее место. Собака Силны свернулась в его кожаном кресле. Его плечи поникли. Он просто позволил сумке с ноутбуком соскользнуть со своей руки. — Ты позволил ему занять моё кресло, — сказал он Фрэнсису тоном, исполненным обиды и предательства. — Теперь его кресло, — поправил Фрэнсис. Джеймс горько рассмеялся. Фрэнсис осторожно улыбнулся в ответ, и Джеймс не мог не засмотреться на очаровательный промежуток между его передними зубами. Не мог не задаться вопросом, когда Фрэнсис начал шутить. Снова встретился с Фрэнсисом взглядом, когда осознал, что слишком долго пялится на его рот. — Просто будь вежливым, — мягко предложил Фрэнсис. — Он защищает свою территорию. Ничего не может с этим поделать, бедный ублюдок. — Нет уж, спасибо, — фыркнул Джеймс. — Я разобью лагерь на крыше или что-нибудь в этом роде. Фрэнсис ненадолго задумался, а затем потянулся к своему ноутбуку. — Знаешь, а это неплохая идея. Могу я присоединиться? Туунбак зарычал.

⚓

Дело в том, что они отлично работали с Фрэнсисом, когда для этого старались. Просто старались они редко. Развалившись в потрёпанном непогодой кресле-мешке, под прикрытием росших в горшках пальм, Джеймс пытался понять, в чём же заключалась проблема. Фрэнсис сидел рядом, умудряясь выглядеть мрачно даже на фоне неоново-розовой массы, и его лосьон после бритья почти не отвлекал Джеймса от обсуждения углеродной эффективности и плана Фрэнсиса по сокращению выбросов на тридцать пять процентов. Он следил за разговором так же внимательно, как это делал на его месте бы любой, кто унюхал Олд Спайс Классик на очень привлекательном коллеге. — Вот где мы действительно могли бы сотрудничать, — сказал Джеймс. — Если я хочу, чтобы у каждого бассейна на каждом корабле Эребуса, дежурили спасатели… — Тебе, чёрт возьми, следовало бы этого хотеть. — Да, как же, скажи это Адмиралтейскому Холдингу. Я этого хочу, но это означает, что часть кают придётся отдать экипажу, а не клиентам, и вот здесь я просто упёрся в стену. Напоролся на айсберг. Мне всё время говорят, что моё предложение нерентабельно. Нам понадобится что-нибудь урезать, а ты знаешь, что они всегда режут. — Мой бюджет. — Твой бюджет. Устойчивость. Но мы находимся на одной волне, пытаясь свести предотвратимые смерти к нулю. Я на наших круизных лайнерах, а ты, ну, на планете Земля в целом. Поэтому я думаю, что если посмотреть на принципы, базовые принципы, то мы работаем над одним и тем же, и вместо того, чтобы саботировать друг друга, мы должны… — Саботировать американские горки. — Саботировать американские горки, — с выражением повторил Джеймс, указав пальцем на экран. Он держал свой Макбук на коленях, и Фрэнсис подался ближе, чтобы взглянуть на цифры. — Сократить бюджет, или отказаться от проекта… Фрэнсис вздохнул. — Послушай, я могу сказать сэру Джону, что никого не волнует, есть ли на борту арктического круизного лайнера американские горки, если в аквапарке плавают мертвые туристы, а все остальные задыхаются от десяти тысяч шестисот девяноста килотонн углекислого газа, но ты же знаешь, он просто скажет, что я порчу всё веселье и проигнорирует предложение. — Может сформулировать по-другому? — предложил Джеймс, пытаясь избавиться от образа крутящегося в водовороте трупа в гавайской рубашке. — Это вопрос жизни и смерти, — возразил Фрэнсис, — как в локальном, так и в глобальном масштабе. Если я представлю всё иначе, то я преуменьшу нашу ответственность. — Нам просто нужно проявить дипломатичность, — сказал Джеймс. — Я узнал из надёжного источника, что горки были идеей Джейн. Фрэнсис закрыл глаза. — Конечно, это была её идея, — вздохнул он. — Так что она нравится сэру Джону, и Адмиралтейству она нравится, потому что она привлекает больше клиентов, но это очевидное место для сокращения, и если мы дадим им знать, что ни один из нас не согласен сокращать бюджеты на проекты друг друга, то я мог бы получить своих спасателей, а ты бы мог… — А я бы не столкнутся с этим дерьмом, если бы горки не были идеей Джейн, — проворчал Фрэнсис. — Просто встань на мою сторону, — сказал Джеймс и, не задумываясь, положил руку на колено Фрэнсиса. Тот не вздрогнул и не отодвинулся. Джеймс сглотнул, неловко сжал его колено и отстранился. Прочистил горло. — Значит, ты скажешь сэру Джону, что не одобряешь его план? — со скепсисом в голосе спросил Фрэнсис, но в его глазах блеснула неуверенная надежда. — Что ты категорически отказываешься голосовать «за»? Ты скажешь ему это в лицо? Джеймс прикусил губу. — Я думаю, будет лучше, если ты скажешь ему, не для протокола, что мы пришли к соглашению, и мы будем действовать отсюда, — робко и медленно проговорил он. Лицо Фрэнсиса упало. Словно железный занавес опустился. — То есть, когда он откажется идти вперёд, ты сможешь просто бросить меня под поезд. Сделать вид, что это была моя идея, а ты просто подыгрывал. — Нет, послушай… — Не в первый раз, — огрызнулся Фрэнсис. — Не так ли, Джеймс? — Ты должен принять во внимание моё положение… — Да, мы не можем забывать о твоём положении. — Я хочу быть твоим другом, — выпалил Джеймс. — Возможно, это было бы легче, если бы ты не ждал, что я поимею тебя при первой удобной возможности. — Возможно, было бы легче, если бы ты не имел меня при первой удобной возможности, — холодно ответил Фрэнсис. — Ты всегда занимаешь сторону сэра Джона, а он редко занимает мою. Как я вообще мог на тебя рассчитывать? — Возможно, тебе бы стоило пересмотреть отношение к профессиональной лояльности. В этом нет ничего личного. Фрэнсис поморщился, пробормотав что-то неразборчивое, и повернулся к своему ноутбуку. Джеймс знал, что теряет его. Отчаянно пытался придумать, что сказать, но не собирался приносить обет на крови из-за бюджета. Объяснять деликатные хитросплетения жизни руководителя было бы бессмысленно, Фрэнсис и сам знал, как это трудно. Чего он не знал, так это, что не все могли себе позволить роскошь принимать благородные решения и говорить нет начальству. В нём не было сочувствия, потому что в книге Фрэнсиса тактичность равнялась обману. Из-за этого Джеймса чувствовал себя фальшивкой. Может быть, представление Фрэнсиса о нём было связано с деньгами. Джеймс Фицджеймс, подхалим, слишком озабоченный заботой о человеке номер один, чтобы пойти на конфликт. — Эй, — тихо позвал он. Фрэнсис злобно глянул в ответ. — Я собираюсь сегодня вечером пропустить пинту с парнями. Ты можешь прийти, если хочешь. Похоронить топор войны. Отложи работу и просто выпей пива со мной, а? Если у него вообще и был какой-нибудь талант, так это умение заводить друзей. Он с тревогой ждал ответа Фрэнсиса. Не многие были способны отказать этой очаровательной улыбке или тёплому взгляду, идущему в комплекте с ней. Очевидное предложение дружбы, конечно, Фрэнсис его оценит. Хоть раз увидеть друг друга не как коллег и соперников, а как обычных людей. — Не любитель пива, — напряжённо ответил Фрэнсис. — Тогда виски. Нет. Джин? Я угадал? — Я не… Дверь на крышу со скрипом отворилась. Они оба замолкли, когда появился сэр Джон вместе со своей трубкой и жизнерадостно надвинутой на лоб панамой. Он посмотрел на них с приятным удивлением. Они сидели близко, преграду между ними было не разглядеть. — Надо же! — весело воскликнул сэр Джон. — И что это за тайное собрание? — Клуб анонимных алкоголиков, — пошутил Джеймс, натянуто улыбнувшись. Фрэнсис вскочил на ноги, захлопнув свой ноутбук и ничего не сохранив. — Очень смешно, — буркнул он и, протиснувшись мимо сэра Джона, вылетел с крыши, как пушечное ядро. Сэр Джон пронаблюдал, как тот в ярости удалился, а потом повернулся к Джеймсу и покачал головой. — Это было не очень спортивно, — заметил он и пососал трубку. — Ты же знаешь, что он выздоравливающий алкоголик. — Я не… — начал Джеймс, а затем добавил с выражением, — дерьмо. Сэр Джон выдохнул облачко дыма и вскинул бровь. — Тебе стоит спросить мою племянницу. У неё есть пара историй. — Откуда я мог знать? — простонал Джеймс, откидываясь на мешок. — Он никогда ничего о себе не рассказывает! Как я должен был угадать… — Я уверен, что он примет твои извинения, — сказал сэр Джон, и занял покинутое Фрэнсисом кресло. — Нет, это плохо, — болезненно простонал Джеймс. Он чувствовал на себе пристальный взгляд сэра Джона, потирая виски. — О чём вы здесь разговаривали? Джеймс замер, поразмыслив мгновение, а затем ответил почти шёпотом: — Теперь уже не имеет значения.

⚓

— Я дома, — объявил он своей тёмной квартире на Камберленд Террас. Проклацав когтями по деревянному полу, Нептун подошёл и попытался лизнуть Джеймса в лицо, пока тот пытался одновременно избавиться от куртки и включить свет. Кончилось тем, что он пихнул выключатель локтем, получив полный энтузиазма собачий поцелуй под подбородок. Почесав Нептуна за ушами, он медленно двинулся к гостиной, на ходу скидывая туфли. — Да, я знаю, ещё едва одиннадцать, папа рано. Пришёл домой, чтобы провести вечер в несчастье и одиночества на собственном диване, жизнь иногда бывает такой. Его шаги были нетвёрдыми, вкус крафтового эля всё ещё держался на языке и становился слишком кислым. Он без всякого изящества плюхнулся на свой винтажный диван. Нептун последовал за ним. Джеймс обнял собаку, повернувшись спиной к комнате в целом, книжной полке, пианино, мольберту и игровой приставке, отказываясь от их утешений. Он неплохо повеселился сегодня. Он не заслужил веселья. — Алекса, включи адажио соль минор в исполнении Томмазо Альбинони, — простонал он. Звук печальных струн пронёсся по комнате, едва не сотрясая акварели на высоких стенах. Джеймс зарылся лицом в тёплую шерсть Нептуна. — Так-то лучше, — пробормотал он.

⚓

Джеймс думал о том, чтобы послать извинение, но у него была только рабочая почта Фрэнсиса, и тот бы не оценил её непрофессиональное использование. Кроме того, признание вины всегда более действенно при личной встрече. Джеймс мог позволить себе подождать. Вот только наступил следующий день, а вместе с ним и похмелье. Он не озаботился тем, чтобы выпить достаточно воды, и ему было за сорок. Лучшие дни его вечеринок остались позади. Казалось, жизнь проходила мимо него, во всполохах ярких красок и электрических визгах, пока он полз по офису, потягивая минералку. Фрэнсис был на конференцсвязи. Джеймс сохранял вежливую дистанцию, сосредотачиваясь на своих задачах. Он был на середине звонка, когда Фрэнсис завершил собственный и ушёл на совещание. Когда он вернулся, с ним был его интерн Джопсон, а потом пришёл Блэнки из IT. Обеденный перерыв принёс открытия: оказывается, у Джеймса была назначена встреча в «Ритц». После он снова сидел на телефоне, а затем провёл сеанс командной работы с Ле Весконтом и Стэнли, что привело к обсуждению стигматизации приёма антидепрессантов один на один со Стэнли. Джеймсу удалось его убедить, что нет ничего зазорного в том, чтобы сделать перерыв ради своего психического здоровья и что он может взять для этого оплачиваемый отпуск. Обсуждение было неформальным, но необходимым и он не жалел, что уделил ему своё время, даже несмотря на то, что видел сквозь стеклянную стену конференц-зала, как Фрэнсис уходит из здания. Фрэнсис не смотрел в его сторону. Извиняться на следующий день было бы неловко, это выглядело бы, как запоздалая мысль. Джеймс всё равно сделал попытку, но Фрэнсис был занят: у него под рукой был калькулятор, и он пялился в экран с убийственным видом. Его шумоподавляющие наушники были надеты большую часть дня, и просьба снять их ради того, чтобы Джеймс мог извиниться, вовсе не гарантировала прощение Фрэнсиса. Они закончили примерно в одно время, но у Джеймса был запланирован киновечер с друзьями и ему нужно было успеть на метро, так что он не сказал ничего, потому что к этому моменту он должен был либо принести долгие и сердечные извинения, либо промолчать. Он полагал, что сможет заменить разговор жестами доброй воли, выразить своё сожаление таким образом. Ничего явного, он не мог удешевить всё, превратив в сделку. Он пытался вести светские беседы, воздерживался от использования смайликов в рабочих письмах (Фрэнсис не раз его за них отчитывал), поздравил Фрэнсиса с его презентацией на встрече по целям в четверг и сделал вид, что приготовил слишком много лепёшек на завтрак. Фрэнсис их не взял. Пробормотал что-то насчёт того, что не любит муку. Тем не менее, к следующей неделе они вернулись к своему обычному распорядку. Они разговаривали, когда это было абсолютно необходимо, и Джеймс больше не чувствовал себя намеренно игнорируемым. Его снова терпели. Это было лучшее, на что он мог рассчитывать.

⚓

— Что он имеет против американских горок? Каким человеком нужно быть, чтобы не любить их? — задыхаясь, размышлял сэр Джон. Они с Джеймсом нарезали круги по Риджентс-парку в гораздо более неторопливом темпе, чем Джеймс привык на сам по себе, но в гораздо лучшей компании. Он был одет в свой спортивный костюм от Александра Вана, в то время как сэр Джон надел спортивную повязку, рубашку-поло и старые шорты. Из них бы вышла странная пара, не умей сэр Джон носить такую одежду с ошеломляющим достоинством. — Дело не в том, что они ему не нравятся, — объяснил Джеймс, а затем добавил, — я полагаю. — Он ведёт себя так, будто я вынес это предложение специально, чтобы расстроить его, — посетовал сэр Джон. — Как плохо он, должно быть, обо мне думает, — он потёр лоб с печальным выражением лица. — Не то, чтобы он вообще придерживался высокого мнения хоть о ком-то, — сказал Джеймс. — Но он уважает вас, — добавил он после паузы. — И я его. Но мне кажется, что он воспринимает некоторые вещи чересчур серьёзно, ты так не думаешь? — Вы должны учесть его позицию. Он просто пытается выполнять свою работу, защищать нас от необдуманных решений. Решений, которые можно счесть безответственными, и если вы рассмотрите воздействие на окружающую среду… — Воздействие на окружающую среду, — повторил сэр Джон, воздев очи горе. — О, я не хочу об этом слышать. Каждый раз, когда я думаю, что у нас будет хорошее совещание, он напоминает нам о белых медведях. Ни слова больше! Нет, давай поговорим о хороших новостях. Подготовка к твоему Радужному Карнавалу проходит хорошо, не так ли? Ты слышал, что Гудсир пригласил лесбиянок? — Лесбиянок? — с ухмылкой спросил Джеймс, все ещё думая о предыдущей теме разговора. — Всех их? — он должен встать на защиту Фрэнсиса, но что он может сделать, когда сэр Джон в таком настроении? — О, нет! — сэр Джон добродушно ударил его по плечу. Джеймс не смог не усмехнуться. Имя Фрэнсиса всё ещё вертелось у него на языке. Сэр Джон схватил его за руку. Джеймс поддержал его, позволив сделать пару ровных вдохов. — Это организация, — выдохнул сэр Джон. — Агентство по трудоустройству для лесбиянок. — Надеюсь, они примут приглашение, — сказал Джеймс, и, когда сэр Джон снова смог дышать, спросил, — Вы сказали Фрэнсису? Сэр Джон отмахнулся. Прежде чем Джеймс смог открыть рот, чтобы снова заговорить о Фрэнсисе и вернуть разговор к исходной точке, сэр Джон болезненно потянулся и признался: — Фрэнсис освободился от карнавальных обязанностей. — О, — произнёс Джеймс. — Ну. У него много дел. К тому же, это добровольно. Его вклад мог бы пригодиться, но, эм… Что ж, ладно. Сэр Джон сочувственно сжал его руку и отпустил.

⚓

— Мне просто нужно отнести её в химчистку, — заявил Джеймс, аккуратно складывая в стиральную машинку свою накидку из искусственного меха. — Нет, нет, всё в порядке, просто поверни её, эм, do avesso, — сказала ему Глория. — Выверни наизнанку, — перевёл для неё Джеймс. — Выверни наизнанку, — гордо повторила Глория. Было что-то невероятно личное в том, чтобы учить свою мать английским словам точно так же, как она учила его португальским, когда он был ребёнком. Он покосился на экран своего телефона, стоявшего на стиральной машинке. Странно, что он помнил язык, но едва мог вспомнить её лицо большую часть своей жизни. Они мало походили друг на друга: она была миниатюрной женщиной с оливковой кожей, вьющимися волосами и тёмными глазами, скрытыми за очками от Вог в массивной оправе. Возможно, он унаследовал её чувство стиля, эту любовь к экстравагантности. Джеймсу удалось разыскать её только во время учёбы в магистратуре, в том же году, когда он решил восстановить связь со своим биологическим отцом. Та попытка не увенчалась успехом, но с Глорией всё сложилось иначе. Он прилетел в Португалию, даже не представляя, чего ждать. Он знал фрагменты своей истории от приёмной семьи: как родился в результате интрижки, что мать была католичкой и не хотела избавляться от него, но не имела возможности воспитывать. Ничего трагического, она была обеспечена и здорова, но нежеланный ребёнок всё ещё был слишком большой ответственностью. Обеспечить воспитание пообещал биологический отец. Когда ему было три года, его отвезли в Британию и передали двоюродным братьям, не имевшим понятия, что делать с ребёнком, который почти не говорит по-английски. В конце концов на помощь пришли Конингемы. Они не были его кровными родственниками ни в каком отношении. Джеймс часто задумывался о том, какой была бы его жизнь, если бы его отец не солгал, не пообещал позаботиться просто для того, чтобы потом избавиться. Если бы Глория нашла способ оставить его у себя. Он сводил её в кафе, угостил праздничным тортом. Она вспоминала, и они говорили часами. Он проводил её до дома, познакомился с ее взрослыми детьми, её другими детьми. С её новой семьёй, той, которую она могла себе позволить. В конце дня он сел в свою арендованную машину, а она провожала его, стоя на крыльце, и он сказал ей: — Это странно, потому что у меня уже есть мать. Там, в Англии. Ты мне очень нравишься, но я не чувствую родственной связи между нами. Это ужасно жестоко с моей стороны? И она испытала невероятное облегчение, её плечи расслабились. — Слава богу, что ты это сказал, — выдохнула она. Они согласились быть друзьями. Джеймс закрыл стиральную машинку одетой в носок ногой. — Ничего не выйдет, — сказал он. — Всё будет в порядке, — заверила его Глория. — А пока расскажи мне, как у тебя дела. Джеймс взъерошил волосы. — Переживаю из-за карнавала. Всё должно пройти хорошо. Люди много работали. Ходил сегодня навестить старого друга, Неда, знаешь, моего бывшего соседа по квартире. У него родилась дочь, и это дико, но её назвали Элис ФицджеймсЧарльвуд. Бедняжка. Я её крёстный отец. Безбожный отец греха. У Уилла всё в порядке, лекарства помогают. Софи планирует поездку в Санкт-Петербург, и это будет захватывающе, если мы поедем, ведь все так заняты. У Данди скоро будет мальчишник века, и мы с парнями готовимся к этому. Гор будет шафером, так что будет настоящий дебош, но перед этим мы собираемся выпить вина и поесть сыра, потому что мы притворяемся искушёнными взрослыми. Хм. Что ещё? У Нептуна новая игрушка и он её просто ненавидит. Фрэнсис ненавидит меня… Я рассказывал тебе про Фрэнсиса? Должен был. Мой горячий коллега, который меня ненавидит. — Querido, — мягко сказала Глория. — Как ты? Он сжал свои волосы в кулаке. — Держусь, как могу.

⚓

Это была вечеринка на лодке. Они отправили «Баретто Джуниор», лучшую суперъяхту Эребус Вояджес с единственной задачей - привлечь как можно больше народу, пока она курсирует между мостом Кью и Тауэром. Она была освещена бесчисленным множеством гирлянд, палубы были украшены живыми цветами и кишели гостями. Около двухсот человек, по оценкам Джеймса, идеальная явка. Даже питание оказалось хорошим. — Я впечатлён, — сказал он Хикки, макая булочку в соус из голубого сыра и грецких орехов. Соусы подавались в перерабатываемых бумажных стаканчиках и были весьма разнообразны. Нарезанные овощи, сосиски и полоски теста тоже были вкусными и свежими. — Только самое лучше для офиса, а? — просиял Хикки. Фрэнсис выглядел менее убеждённым. Он с тревогой обмакнул сельдерей в соус из жаренной свёклы, но вкус немедленно его убедил. Он сделал прямо-таки оргазмическое лицо, что отвлекло Джеймса от разговора с Хикки на полных пять секунд. Фрэнсис был одет в двубортное тёмно-синее пальто с золотыми вставками, которое, вероятно, было найдено в H&M, но сидело весьма неплохо. Винтажная фуражка определённо была взята взаймы, а свитер грубой вязки и высокие сапоги принадлежали ему самому. Это была весьма прохладная ночь, но кровь Джеймса закипела, когда он увидел, как Фрэнсис в своём очаровательном костюме облизывает губы в погоне за вкусом. — Хорошая работа, — коротко сказал он Хикки. — Что насчёт напитков? — Я рад, что вы спросили, — Хикки повернулся на каблуках и наклонился к бару. Сзади на его блестящих шортах было выведено: «ПОЦЕЛУЙ МЕНЯ В ЗАДНИЦУ, ХАРДИ». Джеймс подавил вздох. Хикки добыл пенящуюся пинту и предложил её Фрэнсису. — У нас есть Гиннесс на розлив. Джеймс открыл рот, чтобы сказать что-нибудь. Возможно, закричать. — Что-нибудь безалкогольное, может быть, — мягко, почти весело, сказал Фрэнсис. Хикки небрежно поправил свою матросскую шапочку. — Оно безалкогольное. Гиннесс Зеро. Фрэнсис нахмурился. — Не знал, что они делают безалкогольные стауты. — О, делают. Для индонезийского рынка, — он сунул пинту в руки Фрэнсиса. — На вкус, как настоящий. — Посмотрим, — пробормотал Фрэнсис. Момент испортило появление нервного Гибсона, одетого в нельсоновскую форму. — Детка, ты можешь подойти? — Что, прямо без прелюдии? Ого, — Хикки скорчил рожу, а потом подмигнул Фрэнсису и Джеймсу. — Увидимся! Джеймс наблюдал, как тот пробирается через толпу. Он очень надеялся, что шорты Хикки не привлекут слишком много внимания. Он сделал всё возможное, чтобы Радужный Карнавал прошёл на уровне. Подводное оформление бара было слишком красивым, чтобы его затмил какой-нибудь оскорбительный слоган. — Его наряд определённо… не к месту, — заметил он. — И это ты говоришь, — Фрэнсис посмотрел поверх края своего стакана. — Прошу прощения, — усмехнулся Джеймс. Он выглядел великолепно и знал это. Его вечернее платье ниспадало на пол, словно истекающий жемчугом полуночный водопад. Это был один из лучших дизайнов Бесс на сегодняшний день, и сшито было так, чтобы идеально подходить Джеймсу. Элегантная прорезь позволяла ему двигаться без затруднений, и демонстрировать серебристые туфли, которые было почти невозможно достать, с его-то размером. У платья была открытая спина, но меховая накидка согревала его. У него были оперные перчатки и подходящий к туфлям клатч. В волосы были вплетены жемчужины. Никакого макияжа или искусственной груди, но он всё же использовал небольшую подкладку для объёма. — Темой был военно-морской флот, — хмуро пробормотал Фрэнсис в своё пиво. Джеймс подобрал полу юбки и взмахнул ею. — Какой это цвет, по-твоему? Фрэнсис облизнул губы, помедлил немного и сказал: — Синий. — Ты невероятен, — выдохнул Джеймс и повернулся к бару. Ему бы не помешало пропустить бокал-другой. Грызня с Фрэнсисом не годилась. Технически, он был хозяином - он должен был быть бодрым и обаятельным и, что важнее, должен был кружить, болтать со всеми, может быть, присоединиться к танцующим на верхней палубе, делать своё дело. С начала праздника прошло два часа, и всё шло гладко, если не считать угрюмости Фрэнсиса. Джеймс был полон решимости не допустить, чтобы это повлияло на него. Он взял с подноса бокал вина. — Я не имел в виду, что ты плохо выглядишь, — медленно сказал Фрэнсис, словно слова приходилось извлекать из него хирургическим путём. — Ты очень хорошо выглядишь. — Да, ты не имел этого в виду, — рефлекторно сказал Джеймс, и удалился, его юбка плыла следом за ним. Он был на полпути через комнату, когда осознал, что Фрэнсис Родон Мойра Крозье только что сделал ему чёртов комплимент.

⚓

Танцевальная палуба была, вне всяких сомнений, лучшей палубой. Тускло освещённый танцпол был переполнен, о чём Джеймс позаботился лично, играя в сваху и знакомя людей, неловко топтавшихся друг рядом с другом, создавая застенчивые танцевальные группы и уговаривая пары возвращаться на бис. Музыка была ностальгической, медленной, как раз подходящей для того, чтобы просто легко покачиваться в такт. Бридженс и Пеглар не покидали центра, прижавшись лбами друг к другу и совершенно забывшись. В танце Силны и Гудсира вела Силна. На них, похоже, были парные костюмы: китчёвая туристская футболка с Трафальгарской площади на Гудсире и майка, посвящённая хиту группы ABBA, Ватерлоо, на Силне. У каждого, к тому же, был значок туза. Туунбак, привязанный к барному стулу, выглядел до странности очаровательно в своём радужном ошейнике. Вокруг можно было увидеть моряков и русалок, военно-морскую форму от явно декоративной до винтажной, Наполеона Бонапарта и Губку Боба. Коллинз выложился на все сто, раздобыв старомодный водолазный костюм и теперь его бойфренд, моряк-зомби (наряд, вероятно, найденный для Хэллоуина), пытался налить ему пиво через трубу. Джеймс пил свой шестой бокал вина, и прекрасно проводил время, прокручивая в голове внезапный комплимент Фрэнсиса. Он мог бы развлечь себя непрекращающимся потоком знакомых, но в момент, когда вошёл Фрэнсис, он обнаружил себя несвойственно одиноким. Словно по команде заиграла милая и романтичная вещь Бобби Дарина «За морем». Их взгляды встретились над танцполом. В обычной ситуации Джеймс бы улыбнулся, избавился от бокала, и направился прямо к выбранному человеку. С Фрэнсисом обычные стратегии не работали. С ним было невозможно флиртовать. Кроме того, один комплимент после всех споров ещё не говорил о том, что он бы этот флирт принял. Он же был натуралом, в конце концов. Всё дело не могло зайти дальше скромных комплиментов, и Джеймс знал, что лучше не цепляться за это. Фрэнсис, вцепившийся в свежую пинту нулевого Гиннеса и тут же опустивший глаза, как всегда, производил впечатление человека, находящегося совершенно не в своей тарелке. Его сопровождал Блэнки, одетый в шикарный пиратский костюм, с брюками, закатанными специально для того, чтобы продемонстрировать искусственную ногу. Он схватил Фрэнсиса за руку и повёл через палубу, что-то настойчиво нашёптывая. Джеймс опустошил свой бокал одним решительным глотком. Фрэнсис, наконец, подошёл, но Блэнки подтолкнул его ещё на шаг вперёд. Он бросил на Блэнки убийственный взгляд, снова повернулся к Джеймсу и откашлялся, как раз, когда песня достигла крещендо. Джеймс заметил небольшое изменение в его костюме: на фуражке появился маленький флаг из бумаги и зубочистки, вроде тех, что втыкают в бутерброды. Полоски были окрашены в розовый, фиолетовый и голубой цвета. — Я хотел прояснить кое-что, — сказал Фрэнсис, — потому что произошло недоразумение, и мне сказали, что я вёл себя как придурок. Для Джеймса это была возможность извиниться за шутку об анонимных алкоголиках. Сказать, что он тоже, тоже, вёл себя как придурок, но всё что он мог, это пялиться на би-флаг. Зачем Фрэнсису его носить? Разве он не знал, что это значит? Джеймс перевёл взгляд на Блэнки: на его лацкане была булавка сочувствующего. Конечно, он бы предупредил Фрэнсиса о значении флага. Его собственная жена была бисексуалкой. Блэнки точно знал цвета и предупредил бы Фрэнсиса, чтобы тот не выражал то, чего не имел в виду. — Да? — сумел выдавить Джеймс. Неужели Фрэнсис. Неужели. Неужели правда? — Я думаю, что ты выглядишь потрясающе, — сказал Фрэнсис, словно констатируя факт. Джеймс мог поклясться, что свет погас, а музыка прекратилась. Так же, возможно, у него случился небольшой сердечный приступ. Он невольно схватился за грудь, издав тихий придушенный звук, его желудок сжался. — Просто я не думаю, что это хороший тон, когда гетеросексуальный мужчина одет лучше, чем ЛГБТ на их же собственном параде, вот почему я был так холоден, — продолжил Фрэнсис, словно не замечая реакции Джеймса. Джеймс чуть не свалился за борт. Он смотрел на Фрэнсиса. Он пялился. — Ты думаешь, что я натурал? — Я… предполагал? Джеймс в отчаянии посмотрел на Блэнки. Он тоже это слышал? Слышал эту чушь? Джеймс не мог бы шокирован сильнее, даже если бы в этот самый момент у него в заднице оказался член. Все его предпочтения в моде, все его предпочтения в жизни… — Я думал, что ты просто… яркий, — сказал Фрэнсис. — Метросексуал, быть может. Джеймс всё ещё пялился на Блэнки. Он не мог смотреть на Фрэнсиса. Это было слишком. Фрэнсис размахивал флагом бисексуалов и говорил ему, что он какой-то натурал, играющий в переодевания ради некой эксцентричной, оскорбительной шутки? Неужели мир перевернулся? — Я сказал ему, что если он собирается делать предположения о твоей ориентации, то он должен сначала спросить тебя, — сказал Блэнки. — Прежде чем осуждать твой выбор костюмов и всё такое. — Темой был Военно-морской флот, — поверженно сказал Фрэнсис, бросив на Блэнки пристальный взгляд. — Нет ничего более военно-морского, чем пираты, сорвавшие вашу вечеринку. Джеймсу был нужен ещё один бокал вина. Предпочтительно, введённый напрямую в кровоток. У него кружилась голова. Он был готов упасть в обморок. Рухнуть прямо в объятия Фрэнсиса… О, Боже. — Если ты хочешь знать, — сказал он дрожащим голосом, — то я идентифицирую себя, как гоморомантичный бисексуал. — Это не моё дело, — тут же возразил Фрэнсис. — Я не хочу принуждать к признаниям. Просто произошло недоразумение. — Да, недоразумение, ладно, — Джеймс провёл рукой по волосам, жемчужины звякнули под его пальцами. Он заметил, что Фрэнсис наблюдает. Фрэнсис вообще ужасно много на него смотрел, и так было всегда. Раньше Джеймс списывал это на негодование, но теперь он не был уверен. Ему пришлось напомнить себе, что тот факт, что Фрэнсиса привлекают мужчины или маскулинность, вовсе не означает, что Фрэнсиса привлекает именно он. Но дело было не в этом, это легко можно было принять. Нет, дело было в том, что единственной вещью, сдерживавшей Джеймса всё это время, была убеждённость в том, что любой его подход будет отвергнут. Если бы он не был уверен, что его попытки обречены на провал, если бы не чувствовал себя полным идиотом из-за одной только надежды, он действовал бы совсем по-другому. Атаковал бы очарованием. Он знал, как разговаривать с людьми, как дразнить и соблазнять, как весело провести ночь, как развлечь своего партнёра, как совратить его, как влюбиться прежде, чем попрощаться, как создать драгоценные воспоминания. Он был плох в отношениях. Но он умел очаровывать. Он забрался бы к Фрэнсису в трусы в первый же день, если бы знал… С другой стороны. Не будет ли счастливая ебля без обязательств пустой тратой такого человека, как Фрэнсис? — Теперь, когда всё улажено, — объявил Блэнки, и многозначительно замолчал. Ни Фрэнсис, ни Джеймс ничего не предприняли и не сказали. Они неловко стояли, вцепившись в свою выпивку и, возможно, даже краснея (возможно, дело было просто в жаре). Боже, это было унизительно. Неистовая радость, поднявшаяся в груди Джеймса, была подавлена острым чувством смущения, стоило ему начать вспоминать. Это было похоже на жизнь, проносящуюся перед глазами человека, поскользнувшегося на льду: падающего и падающего, преследуемого упущенными возможностями, жизнью, которую он мог иметь, но не прожил. Уиттьер был прав: «из всех печальных слов, произнесённых или написанных пером, грустнее всего следующее: так могло бы быть». Цитата крутилась у него в голове, повторяясь и обвиняя его. Он едва заметил, как Блэнки протянул ему руку. — Окажешь мне честь, Джеймс? — спросил он, раздражённо и многозначительно взглянув на Фрэнсиса. Фрэнсис выглядел совершенно сбитым с толку. Он моргнул с таким видом, будто ему даже в голову не приходило, что танец это вариант, что люди так делают. Джеймс хотел потанцевать с ним, хотел этого больше всего на свете, но он не отказал Блэнки, хотя тот явно просто подсказывал. Он грациозно вложил свою руку в ладонь Блэнки, позволяя увести себя. Не удержавшись, взглянул на Фрэнсиса, но тот утонул в своём пиве. — Ты думаешь я ему нравлюсь? — прошептал Джеймс. — Ну уж нет, с меня достаточно школьных драм, — ответил Блэнки, когда они заняли своё место на танцполе. — Мы не будем говорить о мальчиках. Если хочешь знать, нравишься ты ему или нет, то тебе, чёрт возьми, придётся его спросить, Джеймс. — Это не то, что я имел в виду, — солгал Джеймс, когда заиграла песня. Звучало, как инструментальная версия Жёлтой Субмарины. Кто бы не составлял плейлист (Ходжсон? Он был уверен, что это Ходжсон), нужно было отправить письмо с поздравлением за соответствие с темой. Блэнки втянул его в радостный водоворот. — Я думал, что он серьёзно меня недолюбливает. Как коллегу. — Ты можешь быть порядочной задницей, — ответил Блэнки с озорной ухмылкой. — Просто поговори с ним, а? Джеймс, прикусив губу, поискал Фрэнсиса глазами. Тот всё ещё стоял у края танцпола, всё ещё наблюдал. Но как только их взгляды встретились, к нему подошёл сэр Джон в белой капитанской форме. Джеймс отвёл глаза и сосредоточил внимание на Блэнки. — Дети в порядке? Лицо Блэнки мгновенно просветлело. — Скотти где-то здесь, танцует с Джонсоном. — Скотти? — переспросил Джеймс, пробежавшись по списку многочисленных детей Блэнки и не сумев вспомнить Скотти. — Ага, он сам это придумал. Мой старший. Большой фанат Звёздного Пути. Джеймс заметил долговязого рыжего, известного ему под другим именем. — Скотти, — повторил он. — Хороший выбор. Подходящий. — Учится на инженера и всё такое. — Инженера звездолёта? — Он бы такое не пропустил, — хитро прищурился Блэнки. Джеймс снова взглянул на Фрэнсиса, собираясь спросить у Блэнки, будет ли тот капитаном или офицером по науке, но Фрэнсис исчез. Остался только сэр Джон, смущённо потягивающий своё шампанское.

⚓

Джеймс поплотнее запахнул свою накидку, направляясь на палубу следом за Блэнки. Дующий с реки июньский ветер немного кусался, но после жара танцплощадки это было даже приятно. Он искал Фрэнсиса взглядом, сразу пропуская оживлённые группы людей. Зная Фрэнсиса, тот наверняка стоял где-нибудь в одиночестве, вдали от весёлой болтовни. Как и ожидалось, тот стоял на носу, как одинокая Роза с Титаника, опираясь на перила и потягивая пиво. Джеймс не мог не улыбаться, приближаясь к нему, грациозно шагая по палубе, его платье развивалось с желаемым драматическими эффектом. Тебе, чёрт возьми, придётся спросить его. Это был неподходящий момент, но он все равно искал во взгляде Фрэнсиса ответ на ещё не заданный вопрос. Фрэнсис улыбнулся в ответ, но Джеймс знал эту улыбку. Она была горькой. — Сэр Джон послал на хер мой бюджет, — объявил Фрэнсис. — Полагаю, это его дословная формулировка? — Джеймс подошёл к нему, но не мог найти себе места. Стоило ли ему подойти вплотную и быть Джеком для Фрэнсиса? Остановиться на почтительном расстоянии? В итоге он опёрся на перила с преувеличенной лёгкостью. — Онсказал, — невнятно пробормотал Фрэнсис, —он сказал, что любит кататься на американских горках, как будто это невесть какие хорошие новости. — Он не может просто решить это без нас, — возразил Джеймс, потянувшись и небрежно выставив ногу так, чтобы его гладкую голень было видно в прорези платья. — Будет голосование и я могу обещать… — Постойте, — сказал Блэнки. — Фрэнсис. Ты навеселе? Фрэнсис, крепче схватившись за поручень, распрямился во весь рост. Он не покачивался, но было что-то не так с тем, как он щурился. — О, — сказал Джеймс. — Так ты всё это время находился под влиянием алкоголя, да? — Нет, — заявил Фрэнсис с чрезмерным выражением. — Это Гиннесс Зеро. У меня закружилась голова от всех этих… Людей. — Они не делают безалкогольные стауты, — сухо сказал Блэнки. Потянулся к пинте. Фрэнсис рефлекторно прижал её к груди, но потом отдал, недовольно нахмурившись. — На вкус как настоящий Гиннесс, в том то всё и дело. Блэнки поднёс кружку к мерцающей над ними гирлянде и кивнул самому себе. — Гиннесс Зеро - не стаут, у него должен быть рубиновый оттенок. Это не он. Это настоящее пиво. Фрэнсис умоляюще посмотрел на Джеймса. Тот убрал ногу и мягко спросил: — У тебя кружится голова? — Я в порядке, — сказал он и зажмурился. — Собираюсь прикончить мистера Хикки. — Есть за что. Он не лжёт, Томас. Я был с ним, и мистер Хикки сказал ему… Фрэнсис оттолкнулся от перил и сделал угрожающий шаг к группе куривших на палубе людей. Хикки был среди них, нельсоновское пальто Гибсона было накинуто на его плечи, он делил электронную сигарету с Тозером, погрузившись в болтовню. Блэнки поймал Фрэнсиса за руку и дёрнул назад. — Не надо убивать мистера Хикки, — прошипел он. — Не на глазах у всех! — Не-а, он покойник, — проговорил Фрэнсис, пытаясь высвободиться. — Мертвецы не рассказывают сказок, — сказал Джеймс, разглядывая мистера Хикки, как будто пытаясь прикинуть размер его гроба. — Послушай меня, — взмолился Блэнки. — Не устраивай сцену. Трезвый Фрэнсис этого бы не хотел. — Его здесь нет, не так ли? — Фрэнсис глянул на Джеймса, осмотрел его. — Ты поможешь мне спрятать тело? — Можешь на это рассчитывать, — ухмыльнулся Джеймс. Кажется, это единственное, что требовалось Фрэнсису. Он сделал ещё одну попытку вырваться из хватки Блэнки. Блэнки отпустил на мгновение, чтобы схватиться поудобней. В этот самый момент Фрэнсис его толкнул. Он определённо не ожидал такой силы. Как и Джеймс. В одну секунду он увидел, как Блэнки ударился спиной о перила. В следующую Блэнки уже падал. Должен был быть момент, когда он перекувыркнулся, но это произошло слишком быстро. Не было времени раздумывать. Джеймс прыгнул за ним прежде, чем успел принять осознанное решение. Он не бросил сумку и не скинул накидку, он не позвал на помощь. Он метнулся в воду в полном одеянии и мёртвой тишине. Звук нахлынул вместе с водой Было ужасно много плеска. Блэнки не мог плавать, вес протеза тянул его на дно. Река бежала быстро, волны нападали со всех сторон, швыряя и кидая Джеймса с жестокостью, которой он не ожидал, к которой не был готов. Выяснить, как плавать в чёртовой Темзе, однако, можно было потом - сначала он должен был убедиться, что Блэнки дышит. Он схватил его за волосы и поднял голову над водой, как раз, когда их подхватило водоворотом. Раздался крик. Человек за бортом, вероятно. Шум реки смывал звуки. Джеймс изо всех сил старался удержаться на поверхности. Он потерял из виду яхту, не мог разглядеть тёмный берег. Всё было размыто, его единственная уверенность заключалась в том, что Блэнки в безопасности. — Хватайся за моё плечо! — крикнул Джеймс. Проглотил воду. Подтащил Блэнки ближе. Он ругался, пока тоже не попал под брызги. Джеймсу показалось, что он снова заметил в темноте яхту, но Темза отвела его взгляд, снова швырнув в сторону. Потом появился свет. Резкий свет и крики. Его спина ударилась о деревянную подпорку пирса. Это было всего мгновение, вода потащила его обратно, но кто-то потянулся к нему, схватил за руку. Та была скользкой от воды. Он соскользнул обратно в реку и Блэнки чуть не утонул. Что-то ударилось об воду. Верёвка с причала. Схватившись за линь, он обвязал его вокруг запястья. — Помогите Томасу! Две руки тянулись к ним. Рыбак. Он схватился за промокшее пальто Блэнки и Джеймс помог вытолкнуть его, верёвка впивалась в его руку. — Лезь, идиот! — прокашлял Блэнки. На них лился свет. Джеймс глянул вверх, полуослеплённый. «Баретто Джуниор» плыл на некотором расстоянии позади, его прожектор был направлен них. Фрэнсис стоял за лампой. Джеймс узнал его силуэт. Нашёл в себе силы подтянуться к пристани.

⚓

— Отставить рыдания, старик, — сказал Блэнки, заключив Фрэнсиса и Скотти в медвежьи объятия. Фрэнсис уткнулся лицом в его шею. Его плечи дрожали. Смех Блэнки и расспросы Скотти заглушали его рыдания. Джеймс обменялся последними любезностями с посланным богом рыбаком, заверил всех, что скорая помощь не понадобится, и стал пробиваться в уборную сквозь натиск встревоженных участников карнавала. — Просто отпустите меня с миром, — смеясь, сказал он. — На вкус Темза так же отвратительна, как можно представить, — он стряхнул несколько капель со своих волос. — Что за ночь, а? Простите, извините, я всё вам расскажу, но мне действительно нужно переодеться. Вернусь через секунду… Нет, не останавливайте музыку, даже не смейте! Всё в порядке, ночь не закончилась, праздник только начался! Когда дверь туалета закрылась, он наконец смог отбросить улыбку. Ему, чёрт возьми, не хотелось улыбаться. Он насквозь промок и дрожал, от него несло неочищенными сточными водами и гниющей рыбой. Он потерял сумку и вместе с ней телефон. Потерял туфлю, кроме всего прочего. Его великолепное платье было испорчено навсегда и волосы тоже. Он сплюнул в раковину и стянул перчатки. Это всё, что он мог сделать. Ему не во что было переодеваться. На «Баретто Джуниор» не было запасных халатов, и уж тем более зубных щёток или шампуней. Ему просто хотелось домой. Поездка в Камден будет короткой, но унизительной. — Вот чёрт, — выдохнул он. Он потерял ключи. Великолепно. У соседки, присматривавшей за собакой, были запасные, и всё что ему было нужно, это разбудить её посреди ночи в мокром платье и попросить помочь. Что за дикую историю он мог рассказать, а? Вот только он предпочёл бы её не рассказывать. Кто-то постучал в дверь. Он сосчитал до трёх и отозвался, приложив определённые усилия для того, чтобы не звучать слишком грубо. — Войдите. У него стучали зубы. Он ожидал, что беспокойная толпа ворвётся внутрь, но их оттолкнул Фрэнсис, закрыв дверь перед самым носом в тот самый момент, когда Ирвинг спросил не нужно ли вызвать такси. — Я вызвал Убер, — сообщил Фрэнсис. Его глаза были опухшими и красными. И у него был рулон бумажных полотенец. — Моя карта в рыбном банке, — пробормотал Джеймс, поворачиваясь к раковине. Если бы он мог выбрать оптимальный сценарий для встречи с Фрэнсисом после лёгкого флирта, то это точно не произошло бы в тесной мужской уборной, а он бы не походил на мокрую кошку, но нищим было не дано выбирать. Он нагнулся, чтобы отжать немного воды из своих волос. Он неуверенно держался на ногах, но отказывался сбросить оставшуюся туфлю. Фрэнсис подтолкнул к нему бумажные полотенца. — Не говори глупостей, я плачу, — тихо сказал он. Джеймс оторвал листок и приложил к волосам. Посмотрел в зеркало. Вздохнул. — Чепуха. — Мне очень жаль. Джеймс отмахнутся. — Это я должен был прыгать, — настаивал Фрэнсис. — Это моя вина. Я даже глазом не успел моргнуть, и вы оба оказались в воде из-за моей глупости. — Не надо казнить себя, это был несчастный случай, — Джеймс оторвал ещё полотенце. — Если бы ты не направил свет… Я не знаю. Это было быстро сработано. Спасибо тебе. Фрэнсис наблюдал за тем, как он пытается высушить волосы, в то время как вода продолжала капать вокруг. — Промокни их. — Я пытаюсь. — Нет, подожди, — он обхватил лицо Джеймса ладонью. Благодаря оставшейся туфле, Фрэнсису пришлось немного тянуться для этого. Его большой палец лёг на шею Джеймса, на артерию, как будто проверяя сердцебиение: здесь, живой. Он подсушил волосы, быстро и эффективно, глядя с невыносимой нежностью. — Спасибо, — прошептал Джеймс. Фрэнсис покачал головой, разрушая чары. — Хватит меня благодарить, это в первую очередь моя вина. — Это вина Хикки, — прищурился Джеймс. — Всё ещё собираешься его убить? Фрэнсис криво улыбнулся, а затем бесцеремонно бросил в раковину кучу мокрых бумажных полотенец. — Это бесполезно, — сказал он. — Тебе действительно стоит снять всю эту мокрую одежду, ты простудишься. — Мне не во что переодеться. Фрэнсис закатил глаза и снял своё пальто. Протянул его с таким видом, словно не мог поверить, что Джеймс не знал, что Фрэнсис собирается его предложить. — Я его испорчу. — Кого это волнует? — Тебя должно, — сказал Джеймс, в основном чтобы его поддразнить. Фрэнсис отвернулся, не заметив улыбку на губах Джеймса. Прикипел взглядом к потолку. Пальто повисло между ними, как занавеска в гардеробной. Джеймс, бывало, представлял себя, раздевающимся для Фрэнсиса: медленно и соблазнительно или в порыве страсти. Ничего подобного. Ему было холодно. От него по-прежнему воняло. Всё чего он хотел, это принять душ и поспать. Честно говоря, он был бы не против, если бы Фрэнсис присоединился к нему для купания и обнимашек. Но всё что он получил, это неловкое шарканье в туалете в попытках снять испорченное вечернее платье. Хотя это было несомненно забавно, и атмосфера близости сохранялась. Она исчезла, когда его кружевное нижнее бельё упало на пол с недостойным мокрым звуком. Фрэнсис открыл рот, закрыл его. Облизнул губы. По-прежнему отказывался сводить глаза с потолка. Джеймс обнаружил, что подклад исчез, что было неудивительно. Он забрал пальто из рук Фрэнсиса. Хотел пошутить о том, что весь мокрый, но решил, что это неуместно. Когда зазвонил телефон Фрэнсиса, он уже наполовину застегнул пальто — Это, должно быть, Убер, — сказал Фрэнсис. — Какой у тебя размер ноги? — Бога ради, Фрэнсис, я могу добраться до дома босиком, всё в порядке. Фрэнсис стянул свой сапог. — Они великоваты, — сказал он, — но должны сгодиться. Просто подложи газету. Он подтолкнул сапоги как предложение мира. Осмотрел его ещё раз. Что-то было в этом взгляде. Не будь Джеймс сытым по горло, промокшим насквозь и измученным… — На тебе моё пальто смотрится лучше, — заметил Фрэнсис. Джеймс остро осознавал, что обнажён под этим пальто. Полностью. — Спасибо, — выдавил он. — Жаль платье. — Н-да, может… Не знаю, я спрошу Глорию. Она моя мама. Лицо Фрэнсиса смягчилось. Он смотрел с любовью, никак иначе это выражение было не описать. Его телефон снова зажужжал, и он отвернулся, чтобы разобраться с ним.

⚓

Мятно-шоколадная бомбочка для ванны растворилась в бурлящей воде во взрыве зелёного шипения и блёсток. Он погрузился в ванну и глубоко вздохнул. Было около двух часов ночи. Нет ничего лучше роскошной ванны на рассвете. Ну. Почти ничего. Он потянулся за дилдо, ожидавшим его на раковине. Активно избегая смотреть на платье, лежавшее на полу поверженной кучей. У него не осталось сил, чтобы разбираться с ним. Извлечение жемчужин из волос заняло целую вечность. Но время для особенной заботы о себе найдётся всегда. Это был самый короткий фаллоимитатор в его коллекции, объёмистый парень из замечательно реалистичного бархатно-мягкого силикона, твёрдый и ожидающий. Он медленно опустился на него, уже растянутый, наслаждаясь постепенным проникновением, и позволяя своим мыслям вернуться к Фрэнсису, вернуться к туалету, к моменту, когда его платье упало на пол. В фантазии он был чистым, на его блестящей коже не было ничего, кроме запахов шоколада и мяты. Фрэнсис поднял его, усадив на столешницу возле раковины. Джеймс нетерпеливо раздвинул ноги, скользнув спиной по запотевшему зеркалу. Его горло свело почти до боли. На Фрэнсисе была его маленькая сексуальная шляпа с флагом бисексуалов, и пальто, висевшее теперь в коридоре. Это и ничего больше. Обнажённый Фрэнсис. Он попытался представить это, восхитительную массивность его тела, твёрдый, гордо стоящий член, прямо как его дилдо, в точности как оно, проникающий глубоко, даже глубже. Он представил руку Фрэнсиса, его тёплую руку, вновь обхватывающую его лицо. Его нежное прикосновение. Большой палец, потирающий его горло, пока он хватает воздух. То, как Фрэнсис смотрел бы на него, нежно и одобрительно. Наклон его головы: я здесь, я слушаю. Что Джеймс должен был сказать? Что он должен был сказать, чтобы это стало реальностью? Он прохрипел имя Фрэнсиса, прижимаясь лбом ко лбу Фрэнсиса, они дышали вместе. На фоне играла музыка. «За морем», быть может.

⚓

Воскресенье было ужасным. Главным образом, потому что он пытался разобраться со страховкой, получить новый телефон, ключи и кредитную карту, и всё это в воскресенье. Он отнёс платье и пальто в химчистку и, впервые за целую вечность, рассчитался за обед наличными. Он чувствовал себя немного дрейфующим, как будто какую-то его часть всё ещё уносило течением. Он смутно припоминал, что ему снились кошмары. Но времени задерживаться на этом не было. Понедельник в офисе будет вызовом, требующим присутствия духа. Им придётся пройтись через Радужный Карнавал, сведённый до цифр и статистики, чтобы понять, стоило ли оно того. Он прихватит что-нибудь для Блэнки, кофе или шоколад, потому что тому тоже, наверняка, не легко приходить в себя после случившегося. Кроме того, ему нужно было выяснить, что делать с маленьким трюком Хикки: если Фрэнсис был готов рассказать свою историю, то отдел кадров определённо должен был быть предупреждён. Да, Фрэнсис. Его планы и заботы вращались вокруг Фрэнсиса. Они встретятся снова. Такое обыденное событие. Джеймс полагал, что может угадать цвет галстука, который Фрэнсис выберет (лосось), еду на вынос, которую он закажет (по понедельникам обычно была тайская кухня, особая скидка, наверное, или что-то такое), точную позу в которой он будет сидеть за столом. Джеймс мог видеть, как он покачивает своей перьевой ручкой, злобно уставившись на экран. Но потом их глаза встретятся. Фрэнсис скорчит рожу и кивнёт на свой ноутбук: ну, что мне делать с этой кучей хлама? Джеймс улыбнётся, а после работы скажет: давай сходим в этот тайский ресторанчик, который тебе нравится. Позволь мне быть частью этого. Небольшой частью. Это нормально. Что-то в этом духе, во всяком случае.

⚓

Он надел свои счастливые трусы. Его самые счастливые трусы, фактически, представляли из себя бандаж, но эти подходили для работы. По силуэту, во всяком случае, ведь про неоново-зелёный принт с гепардом никому не обязательно было знать. Они были аляповатыми и безвкусными, шутливый подарок, связанный с множеством счастливых воспоминаний: любовники, улыбающиеся при их виде, улыбки, сцелованные с губ. Он надеялся, что у Фрэнсиса они вызовут аналогичную реакцию. Не то, чтобы он сильно надеялся зайти так далеко, но смысл счастливых трусов заключался именно в этом. В них он мог дотянуться до звёзд. Их надевание заняло добрых три минуты. Он проспал девять часов подряд (был так измотан, что отправился спать в десять), но всё ещё был измучен. Ослаблен. Его координация никуда не годилась. Он рассыпал еду Нептуна и пролил свой чай. Он был готов поклясться, что обычно его кружка не была такой тяжёлой. Подготовка к утренней пробежке и натягивание спортивного костюма заставили его вспотеть. Он позвал Нептуна. Его голос был явно гнусавым, уши казались заложенными, а череп словно набит ватой. Так. Возможно, он немного простудился. В этом, пожалуй, был смысл. Но его это не остановит. Сегодня был большой день. Утренний туман ещё висел над Риджентс-парком, скрывая росистую траву и озеро. Он едва добрался до эстрады и уже задыхался. Главным образом потому, что дышать было больно. Парк вращался вокруг него, пока Нептун нетерпеливо лаял, готовый идти дальше. — Извини, приятель, — прохрипел Джеймс, снова пристёгивая поводок. Он с позором поплёлся домой. Это было не страшно. Никто не ждал от него физических упражнений в офисе. Ему нужно будет просто сидеть в кресле, потягивать Терафлю и очаровательно выглядеть в одеяле. Он посмотрел на своё отражение в зеркале. Он выглядел, как оживший мертвец. Каждый поймёт, что он заболел. Его даже не пустят внутрь. МакДональд выдворит его силой, если понадобится. Это было проклятием открытого офиса: с любым, кто проявлял малейшие симптомы простуды, обращались, как с прокажённым. И вполне заслуженно, потому что бактерии распространялись в считанные минуты. Если малейшее сотрясение крыла бабочки могло вызывать ураганы, то его чихание, определённо было способно утянуть «Эребус Вояджес» на дно следом за ним. Никто не будет в безопасности и в особенности Фрэнсис, сидящий в опасной близости от него. Ему придётся совершить благородный поступок и остаться дома, пока не поправится. Он опустился на пол. Да, остаться дома было правильным решением. Однако, он не обязан был этому решению радоваться.

⚓

Он, вздрогнув, проснулся, когда Нептун спрыгнул с дивана и бросился к двери, виляя на ходу хвостом. В комнате царил полумрак и лежали длинные тени, но за окнами ещё виднелось солнце. Джеймс не знал, который сейчас час, который век. Гостиная выглядела чужой, хотя он привык видеть ее с этой перспективы, лёжа на диване и завернувшись в одеяло. Ему казалось, что он находится в чужом доме или каком-нибудь музее, но на столе стояла его синяя кружка. Все шесть его кружек, потому что он провёл весь день за чаем и лекарствами. Теперь он вспомнил. Он был болен. Это объясняло немытые кружки. В обычный день он бы ни за что не позволил своим стандартам упасть так низко. Раздался звонок. Должно быть, именно это и разбудило его. Кто-то был у двери и снова звонил. — Иду! — крикнул он. Прозвучало как сорванный шёпот. Он поднялся на ноги, в замешательстве уставился на пушистые чёрные носки (а, да, ему было холодно) и поковылял в коридор в своих счастливых плавках и старой футболке, реликвии с концерта Cigarettes After Sex. Он открыл дверь и предпринял тщетную попытку привести себя в презентабельный вид, зачесав волосы назад. Его пальцы наткнулись на узел. Отлично. Фрэнсис уставился на него. Он уставился на Фрэнсиса. — Привет, — сказал Фрэнсис. — Привет, — ответил он. На Фрэнсисе был серый клетчатый костюм. Галстук лососевого цвета. Похоже, он примчался прямо с работы и в изрядной спешке: прядь его тонких волос упала на лоб. Бумажный пакет в его руках очень интересовал Нептуна. Фрэнсис погладил его с растерянным, ошеломлённым выражением лица. — Не хотел врываться, — сказал он, — но не мог позвонить. — Нет, всё в порядке, входи, у меня политика открытых дверей… Не смог решить проблему с телефоном... Нептун, к ноге. Джеймс поплёлся от двери, ссутулив плечи так, словно уменьшение размеров могло скрыть тот факт, что он был в нижнем белье. Фрэнсис вошёл в квартиру и скинул свои туфли. Это было абсурдно. Это был его коридор и Фрэнсис был здесь, и чуть не опрокинул его подставку для зонтиков, извиняясь и цепляясь за его шкаф для обуви, чтобы не упасть. — Чаю? — спросил Джеймс. Он был уверен, что чай способен решить любые проблемы. — Нет, спасибо, я просто… — Ты уверен? — Может, чашечку. У тебя есть?.. — У меня всё есть. Джеймс сбежал на кухню. Он не знал, почему чувствовал себя так странно. Смущённым, да, но также взволнованным, почти до головокружения. Казалось, что он пытался вести себя прилично, но мог сорваться в любой момент и что? Рассмеяться? Заплакать? Признаться в любви? Он не помнил себя таким со школы. Он позаботился о том, чтобы ничего в его поведении не выдавало нервозность. Поставил чайник так, словно это был обычный день, и Фрэнсис Крозье не стоял на пороге его кухни, с Нептуном прыгающим вокруг, и, ох, в своей рубашке. Он снял куртку и перекинул её через руку. Отличные руки, мелькнуло в сонном мозгу Джеймса. Просто отличные. — Как ты? — непринуждённо спросил Фрэнсис, оглядывая старомодную кухню. Джеймс облокотился на стойку из красного дерева. — Неплохо, неплохо, — автоматически ответил он, а потом добавил. — Ну, я заболел. — Я беспокоился. Я знал, что это серьёзно, потому что в электронном письме, которое ты нам отправил, была опечатка, — Фрэнсис улыбнулся, почти застенчиво, словно боялся, что его маленькая шутка будет оскорбительной или, того хуже, скучной. — Я определённо умираю, — ответил Джеймс со слабой улыбкой. — Пожалуйста, выбери чай. — Точно, — сказал Фрэнсис и, наконец, пересёк порог. Джеймс открыл для него шкафчик и отступил назад на расстояние вытянутой руки. Фрэнсис сократил дистанцию, протянув бумажный пакет. — Это тебе. — Мне? — Том ка гай, — пояснил Фрэнсис. — Куринный суп с кокосом. Я подумал… Ну, ты ведь простудился. — Пахнет восхитительно, — заметил Джеймс, глядя в бумажный пакет так, словно в нём находились все сокровища мира. Фрэнсис даже захватил для него палочки и салфетки. — У тебя тут… Целая коллекция. — Да, я много путешествовал. Практически жил в Индии некоторое время. Был на Ближнем Востоке, в Греции, на Мальте, в Сингапуре, Китае… — На острове птичьего дерьма, — подсказал Фрэнсис. — Да, там… тоже, — он прочистил горло. Конечно. Фрэнсис достаточно слышал о его жизни. — Так или иначе. Я привёз оттуда чай. Фрэнсис протянул ему упаковку листового ассама. — Хороший выбор, — сказал Джеймс. — Классический. Тебе доводилось путешествовать? — Джеймс, — мягко сказал Фрэнсис. — Мы работаем в турагентстве. — Да, просто… Верно. Ага. Повисла пауза. Фрэнсис оглядывался, пока Джеймс заваривал чай, тихо проклиная себя. Насколько может быть сложно завязать разговор? У него никогда не было таких проблем. — Хорошая квартира, — сказал Фрэнсис. — Очень… Симпатичная. — Я бы никогда не смог такую себе позволить, — сказал Джеймс. — Раньше принадлежала моему дяде. Я учился в интернате, когда они жили здесь. И когда он… скончался, я жил в подвале с ещё тремя парнями, так что семья решила, что квартира должна достаться мне. Они всегда заботились обо мне. Всегда, — он снова прочистил горло. — Деньги это не что-то, что у тебя просто есть. Ты замечал это? Не работает так, чтобы из грязи в князи, всегда из грязи в князи и обратно. Всё приходит и уходит, а ты просто пытаешься выжить. Снова наступила пауза. Он хотел извиниться за болтовню, обвинить во всём лекарства от простуды, но Фрэнсис взял кружку из его рук и их пальцы соприкоснулись. После этого он не смог сказать ничего. Это показалось… преднамеренным. — Твоя семья должна быть рада, что у тебя есть такое хорошее место для жизни, — сказал Фрэнсис. — Ты этого заслуживаешь. Джеймс не мог ничего на это ответить. «Спасибо», было единственным, что ему удалось выдавить. Он занялся супом, избегая взгляда Фрэнсиса. — Очень просторно, — продолжил Фрэнсис после короткой паузы. — Ты живёшь здесь один? Джеймс поднял глаза от том ка гай, палочки замерли в воздухе. — Я один, да.

⚓

Они сидели на диване, потому что Джеймс никогда не слышал об обеденном столе. Фрэнсис давно допил чай, но Джеймс не спешил с супом, надеясь продлить визит Фрэнсиса. Последний кусочек был неизбежен. Он жалко простонал, дожёвывая его. — Лучший суп, что я ел, — сказал он. — А я поел супов на своём веку. — Рад, что тебе понравилось, — ответил Фрэнсис. Он выглядел искренне довольным, гордым от того, что сделал что-то, что доставило Джеймсу удовольствие. Джеймс хотел сказать, как много это для него значило. Да, у него была политика открытых дверей, но в дни недугов его огромная квартира пустовала. Он не беспокоил друзей своими болезнями, просто сворачивался калачиком в своей берлоге и впадал в спячку до тех пор, пока не будет готов к следующей вечеринке. Кто бы мог подумать, что он вообще хотел, чтобы о нём заботились. Он гордился своей независимостью. Последним человеком, ухаживавшим за ним, была его тётя, и ему тогда было меньше двенадцати. Фрэнсис забрал у него пустую картонную коробку и поставил на поднос. Он также начал составлять туда грязные кружки. — Тебе не нужно… — прохрипел Джеймс, понимая, что в этом и была суть, Фрэнсис выбрал это. — Обычно я не такой грязнуля. — Я видел твой стол, — сказал Фрэнсис. — Я знаю. Что-то сжалось у Джеймса в груди. Он подтянул ноги, будто чтобы защитить своё бедное колотящееся сердце. Но в этом не было нужды, он был в безопасности. Фрэнсис поднял поднос, словно это было в порядке вещей и, свистнув Нептуна, направился на кухню. Как будто он был здесь всегда. Как будто он никогда не уйдёт. Джеймс позволил себе немного помедлить, сделав вид, что нет нужды торопиться за Фрэнсисом, что у них есть целая вечность, чтобы быть вместе. Ровно столько, сколько им нужно. Он, улыбнувшись, поднялся и пошёл за Фрэнсисом на кухню. Чтобы воочию увидеть, как Фрэнсис открывает посудомоечную машину и обнаруживает там фаллоимитатор. — Чёрт, — прошипел Джеймс и, подскочив, выхватил его. Фрэнсис пронаблюдал за этим с весёлым удивлением. — Как я уже сказал, — сообщил ему Джеймс, — я живу один. Это заставило Фрэнсиса фыркнуть. Фырканье - это хорошо. Джеймс не знал, что делать с проклятым дилдо. Он убрал его на холодильник. — Надеюсь, ты выкурил сигарету после этого, — с дружелюбной усмешкой заметил Фрэнсис. Это было так мило, что едва не вывело Джеймса из строя. — Я не курю, — ответил он на автопилоте. Фрэнсис указал на него кружкой. — Твоя футболка. Джеймс посмотрел на себя. — Ой. Хах. Да, — на него опустилось ужасное осознание. Он взглянул на Фрэнсиса. — Ты же знаешь, что это название группы, да? Сигареты после секса. Фрэнсис тупо уставился на него. — О Боже, ты не?.. Алекса! Алекса, включи… — он внезапно вспомнил их тексты и передумал. — Выключи. Ничего. В прочем, тебе стоит послушать. Что, эм. Что ты сам обычно слушаешь? — Ты будешь смеяться, — сказал Фрэнсис. Он выглядел смущённым. Он. После всего. Загрузил посудомоечную машину с таким видом, словно от этого зависела его жизнь. — Нет, скажи мне. Я не буду смеяться. Фрэнсис стиснул зубы. — Мне на самом деле нравится фолк и классический рок. Джеймс моргнул. — Да? А кому не нравится? — Я просто не могу быть большим бумером, — пожаловался Фрэнсис, закрывая машину. — Я не знаю всех эти группы миллениалов. — Фрэнсис, мне больше сорока. — У тебя вся жизнь впереди, — отмахнулся Фрэнсис. — Нет, если меня убьёт эта простуда, — невозмутимо ответил Джеймс. Фрэнсис фыркнул и поправил свои манжеты. Джеймс бы предпочёл, чтобы он этого не делал. В конце концов, он всё ещё был в нижнем белье. Последствия могут быть ужасными и очевидными. Фрэнсис облизнул губы, всерьёз ставя достоинство Джеймса под угрозу. — Тогда мы должны убедиться, что ты не погибнешь. Его уверенность, кажется, пошатнулась, когда он встретился с Джеймсом взглядом. Он был уверен, что пялится. Он ничего не мог с собой поделать. — Могу я вернуться завтра? Могу принести ещё супа. Джеймс улыбнулся. — Я был бы очень этому рад. Фрэнсис коротко кивнул, как будто только что заключил сделку на миллион фунтов, и направился в коридор. Джеймс направился следом, стараясь не улыбаться. Он смотрел, как Фрэнсис обувается. — Надеюсь ты ничего не подхватил, — сказал он. Ох хотел сказать «я так счастлив, что ты заглянул, что готов расплакаться», но это тоже подходило. Фрэнсис накинул куртку. Джеймс почувствовал слабость, словно в любой момент мог рухнуть в обморок. И это не имело ничего общего с простудой. — У меня самый сильная иммунная система в компании, — сказал Фрэнсис. — Помнишь рыбалку? Джеймс изо всех сил старался забыть то конкретное упражнение по тимбилдингу и волну пищевых отравлений. Они даже не поймали ни единой рыбины. Возможно, потому что они отправились в чёртову Арктику. Консервы скосили их одного за другим. Им пришлось нормировать туалетную бумагу. Хикки взял машину, чтобы съездить за влажными салфетками и не вернулся. Фрэнсис был последним, кто остался на ногах. — Я уловил твою мысль, — пробормотал он. У Фрэнсиса снова появилось это восхитительно самодовольное выражение лица, словно он был готов бросить вызов целому миру. Они стояли у двери. Пора было прощаться. — Ну, — сказал Фрэнсис. Его очень заинтересовал пол. Джеймс был согласен, восхитительный пол. Может, рукопожатие? В последний раз они пожимали друг другу руки, когда их представили. Похлопать по плечу? По спине? Крепкое объятие? Если бы Джеймс не болел, то поцеловал бы его. Просто сделал бы это, коротко прижался губами, потому что они уже были готовы, и он был благодарен, и ему нравился Фрэнсис, и Фрэнсис пялился на его губы. — Увидимся, — сказал Джеймс. Фрэнсис кивнул, почти с облегчением. Джеймс открыл дверь и позволил Фрэнсису на ночь уйти из его жизни. Прижался всем телом и выдохнул. С другой стороны раздался глухой удар. Он слушал, всё ещё держась за ручку. Воцарилась тишина, затем послышались нерешительные шаги. Джеймс прикусил губу и отстранился. Может быть, завтра.

⚓

Ожидание было изысканной пыткой. Он ждал с того момента, как проснулся, прекрасно понимая, что Фрэнсис придёт только вечером. Время тянулось. Сохранявшаяся слабость была дополнительным раздражителем, замедлявшим, казалось, абсолютно всё. Простые действия вроде застилания постели, питья чая или игры в приставку, превращались в размытое небытие. Ближе к часу прибытия Фрэнсиса, он собрал волосы в полупучок и тщательно побрился, что заняло, казалось, целую вечность. Подумывал о том, чтобы надеть свою обычную шёлковую пижаму, но решил, что в сравнении с ней вчерашний наряд покажется ещё более неловким. В итоге остановился на паре старых клетчатых брюк и другой футболке с логотипом. Led Zeppelin на этот раз, чтобы показать Фрэнсису, что тот в самом деле не единственный, кому нравится классический рок. Фрэнсис пришёл поздно. Позже, чем вчера. Джеймсу хотелось последовать примеру Нептуна, который царапал дверь и скулил, когда оставался один. Когда звонок наконец зазвенел, он встрепенулся как щенок, и бросился к двери, обгоняя Нептуна. Очевидно, его достоинство тоже было на больничном. Мягкая улыбка Фрэнсиса была единственной необходимой ему наградой за терпение. В своём элегантном коричневом костюме тот выглядел, как очаровательный, хоть и немного угрюмый, плюшевый мишка. Кажется, он даже немного позаботился о своих волосах, которые были аккуратно разделены пробором, а бакенбарды подстрижены. — Доставка супа к вашим услугам, — сказал Фрэнсис. — Что тут у нас? — спросил Джеймс, впуская его и пытаясь заглянуть в сумку. На сей раз это была настоящая холщовая сумка. — Ирландский куриный суп. — М-м-м, и что же делает его ирландским? — Тот факт, что его приготовил я, — объявил Фрэнсис с немалой долей гордости. — А ещё в нём есть картошка. Рецепт моей сестры. — У тебя есть сестра? — нахмурился Джеймс. Фрэнсис молча снял туфли, явно наслаждаясь произведённым эффектом, и поднял глаза на Джеймса только для того, чтобы сказать: — У меня есть несколько сестёр. — Сколько? Фрэнсис без ответа ушёл на кухню. — Фрэнсис? — крикнул Джеймс ему вслед. — Сколько всего сестёр? — Как ты себя чувствуешь? — спросил Фрэнсис, совершенно игнорируя вопрос. — Погребён под горой салфеток, — Джеймс вместе с Нептуном последовал за ним. Оба подпрыгнули, когда Фрэнсис с довольным видом бросил на столешницу луковицу. Это была самая большая луковица, какую Джеймс когда-либо видел. — Нет такой болезни, которую бы не вылечило это. — Спасибо, я принимаю свои лекарства. — Но ты, очевидно, не пьёшь луковый чай, иначе ты бы уже поправился, — Фрэнсис бросил осуждающий взгляд на шкафчик с чаем. — Всё это и никакого лукового чая, — он с сожалением покачал головой. Джеймс не смог не усмехнуться. Он любил, когда Фрэнсис вёл себя, как нахальный ублюдок. Он любил его.

⚓

Чай был отвратительным настолько, насколько и следовало ожидать. Суп, однако, оказался пикантным и пряным, к тому же, Фрэнсис принёс достаточно для обоих. Джеймс наслаждался каждой секундой совместного ужина, а лёгкое подшучивание делало его ещё более приятным. Он украдкой поглядывал на Фрэнсиса, наблюдая за ним так, чтобы Фрэнсису не казалось, будто за ним следят, и задавался вопросом, такой ты, когда тебя никто не видит? В спокойствии своего дома? Фрэнсис потянулся за его пустой тарелкой, их пальцы соприкоснулись и наступило осознание: это не то, какой ты вне работы; это то, какой ты со мной. Заботящийся обо мне. Улыбающийся. — Кто бы мог подумать, что ты так хорошо готовишь, — сказал он, повернувшись на диване так, чтобы видеть, как Фрэнсис уходит на кухню, но не побеспокоить Нептуна, дремлющего у него на коленях. — Один из наиболее тщательно хранимых мною секретов, — ответил Фрэнсис. — Я ходячая загадка. — Когда ты последний раз готовил для кого-то? Фрэнсис вышел из поля зрения Джеймса. Джеймс слышал, как тот возится с посудомоечной машиной. — Давно, — в итоге ответил Фрэнсис, моя руки. — Мне придётся вернуть долг, когда я поправлюсь, — предложил Джеймс. Он не знал, правильно ли поступает, строя планы на будущее, и ждал ответа затаив дыхание. Речь шла не о печенье, которое он принесёт в офис для всех. Фрэнсис должен был знать, что он предлагает свидание с ужином. Фрэнсис вернулся, стряхивая с рук воду. — О, — произнёс Джеймс. — Прости, кухонные полотенца в прачечной, возьми в ванной то, которое синее. Заклинание было разрушено. Фрэнсис задумчиво кивнул. Ему потребовалось три попытки, чтобы включить в ванной свет. Джеймс прикусил щёку. Он услышал, как Фрэнсис по непонятной причине усмехается. Почесал Нептуна за ушами, чтобы отвлечься от тревожных мыслей. Казалось, они с Фрэнсисом говорят об одном и том же, но на разных языках. Было во Фрэнсисе что-то такое, чего он пока не понимал. Фрэнсис появился из ванной. Он казался обеспокоенным, но странно весёлым. С круглыми глазами и бледным лицом он указал за спину и с усмешкой сказал: — Прямо художественная галерея. Не знал, что тебе нравится фотографии Софии. Джеймс прикрыл глаза. Бинго. — Она очень талантлива, — ответил он в тон Фрэнсису. — Да, это верно, — Фрэнсис сел в кожаное кресло, лицом к дивану. Его движения изменились. Он опустился на своё место так, словно ему было больно. — Я плохо её знаю, — продолжил болтать Джеймс, отметив, как Фрэнсис вцепился в подлокотник. — Но мы друзья с Элеонорой. Фотографии были её подарком - она знает, что мой брат Уилл немного коллекционирует. Я оставил снимки Маккуори себе, потому что мне понравилось это место. Ездил туда к Франклинам одним летом. София водила меня к маяку. Мне нравится та её фотография, с дамой, которая смотрит на море и ждёт. Есть в этом что-то ужасно романтичное… — он умолк. — Она пожалела, что сделала её, — сказал Фрэнсис. Постучал пальцами по подлокотнику. — Сказала, что это сентиментально. Конечно, теперь это её самая известная фотография. — Наши сожаления нас определяют. Пальцы Фрэнсиса замерли. — Ты знаешь, что произошло? — с некоторым трудом спросил он. — Никогда не слышал твою версию, — Джеймс рискнул встретиться с ним взглядом. Он продолжал спокойно гладить Нептуна, ожидая ответа Фрэнсиса. Сначала был короткий кивок, потом натянутая улыбка. Чем дольше Фрэнсис на него смотрел, тем больше она смягчалась. — Как много ты знаешь? — почти нежно спросил Фрэнсис. — Вы были помолвлены. Но не поженились. — Мы не были помолвлены, — ответил Фрэнсис, откинувшись на спинку стула. — Она сказала «нет», — почти с гордостью объявил он. Как ещё можно себя вести, столкнувшись с такой чудовищной болью? — Мне жаль, — сказал Джеймс, позаботившись, чтобы в его голосе не было жалости. Фрэнсис терпеть не мог жалость. — Не стоит, — ответил Фрэнсис, удивив, кажется, самого себя. — Мы прожили вместе три года. Встречались немного дольше. Казалось, всё было отлично. Я хотел провести с ней остаток своей жизни. У нас была годовщина и я отвёл её… — он глубоко вдохнул. — Я отвёл её в ресторан. Розы. Шампанское. Она должно быть заподозрила что-то даже прежде, чем я встал на одно колено. Даже прежде, чем пришли музыканты. — Были музыканты, — тупо повторил Джеймс. — Целый флешмоб, — горько усмехнулся Фрэнсис. — Боже мой. — Как и ожидалось, как мне следовало ожидать, она была ошеломлена. Нет. Она испугалась. Сбежала оттуда в слезах. Даже не забрала сумочку. Я смутил её. Как с таким справиться? Я хотел сделать счастливым самого важного человека в моей жизни, а в итоге нам обоим было больно. — Как ты справился? — тихо спросил Джеймс, догадавшись об ответе ещё до того, как он прозвучал. — Я начал пить. Всегда были проблемы с алкоголем, но стало ещё хуже. Намного хуже. Мы не… Я не мог отпустить, не был готов просто расстаться. Я последовал за ней в Австралию. Убедил себя, что мы просто должны действовать медленней и тогда всё будет нормально. Я начал работать на «Терра Нова», мы снова съехались, теперь в Хобарте, даже ходили на консультации, и всё шло так хорошо, что я просто спросил её снова. — Почему? — выпалил Джеймс. Фрэнсис задумчиво погладил подбородок. — Знаешь, это забавно. Я никогда не задавал себе этот вопрос. Ну. Тогда я сказал себе, что делаю это для нас. Очевидно, она этого не хотела. Я хотел. Думаю, я просто… — он нахмурился. — Всегда хотел вступить в брак. Дети, белый штакетник, это всё не имеет значения. Мне без разницы. Но брак… — он сделал жест рукой. — Ты как-то сказал, что я слишком серьёзно отношусь к профессиональной верности. Мне хотелось задушить тебя, потому что ты был прав. Верность слишком много для меня значит в этом непостоянном мире. — Нет ничего плохого в том, чтобы хотеть верности, — заверил его Джеймс. — Проблемы начинаются только тогда, когда ты начинаешь её требовать. Он сидел на противоположном конце комнаты и отчаянно хотел сократить расстояние. Журнальный столик казался препятствием. Он хотел дотянуться и сжать руку Фрэнсиса в знак поддержки. Фрэнсис посмотрел на него, и он понял, что тот почувствовал его намерение: их души на миг соединились. — Да, — сказал Фрэнсис. — Теперь с ней покончено. Я думал, что этого никогда не случится, и, вот, посмотрите на меня. — Посмотрите на него, — повторил Джеймс, позволяя своей гордости отразиться в глазах. Фрэнсис прочистил горло и почти робко отвернулся. — Я думал, на то, чтобы разлюбить понадобится вечность. А потом, я просто проснулся однажды и осознал, что больше её не люблю. Кажется несправедливым, что боль всё ещё сохраняется. Здесь всё ещё болит, — он похлопал по своей груди. — Вот так. Теперь ты знаешь, что я не умею строить отношения. — Я просто знаю, что ты был достаточно силён, чтобы двигаться дальше. Чтобы разобраться со своими демонами. Фрэнсис отмахнулся. Втянул воздух и поднялся с кресла. — Могу я сделать что-нибудь ещё, вместо того чтобы утомлять тебя своими слезливыми историями? — Я всегда буду слушать тебя, и это угроза, — сказал Джеймс. — Нет нужды прятаться. Не знаю, говорил ли тебе кто-нибудь, но иметь эмоции - это нормально. — Можешь написать эту прекрасную цитату на моём надгробии, когда я умру из-за того, что топлю их в бутылке, — невозмутимо ответил Фрэнсис. Они смотрели друг на друга некоторое время, а потом Фрэнсис хихикнул так, словно весь этот разговор был шуткой. Джеймс действительно хотел его обнять. Его останавливала лежащая на коленях собака. — Можешь выгулять Нептуна, — предложил он. — Будешь злобно смотреть на всех, кто будет пытаться его погладить и чувствовать себя мужчиной. — Ха-ха, — сказал Фрэнсис, но потом что-то игривое снова блеснуло у него в глазах. — Ты знал, что у меня есть кошка? — Нихрена я не знал, о, Фрэнсис, Повелитель Тайн. — У меня есть кот. Он придурок. — Как его зовут? — Хватит откровений на сегодня. Нептун, пошли. — Ты невероятный, — произнёс Джеймс, почувствовав, как распирает его грудь от того, что Фрэнсис ему подмигнул. Фрэнсис пружинистым шагом вывел Нептуна в коридор, захватил его мешки для отходов, пристегнул поводок. Джеймс посмотрел на пустое кресло, безмолвного свидетеля происходящего. Он дождался, пока дверь закроется, а потом свернулся в нём калачиком.

⚓

— Как думаешь, он спит? — прошептал Фрэнсис. Глаза Джеймса распахнулись, он был уверен, что закрыл их мгновение назад. Фрэнсис уже вернулся, одетый в тёмно-синее пальто, которое Джеймс оставил для него в коридоре. По вечерам было прохладно. Должно быть, уже был вечер, но Джеймс потерял чувство времени из-за своего короткого сна. Он горестно застонал. — Ты разговаривал с моей собакой? — спросил он. — Мы стали хорошими друзьями, — по секрету сообщил ему Фрэнсис. Действительно, Нептун смотрел на него с трепетом, виляя хвостом со скоростью света. — Гляньте, как поладили мои мальчики, — пробормотал Джеймс и моргнул, пытаясь прогнать сонливость. Он чувствовал себя более утомлённым, чем когда засыпал, усталость пробралась в самые кости и мышцы. — Ты хоть вздремнул сегодня? — спросил Фрэнсис и, каким-то образом, это прозвучало как настоящий допрос. Он не сел и не снял пальто: навис над Джеймсом в суровом беспокойстве. Джеймс поёжился под тяжестью этого беспокойства. — Ненавижу дремать. Пустая трата времени. — Постельный режим включает постель и много отдыха, — заявил Фрэнсис. — Отправляйся в кровать. Джеймс снова застонал, но слишком хотел спать, чтобы спорить. Он неохотно поднялся на ноги, но просто остался стоять, не зная, что должно произойти дальше. — Мне нужен душ. — Душ или ванна? Джеймс задумался. — Ванна была бы как раз кстати. — Давай устроим тебе ванну, — Фрэнсис направился в ванную, целеустремлённый, как всегда. Джеймс не собирался доказывать, что ему не нужна помощь с этим. Похоже, это было молчаливое понимание. Фрэнсис даже не взглянул на фотографии Софии, просто заткнул ванну и, открыв кран, проверил температуру. Джеймс немного помедлил на пороге, наслаждаясь видом Фрэнсиса, сидящего на бортике в своём шикарном костюме. Его тёмно-бордовые носки привлекли внимание Джеймса. Годы совместной работы, а он ни разу не видел Фрэнсиса без обуви до этого момента. Нептун услышал звук льющейся воды и ворвался внутрь. Он любил составлять Джеймсу компанию, когда тот купался. Фрэнсис осторожно улыбнулся ему и почесал за подбородок. Джеймс решил наконец войти и порылся в зеркальном шкафу в поисках зубной щётки. Делать это в присутствии Фрэнсиса казалось так необъяснимо естественно, хотя его отражение показало, что он покраснел. — Значит, тебе нравятся бомбочки для ванн, — заметил Фрэнсис. Несколько штук лежало в стеклянном контейнере аккуратной горкой. — С чего ты взял? — спросил Джеймс, не смотря на жужжащую зубную щётку. — Что они делают? Они взрываются? — Т’ никогда? — качнул головой Джеймс. — Давай по’ажу. Выбери одну. — Любую? — Фрэнсис очень сознательно выбрал тёмно-синюю. — Ага. Па’жди н’много, а потом б’ось вванну. Фрэнсис заинтересованно сощурился на шарик. — Значит, здесь присутствует неопределённость. — Час’ь оп’та с бо’бочками для ванн, — он выплюнул пену без всякого изящества. Он знал, что выпятил зад, когда наклонился вперёд. Он так же знал, что Фрэнсис наблюдал за тем, как он это делает. Внимание никогда не было таким приятным. — Как работа? — спросил он, стараясь сохранить впечатление домашней повседневности. — Всё в порядке. Тебе не о чем волноваться, — Фрэнсис на пробу подбросил бомбочку в воздух и поймал её ловким движением запястья. Нептун подпрыгнул, восторженно гавкнув. Он явно влюбился в Фрэнсиса. — Значит, ты говоришь мне, что моё отсутствие не ощущается, — поддразнил Джеймс и продолжил чистить зубы. Он по-прежнему склонялся над раковиной просто для того, чтобы понаблюдать за реакцией Фрэнсиса. Реакция Фрэнсиса заключалась в том, что, отвечая, он точно обратился к заднице Джеймса: — Думаю, я добрался до Хикки. Это заставило Джеймса распрямиться. — Да что ты говоришь? — Пока ничего конкретного. Выходка с Гиннессом, судя по всему, не была его единственной проделкой. Кейтинговая служба, которая якобы обслуживала Карнавал, не существует. — Вот чёрт. Где же он взял еду? Фрэнсис пожал плечами, словно его глаза не сияли от волнения, и добавил: — Гудсир пытается это выяснить. Похоже, он собирается прижать Хикки. — Гудси’? Наш ‘Арри? — Тебе нужно было видеть его лицо, когда об инциденте с пивом и том, что я выяснил про кейтеринг, доложили в отдел кадров. Не позволяй его добродушию ввести тебя в заблуждение, он настоящий ангел мщения. Джеймс потрясённо рассмеялся, случайно плюнув зубной пастой на зеркало. Он вытер рот, всё ещё посмеиваясь. Он был бы смущён, не будь образ Гудсира, облачённого в тогу и несущего Армагеддон, таким смешным. — Чёрт возьми. Я пропускаю всё самое весёлое. — Тем больше причин скорей поправиться, — сказал Фрэнсис и указал на ванну. — Тс. А я тут планировал навсегда остаться больным, — он ополоснул зубную щётку. — Блэнки, я полагаю, здоров как лошадь? В ответ на моё письмо с пожеланием выздоровления он прислал только поднятый вверх большой палец. — Лучше, чем когда-либо. Его ничего не остановит. В воскресенье они с женой ходили в горы, а я сидел с детьми в наказание. Никогда больше не желаю видеть Свинку Пеппу. Джеймс фыркнул. — Плаксивая сволочь будет преследовать меня во снах, — серьёзно добавил Фрэнсис, посмотрев ему в глаза. Джеймс открыл рот, чтобы сказать что-нибудь глупое, вроде, боже, я люблю тебя. Он указал зубной щёткой на ванну и сказал вместо этого: — Закрой кран и брось бомбочку, теперь должно быть достаточно. — Просто?.. — Да, просто брось её. Фрэнсис издал мультяшный звук и выпустил бомбочку из пальцев. Сердце Джеймса подпрыгнуло. Нет, серьёзно, если ты будешь продолжать в том же духе, я влюблюсь в тебя, подумал он. Как будто это увлечение уже не было достаточно смешным. Я влюблюсь. Фрэнсис с искренним удивлением уставился на воду. — Это как искусство, — заявил он. Он рассеяно погладил Нептуна, тоже очень заинтересовавшегося процессом. — Очаровательно. Как цвет твоего платья. — Тебе стоит взять одну, — сказал Джеймс, не обращая внимания на то, как ослабели колени. Он не был достаточно силён, чтобы броситься на них, так какой смысл? — У тебя есть ванна? — Я никогда… Я просто принимаю душ. — Побалуй себя. Фрэнсис уставился на него так, словно никогда не слышал об этой концепции. Неуверенно взял шарик из светло-голубой морской соли и повернул его в руке с долей восторженного недоумения. Джеймсу захотелось подарить ему все бомбочки для ванн на свете. Та, что была в воде, зашипела в последний раз и растворилась. — Ну, — сказал Фрэнсис. — Спасибо. Тогда я оставлю тебя тут. Останься, взмолились глаза Джеймса. — Верно, — сказал он. Фрэнсис поднялся с бортика. С Нептуном там и Джеймсом у раковины, ванная казалась тесной, как будто они стояли слишком близко, чтобы это можно было объяснить. Воздух стал горячим и влажным, а глаза Фрэнсиса были прохладными, как потайная лагуна. Джеймс тонул. Не как в Темзе. Это было намеренное погружение, спуск в пучину и полное растворение. — Тебе нужно что-нибудь ещё? — спросил Фрэнсис. — Ты вернёшься завтра? — спросил Джеймс, и это показалось последним вздохом. — Я не хочу вторгаться в твоё расписание, но если бы ты мог… Я действительно ценю твои визиты, ты… — любим, любим, любим, — слишком добр. — Я приду, — пообещал Фрэнсис. Он потянулся, как если бы хотел убрать прядь волос с лица Джеймса, но передумал и опустил руку. Джеймс отчаянно потянул за рукав его пальто. Он не знал, что хотел этим сказать, сделал это инстинктивно. Не уходи. Он не мог требовать этого от Фрэнсиса. Ещё нет, не сегодня. Он снова неловко потянул за пальто, сильнее на этот раз, и сказал: — Скажи своему коту, что я передаю привет. Фрэнсис улыбнулся, морщинки растеклись вокруг его глаз. — Его зовут Феджин.

⚓

Джеймс проснулся с новым ощущением дыхания через нос. Оно продлилось всего три минуты, но оно всё-таки было. Он почувствовал себя вдохновлённым достаточно, чтобы попытаться заняться утренней йогой без надлежащего соблюдения техник пранаямы. Ему даже удалось расслабиться в позиции скорпиона, но Нептун испортил стойку, бросившись на него. Последовала неэлегантная, но очень весёлая борьба, а затем Джеймс подхватил его, словно тот всё ещё был щенком, и отправился заваривать ромашковый чай со ста семьюдесятью фунтами ньюфаундленда на плече. Он приветствовал жжение в мышцах, ощущение, которого ему очень не хватало. Он чувствовал себя достаточно хорошо, чтобы пойти на работу, но знал, что Фрэнсис тут же отправит его домой. И правильно сделает. Внезапный прилив энергии сменился закономерным спадом. К полудню он снова превратился в ленивую картошку, едва способную поднять пульт. Кроме того, он стал слишком самоуверенным в выборе одежды: пижамы были изгнаны в шкаф, а предпочтение отдано чёрной футболке с низким вырезом и спортивным штанам. Волосы были свежевымыты. Он хотел показать Фрэнсису, что ему становится лучше. Достаточно хорошо, чтобы позволить Фрэнсису оценить отсутствие у него нижнего белья, если тому вздумается. Хороший рывок за штаны - вот всё, что отделяло его от счастья. Он отнёсся к отдыху серьёзно. Дремал так, словно готовился к сексуальному марафону. Бог знал, повезёт ли ему хоть немного, но он был готов искушать судьбу. Он бы принял всё, что Фрэнсис был готов ему дать: вежливый отказ или предложение позднего свидания. Позволил бы нагнуть себя над диваном и взять сзади. Он сам бы взял Фрэнсиса, если бы тот предпочёл такой расклад. Диван привык ко всему, к самым разнообразным вещам. Он планировал делать что-нибудь привлекательное в момент, когда придёт Фрэнсис: лежать, многозначительно развалившись, и/или слушать непристойную аудиокнигу, но вышло так, что он смотрел Дэвида Аттенборо на Netflix, завернувшись в одеяло, как буррито. Фрэнсис пришёл рано и не было времени что-то менять. Джеймс, вместе с Нептуном, бросился к двери, не в силах сдерживать своё воодушевление. Сделал три глубоких вдоха, два из которых удалось сделать через нос. Открыл дверь. Он думал, что привык видеть Фрэнсиса на пороге, но новизна никуда не делась. Тот был одет в голубой костюм, который Джеймс никогда раньше не видел: костюм сочетался с его глазами, заставлял светлые волосы сиять. — Устал от куриного супа? — спросил Фрэнсис. — Никогда, — ответил Джеймс. — Очень жаль. На этот раз морковка и сладкий картофель. — Картофель обязателен? — Ещё бы, — Фрэнсис вошёл внутрь, проскользнув мимо него. Джеймсу показалось, что он почувствовал запах его лосьона после бритья. — Мы даже можем добавить гарам масала. Это даст тебе отличный повод поговорить об Индии. Джеймс нахмурился. — Мы? — растеряно спросил он, наблюдая, как Фрэнсис разувается. Его холщовая сумка казалась плотно набитой. — Не успел заскочить домой. Покупал продукты по дороге, в Теско. Джеймс схватился за грудь, даже не по попытавшись скрыть этот жест. — Ты ходил в магазин за продуктами ради меня? — поддразнил он, но так, чтобы звучало, как воркование, чтобы у Фрэнсиса был выход в случае, если он не хотел признавать, насколько по-домашнему всё это было. Фрэнсис просто посмотрел на него, подняв сумку так, чтобы Нептун не мог до неё добраться. — Конечно. — Я тебя не заслуживаю, — сказал Джеймс. — Вздор. У тебя есть куркума? — Фрэнсис направился на кухню, не дожидаясь ответа. Джеймс, кажется, получил хлыстовую травму. Фрэнсис умел сбивать с толку. Ему нравилось видеть Фрэнсиса таким спокойным: раскладывающим продукты, говорящим Нептуну, что тот не может съесть лук, абсолютно нет. Джеймс помог ему найти пряности, кастрюли и сковороды и, следуя его командам, принялся помогать с рецептом. Они стояли у плиты плечом к плечу. Джеймс изо всех сил старался не быть вульгарным с блендером. Эта непринуждённая близость была слишком важна, чтобы рисковать ею ради дурацкой шутки. Обычно Джеймс жертвовал ради смеха чем угодно. Не этим. Только не Фрэнсисом. Он рассказывал Фрэнсису про Мумбаи. Не самые хорошие истории. Не самые смешные. Культурный шок. Переполненная железная дорога. Он не говорил на маратхи, даже не знал название языка, когда прибыл со всем высокомерием студента по обмену, уверенного, что весь мир находится у него в руках. Как это место опустило его на землю, даже после Китая, даже после Турции. Люди, которых он встречал. Незабываемые беседы за наан и чаи. Уничтожение самомнения. Столкновение со сложным наследием на острове Мадх, в португальской крепости, некогда оккупированной британскими войсками. — Но потом ты возвращаешься в Лондон и забываешь обо всём, — сказал Джеймс. — Это выживание сильнейшего. Я не чувствую, что я на месте, что вернулся, и я даже не уверен, что это из-за моих путешествий. Я всегда был деревенским мальчишкой и, в глубине души, до сих пор им остаюсь. Я всё ещё не уверен, что этот город в конце концов не одолеет меня. Мне нравится здесь. Я не могу вернуться в Хартфордшир, там для меня нет карьеры, но Лондон меня никогда не примет. Это безжалостное место. Надеюсь, ты не считаешь это личной неудачей, — сказал Фрэнсис. Джеймс прикусил губу и принялся тереть имбирь. Он считал, ещё как. — Лондон никогда не будет ощущаться, как дом. Это просто очаровательное место, в котором тебе довелось жить. Фрэнсис задумчиво помешал в кастрюле, а потом убавил огонь. — В графстве Даун, Северная Ирландия, есть город, Бейнбридж. В нём я родился и вырос. Я был почти готов к отъезду, когда произошла первая бомбардировка ИРА. За день до того, как я уехал. Попытайся не чувствовать себя беженцем после такого. Был убит ребёнок из моей старой школы. — Боже, Фрэнсис. Мне так жаль. Фрэнсис слабо улыбнулся. — Первая бомбардировка, — повторил он. — А потом ещё две, в моём скучном городе. То самое место, где я ездил на коровах. Когда я был ребёнком, я думал, что подобные вещи случаются с другими людьми, посторонними людьми, что я буду в безопасности, если не забуду закрыть дверь, когда папа вернётся домой. Я был там на Ньюри-стрит, когда взорвалась машина. Не был ранен, но был там, в гостях у семьи. Кровь на мостовой. Это меняет человека. Его акцент стал заметней, а лицо бледнее. Джеймс положил руку ему на плечо. Это не было утешением. Фрэнсис не нуждался в его сочувствии. Это было напоминанием: ты здесь. Что бы не случилось, что бы не произошло дальше, ты уже зашёл так далеко. Ты варишь морковный суп. Разве это не замечательно, что у тебя выдался такой обычный день, после всего, что случилось? — Жить нелегко, — заключил Фрэнсис. — Я рад, что мы оба пытаемся. — Это соглашение, — сказал Джеймс и убрал руку, чтобы поднять кружку бульона. — Идти вперёд. Фрэнсис ухмыльнулся и взял чашку со сметаной. — Идти вперёд, — повторил он. Они чёкнулись кружками, посмотрев друг другу в глаза. Я с тобой. Ты не одинок. — Вот чёрт, — сказал Фрэнсис. — Суп горит.

⚓

Некоторое время был слышен только звон ложек по фарфору, благовоспитанное прихлёбывание и голос Дэвида Аттенборо, вещающий о криосфере. — Я бы сказал, — заявил Джеймс, — что из нас вышла хорошая команда. — Я тоже так думаю, — непринуждённо кивнул Фрэнсис. Они сидели на диване, совсем рядом, случайно задевая друг друга бёдрами. Джеймс загорелся от этой точки соприкосновения. Жар распространился, как лихорадка. У Фрэнсиса были действительно хорошие ноги. Этот костюм был тоньше, его обычных отглаженных брюк. Он снова избавился от пиджака. Он выглядел совершенно восхитительно. — Хороший суп. Наша гордость и радость. — Ах, — сказал Фрэнсис. — Суп. Да. Джеймс прикусил щёку. Уставился в свою тарелку. Товарищество. Он мог с этим смириться. Но он бы не достиг того, что имел, не стал тем, кем был, если бы не стремился к невозможному. — Чем мы ещё займёмся вместе? — поддразнил он. Это было приемлемое вступление. Фрэнсис ничего не ответил, только натянуто улыбнулся. Вся его поза была напряжённой. Не опасливой, но неуверенной. Джеймс поставил миску с отчётливым звоном. По телевизору показывали сбившихся в кучу пингвинов. Он последовал их примеру. Придвинулся ближе к Фрэнсису, словно это было естественно, инстинктивно. Словно сердце не забилось у него в горле, когда он положил голову Фрэнсису на плечо. Он, затаив дыхание, ждал, не напряжётся ли Фрэнсис. Фрэнсис растаял. Его поза не изменилась, но Джеймс мог поклясться, что она в ней стало больше тепла. Расслабленности, открытости. Им обоим было комфортно, насколько он мог судить. Он не спускал глаз с экрана, чтобы не смущать Фрэнсиса, чтобы тот мог как бы случайно прекратить контакт, если бы захотел. Фрэнсис ничего такого не сделал. Он продолжал смаковать суп, не отстраняясь ни на йоту. Взгляд Джеймса упал на его колени. Фрэнсис сидел, широко раздвинув ноги. Довольно необычно для него. Он поджал пальцы на ногах, затянутых в носки в горошек. Прочистил горло. Ничего не сказал. Джеймс не стал подгонять. Фрэнсис имел право не торопиться. Джеймс хотел этого, сколько себя помнил, и мог подождать ещё немного, пока Фрэнсис придёт в себя. Он только недавно узнал, что это вообще возможно. Он мог просто наслаждаться моментом и посмотреть какие шансы предложит будущее. Фрэнсис отставил свою миску в сторону. В ней всё ещё оставался суп. Это был жест отказа от притворства, и мягкий стук, с которым она встала на журнальный столик, отозвался в сознании Джеймса. У него пересохло во рту. Это звучало окончательно. Он, слегка скосившись, посмотрел на Фрэнсиса. Фрэнсис встретился с ним взглядом. Он выглядел решительным, почти рассерженным, но не на Джеймса. Он приобнял его за плечи, и Джеймс вписался в это полуобъятие, словно был для него создан. Фрэнсис мягко коснулся его подбородка, костяшками пальцев приподняв голову Джеймса. Искал что-то в его лице. Возможно, насмешку, сожаление или страх. Он найдёт только неприкрытое желание. Губы Джеймса приоткрылись, веки потяжелели. Он умолял, жалкий, может быть. Перед прошлыми любовниками ему было бы стыдно так обнажаться. Если ты позволишь увидеть в чём нуждаешься, тебе могут в этом отказать. Он быстро усвоил этот урок. Теперь держать оборону не было нужды. Ему причиняли боль в прошлом. И никто не был не был к нему более жесток, чем он сам. Он отказывал себе в сотне вещей, которые считал незаслуженными. Жил так, словно у него на чердаке гниёт портрет. Каждый комплимент, каждый акт любви, который он получал, казался ему пустым и бессмысленным. Никому не было дозволено увидеть его истинное «я». Ему казалось, что он обманом заставлял их любить себя. Он доверял Фрэнсису судить его. Решать, что тот хочет дать и в чем отказать. Джеймс показал Фрэнсису всю свою жалкую, смешную нужду, очевидную на его лице, и ещё более очевидную в том, как он заёрзал на месте. Движение привлекло внимание Фрэнсиса к линии его члена, твердеющего в штанах, которую ни с чем нельзя было спутать. Это то, что я прятал, подумал он. Я хочу, чтобы ты хотел меня. Ты заметил? Насколько остра эта потребность? Ты знаешь, что всё зависит от того, видишь ли ты меня? Смотри на меня. Фрэнсис закрыл глаза. Наклонился вперёд. Поцелуй был медленным, но всё же неожиданным. Это было так настойчиво. Джеймсу казалось, что он не может быть уверен ни в чём, кроме того, что Фрэнсис целует его, кроме уверенного давления его губ, того, как он, не теряя времени, лизнул Джеймса в рот, слизывая его вздохи. Это был упорный поцелуй, отказывающийся быть грубым или неуверенным. Джеймс схватился за колено Фрэнсиса, чтобы уравновесить себя. Фрэнсис притянул его ближе, тёплая ладонь легла на его спину. Джеймс позволил своей руке скользнуть по бедру Фрэнсиса, исследуя его мягкость, царапая брюки, скрывающие нежную кожу. Фрэнсис углубил поцелуй. Воодушевлённый, Джеймс перекинул ноги через колени Фрэнсиса, забрался на них, не прерывая поцелуй. Правая рука Фрэнсиса легла на его талию, другая все ещё обхватывала его лицо. Как жаль, что Джеймсу был нужен воздух. Он отстранился, тяжело дыша. Посмотрел на Фрэнсиса, на его дикие глаза, влажные от слюны губы. Джеймс без особого намерения качнул бёдрами. Фрэнсис крепче сжал его талию. Джеймс не мог прочитать его лицо. — О чём ты думаешь? — прошептал он. Его язык казался неповоротливым, его губы болели, требуя больше поцелуев Фрэнсиса, оставляющих синяки, исцеляющих. — Я думаю, что ты идиот, — стоически сказал Фрэнсис. Его рука скользнула под рубашку Джеймса, что предупредило его саркастический ответ, слишком ошеломило непринуждённостью прикосновения. Фрэнсис погладил его по спине и посмотрел с озадаченным, почти печальным выражением лица. — Ты можешь получить кого угодно. И я знаю, что ты регулярно это делаешь. Зачем тебе это, если ты всего за двадцать минут, можешь уговорить кого-то более?.. Боже, Джеймс, ты можешь найти молодого, красивого парня, который с ладони у тебя будет есть, будет смеяться над твоими чёртовыми шутками. Почему я? — Ты смеёшься над моими шутками, — возразил Джеймс. — Но не над дурацкими, — Фрэнсис облизнул губы, как будто пытаясь сдержаться, а потом прошептал, — а таких большинство. — Я не знаю, Фрэнсис, что ты хочешь услышать? — Джеймс схватился за его плечи, чтобы восстановить равновесие. Он сидел на коленях у человека, который спрашивал, в своём ли он уме, если испытывает к нему симпатию. Это не было неуверенностью в себе, что досадно. Джеймс мог сказать, что у Фрэнсиса есть проблемы с возрастом, с внешностью. Вновь открывающиеся раны от прошлых отношений. Но дело было не в этом. Не только в этом. До него дошло, что Фрэнсис действительно, искренне, верил, что Джеймс был далеко не в его лиге. Слишком хорош, чтобы на него претендовать. О, какая ирония. — Можешь сделать презентацию, — слабо предложил Фрэнсис. — Тебе нравятся мои презентации, — Джеймс погладил его шею большим пальцем. — Ничто другое не может так эффективно растянуть пятиминутный отчёт на целый час, — Фрэнсис нежно ущипнул его за спину. Член Джеймса откликнулся, по телу пробежала дрожь. Ему нравилось, когда Фрэнсис был игривым, нравилось, как он скрывал за этим свою уязвимость, и то, насколько прозрачен был этот метод. — Может быть, дело в том, как ты медленно погибаешь у меня на глазах, пока я пробираюсь по слайдам, — сказал Джеймс. — Или в том, как ты постукиваешь по зубам ручкой. Может быть, это потому, что ты добрый, отзывчивый человек, которому я могу по-настоящему доверять, которым я могу восхищаться? А может дело в твоём нахальстве, или в твоей заднице, или в том, как горячо ты выглядишь, когда хочешь меня задушить. Боже, Фрэнсис. Это может быть что угодно. Фрэнсис склонил голову набок, нахмурившись. Это было почти комическое проявление недоумения. Его сомнения улеглись, когда он встретился с Джеймсом взглядом. Как ещё он мог ответить на доверие Джеймса, если, не доверившись в ответ? Он провёл пальцами вниз по позвоночнику Джеймса, изучая географию его костей. Остановился у пояса штанов. — Хотел бы я больше походить на тебя, — сказал Фрэнсис. — Я никогда не пробовал случайный секс. Не мог разделить это с кем-то, зная, что всё останется только в воспоминаниях. — Я не хочу, чтобы это было чем-то случайным, — ответил Джеймс. Фрэнсис потянул за пояс его штанов, как бы проверяя: я действительно могу это сделать? Ты позволишь мне? Джеймс поднялся выше, цепляясь за плечи Фрэнсиса. Пусть он увидит очертания его бёдер, показавшуюся линию аккуратных волос. Фрэнсис обхватил его член сквозь плотную ткань, всё ещё проверяя. Обласкал его. Джеймс подавил удовлетворённое шипение. А потом подумал, какого чёрта. Пусть его вздохи будут слышны. — Я хочу узнать тебя, — произнёс Фрэнсис тихим, немного хриплым голосом. — Всеми доступными способами. Слишком долго я принимал тебя за кого-то, кем ты не являешься. — За кого-то гетеросексуального, — сказал Джеймс, качнув бёдрами, потираясь о руку Фрэнсиса. Фрэнсис усмехнулся и нежно погладил его. Джеймс не мог вспомнить никого, кто бы не делал обычных движений, касаясь его члена: тянул, дрочил, сжимал в кулаке. Фрэнсис относился к нему, как к любой другой части тела Джеймса, признавая хрупкость и восхищаясь красотой. — Даже будь ты натуралом, — сказал Фрэнсис, — ты бы не был тем возмутительным болваном, за которого я тебя принимал, флиртующим с гомосексуалами ради идиотских шуток, бахвалящимся этим, купающимся в осознании того, что можешь соблазнить кого угодно. Ты не такой. Джеймс склонился ближе к уху Фрэнсиса. От него пахло чем-то знакомым, но Джеймс никак не мог распознать запах. — Я всё равно нравился тебе, — поддразнил он. — Даже тогда. — В некотором смысле, — сказал Фрэнсис. — Ты мне не нравился именно потому, что нравился слишком сильно. Моя логика сбивает с толку даже меня, — он спокойно посмотрел на свою руку, лежащую на промежности Джеймса. Ну. Это было логичным завершением всего происходящего, не так ли? Фрэнсис пристально посмотрел на него и откровенно спросил: — Могу я увидеть? — О, но что, если мой член понравится тебе слишком сильно? — проскулил Джеймс, едва сдерживая улыбку. Фрэнсису гораздо лучше удавалось сохранять невозмутимое лицо. — Некоторые вещи никогда не меняются. Я всё ещё думаю, что ты ребёнок. — Побалуй меня, — Джеймс смиренно продемонстрировал свой полувставший член. Он окреп ещё больше под пристальным вниманием Фрэнсиса. Джеймс скучал по тем временам, когда мог вызвать настоящий стояк, просто подумав о сексе, но так в некотором смысле было даже лучше. Облегчение, которое наступило, когда Фрэнсис прикоснулся к нему, знание: о да, всё в порядке, я смогу. — Как бы сильно я не скучал по твоим трусам с гепардом, — сказал Фрэнсис, — но это прекрасно. — Об этом… — Нет, не объясняй. Ты должен оставить хоть мне что-то, что я могу осудить. Джеймс усмехнулся, обласканный, довольный, расслабившийся под нежными прикосновениями Фрэнсиса. Какое-то время они молчали. Тишину нарушало только трение кожи о кожу и монотонный бубнёж телевизора на заднем плане. Это казалось продолжением их домашнего уюта, и удивляло именно очевидной нехваткой размаха. Джеймсу казалось, что он может наслаждаться этим бесконечно, даже если его член стал болезненно тяжёлым и чувствительным. В документалке говорили что-то про спаривание. Джеймс почувствовал улыбку на губах прежде, чем понял, что улыбается. — Эй, Фрэнсис? Рука Фрэнсиса замерла на мгновение, явно в ожидании предстоящего. — Да? — напряжённо спросил он. — Знаешь ли ты, что средний Джеймс хранит в своём логове в спальне от пяти до шести упаковок презервативов? Фрэнсис усмехнулся, вопреки всем своим усилиям. Джеймс был очень доволен тем, что шутка удалась, но был поражён, когда в ответ Фрэнсис перекинул его через своё плечо и спинку дивана. Джеймс всё ещё был на коленях у Фрэнсиса, но его задница была бесстыдно выставлена на показ. Фрэнсис стянул его штаны ещё ниже, как раз под изгиб упругих ягодиц Джеймса. Джеймс забыл, что нужно дышать. Он смотрел на свою комнату, в изумлении свешиваясь с дивана. Это было похоже на новый мир, как будто он только что ступил на Луну. Нептун спал на своей подушке. Всё в порядке, подумал Джеймс, не обращай внимания. Ничего особенного. Я думаю, что моя офисная любовь трахнет меня прямо здесь. — Могу я? — спросил Фрэнсис. — Что угодно, — выдохнул Джеймс. Послышался безошибочный звук облизывания пальца. Джеймс прикрыл рот. Иисус грёбанный Христос. Фрэнсис развёл его ягодицы. Коснулся скользким пальцем его дырки, не проталкивая, просто осторожно стукнув. Это было самое странное, самое горячее ощущение, какое Джеймсу доводилось испытывать. Его горло сжалось до боли. Не сейчас, не сейчас, чёрт возьми, остынь… — Полное разоблачение, — сказал Фрэнсис. — Я никогда не доходил с мужчиной до конца. Джеймс, кажется, отключился на мгновение. — Ага? — отозвался он. — Видишь. Никакого случайного секса. — Но что-то же ты делал, верно? — наступила тишина. — Ты пробовал анал? Фрэнсис откашлялся. Джеймс повернулся, как мог. — Тебе нужно попробовать анал. Тебе нравится эта идея? — Джеймс, — сказал Фрэнсис, всё ещё прижимая палец к его отверстию. — Да, идея мне очень нравится. — Тогда развлекаемся. Везучий я. Фрэнсис усадил его обратно к себе на колени. Штаны обхватили бёдра Джеймса, ограничивая движения. Какое прекрасное воспоминание на чёрный день. Фрэнсис осмотрел его, словно оценивая приз. Джеймс чувствовал себя ценным и желанным, даже несмотря на то, что у него снова заложило нос. — Значит, в спальне у тебя всё есть, — сказал Фрэнсис. — Ты даже не представляешь, — Джеймс многозначительно приподнял бровь. — Почему бы тебе не пойти и не расположиться? Это твой первый раз, мне нужно принять для тебя душ. — Я не против… — Никто не против, пока это не случится. Я скоро вернусь. Может быть, этот конкретный предмет разговора не располагал к романтике, но Джеймс не смог удержаться от быстрого поцелуя. Чмокнул Фрэнсиса в губы просто потому, что, чёрт возьми, мог. Наконец получил на это право. Фрэнсис подался в поцелуй, потянулся за ним, когда Джеймс отстранился. Он переплёл их пальцы и помог Фрэнсису подняться. В процессе его штаны сползли на пол. Он элегантно вышел из них и сделал просчитанный поворот, позволив Фрэнсису полюбоваться изгибом его задницы, когда наклонился, чтобы поднять их. — Дверь слева, — сказал он, направившись в ванную, покачивая бёдрами и изо всех сил стараясь не оглядываться. Если бы он это сделал, он бы стал нетерпеливым. Упал бы на четвереньки прямо на ковре. Чёрт возьми, подумал он, быстро освежаясь у раковины. Чёрт возьми, Фрэнсис, мать его, Крозье в моей постели, думал он, подключая душевую клизму. Процесс был не слишком достойным, но он чувствовал себя рок-звездой. Может, даже готов был спеть что-нибудь из Led Zeppelin.

⚓

Его сердце пело, когда он открыл дверь во всей своей обнажённой славе. Фрэнсис задёрнул тяжёлые бархатные шторы, что было ожидаемо. И зажёг свечи, что не было. — Я нашёл их на книжной полке, — объяснил Фрэнсис, освещённый благовонным мерцанием чайных свечей, выстроенных в ряд на прикроватной тумбочке из красного дерева. Он сидел на кашемировом одеяле в наполовину расстёгнутой рубашке, нижнем белье и подвязках для носков. Джеймсу пришлось сражаться с джунглями комнатных растений, чтобы добраться до него, но он боролся изо всех своих сил. Запрыгнул на кровать так, словно пол был лавой, уже вполне готовый забраться на Фрэнсиса. — Это так мило, ты, великолепный ублюдок. Фрэнсис имел наглость посмеяться над ним, когда Джеймс опрокинул его на спину, оседлав бёдра. — Тебе легко угодить, — сказал он. Джеймс посмотрел на его милое лицо. Как воротник обнимал его мягкий подбородок, черта, вполне достойная поцелуя. Линия его челюсти, морщинки, обрамляющие сияющие глаза, его некогда рыжие волосы, его веснушки. — Не моя вина, что ты красивый. Фрэнсис ошеломлённо моргнул. — Ты что-то говорил о презервативах, — сказал он наконец. — Чтобы мы не забыли, — Джеймс сел на пятки, чувствуя себя достаточно удобно с Фрэнсисом между ног; ему здесь было самое место. Открывая ящик, он продолжал украдкой поглядывать на Фрэнсиса, оценивая виды, которые предлагала распахнутая белая рубашка, и даже оглянулся через плечо, чтобы ещё раз рассмотреть боксёры и подвязки. Фрэнсис носил подвязки каждый день? Или это было для их свидания? Джеймс не мог решить, какой вариант ему нравится больше. Он не глядя перебирал презервативы, но, когда всё-таки повернулся к ящику, понял, что даже не представляет, что выбрать. — Есть предпочтения? — Ни вкуса, ни цвета, — тут же ответил Фрэнсис, не сводя взгляда с члена Джеймса. — С рельефом, если ты хочешь. У тебя есть смазка? — Есть ли у меня, — усмехнулся Джеймс, достав роскошную бутылку, которую, как евхаристию, передавали на последней секс-вечеринке, на которой он был. Гладкое чёрное стекло, металлический диспенсер и резное название бренда не произвели желаемого эффекта, Фрэнсис просто кивнул. Джеймс не унывал. Они просто были людьми с разным опытом. Они могли найти общий язык в удовольствии, которое собирались разделить. — Что ты обычно используешь? — спросил он, выдавливая себе на ладонь немного смазки. — Крем для рук Nivea. Это заставило Джеймса притормозить. — Не с другими людьми, — поспешил добавить Фрэнсис. — В одиночку. — Скажи «онанировать», — попросил Джеймс, потянувшись назад, чтобы подготовить себя. — Скажи, что ты используешь крем для рук, когда онанируешь. Фрэнсис нахмурился. — Значит, тебя заводят ругательства? Тебе не кажется, что «онанировать» - слишком мягко для грязных разговоров? — Ты прав. Скажи, что тебе нравится, как крем для рук ощущается на твоём члене, когда ты дрочишь. — Мне это не нравится, это просто удобно. Дёшево. Джеймс усмехнулся, скользнув пальцем внутрь. — Скажи, что ты думал обо мне, — поддразнил он. — Я думал, — серьёзно ответил Фрэнсис. Джеймс был вынужден его поцеловать. Он прижался всем телом и Фрэнсис подался на встречу. Почувствовал прикосновение члена Фрэнсиса к своему собственному через мягкую ткань боксёров, сводящий с ума скользкий жар его рта. Фрэнсис должно быть решил, что они всё ещё недостаточно близко: он схватил Джеймса за задницу и осторожно протолкнул внутрь палец, вдоль собственного пальца Джеймса. — Я подготовился в душе, — сообщил ему Джеймс. — Просто добавляю ещё смазки. — Ты такой узкий, — произнёс Фрэнсис, благоговейно и немного встревоженно. — Хотел меня почувствовать? — Джеймс сжался вокруг их пальцев. У Фрэнсиса были удивительно нежные руки, сильные и ловкие. Фрэнсис умело согнул палец. Будь у Джеймса точка G, это было бы прямое попадание. — Однажды, когда я думал о тебе, я думал о том, чтобы взять тебя пальцами. — Да? — Да. Джеймс потёрся о него, размазывая предэякулят по натянутым боксёрам Фрэнсиса. — Не развивал мысль? — прошептал он. — Нет, — ответил Фрэнсис. Джеймс сцеловывал нахальную улыбку с его лица, пока Фрэнсис массировал его, погрузившись по самые костяшки, а затем, добавив ещё один палец, развёл их внутри. — Когда это было? — Тайный Санта. — Я пропустил его в прошлом году. — Я знаю. Позапрошлом год. Джеймс нахмурился, но выражение его лица быстро изменилось, стоило Фрэнсису согнуть пальцы. — Чёрт!.. Как долго ты этого хотел? — Порядочно, — ответил Фрэнсис с сожалением во взгляде. — Я хочу тебя внутри, — объявил Джеймс. — Сейчас. Фрэнсис подчинился ему, протянув левую руку за презервативами. Быстро выяснилось, что ему понадобятся обе руки. Он с неохотой вышел. Джеймс моментально по нему соскучился. — Не думаю, что тебе стоит ездить на мне, — заметил Фрэнсис. Его скользкие пальцы доставляли неприятности с упаковкой. — Чтоб ты знал, я был признан чемпионом года по верховой езде на членах, по крайней мере тремя участниками лодочного клуба Тринити Холла. — Должно быть, я пропустил эту часть твоего резюме. — Бьюсь об заклад, у них есть маленькая золотая табличка в мою честь, — задумчиво сказал Джеймс. — Должна быть. — Сегодня ты не будешь скакать на члене, ты болеешь, — Фрэнсису удалось открыть презерватив. Джеймс бы поспорил, если бы не ждал этого момента так долго. — Как ты меня хочешь? — вместо этого предложил он. — Полагаю, ты раньше делал это на боку? — спросил Фрэнсис таким тоном, словно речь шла о военной операции. Джеймс нетерпеливо занял позицию, перекатившись на бок, спиной к Фрэнсису. — Ты обычно большая ложка? — спросил он. Прижиматься к Фрэнсису было так же захватывающе, как и обещание секса само по себе. Он со своей широкой грудью был просто создан для обнимашек. — Я обычно… нож для масла, — пробормотал Фрэнсис. Джеймс решил не вдаваться в подробности, прислушиваясь к ровному дыханию Фрэнсиса, шороху ткани, влажному звуку надеваемого презерватива. Было что-то несомненно эротичное в том, чтобы не видеть, как Фрэнсис всё это делает, полагаясь на другие органы чувств. Вес Фрэнсиса опустился на него, его тепло мгновенно согрело кожу Джеймса. Снова этот знакомый, слабый запах. Джеймс наконец-то его узнал: бомбочка для ванны, которую он дал Фрэнсису, морская соль и шалфей. Он вдохнул запах, закрыв глаза. Перед ним плясали тени горящих свечей. Кто знал, что Фрэнсис такой романтик? Такой сентиментальный? И кто бы мог подумать, что Джеймсу выпадет шанс узнать этот милый секрет? Каждая секунда, каждая минута с Фрэнсисом была подарком. Джеймс довольно мурлыкнул, когда Фрэнсис подхватил его ногу и помог поднять её для лучшего угла. Джеймс жаждал нежных ласк, хотел слушать тихие вздохи Фрэнсиса, двигаться вместе с ним, побуждая его найти ритм. Кончать, может быть. Он мог позаботиться об этом сам. Речь шла о том, чтобы позволить Фрэнсису узнать его, раскрыть что-то хрупкое и до сих пор тщательно охраняемое. Тупое, восхитительное давление у его входа. Он застонал, приглашая. Он переиграл, но эмоции были искренними. Он хотел, чтобы Фрэнсис запомнил его в постели существом непристойным и грациозным, пленительным, очаровательным. Он потянулся, чтобы с удовлетворённым вздохом продемонстрировать чёткие, изящные линии своего тела. Вздох застрял у него в горле. Фрэнсис был… большим. Это, должен быть, был только кончик, учитывая осторожность, с которой он входил, но толщина уже была заметна. Джеймсу как-то не приходило в голову, что Фрэнсис может быть… так укомплектован. Конечно, в прошлом он демонстрировал определённые предпочтения в одежде, заставлявшие Джеймса задуматься, но сложно было сказать рисуется он или нет. Правда вышла наружу. У Фрэнсиса был большой толстый член. Глаза Джеймса раскрылись, затем расширились, по мере того как растяжение нарастало. Его рот раскрылся. Как это вообще?.. Неужели этот боевой таран действительно принадлежал его милому Фрэнсису? Тому самому, с носом-пуговкой? С очаровательной щелью между зубами? С шапками-ушанками? Иногда шепелявящему? Не то чтобы Джеймс жаловался. Он не забывал расслаблять мышцы и дышать во время процесса. Никаких чувственных стонов и изящных изгибов. Ему придётся быть техничным. Работать ради этого. Он был весьма благодарен Фрэнсису за руку, держащую его бёдра открытыми, потому что его инстинктом было бы сомкнуть ноги, защитить свои мягкие места от вторжения этого хищника. — Всё в порядке? — спросил Фрэнсис, войдя до конца. Он наполнял Джеймса полностью. Прошло некоторое время с тех пор, как Джеймс в последний раз чувствовал себя вот так набитым членом, беспомощно насаженным на него, едва способным сжаться вокруг ствола. — Господи-боже, — отозвался он. — Я могу медленнее. — Даже не смей. — Просто кричи, если станет слишком грубо. Джеймс прикусил губу. Теперь это был вызов. — Мне нравится, когда грубо, — сказал он. — Не сдерживайся, втрахай меня в матрас. Фрэнсис уткнулся носом в его затылок, поцеловал его и подчинился. Если бы только они не были так склонны к соревнованию, у Джеймса была бы надежда на то, чтобы сидеть в ближайшем обозримом будущем, сохранить свои органы там, где они должны были быть, дышать. Но теперь его трахали до полусмерти, а он кряхтел и задыхался, откинув голову на плечо Фрэнсиса. — Я с тобой, — сказал Фрэнсис, вколачиваясь туда и обратно, туда и обратно. Джеймс наслаждался каждым дюймом. Пальцы на его ногах поджались, глаза закатились. Фрэнсис был невозможно близко, невозможно глубоко, утверждая своё право на каждую часть распростёртой задницы Джеймса, сочившейся смазкой и горевшей от растяжения. Он бы взвыл, если бы не оставшееся подобие самообладания. Он действительно рвал простыни, но был уверен, что никто его не осудит, не тогда, когда Фрэнсис так неумолимо работает бёдрами. Конечно, в постели он был таким же, как и за своим столом: восхитительно целеустремлённый, полностью сосредоточенный на удовольствии Джеймса. Каждое движение его члена было манёвром, рассчитанным для достижения наилучшего эффекта. Даже то, как он держал Джеймса, почти до синяков сжимая его дрожащую ногу, насаживая обратно на свой член. Почему-то он никогда не думал, что Фрэнсис будет хорош в постели или что-то выше среднего. Это было совсем непохоже на то сладкое веселье, которое он себе представлял. Он перекатился на живот, почти свесившись с кровати и уткнувшись лицом в подушку. Закричал в неё, когда угол внутри изменился. Укусил её. Фрэнсис не переставал трахать его, теперь уже всем своим весом, вбиваясь в него с такой силой, что это чуть не вытолкнуло Джеймса за край. Он решил, что не поддастся лёгкому оргазму, получит всё что возможно. Дрожа, он поднялся на четвереньки. Он покажет Фрэнсису из чего сделан. Трахнет его в ответ. Ответит на каждый натиск, толкаясь, сжимая и отпуская, вращая бёдрами, двигаясь всем своим телом, набирая карающий темп, пока их обоих не объемлет дрожь и отчаяние. — Полегче, — мягко сказал Фрэнсис. Он положил руку на затылок Джеймса, заставив его опуститься на предплечья, прижаться грудью к матрасу, с задницей, по-прежнему задранной в воздух. Джеймс не нашёл сил сопротивляться. Его ноющий член тяжело висел между его раздвинутых бёдер, покачиваясь вперёд с каждым резким толчком Фрэнсиса. Джеймс совсем забыл о нём. Такого никогда раньше не случалось. Он любил играться со своим членом, пока великолепный партнёр раскрывал его задницу. Всё, что он мог делать сейчас, это пускать слюни в подушку. Возможно, он всё ещё был болен. — Пожалуйста, посмотри на меня, — позвал Фрэнсис. Его нежный голос так контрастировал с резкими ударами его члена. А может и нет. Он давал Джеймсу именно то, о чём тот его попросил, трахал до потери сознания. Джеймсу удалось повернуть голову. Это помогло. Во всяком случае, он больше не задыхался. Фрэнсис, наклонившись, убрал прядь волос с его блестящего лица. Джеймс вспотел. В лучшие времена он мог принять не один, а два члена и нисколько… — Ты всё делаешь так хорошо. Чертовски хорошо, Джеймс. Потрогай для меня свой очаровательный член. Джеймс точно знал, что не сможет шевельнуть руками. Они были сделаны из свинца. Они лишились костей. — Прикоснись ко мне сам? — попросил он. По крайней мере, его голос звучал нормально. Почти что светская беседа. Фрэнсис ухмыльнулся, взявшись за член Джеймса. — От чемпиона до принца подушки, — сказал он. Джеймс протестующе хмыкнул. — Я не против, — сказал Фрэнсис, обнадёживающе двинув рукой. Его ладонь была твёрдой и мозолистой, а технике не помешало бы чуть больше изящества, но удары его бёдер с лихвой всё компенсировали. — Я надеюсь, что балую тебя как следует. Такие люди, как ты, созданы для того, чтобы их баловали. У тебя так хорошо получается. У Джеймса перехватило дыхание, почти до всхлипа. Он почувствовал лёгкое головокружение от похвалы. Он больше не знал где кончается он и где начинается Фрэнсис. Они делили каждый удар пульса, каждую дрожь. Влажное тепло, звуки. Они были так погружены друг в друга, что чувствовали себя одним целым. Когда он начал кончать, он даже не знал, он это или Фрэнсис: было ослепляющее удовольствие, дрожь и приглушённый крик, его собственный, заглушенный подушкой. Фрэнсис перетянул его в сидячее положение. Он обмяк, откинувшись на вздымающуюся грудь Фрэнсиса, зрение затуманилось. Фрэнсис держал его, обхватив поперёк груди, и смотрел, как смягчающийся член подпрыгивает с каждым движением его бёдер. Семя блестело по всему животу Джеймса. — Всё в порядке? — спросил Фрэнсис. — Да, — выдохнул Джеймс, у него пересохло во рту, голос словно доносился издалека. Единственным, что удерживало его на месте, была рука Фрэнсиса, его твёрдый член, растягивающий Джеймса, пока тот содрогался вокруг. Он не хотел, чтобы Фрэнсис прекращал, он хотел, чтобы тот остался внутри навечно. — Пожалуйста, используй меня. Используй моё тело. Фрэнсис застонал, уткнувшись в плечо Джеймса. Один ослабевший толчок, другой. Он кончил. Они оба тяжело дышали, влажные от пота и пылающие. Джеймсу очень хотелось, чтобы так продолжалось вечность. — Не вытаскивай, — хрипло попросил он. — Пока нет. — Презерватив… — Чёрт. Да. Фрэнсис поцеловал его в шею в извинение. Мир поплыл. Огни свечей расплывались, как далёкие звёзды. Реальность расползалась по краям. Рациональная часть его сознания говорила, что ему нужно отпустить, расстаться с Фрэнсисом всего на мгновение, а потом он вернётся снова. Джеймс слез с Фрэнсиса и упал на живот бесстыдной массой. К чёрту бельё. Он чувствовал себя слишком хорошо, чтобы беспокоиться об этом, ленивый и бескостный. — Мусорное ведро под ночным столиком, — пробормотал он, наблюдая, как Фрэнсис стягивает презерватив, волосы взъерошены, а боксёры стянуты вниз. Он так хорошо выглядел, занимаясь этим обычным, рутинным делом. Его веснушчатая грудь покраснела, как и его лицо, очаровательный румянец расцветил его щёки. Его поблёскивающий член привлёк внимание Джеймса, он нежно улыбнулся. — Нагрудные платки в ящике. — Ты используешь для этого нагрудные платки? — Ага? — Некоторые из нас всё ещё застряли со старыми добрыми тряпками, — прохрипел Фрэнсис, избавляясь от презерватива и открывая ящик. Джеймс усмехнулся и ткнул Фрэнсиса. Он всё ещё мог чувствовать его внутри. — Я думаю, ты обнаружишь, что шёлк действительно очень приятно ощущается на коже после секса, — сказал он. — Кроме того, отстирать его легче, чем говорят. Фрэнсис ответил уклончивым ворчанием, взяв синий платок, чтобы вытереть свой член и руки. Он рассеяно натянул боксёры и даже начал застёгивать рубашку. Джеймс застонал. — Нет. Разденься. У меня здесь политика открытых членов. — Я вижу, — сказал Фрэнсис, протягивая ему жемчужно-белый платок. — Иди сюда. Тебя нет уже целую вечность. Так ты никогда не узнаешь, хорош ли я в посткоитальных объятиях. Посмотри, я теперь даже не липкий. Ты действительно многое упускаешь. Фрэнсис с сожалением покачал головой, снова устраиваясь в кровати. — Только послушайте, болтливый, как всегда. Если бы я знал, что ты затыкаешься во время секса, я бы оттрахал тебя раньше. — Отвали, — сказал Джеймс, обнимая Фрэнсиса. Фрэнсис устроил голову под его подбородком с блаженной, беззаботной лёгкостью. — Член заставляет тебя заткнуться, и ему даже не обязательно быть у тебя во рту, — продолжал размышлять он. — Какое открытие. — Часто думал о том, чтобы заткнуть меня своим членом? — Когда не мог придумать ничего лучше. Джеймс усмехнулся, проведя пальцем по спине Фрэнсиса. Он тискал своего любимого засранца. Его сердце пело. — С тобой приятно говорить, — признался Фрэнсис, снимая боксёры. — Твои очаровательные стоны мне тоже нравятся. Член Джеймса обнадёживающе дёрнулся, но он знал, что второго раунда не будет. Он всё равно оценил открывшийся вид на ягодицы Фрэнсиса. — Я уверен, что мы сможем найти некоторый баланс, — сказал Джеймс. — Где мы сначала разговариваем, а потом ты заставляешь меня стонать. — Будем надеяться, — сказал Фрэнсис, скидывая боксёры, словно это было самой естественной вещью на свете. Рубашка осталась. Его нахальная маленькая задница выглядела восхитительно, наполовину скрытая подолом. — Давай попробуем? —Джеймс, сглотнув, схватил его за ягодицу, ободряюще сжал её. — Ты приглашаешь меня на свидания, лаская моя задницу, — пробормотал Фрэнсис невпечатлённым тоном. Но он не смог скрыть слабую обнадеживающую дрожь. — Позволь мне пригласить твою задницу на свидание. — Только если на тебе будут те трусы с гепардом. — Любишь их, а? — Люблю тебя.

⚓

Пришёл ноябрь и вместе с ним проливные дожди. Капли барабанили по прозрачному потолку конференц-зала. Звук весьма успокаивающе сочетался с мягкой музыкой, льющейся из динамиков в вестибюле и весёлой болтовнёй гостей. — Надо было включить Led Zeppelin, — заметил Фрэнсис. Он сделал глоток своего корневого пива и поморщился от вкуса. Джеймс мог уловить его нервозность по тому, как он в очередной раз перенёс вес с носков на пятки. Он положил руку на поясницу Фрэнсиса в жесте поддержки, позволив Фрэнсису прильнуть к прикосновению. Его сердце застучало. Он всегда чувствовал себя особенным, когда успокаивал Фрэнсиса, это походило на укрощение раненого, гордого зверя. — Смирно, солдат, — сказал он, понизив свой и без того низкий голос почти до интимного шёпота. Он погладил Фрэнсиса по спине, чувствуя, как тот расслабляется ещё больше. — Всё идёт хорошо. Моя семья прибудет в любую секунду. Фрэнсис снова напрягся. — Это должно меня успокоить? — спросил Фрэнсис, стукнувшись зубами о стакан, пока допивал корневое пиво. — Ты их полюбишь. — Возможно безответно, вот что меня беспокоит. Джеймс открыл рот, чтобы возразить, рассказать Фрэнсису о том, как легко его любить, но Уилл, должно быть, почувствовал возможность его прервать и вошёл в вестибюль прежде, чем Джеймс успел заговорить. Его элегантное пальто развевалось весьма драматично, а сам он размахивал брошюрой с такой бравадой, какой мог обладать только его брат. Фрэнсис отступил назад, ошеломлённый вторжением. Рука Джеймса упала с его спины. — Фитц, и ты мне не сказал? — воскликнул Уилл, сбавив тон по мере того, как достиг их за три возбуждённых, длинных шага. — Ты выставляешь Крэкрофт! — восторженно выпалил он. — Как тебе удалось её уговорить? — У меня есть друзья во всех необходимых местах, — Джеймс ответил на быстрые объятия Уилла, а потом обратил внимание на своего встревоженного спутника. — Это Фрэнсис, мой партнёр. Фрэнсис, Уилл. — Приятно познакомиться! — Уилл схватил Фрэнсиса за руку. Рукопожатие было твёрдым, деловым, но Фрэнсис не забыл про улыбку, пусть и натянутую. Джеймс ободряюще улыбнулся ему. — Я слышал, что вы являетесь организатором мероприятия? — спросил Уилл. — По словам Джеймса, это что-то вроде благотворительного обеда! — Технически, это так, — ответил Фрэнсис. Никаких дальнейших разъяснений не последовало. Уилл явно хотел спросить его о чём-то ещё, но, похоже, не мог подобрать слов. Он был полон бурлящей энергии, которая часто приходила в след за его периодами меланхолии. Фрэнсис тоже признался, что боролся с депрессией. Джеймс надеялся, что он распознает родственную душу. Прибытие Бесс спасло Уилла от судорожных поисков предлога для разговора. Она возилась с зонтиком, за её каблуками волочилась грязь. — Способ оставить даму под дождём, — проворчала она. — У них есть… — Я знаю, милый, — она коснулась его локтя с усталой, но прощающей улыбкой, потом протянула руку вновь разволновавшемуся Фрэнсису. — Вы, должно быть, и есть бойфренд! Я Бесс. Мне нравятся ваши костюмы. — За ними не было никаких скоординированных усилий, — сказал Джеймс. Это заставило Фрэнсиса улыбнуться и это всё, что имело значение. Он представился относительно непринуждённо, облачённый в такой же костюм бардового цвета, приобретённый ими на Сэвил-Роу. Фрэнсису очень хотелось выступить в роли хозяина, особенно с учётом того, что он знал, что большую часть разговоров возьмёт на себя Джеймс. — Здесь еда, — заметил Уилл, постучав брошюрой по подбородку. Джеймс проследил за направлением его взгляда вплоть до уставленных выпечкой столов, которые скорбно охраняли Тозер и Гибсон. Дево и Армитаж патрулировали закуски. Пилкингтон, Диггл и остальные были на кухне. — Как гласит старая поговорка, — сказал Фрэнсис, прикладывая видимые усилия, чтобы казаться весёлым, — если ваша команда попадётся на корпоративном мошенничестве, то вам придётся искупить это благотворительной выпечкой. Джеймс беспокоился, что неловкая маленькая шутка Фрэнсиса не удастся, но Бесс фыркнула. — Какая восхитительно специфичная острота. — Но это правда. — Корпоративное мошенничество? — озабоченно спросил Уилл, нахмурив брови. Он ещё раз посмотрел на столы и гостей. — Организованное неким Корнелиусом Хикки. Мы подозреваем, что это не его настоящее имя, — объяснил Джеймс, потянувшись к Фрэнсису. Он подошёл ближе к нему, встал плечом к плечу, как будто показывая, что они одна команда. Команда мстителей, расправляющихся с мошенниками вроде Хикки. Джеймс чувствовал себя выше рядом с Фрэнсисом, непреодолимым даже перед лицом позора. — Хикки вызвался отвечать за кейтиринг для Радужного Карнавала, утвердил несуществующие счета-фактуры от поставщиков и направил бюджетные средства на счёт мистера Хизера, который, как оказалось, находится в коме, и к счёту которого мистер Хикки недавно получил доступ, притворившись родственником. — Какая низость! — прошипела Бесс. — Но мы считаем, что остальные не были осведомлены о подробностях его плана, — вмешался Фрэнсис. Джеймс не разделял его оптимизм, но уважал надежду, звучавшую в голосе. Фрэнсис любил своих сотрудников, возможно, даже больше, чем они иногда того заслуживали. Джеймс мог только надеяться однажды научиться быть таким же щедрым, как Фрэнсис. — Мистер Тозер был в ярости, когда узнал об этом счёте, — признал он. — Были перевёрнутые столы. — Стол мистера Хикки, — с явным удовольствием уточнил Фрэнсис. — Его кактусы погибли, не дожив до своего расцвета, — с сожалением добавил Джеймс. — Если они вообще были живы. Кажется, его больше расстроил сломанный Макбук. Уилл присвистнул. — В Эребус Вояджес не приходится скучать, а? — Нет, — в унисон ответили Джеймс и Фрэнсис с одним и тем же раздражением в голосе. Бесс удивлённо рассмеялась, а Уилл просиял. Фрэнсис сжал руку Джеймса, почувствовавшего себя странно взволнованным проявлением того, как часто они с Фрэнсисом думали об одном и том же, как едины они стали. — Моя любимая деталь, — сообщил Джеймс, — моя любимая деталь, заключается в том, что Хикки удалось выполнить этот маленький трюк, уговорив своих напарников приготовить всю еду для Радужного Карнавала своими руками, используя ингредиенты из, удостоенного призами, сада мистера Ходжсона. Так мы выяснили, что, при наличии хороших продуктов, из них получается весьма способная кейтеринговая команда. — Великолепно, — сказал Уилл. Настроение значительно улучшилось. Джеймс заметил, с какой нежностью Бесс посмотрела на их переплетённые пальцы. — Во всяком случае, — сказал Джеймс, сражаясь с румянцем гордости и сжимая руку Фрэнсиса, — именно так Фрэнсис пришёл к идее сбора средств и превратил это печальное происшествие в нечто хорошее. Мы скооперировались с благотворительными организациями, ведущими борьбу против изменения климата. Поскольку пирожные и овощные соусы не могли привлечь внимание публики, было решено провести художественную выставку с помощью некоторых талантливых знакомых. — Воздай себе должное, — сказал Фрэнсис, снова сжав его руку, — ты организовал всю эту чёртову штуку. — Я хороший организатор. Просто нужно, чтобы кто-то держал мои идеи в узде, — признание этого далось легко, а осознание всё ещё было ничем иным, как чудом. Осознание того, что у него теперь есть партнёр на которого он может рассчитывать. Того, что с какими бы трудностями они не столкнулись, Фрэнсис всегда будет на его стороне, а он на стороне Фрэнсиса. — Это даже не вся история, — продолжил Фрэнсис. — У нас в последнее время были некоторые… проблемы с бюджетом. Сэр Джон вбил в свою голову, что ему нужны американские горки на борту, тогда как у Джеймса не было средств для найма спасателей, а мой бюджет на зелёную экономику был… Таким, как обычно. Джеймс помог мне наложить вето на решение. —Так же у меня теперь есть преданные спасательницы-лесбиянки, — похвастался Джеймс. — Благодаря инициативе Гудсира, — не забыл добавить он. — Но это ты, — напомнил Фрэнсис, — подсказал мне, что мы можем использовать это мероприятие, чтобы показать сэру Джону, насколько публике важна наша озабоченность возобновляемыми ресурсами. Джеймс отмахнулся от похвалы свободной рукой, но не смог удержаться от широкой улыбки. Он надеялся, что угадал правильно: немного раньше он видел сэра Джона в толпе. Тот выглядел вполне довольным карамелизованным луковым соусом и разговаривал с группой инвесторов. Джейн казалась довольно угрюмой, но участие Софии должно было смягчить её настрой. Оставалось надеяться. — Видите ли, сэр Джон не очень хорошо принял вето, — объяснил Фрэнсис, удивив всех своей готовностью поделиться анекдотом. Он не то, чтобы смотрел Уиллу или Бесс в глаза, но его хриплый голос ни разу не сорвался и не споткнулся. — Его гордость была уязвлена. Он обвинил меня в том, что я соблазнил Джеймса ради достижения профессиональной выгоды. Бесс рассмеялась, хлопнув в ладоши. Уилл, однако, сохранил серьёзное лицо. — А вы это сделали? Соблазнили его? — серьёзно спросил он. — Как ты мог, — Джеймс присоединился к нему, уставившись на Фрэнсиса в поддельном шоке, обрадованный устало изогнутой бровью. — Я доверял тебе. — Мой собственный младший брат. — Растлён ради уменьшения выбросов углерода. — Твоя невинность потеряна. — Если бы ты только мог спасти меня в то время, как мой соблазнитель замышлял спасти планету. — Пожертвовал своим бутоном ради того, чтобы в этом мире остались цветы! — Попал в ловушку чувственных желаний. Променял удовольствия плоти на менее мясное меню на борту! — О, если бы я мог это предотвратить! — Уилл потянулся к нему, Джеймс со слезами на глазах схватил его за руку. Краем глаза он заметил, что Фрэнсис и Бесс многозначительно переглянулись. — И часто они вот так? — спросил Фрэнсис. — Всегда. Они могут продолжать часами. Уилл мгновенно оставил представление и отпустил руку Джеймса. — Вообще-то я хотел посмотреть выставку. — О, тогда увидимся, — ответил Джеймс совершенно нормальным тоном, как будто ничего не произошло. Фрэнсис тихо застонал. Бесс сочувственно похлопала его по плечу. — Добро пожаловать в семью. — Это было не так уж и страшно, — заметил Фрэнсис, пока они с Джеймсом наблюдали, как Уилл и Бесс уходят рука об руку. — Они любят тебя, — мягко поддразнил Джеймс, приобняв его за бёдра. — Кажется, они меня не ненавидят, — допустил Фрэнсис. Он сложил руки на груди, но всё же прильнул к Джеймсу. Джеймс уткнулся носом в его бакенбарды. — Честное предупреждение, мы с Уиллом невыносимы вместе. — Да ты и сам по себе не подарок, — сказал Фрэнсис и от нежной привязанности, звучавшей в его голосе, у Джеймса голова пошла кругом. Он воздержался от неуместного поцелуя на публике, но всё же подвинулся ещё ближе и сказал: — Вчера вечером ты говорил другое. — На тебе было женское бельё, — возразил Фрэнсис. — Я не могу нести ответственность за всё, что сказал. — Что, если я тебе скажу, что одет в женское бельё и сейчас? — Ничего подобного. — Помнишь, как я проскользнул обратно в ванную, прежде чем мы выехали? — Джеймс рискнул прикусить мочку уха Фрэнсиса и отстранился. Зрачки Фрэнсиса расширились. — Изумрудная комбинация? — спросил он, определённо, охрипшим голосом. — Я тебя умоляю. Это твой большой день. Разумеется, я надел кое-что новое по такому случаю. — Какого цвета? — Ты должен это выяснить. Фрэнсис положил руку на его грудь так, словно мог определить цвет на ощупь, почувствовать тонкую кружевную отделку бюстгальтера сквозь слои рубашки, жилета и пиджака Джеймса. — Ты просто хочешь, чтобы я ходил здесь со стояком. — Меня бы это очень впечатлило. — Полагаю, мы не можем отлучиться в туалет на десять минут? — Нет, — ответил Джеймс, он облизнул губы, встретившись с голодным взглядом Фрэнсиса. — Можем на одну минуту. Только взглянуть. Чтобы ты знал, что ждёт хороших мальчиков, которые общаются с людьми. — Чёрт тебя побери, — выдохнул Фрэнсис. Он взял Джеймса за руку и потащил в уборную. Процесс был значительно замедлен благонамеренными гостями, которые поздравляли, задавали вопросы и, прости боже, комментировали. Джеймс ухмылялся всю дорогу, наслаждаясь тем, что одного упоминания об эротичном нижнем белье было достаточно для того, чтобы разжечь Фрэнсиса после пяти месяцев почти непрерывного секса и того факта, что они случайно поселились вместе. Фрэнсис прижал его к двери, едва она закрылась за ними, и принялся расстёгивать его рубашку. Джеймс надеялся, что у них хватит времени для того, чтобы вместе раскрыть факт наличия на нём кружевных трусиков. Его ошеломлённый разум не отпускала мысль о том, чтобы пробраться в кабинку, как и предлагал Фрэнсис. Их губы столкнулись в пожирающем поцелуе. Фрэнсис втолкнул бедро между раздвинутых ног Джеймса, потянул его за волосы. Никто не сможет войти, если они так и останутся здесь, осознал Джеймс. — Не обращайте на меня внимания, — раздался чей-то голос. Они обернулись на незваного гостя больше с раздражением, чем с тревогой. Фрэнсис не желал отступать, и встал так, чтобы укрыть Джеймса от чьих-либо пытливых взглядов. Это был просто Хикки, на половину забравшийся в окно. — Это не должно быть неловко ни для кого из нас, — сказал Хикки. — Если ты собираешься предложить какую-нибудь сомнительную сделку или попытаться нас шантажировать, то забудь об этом, — ответил Джеймс, без особой спешки застёгивая воротник. — Зачем бы мне это делать? — невинно спросил Хикки, весь честные голубые глаза и всё такое. Его взгляд ненадолго переместился на Фрэнсиса, молчаливого и стойкого. — Я имею право быть здесь. Это общественное мероприятие. — В таком случае, ты мог воспользоваться передней дверью, — заметил Фрэнсис. Джеймс хотел бы сфотографировать выражение лица Хикки в этот момент. — Я просто хочу поговорить с Билли, — сказал он, быстро вернув свою легкомысленно весёлую манеру. — Он не отвечает на мои сообщения. — Может это потому, что он не хочет с тобой разговаривать? — Я не узнаю, пока не спрошу, а? — Я не позволю тебе приставать к моим сотрудникам, — заявил Фрэнсис, подходя ближе. В ответ Хикки заполз в окно. Это было бы более эффектно не выгляди он, как мокрая крыса. Фрэнсис возвышался над ним, как агент по борьбе с вредителями, ведущий личную вендетту. — Если ты хочешь поговорить с Гибсоном, то мы тебя проводим. — Какое любезное предложение с вашей стороны, — сказал Хикки. Он тщетно попытался вытереть руки о свои узкие джинсы. Даже его толстовка была мокрой. Джеймс не мог разгадать его план. В лучшие времена Хикки бы гордо вошёл внутрь в костюме, влился в толпу, с помощью очарования добрался до бесплатного шампанского. Похоже, суд всё-таки подействовал на него, как бы самодовольно он не хихикал на публику. — Идём, джентльмены? Если вы закончили. Джеймс только закатил глаза в ответ на этот жалкий вызов и открыл дверь. Хикки зачесал волосы назад, это не помогло. Фрэнсис пошёл следом, поджав губы. Это было опасное выражение лица. Хикки был не таким дураком, чтобы пытаться от него сбежать. Его появление осталось незамеченным, гости его не знали, а бывшие коллеги отворачивались. Хикки продолжал улыбаться, как будто это не задевает его. Джеймс сосредоточился на Фрэнсисе, на той холодной решимости, с которой он вёл их через зал, на этом защитническом блеске в его глазах: осмелься причинить вред тем, кто под моей опекой. Это было привлекательно в самой отвлекающей манере. Джеймсу пришлось сочинить в уме воодушевляющую речь о достоинствах отсроченного удовлетворения, убедить себя, что уединение их дома и все предлагаемые им удовольствия, будут намного лучше, чем острые ощущения от быстрого секса в туалете. Он всё ещё был убеждён, что просто трахнет Фрэнсиса в коридоре. Они завернули за угол. Гибсон замер, увидев их. Покраснел и принялся возиться с печеньями. Тозер обеспокоенно подошёл к нему, его лицо помрачнело, когда он заметил Хикки. — Привет, — улыбнулся Хикки Гибсону, игнорируя то, как Тозер впился в него взглядом. Возможно, это была ошибка. Джеймс подошёл чуть ближе, чтобы остановить Тозера от убийства. Было бы жаль заляпать его фартук кровью. — Я с тобой не разговариваю, — сказал Гибсон, обращаясь к столу, перекладывая печенье на поднос. Они рассыпались в его трясущихся руках. — Детка, детка. Ты не слышал мою версию истории. Гибсон моргнул, прикусил губу. — Я доверяю собственным суждениям, — с некоторым усилием сказал он. — У тебя нет всех фактов. — Я знаю достаточно. Оставь меня в покое. — Ты же знаешь, что не можешь… — Он сказал оставить его в покое, — отрезал Фрэнсис. Его командный тон заставил выпрямиться всех, даже Хикки. — Ты не будешь игнорировать его явные пожелания. Мы здесь закончили? — Так хотите заставить меня замолчать, сэр? — ухмыльнулся Хикки. Гибсон снова моргнул, потёр предплечье. Тозер положил руку ему на плечо и повернулся к Хикки. Джеймс был готов броситься между ними, но голос Тозера был убийственно спокойным и угрожающе ровным. — Ты не жертва в этой истории. Я знаю, что тебе хотелось бы ею быть. Но это не так. Хикки насмешливо ухмыльнулся. — По крайней мере, я не подлиза, — указал он на себя пальцем, вскинув бровь. — Хотелось бы надеяться, что мистер Крозье даст вам премию за вашу преданность, но что-то мне подсказывает, что вы занимаетесь этим дерьмом за бесплатно, а, Билли? — Мистер Крозье предлагал заплатить, — тихо ответил Гибсон. Ему наконец удалось встретиться с Хикки взглядом. — Мы отказались. Хикки редко выглядел удивлённым. Сейчас он был ошеломлён. Фрэнсис кивнул Гибсону и Тозеру, и увёл Хикки прочь. Тот шёл молча, глаза метались в безмолвных расчетах. Пусть замышляет, подумал Джеймс. Хикки продолжал совершать ошибку, недооценивая Фрэнсиса. Следуя за ними к выходу, Джеймс чувствовал, как его грудь распирает от гордости. Фрэнсиса всегда уважали, как начальника, но теперь он открылся и его полюбили. Это было постепенно, как таяние старого льда. Джеймс знал, что причастен к этому, что он согрел его, но именно собственная решимость Фрэнсиса в итоге проломила его защиту. Он позволил своим сотрудниками почувствовать себя ценимыми, защищёнными. Ему не нужно было быть весёлым и болтливым, для этого у него был Джеймс. Его уравновешенная директива идеально сочеталась с непринуждённым стилем Джеймса, который больше не чувствовал себя обязанным выкрикивать команды или притворяться, что придерживается смехотворно высоких стандартов. Ни одному из них больше не приходилось притворяться. Какая это была награда: просто быть. Дверь открылась и запах воды и приближающейся зимы проник в неё. Это остудило Джеймса, он шагнул ближе к Фрэнсису. Внутрь вошла Силна, рука об руку с Гудсиром и с Туунбаком на поводке. Они замерли, заметив Хикки. Взгляд Гудсира стал твёрдым, как сталь, а Силна сделала такое лицо, словно наступила в собачье дерьмо. — Я уже ухожу, — жизнерадостно заверил их Хикки. — Хороший мальчик, — он потянулся, чтобы погладить Туунбака, на что тот щёлкнул челюстями, совсем рядом с его рукой. Хикки отпрыгнул назад и нервно рассмеялся, но никто не присоединился к нему. Он бежал, склонив голову и поджав хвост. — Как показать «скатертью дорога»? — спросил Джеймс. Силна показала в спину Хикки универсальный жест средним пальцем, а потом быстро что-то прожестикулировала Фрэнсису. Фрэнсис опасливо схватился за поводок Туунбака. — Она хочет осмотреться, так что мы должны присмотреть за Туунбаком. — Хорошо, мы присматриваем за Туунбаком, — отозвался Джеймс. Они с Фрэнсисом оба смотрели на собаку. Вы бы тоже не отвернулись от Туунбака. Нет, если вы хотите жить. — Мы скоро вернёмся, — сказал Гудсир и почесал Туунбака за подозрительно круглыми ушами. Джеймс не был уверен, что это собака. Он сомневался, собака ли это вообще. — Полагаю, нам просто не следует делать резких движений, — сказал он. — Или каких-либо движений вообще, — согласился Фрэнсис. Туунбак дёрнул головой и натянул поводок, пытаясь последовать за хозяевами. — Эй! Эй, всё в порядке. Я Фрэнсис Крозье. Ты меня знаешь, — вопреки всем инстинктам самосохранения, он протянул Туунбаку ладонь, чтобы тот мог её понюхать. — Я восхищаюсь твоей храбростью, — искренне заметил Джеймс. — Я думаю о своей награде, просто чтобы ты знал, — ответил Фрэнсис. — Когда мы вернёмся домой. Думаю, это бархат. Я знаю, что это бархат. Я знаю, что ты будешь выглядеть в нём прекрасно. Думаешь, можешь быть сегодня сверху? Во всех этих очаровательных вещах? — Высока вероятность того, что я с радостью сделаю всё, что ты пожелаешь. Смотри-ка, ты нравишься даже ему. Фрэнсис заметил, что Туунбак тычется носом в его ногу, словно выпрашивая ласку. Он неловко похлопал Туунбака по голове. Туунбак ему позволил. — Ну, — сказал Фрэнсис. — Как на счёт этого?