feels good (makes me regret)

в зеркала смотреть бывает опасно и страшно, воображать и думать много – тоже, ведь приведёт неизвестно к чему и куда. окажусь там, в месте том, о котором мыслей даже раньше не было, как же так, нет, со мной всё будет хорошо, не упаду, не споткнусь, не поскользнусь нелепо. а вот где сейчас, вот как вышло! вот что происходит в шумный, суетливый, напряжённый и спутанный тёмный вечер перед зеркалом своей комнаты. при приглушённом свете единственной лампы. вот это искажённое отражение – я. ремень был куплен для своих штанов, теперь на шее, вот же умора, как смешно! как же, чёрт возьми, грустно и страшно. перед глазами всё плывёт и блекнет, сливается в одно замыленное пятно, в ушах такой скрипучий и давящий шум, словно у телевизора, случайно потерявшего сигнал, и их всё больше, кожа кожу режет. а как внутри приятно, как ниже всё горит, и как же ярко, и чем больше не дышать, руками двигать туда-сюда, тем лучше и острее ощущается. горят пустое тело и покинутый моралью, чувствами и ярким светом разум. в уголках глаз, в висках ноюще больно, никак не сделать полноценный вдох, лишь сиплый, слабый, хриплый и стонущий, почти нечем дышать, так крепко сжата шея. так сильно тянут руки тонкие концы ремня– настолько сильно, что– наткнуться на своё отражение, на смазанный взгляд, на приоткрытые губы и хмыкнуть странно. и вот затем– потом– мозгов хватило наконец-то отпустить. следы на шее от ремня – как тончайшие нити алой паутины на бледном фарфоре. и как красиво, как же ярко, как больно, так режет, так отвратительно. в ушах звенит пустота, в голове мыслей нет, иду прочь от зеркала, как на автомате, словно собой не управляя даже. когда эйфория покинет, когда пелена яркая с глаз спадёт, когда начну думать, останется стыд, дикий страх, неужели убить себя хочется так, сделать больно, будет хуже, не получится завтра нормально дышать, а лишь кашлять долго и в слезах жалких смеяться, осознав, что случилось. сердце сжимается в тяжёлый комок, стучит так, что всё тело с ним вместе трясётся, в голове словно камень, так болит, сильно ноет и разрывает, равновесие потерять и упасть можно запросто, глаза лучше не закрывать. и на пол или на кровать усевшись, колени обхватив руками, за тёмные волосы себя держа, лишь думать и гадать, как, что и почему: как же так вышло, что с собою делается? почему нравится? зачем? и неужели больше дела не нашлось? и неужели это – всё, что остаётся? неужто всё вот так обречено? а ведь чего теперь рыдать, чего за волосы себя хватать, чего сидеть и сожалеть? никто не виноват, кроме меня, ничья больше вина, это всё я, так глупо и противно, не стоило такое делать, об этом даже размышлять. не буду больше, контролировать смогу, не надо делать так. а взглянув в зеркало, когда не стоит, прямо не вовремя, когда одно и то же, как всегда, – и снова хочется, опять на грани оказаться, и, как на автомате, шею вытянув, смотреть. протянув к ней свои руки. палец к пальцу, подушечки их на шее, сложив по-особому руки, и после– иллюзия контроля и порочный круг. * * * моментом удобным воспользовавшись, мимо случайно проходя, на мгновение задержаться, чтобы на своё отражение взглянуть, себе же улыбнуться, подмигнуть, состроить острый развратный взгляд – и дальше пойти, будто не было ничего. а вот теперь ещё раз в большое зеркало смотря, ещё, ещё, разглядывая изгибы вполне себе красивого тела, свой взор обратив на складки и отметины, смотря, как же красиво и прекрасно, как же желанно для кого-то может быть, как легко падают пряди волос на лицо и очки. и из-за мягкой серо-чёрной ткани выглядывает кротко участок аккуратной длинной шеи, так соблазнительно и нежно, родинку-точку, словно на листе ручкой или простым карандашом, поставила природа, по лицу и телу всему их рассыпала. как хочется красиво одеться и полюбоваться, затем раздеться и поиграться, да не с кем-то или чем-то, а чтобы со мною, чтобы тебе желалось, чтобы иметь для тебя значение, пофантазировать и помечтать о всяком. словно игрушка, как объект, увидь меня, возьми меня, мной пользуйся, как хочешь, ладонью и пальцами нажимай на шею и на грудь, и ниже можешь, в запястья ногтями врезайся, за волосы меня хватай, к себе прижимай, меня держи – не отпускай, останься, в объятиях сожми, не уходи. я расцелую всё твоё тело, сделаю, как ты хочешь, чтобы было приятно тебе. чтобы тебе нравиться. это так странно, так непонятно, с одной стороны – вот такое отношение к себе, а с другой – иногда высокомерно и надменно на себя смотрится, думается, будто в руках моих целый мир, будто всё получится и смогу, будто снова стану сиять и вверх быстро взлететь. а я ведь в руки себя даже взять не могу, словно тряпка, куда и в каких руках мне здесь мир, куда мне жизнь, какие великие мечты и другие люди? не нужно привлекать, чтобы иметь значение, не нужно вызывать желание, чтобы быть важным человеком в этом мире, не нужно быть куклой и себя в своих же мыслях унижать, жертвовать собой и кого-то ублажать. ещё успеется всего достичь, не надо смотреть так на себя. а больше никак пока не могу. * * * и не то чтобы теперь я ничего не чувствую? просто эти ощущения кажутся такими пустыми внутри, будто ложными, фальшивыми, лишь давние привычки, а не красочные впечатления в данный момент. будто я притворяюсь, будто всё такое пусто-скучное, будто лишь попытка человеком быть живым, а не само такое бытие. правда ли я люблю? правда ли мне смешно? правда ли дороги мне люди? правда ли я есть? когда были улыбки и любовь в те времена, давно, то всё настолько сильно получалось, что мне хотелось плакать. но раньше слезами были яркие алмазы, светлые, живые и сверкающие, сквозь эти искры виделась улыбка добрая, а в сердце красочно распускались цветы с лепестками мягкими. теперь остались лишь мутные капли осеннего дождя. и те – так редко, мимолётно, и словно плакать даже больше не умею, лишь когда накроет дикая тоска, когда так сильно ощущается потеря, расстояние и одиночество здесь, что в горле слова и всякие мысли попросту застревают, наружу так и не выходят. рассыпаются в пепел сухой и в лёгких тихо покоятся. и хоть иногда где-то тихо загорится мягкий огонёк, что-то вспомнится, вновь почувствуется, хоть и в сердце живёт совсем маленькая частица надежды, что иногда светом своим благословляет и озаряет, она вспыхнет – и мгновенно исчезнет. снова в пропасть шаг. снова во тьме, снова в красных, белых и чёрных оттенках мыслишь, снова хочешь и желаешь. а кроме этого ничего не остаётся – и потому снова здесь. затем снова. ещё раз. ещё. единственное, что живость даёт теперь – яркость физических ощущений и образов, придуманных в разуме. остальное всё будто ложно, фальшиво. ничтожно и нелепо. наверняка так жалко смотреть на попытки снова ожить и на это всё. горящее тело и пустеющая душа. почему чем мне больнее и хуже, тем сложнее остановиться?