Проклятие на двоих

Мёртвая тишина подзывалась ледяным ветром. Земля пропиталась густой грязью, от которой деловым туфлям придётся потерпеть ещё одну чистку. Небо густо заполнило серыми и не совсем добрыми тучами. На ум сразу же пришли мысли о погоде: ожидать дождя, или он задержится? Солнцу удалось выглянуться лишь за три секунды, пока ему снова не переградили тучи. Запах ещё не выветренного едкого яда продолжал плыть своей жизнью, но на Дмитрия никак не влияло. Это было даже странно для самого города. Его ноги сами же привели к кдадбищу, где по всему диаметру растоялись в ряды могилы. Каждое дерево уже спустили ближе к земле свои костлявые ветви, на которых уже не сидели певчие птицы. Казалось, что за горизонтом каркала стая ворон, которые только и наблюдали за происходящим ещё долгие двадцать лет. Киев печальным взглядом оглядел каждую каменную плиту, расположившуюся около деревянного креста, на которой так и продолжала колыхаться красная лента со словами: «Любим, скорбим, понимаем». При произношение этих слов у Дмитрия уже потекли слёзы. Ветер не смог их смахнуть, даже ослабевшие руки не достигли лица, продолжая сжимать конец пиджака и, ища тепла, зарылись в карманы брюк. Рыжие волосы слегка слохматились. Холод всё нагонялся в сторону Димы, пытаясь таким образом отогнать его от могилы Чернобыля, которого больше в живых не окажется. Родион был для Дмитрия всем. Тем самым маленьким зёрнышком, которого Днепровский так долго поливал душистой водой и ухаживал до того момента, пока из зёрнышка не вырастет в красивый и благоухающий своим дурманивающим запахом цветок. Но этому цветку не получилось выжить, как и всем цветам, которые, после их срывания с земли, вымирают в незнакомом месте. Ветер уже приближался к большому шторму. Но Дима стоял на месте, печально прорисовывая у себя в голове последние минуты с Родионом. Туман вновь охватил его разум, загоняя в самую глубь какой-то пещеры, пронзающим эхо. *** Свет вновь прояснился где-то в конце. Дмитрий пока ничего не понимал, что происходит. Каждый его шаг сопровождался стуком его каблук по каменной тропе. Сверху вниз свисали сталагтиды, а снизу вверх - сталагмиды. Вода, стекающая с потолка пещеры, пронзала колокольным звоном. Прохлада блуждала на каждом шагу, заставляя ёжиться и сильнее поджать плечи. Изумрудные глаза уже смогли развидеть в белом свете чей-то силуэт. У него уже в голове наплыли мысли: у меня галлюцинации, или это реально то, о чём я думаю? Хватило шага, как вдруг рука в чёрной перчатке схватила Дмитрия за кисть и загнала в тот самый белый свет. Диме хватило только открыть рот и распахнуть глаза от шока, не успев даже отстраниться. От увиденного, Днепровский хотел расплакаться, но на это не позволили чувства оставшегося шока. Всё, что окружало, было схожим и сейчас. Всё так же: и пропитанная грязь, и остатки давно парализованных животных, и даже дым, что витал над Чернобылем, продолжал охватывать всё вокруг. Ни одной живой души не осталось. Никого. Только мёртвую тишину где-то приукрашивало карканье пролетающих ворон. И казалось, что ещё саранча до сих пор проживала в этом радиоактивном месте. Но вряд ли. Это просто были предположения Киева. — Ты видел тоже, что и я? — решил прервать тишину незнакомец, ещё сжимая в своей перчатке руку Димы. Дмитрий повернул голову в его сторону, пытаясь понять ход мыслей. Лица незнакомца не видать из-за смольного капюшона толстовки. Джинсы пострадали куда хуже, чем испачканные грязью кеды. Их как будто гвоздями разорвали. Но, приглядевшись, Киев увидел на джинсах остатки свежей крови. Скорее всего, незнакомец сам же себе навредил порезами, и таким образом, испортил и вещь. Руки в чёрных перчатках слегка напрягали Днепровского, отчего он резко освободил кисть, чуть ли не расцеловывая её. Незнакомец так и продолжал сверлить взглядом пространство, окружающее его и Диму. — А ты… кто? — Дмитрию всё-таки удалось спросить, боясь даже смотреть на незнакомца, у которого голос казался, как из радио-приёмника. Монотонным, слегка зависающим где-то на гласной ноте, казалось, что с Киевом сама сатана разговаривает. Вскоре капюшон был стянут с головы. У Дмитрия чуть не произошёл инфаркт. Его мысли снова окружили голову: это он, или мне это мерещится? Вместо тех ярких малахитовых глаз смотрели на город два пустых и бездонных омута. Смольные волосы слегка покрылись той неприятной жидкостью, что истекало из рта. Дмитрию уж хотелось поскорее долбануться головой об камень, чтобы больше не видеть этого страшного лица, но руки в перчатках успели его схватить за плечи, чуть ли не тряся. — Пожалуйста, не убегай от меня! — голос Родиона оторопел так, как у малолетнего ребёнка, и это выглядело даже странно. Слышать то, как с интонацией менялся голос Чернобыля, казалось для Днепровского ещё одним доказательством того, что у него глюки, — Я прошу тебя, останься со мной! Давай проведём это время вместе, как раньше, помнишь? Киеву не хотелось этого верить. Его тело не подавалось сопротивлению, продолжая дрожать в руках Чернобыля. В глазах уже выразился страх и недопонимание. Дмитрию уже хотелось не просто плакать и изливаться слезами, но и раскричаться до последнего вздоха и хрипа. Вскоре руки Родиона смогли выпустить его, на что Дима резко убежал в сторону, боясь даже обернуться назад. Сердцебиение участилось, ноги сверкали пятками, руки ухватились за пиджак. Ветер начал препятствовать бегу, а дыхание уже приближалось к нулю, на что Дмитрий приостановился. Он обещал себе не обернуться назад, но, всё-таки обратив ослабевший взгляд назад, перед ним опять встал тот самый страшный Чернобыль. — Ох, Господи! Да когда же ты от меня отстанешь? — Киев от наплывшей ярости взял камень и бросил в сторону Родиона, но камень прошёл через него, как ни в чём не бывало. Что это за явление? Родион только и делал, что молчал и постоянно пялился опустошёнными глазницами на город, не пытаясь даже улыбнуться. — Кто ты вообще такой? Ты не тот Родион, которого я знал двадцать лет назад! — Киев указывал на Чернобыль, как на какого-то сумасшедшего. На это совсем потерявший весь смысл жизни город только пожал плечами, всё-таки улыбнувшись. — Не знаю и не понимаю, Митя! — усмехнулся по-детски Родион, наклонив голову, но не срывал зрительного контакта с собеседником, — Я ведь такой, какого ты хотел видеть. Разве не знаешь? — Н-нет! — Дмитрий уже был на пределе нервного срыва, — Я этого не хотел! — Но ты всё-таки хотел, чтобы я был таким, как… — Нет, нет, нет! Ещё раз - НЕТ! *** — Митя, Митенька! Что с тобой? Очнись! — сквозь дремоту Дмитрий смог расслышать взволнованный голос Коли. Дима успел только резко открыть глаза от наплывшего шока и пота. Коля от пробуждения брата был доволен, наконец-то облегчённо выдохнув. — Ох, а я уж думал, что опять у тебя приступы сна начались! — не в шутку усмехнулся Негимов, приобняв Днепровского. «Да, правда. И всё, что видел, оказалось снова… сном», — с печалью подумал Киев, опустив взгляд на босые ноги. — Когда посещение у психиатра будет? — тихо спросил он у брата, который уже хотел поспать на его плече. Негимов, конечно, встал с дивана и уже поспешил на кухню, решив приготовить успокаивающего чая. — Завтра в полдень! — услышал Киев из кухни, наконец-то встав с дивана, и уже поспешил одеть на себя что-то тёплое. Мороз уже приблизился. *** Снег всю окутал плотным полотном. Мороз стучал в окна, тревожа таким образом плачущего Чернобыля. Он так и продолжал сидеть за свои последние двадцать лет здесь, печально всматриваясь в окно, где уже вырисовывались узоры. Плед никак не спасал от холода, как и затопленная печь. Родион надеялся на то, что когда-то к нему приедут, но… не увидят. И это было для него вечным проклятие на всю оставшуюся жизнь. Радиация так и блуждала повсюду, как будто приглашая город на хоровод в честь одиночества. Так и есть. «Эх, я такой недотёпа. Постоянно забываю, что я здесь один».