Le jouet

Сумка, полная пробирок, наполненных алым раствором, падает на пол. Ину поворачивает голову по направлению к ней, принюхивается. «Райн», примерно пятьдесят колбочек, наполненных наркотиком для одних игроков и ядом для других, более слабых участников. Запах невозможно перепутать ни с чем – смрад от раствора кружит голову. — Держи. Как и договаривались. Юноша вдыхает в себя воздух, по максимуму расширяет ноздри. Запах кожи, стали, смутный аромат одеколона, почти полностью перебитый зловонием чужой крови. Не остается сомнений, что посетитель Папочки — Иль Рэ. — Я позабочусь обо всем, как обычно. Ину чувствует едва заметное напряжение, повисшее между ними. Арбитро сильнее сжимает его плечо, затянутое в черный латекс, закусывает нижнюю губу. Боится. Шики невозможно не бояться. — Ты не в духе сегодня? — Ничего подобного. – Холодный голос сталью разрезает воздух. Ину делает внезапную попытку приблизиться к Иль-Рэ. Цепь, прикрепленная к ошейнику, выскальзывает из пальцев Арбитро, мальчик подползает ближе, и вот теперь запах мужчины чувствуется намного более отчетливо. Перчатки Иль Рэ пахнут кожей акулы, обтягивающей рукоять его катаны, и кровью. Плащ насквозь пропитался вонью улицы, пылью и грязью, скопившейся на полуразрушенных дорогах. Ину трется щекой о ноги мужчины, доверительно поскуливая. Шики никогда не делал ему больно. — Убери от меня свою псину. В голосе Иль Рэ слышится нескрываемое раздражение. Шики отходит, и ощущение близости теряется. Ину чувствует, как его притягивает к себе Арбитро, натянув цепь и заставляя чуть запрокинуть назад голову. — Ну же, будь хорошим мальчиком, — мурлычет Папочка на ухо юноше, — не приставай к дяде Шики. Иль Рэ фыркает и отворачивается. Ину едва заметно хнычет от огорчения, и ошейник впивается в шею еще сильнее. — Остальную партию получишь через два дня, — сухо произносит мужчина. Звук распахнувшейся двери, и в комнату вваливаются еще двое. Их запах Ину различил бы и среди тысяч других. — Шикичи! – громко и с визгливыми нотками произносит Гунджи. – Ка-а-ак мы рады тебя ви-и-идеть! — Оставь, Цыпленок, Шики что-то не в духе сегодня, — насмешливый голос Киривара глухо отдается от стен. – Видишь, какой грозный взгляд, прямо насквозь прожигает своими гляделками. Иль Рэ не отвечает, и Ину слышит отдаляющийся стук его ног по полу. Грохот захлопнувшейся двери, и в комнате остаются только Каратели. — Пе-е-есик! – Ину вздрагивает, в следующее мгновение его сильно дергают за волосы. Гунджи всегда делает больно, юноша привык к этому. – Ты нас тоже рад видеть, песик? Ину обреченно вздыхает и расслабляется. Он мог видеть. Мог говорить. Мог передвигаться на двух ногах. Давно. Так давно, что воспоминания уже кажутся ощущением чего-то нереального. Такого, что обычно остается после ночи кошмарных снов. Маленький жизнерадостный мальчик с пеплом волос и голубизной неба в глазах. Он любил играть с приютскими детьми, любил забираться на чердак и лежать там до поздней ночи, накрывшись с головой старым рваным одеялом. Ему нравилось мечтать с другими ребятами о том, кем могли быть его родители, убитые на войне. Он строил планы о том, кем станет, когда ему исполнится пятнадцать и он, наконец, сможет выйти из приюта и стать самостоятельным. А потом пришел Арбитро. Правда, его тогда звали совсем иначе. Но как – Ину не мог вспомнить. Мужчина с золотистыми волосами и темными зелеными глазами. — Как тебя зовут, мальчик? – тихий голос, противоречащий своим напускным спокойствием зловещей полуухмылке бледных губ. Кажется, он назвал тогда свое имя. На следующий день Арбитро забрал его из приюта. Ину был так счастлив и так горд, ему было приятно видеть, с какой завистью смотрели тогда дети вслед удаляющейся черной машине с тонированными стеклами. А потом началась дрессировка. — Тебе нравится, мой сладкий? Боль, огнем обжигающая сосок, в который было продето металлическое колечко. Первый «подарок» Папочки. Мальчик всхлипывает, сжимая пальцами ткань простыней. Боль почти перебивает жжение от недавно оставленных шрамов на животе. Аккуратный крест, перечеркнувший будущее, готовящийся вычеркнуть из реальности и его самого. — Посмотри, как красиво, хороший мой. Ину опускает голову, стараясь не смотреть на прикроватный столик, на котором слабо поблескивают еще пять колечек и длинная чуть изогнутая игла. Красиво. Маленький кусочек металла, который теперь стал частью его тела. В понимании Арбитро это красиво. В понимании мальчика теперь тоже. — Я сделаю тебя совершенством, мой милый. Ты будешь идеальной куколкой Папочки. Ты ведь любишь Папочку? Ину любит Папочку. Любит и боль, которую приносит ему Папочка. Любит и «подарки», которые ежедневно делает ему Арбитро. Вчера это были два шрама. Сегодня – шесть колец, вдетых в кожу. Завтра… мальчик еще не знает. Потом началась «Игура». И лицо Папочки скрыла белая узорчатая маска. Ину осторожно наблюдал из-за любимого кресла Арбитро за людьми, скрывавшими лица, которые приходили в комнату и покидали ее, получив свой жетон игрока. Первый Иль Рэ как-то однажды заметил скромного юношу, осторожно выглядывающего из своего укрытия. — Это твое что ли? – усмехнувшись, проговорил мужчина, указывая пальцем на Ину. Арбитро едва заметно кивнул головой. Ошейник впился в шею, когда мужчина натянул цепь, заставляя юношу выползти на свет. Ину испуганно поднял взгляд на Иль Рэ. Рослый коренастый и смуглый игрок с ядовитыми карими глазами. — Покажись Иль Рэ, щеночек. Не бойся. Ину всхлипывает скорее от неожиданности, когда толстые пальцы мужчины стискивают его подбородок. Иль Рэ усмехается, откидывая со лба юноши длинные светлые пряди. — Он говорить-то умеет? — Нет. Уже нет, я приказал удалить ему язык. — И правильно, — усмехается мужчина, стискивая подбородок мальчика еще сильнее, почти до боли. – Зачем собаке говорить? На мгновение, буквально на мгновение, в пустых глазах юноши отражается что-то такое, что было в нем еще до дрессировки. Смутная тень бунтарства, и Иль Рэ отпускает голову Ину, раздраженно усмехнувшись. — Слышал, ты делаешь из него идеальную игрушку, Арбитро? — Ну… да… — В голосе Папочки слышатся напряженность и нерешительность, пальцы сильнее стискивают металлическую цепочку ошейника. — Тогда для чего игрушке видеть то, что происходит вокруг? – Ину испуганно вздрагивает, сворачивается на полу комочком, стискивая худые коленки руками. – Удали ему и глаза, чего уж там мелочиться. Тогда он действительно будет идеалом для тебя. Иль Рэ смеется и уходит, а Ину не решается поднять голову, чувствуя на себе задумчивый взгляд Арбитро. — Потерпи, солнышко, сейчас будет немножко неприятно. «Немножко» превращается в разрывающую реальность боль. Тоненькая серебряная иголочка протыкает нежную кожу век, продевая за собой черную хирургическую нить. Ину громко стонет, слезы брызгают из голубых глаз. — Тише, мой сладкий. Сейчас, подожди… Арбитро берет маленький шприц, и игла осторожно входит под кожу надбровных дуг. Боль отступает, лицо немеет, словно неживое, лишь слезы все еще льются предательским потоком. — Ну, ну, не плачь, мой хороший, не плачь… — Носовой платок аккуратно стирает с щек прозрачные соленые дорожки. – Я желаю тебе только добра, так будет лучше, поверь, мой милый… Ину верит. И любит. И доверяется мужчине, расслабленно лежа на кровати. Игла раз за разом входит в онемевшую кожу, и вот правый глаз закрывается, пряча от Арбитро свой светлый сапфировый цвет. — Я люблю тебя, мой сладкий. Ты ведь веришь мне? Люблю очень сильно. Больше всех люблю. Левое веко прочно пришивается к коже под глазом, нить стягивает мокрые от слез и крови ресницы. Стежок, еще один, еще, и… темнота. — Все закончилось, мой сладкий. Уже все. Мой идеальный, любимый мальчик. Ину слышит голос Арбитро, чувствует мягкие прикосновения к изуродованным векам. Арбитро осторожно стирает остатки крови, стараясь не тревожить новые раны. Черные стежки темнеют на неестественно бледной коже. — Мой маленький, хороший щеночек. Мой Ину. Мальчик тянется к Арбитро, стараясь сдержать дрожь, сотрясающую худое тело. Больше он не увидит лица, скрытого под маской. Образ Арбитро плотно запечатался в памяти Ину. — Это твое? Шики кивком указывает на юношу, свернувшегося перед ногами Арбитро в клубок. Ину приподнимает голову, чувствует незнакомый запах нового Иль Рэ. Пальцы Арбитро мягко поглаживают юношу по обнаженной шее. — Это мой Пес. Познакомься с дядей, Ину, будь хорошим мальчиком. Юноша осторожно подползает к мужчине, облаченному в черную кожу с ног до головы, чувствует запах подлинного жетона игрока «Игуры». Катана, прикрепленная к поясу Иль Рэ, сильно пахнет свежей кровью. Значит, он уже начал убивать. — Можешь погладить его, — с тихим смешком проговаривает Арбитро, теребя в руках ядовито-розовый мех на своих плечах, — он не укусит, он хорошо дрессирован. — Не думал, что у тебя такие… увлечения, — сдержанно проговаривает Шики, кладя руку в черной перчатке на затылок юноши. Цепкий взгляд темных алых глаз останавливается на чернильной повязке, скрывающей изуродованные веки. – Он слеп? — И нем. Он – идеальная кукла. Тебе ведь нравится, Иль Рэ? — Нет, — с усмешкой проговаривает Шики, и Ину испуганно вздрагивает, — я не люблю людей, не ценящих свою свободу и жизнь. И Иль Рэ уходит, захлопнув за собою дверь. Юноша замер, невидящими глазами глядя ему вслед. Не ценит свободу и жизнь, так?.. — Иди ко мне, мой хороший. Ину подползает к мужчине, и руки в белых шелковых перчатках осторожно сжимают его плечи. Ему не нужна свобода, он отказался от нее тогда, в далеком детстве, когда сел на заднее сидение машины Арбитро. Уж лучше пусть так. Так Ину может надеяться, что он хоть кому-то нужен. Ведь собака нужна хозяину, раз он ее завел.