***
Сидя в электричке рядом с Рюджи, Ягучи размышлял обо всём, что они успели наговорить друг другу. Поездка к океану в это время года хоть и казалась определённо странным выбором, но Ятора понимал, что Шибуйей в нежно-голубых лучах утреннего солнца можно было впечатлить только "зелёного" новичка. Океан же по оттенкам синего был гораздо многограннее. Да, Юка сказал ему, что пока не может убить себя, но разве это может кого-то успокоить? Не хуже ли, если человек продолжает жить, будучи мёртвым внутри? И когда призвание, бывшее раньше для него всем, окончательно теряет смысл? Как будто амнезия поразила его друга. Ягучи почувствовал на своих плечах миссию помочь Рюджи заново обрести любовь к рисованию.***
На утро после шторма эмоций Ягучи обнаружил пустой футон рядом с собой. Выглянув из окна, он удивился, насколько тихим было утро. Дыхание, шорохи, шум волн — все звуки гасли, не успев прозвучать. Над поверхностью воды повисла лёгкая дымка, словно всё вокруг было лишь частью продолжающегося сна. Такой же нереальной казалась и фигура Рюджи, стоявшая почти на краю мыса, что был в нескольких сотнях шагов от отеля. На его плечи был наброшен лишь шарф, который плавно развевался от лёгкого бриза вместе с длинными волосами. Ягучи поспешно накинул на себя куртку, захватил пальто друга и выбежал из номера. Силуэт Рюджи, неотрывно смотревшего вдаль, напоминал отчаявшегося героя с полотен художников эпохи романтизма. Такой же излишний драматизм на фоне всепоглощающей силы природной стихии. — Не простудишься? — окликнул Ягучи, вырвав из размышлений. Рюджи нехотя перевёл взгляд на него, и его глаза показались Яторе такими поникшими и... пустыми. — Волнуешься? — один вопрос Рюджи выбил всю уверенность и заставил смутиться. — Неубедительно. Он сделал несколько шагов к обрыву мыса и оценивающе посмотрел вниз, как будто прикидывая высоту, а затем снова поднял глаза на Ятору. — Ты, кажется, сказал, что в случае чего побежишь за спасательным кругом, да? Слова вызвали у Ягучи ещё большее непонимание. — Ну что ж, беги. Рюджи сделал ещё один шаг, и его босая ступня опасно повисла над пропастью, сохраняя нерешительный баланс. Он готов был сделать ещё один шаг наверняка, когда Ягучи схватил его за футболку и резко оттащил от края обрыва. — Господи... Рюджи, ты придурок. Хотя он и не спрыгнул с обрыва, сердце Ягучи точно ухнуло с него вниз.***
Завтрак прошёл в тишине. Слова вряд ли могли бы хоть как-то улучшить ситуацию. Хотя у утреннего происшествия и был положительный конец, текущее спокойствие казалось шатким и недолговечным. Были приняты лишь полумеры, проблема никуда не исчезла. Каждый был погружён в свои мысли. В голове Ягучи пронеслись слова инструктора Ообы: «Многие берут выходные перед экзаменом и берегут силы, не занимаясь рисованием.» Так что, возможно, он делает правильную вещь.***
— Ты когда-нибудь рисовал на песке? — вопрос Ягучи явно смутил Рюджи, потому что его взгляд выражал что-то среднее между недоверием и усталостью от глупости друга. Ятору такие взгляды давно волновать перестали, поэтому он продолжил: — Нарисуй всё, что накопилось, и отпусти. Позволь волне смыть это. Взгляд Аюкавы преобразился в ещё более выразительный "взгляд, которым смотрят на идиота". — Просто попробуй, — спокойно сказал Ятора и протянул ему палку. На песке одно за другим стали появляться неразборчивые очертания каких-то предметов — видимо, Рюджи пытался придать форму своим эмоциям. Со временем, и всё большим механическим наслоением линий, они приобрели форму двоих людей, державшихся за руки. Рюджи оглядел получившуюся картину и успел добавить им на голове рожки, в тот момент как волна смыла изображения. После ещё нескольких сессий рисования на песке, двое стали рисовать всё, что могли найти на песке. Они ходили кругами, вглядываясь под ноги, ища что-нибудь более необычное, чем очередная ракушка. Спустя несколько минут Рюджи подозвал к себе друга, горделиво посматривая на свою работу. Хитро улыбнувшись, он перевернул скетчбук и на вытянутой руке приблизил его к лицу Яторы. Из блокнота на Ягучи смотрел иссохший и сморщившийся трупик краба без левой клешни. — Это ты и твоя эмпатия. Отсутствующая, как можешь заметить, — пояснил он, демонстрируя свой набросок. Лицо Рюджи исказилось в недоумении, потому что в ответ Ягучи лишь слегка засмеялся, а не обиделся, как от него ожидалось. Ятора же был доволен — ведь если у друга есть силы шутить, значит ему уже хотя бы немного легче. В какой-то момент скетчбуки было решено отбросить — рисованию нашлась более активная замена. Пока они здесь, океаном стоило насладиться не только с расстояния, а хотя бы немного взаимодействуя с ним. Рюджи, крикнув: «Догоняй!», бесстрашно побежал по мокрому песку, расплёскивая во все стороны брызги от то и дело настигающих его мелких береговых волн. Ятора в повторном приглашении не нуждался и тут же устремился за ним. Промокшие ботинки, попавший внутрь них песок, сбитое дыхание — всё не важно, когда ты чувствуешь свободу. Свет преломляется на поверхности воды и рассыпается на тысячи оттенков спектра. Так хочется, чтобы эта красота отпечаталась на сетчатке глаза навечно. А состояние искреннего счастья сохранилось в душе, и к нему можно было бы вернуться в трудные дни, чтобы снова почувствовать веру в себя. Двое не заметили, когда перестали попеременно хлопать друг друга по предплечью, играя в догонялки, а их холодные от воды руки переплелись. Рты пытались захватить как можно больше прохладного воздуха, но затея была безуспешной, дыхание так и не получалось восстановить. К тому же, оно то и дело прерывалось смехом. Пустой берег был запятнан следами ботинок, как будто холст картин Поллока — хаотичными брызгами краски. Воспоминания пестрили яркими моментами. Подобрать один цвет, чтобы описать их, не получалось, как и многое в этот день — да и нужно ли? Стоило отпустить всё, чтобы приобрести действительно стоящее.***
Прибытие на платформу в Токио было неизбежным. Прощаться не было желания, момент хотелось продлить всеми способами — друзья всё не могли наговориться и отпустить друг друга обратно в пучину рутины. Стоя посреди плотного людского потока, держась за руки, они были подобны камням, мешающим движению волн — заставляли спешащих менять траекторию, за что то и дело награждались цоканьем или тихими возгласами недовольства. Ягучи был первым, кто нарушил инертность — тепло обнял Рюджи, слегка похлопав по спине, но, осознав, что этого недостаточно, чтобы в полной мере выразить свои эмоции, решил быстро поцеловать его в щёку. Чисто по-дружески, ведь так? В ответ на его щеки сначала легли ладони Рюджи, а затем он ощутил на губах вкус солёных брызг. Словно океан полностью поглотил его — а он и не против. Вот те эмоции, которые действительно помогут ему понять искусство. Всё было не зря для них обоих.