Дорогая

Когда Вэй Усянь пропускает течку, он не думает об этом. Его новое тело всё ещё приспосабливается к внезапному увеличению хорошо развитого золотого ядра, и прошло всего пара месяцев с тех пор, как его брачные гормоны от связи с Лань Ванцзи улеглись. По крайней мере, он не думает об этом, пока не обнаруживает, что просыпается только для того, чтобы опорожнить желудок в горшок рядом с их кроватью, пока не обнаруживает, что не может есть острую пищу и даже свою любимую Улыбку Императора. Действительно, всё это начинает казаться знакомым. Последняя капля наступает, когда Лань Ванцзи сворачивается вокруг него ночью, оба сонные и сытые, и Лань Ванцзи тихо бормочет: — Хорошо пахнет. Пусть и по-другому. Вэй Усянь слишком устал, чтобы думать об этом ночью, но на следующее утро он мгновенно вспоминает всё, и резко вскакивает в постели, испугав своего альфу, который сидит у окна и проверяет бумаги. — Лань Чжань, Лань Чжань, вчера ночью ты сказал, что от меня пахнет по-другому… — Мгм. — Как по-другому? Лань Ванцзи слегка морщит лоб. — Обычно Вэй Ин пахнет пряностями и цветами лотоса, но вчера от тебя пахло горечавкой, растущей у леса, и дождём. — Я… Вэй Усяня грубо прерывает тошнота, снова поднимающаяся в животе, и он хватается за горшок под кроватью, на глаза наворачиваются слёзы, и он сгибается почти вдвое, выплескивая содержимое желудка. Вдалеке он слышит звук торопливых шагов своего альфы и чувствует, как нежные мозолистые руки убирают его волосы с лица. После этого Лань Ванцзи предлагает ему чашку воды, глаза его явно обеспокоены. — Вэй Ин, тебе нездоровится? Что случилось? Вэй Усянь отмахивается от него, и хотя Лань Ванцзи явно всё ещё обеспокоен, он отступает. Его альфа смотрит на две чаши с рисовой кашей, которые стоят на столе, одна из них заметно красная, а другая — типичное безвкусное блюдо ордена Гусу Лань. Руки Лань Ванцзи надолго замирают над чашей с приправленной кашей, а затем, словно приняв решение, тянутся к чаше с простой. — Вэй Ин, ешь, — говорит муж, поднося ложку с белой кашей к губам. — Это успокоит твой желудок. Вэй Усянь надувается, но когда его взгляд падает на оставленную на столе чашу, красный цвет каши заставляет его желудок сжаться, и он, моргнув, послушно глотает ложку простой каши. На вкус… хорошо. Горечь тех трав, с которыми орден Гусу Лань варит свою рисовую кашу, компенсируется сладостью мягкого риса, а текстура риса во рту — идеальный баланс между твёрдостью и крахмалистостью. Хорошо. Ясно, что нет никакого логического объяснения тому, что когда-либо нравилась диета Гусу Лань, нет абсолютно никакого… Вэй Усянь отталкивает руку Лань Ванцзи и следующую ложку риса, и смотрит альфе в глаза. — Лань Чжань. — Мгм? — Я беременен. Его альфа заметно замирает, и ложка возвращается в чашу, после чего всё очень, очень аккуратно ставится на стол. Альфа смотрит на него немигающим взглядом в течение долгого времени, прежде чем наконец открывает рот. — Ты… О, ничего себе, Вэй Усянь никогда раньше не слышал, чтобы Лань Ванцзи заикался. — Ты… ты что? Вэй Усянь улыбается и поглаживает кровать рядом с собой. — Я беременен! Или, по крайней мере, я почти уверен в этом, все симптомы те же, что и в прошлый раз, когда у меня был Чжэньли, и… Лань Ванцзи прерывает его поцелуем, обжигающе горячим, влажным и страстным, и, о, это приятно… Подождите, на его животе лежат руки, грубые, мозолистые руки, нежно гладящие его по одежде, расстегивающие пояс, и пробирающиеся под одежду, поглаживая живот с осторожностью, почти благоговейно. — О… — срывается с его губ тихое восклицание, звук чистого удивления, а затем Лань Ванцзи отстраняется от поцелуя, обратив широко раскрытые золотые глаза на его живот. — Вэй Ин… Вэй Ин, посмотри… Вэй Усянь смотрит вниз, на распахнутые в насмешку над развратом одежды, и сразу понимает, о чём говорит муж. Там… там выпуклость. Небольшая, очень, очень незначительная, но достаточная для того, чтобы её можно было разглядеть теперь, когда он знает, что она там есть, искажает обычно чёткие линии его мышц, заполняя их жиром. Лань Чжань смотрит на него ошеломлёнными глазами, на его лице столько эмоций, что это ослепляет, и Вэй Усянь уверен, что даже обычный человек на улице смог бы прочитать благоговение во взгляде Лань Ванцзи. Затем, медленно, как солнце над горизонтом, на лице Лань Ванцзи появляется улыбка, растягивая губы и втягивая щеки, она становится настолько широкой, что Вэй Усянь уверен, что видит проблеск белых зубов. Это самое прекрасное, что он когда-либо видел в своей жизни. — Что скажешь, а? У Сычжуя и Вансяня теперь будет младший — маленький принц Лань, как думаешь? Или, может быть, принцесса... Нам бы не помешало больше девочек в этой семье… — Всё равно, — говорит Лань Ванцзи, крепко обнимая Вэй Усяня. — Всё равно, кто угодно, могут быть оба, просто… Лань Ванцзи со всхлипом замолкает, и Вэй Усянь вздрагивает, отстраняясь от объятий, чтобы увидеть слёзы, стекающие по безупречным чертам лица Лань Ванцзи. — Лань Чжань… Лань Чжань, ты в порядке, что случилось… почему ты… Лань Чжань… не плачь, не надо… что мне делать… о нет… Лань Чжань… ты в порядке… что… Лань Чжань успокаивает его ещё одним быстрым прикосновением губ к губам, качает головой и смотрит на Вэй Усяня заплаканными глазами. — Всё хорошо, Вэй Ин, я в порядке. Счастлив. Так счастлив. Улыбка на лице Лань Ванцзи не похожа ни на что, что Вэй Усянь когда-либо видел раньше. Широкая, яркая и ослепляющая, словно больше подходящая Вэй Усяню. От неё сердце Вэй Усяня колотится в груди, каждый удар отдаётся в ушах, кровь бурлит в венах, а в пространстве между легкими быстро поднимается чистый восторг. Он качает головой, наклоняется вперёд, чтобы осыпать поцелуями щёки своего альфы, и приземляется прямо на кончик его носа. — Лань Чжань, ах, Лань Чжань, — вздыхает он, не в силах сдержать улыбку на своих щеках. — Ты так прекрасен, когда улыбаешься… Надеюсь, этот малыш тоже получит твою улыбку, твой взгляд. С твоей кровью, текущей в их жилах, они должны быть потрясающими, не так ли? Посмотри, как прекрасен наш маленький Чжэньли, думаешь, этот вырастет еще более потрясающим, чем ты? — Будет красивым, потому что его мать красив, — только и говорит Лань Ванцзи, и Вэй Усянь чувствует, как кровь приливает к его щекам, даже когда он лепечет и зарывается лицом в одежду Лань Ванцзи. Лань Ванцзи только хмыкает и снова поглаживает его живот.

*****

Месяц спустя Вэй Усянь обучает младшие классы — это был компромисс между ним и его альфой. Никаких ночных охот на время беременности, но ему всё равно разрешено обучать младших и тренировать их, при условии, что он будет избегать слишком напряжённой деятельности. Конечно, это также означает, что Лань Ванцзи будет присутствовать на каждом уроке, который он ведёт, незаметно сидя в углу и отмечая рукописи. Конечно, присутствие Ханьгуан-цзюня в их классе, как правило, заставляет учеников нервничать и чрезмерно осторожно относиться к любому возможному нарушению правил, оставляя их слишком послушными, по мнению Вэй Усяня, но он не может жаловаться, когда вид его мужа, ожидающего его в конце класса, вызывает у него радостные мурашки по позвоночнику. Конечно, это происходит и тогда, когда Вэй Усянь ведёт занятия со старшими учениками — в частности, с двумя его сыновьями — а его муж сидит в задней части класса. Он как раз объясняет, что нужно делать в случае взбесившегося зверя, когда замолкает на середине предложения, опустив одну руку на небольшой живот. Тут же рядом с ним оказывается его альфа. — Вэй Ин? Всё в… Вэй Усянь ярко и ослепительно улыбается и хватает руку Лань Ванцзи, поднося её к своему животу. — Лань Чжань, Лань Чжань, почувствуй! Расширившиеся глаза его альфы — всё, что нужно Вэй Усяню, чтобы понять, что его услышали, и он подзывает своих сыновей, протягивая к ним руки. — А-Ли, А-Юань, идите сюда, идите, почувствуйте, как двигается ваш младший… Два его сына встают, выглядя почти ошеломлёнными, и подходят к нему. Он подносит их руки к своему животу и наблюдает, как на их лицах появляются одинаковые выражения благоговения. Приятно быть окружённым семьёй во время такого события. Это гораздо приятнее, чем быть одному, не имея никого, кроме частых визитов шицзе, гораздо приятнее, чем просыпаться посреди ночи от странного ощущения движения в нижней части живота. Гораздо приятнее, когда есть с кем разделить радость этого момента.

*****

Прошло два месяца, и живот Вэй Усяня вырос настолько, что его уже не скрыть от посторонних глаз, а Лань Ванцзи стал следить за каждым шагом своей пары, отказываясь выпускать его из виду. Когда Лань Ванцзи не может быть рядом, Вэй Усяня сопровождают два его сына, которые постоянно настороже и внимательны, начиная от малейших мелочей, таких как настойчивое требование отвести его в обеденный зал, несмотря на то, что он находится всего в пяти минутах ходьбы от цзинши, и заканчивая тем, что отгоняют любопытных учеников, глазеющих на партнёра по совершенствованию Ханьгуан-цзюня. И Вансянь, и Сычжуй до смешного опекают его, едва ли не больше, чем даже Лань Ванцзи, но Вэй Усянь считает, что не особо возражает. Приятно осознавать, что его дети так заботятся о своей бедной старой матери.

*****

В начале седьмого месяца беременности его постигает осознание. В комнату входят два его сына с подносом с завтраком для него, и Вэй Усянь подзывает их к себе, задумчиво поглаживая округлый живот. — Эх, А-Ли, А-Юань, вы понимаете, что ваш младший будет намного младше вас? Это не редкость, но шестнадцатилетняя разница в возрасте… ах, вы двое будете почти как дяди вместо братьев! — Мама, — вздыхает Вансянь, мягко улыбаясь. — Это не имеет значения, он всё равно будет нашим с Сычжуем младшим. — Ах, интересно, откуда у тебя такой сладкий язык, а, А-Ли? Всегда говоришь самые приятные вещи! Вансянь обменивается взглядом с Сычжуем, затем Сычжуй улыбается и говорит: — Мы будем любить его всем, что у нас есть, мама. У Вэй Усяня на глаза наворачиваются слезы, и он обнимает своих сыновей. — Ах, такие хорошие дети, что я сделал, чтобы заслужить вас двоих? Вансянь и Сычжуй одновременно вздыхают и обнимают его в ответ. — Вы уже придумали имя для нашего братика или сестрички? — Ещё нет… Айя, Лань Чжань, мы должны придумать имя для маленькой булочки, не так ли? Лань Ванцзи поднимает глаза от своего гуциня, моргает и кивает. Вэй Усянь усмехается. — Что насчёт Ин-эр? Его сыновья переглядываются, а муж только вздыхает. — Мы не назовём нашего ребёнка «дитя», Вэй Ин… — Э-э? Ин… Лань Чжань, ты заметил, что меня тоже зовут Ин… У моих родителей была та же мысль, что и у меня! О, это чувство именования действительно наследственное, Лань Чжань, тогда, раз имя Ин уже занято, как насчёт Лань Бао? Ведь это мой драгоценный ребёнок, верно? И оно подойдёт как для мальчика, так и для девочки! Лань Ванцзи моргает, выглядя почти растерянным, в то время как Вансянь вздыхает, а Сычжуй улыбается довольно озадаченной улыбкой. — Мама, пожалуйста, не пойми меня неправильно, но… я рад, что не ты назвал меня. Вэй Усянь смотрит на сына. — Я… А-Ли, как ты можешь, ты ранил чувства своей бедной матери… Сычжуй прячет ухмылку, качая головой. — Возможно, мы должны сказать главе ордена Цзинь, что он должен быть счастлив своим вежливым именем… в конце концов, всё могло быть намного хуже… — А-Юань, не ты тоже… ах, Лань Чжань, посмотри на наших сыновей, теперь, когда они выросли, они больше не уважают свою мать… Лань Ванцзи качает головой. — Неуважение к старшим. Скопируйте правила три раза. — Э-э-э? — Сычжуй и Вансянь ошеломлённо смотрят на отца, но Лань Ванцзи немигающе смотрит на них с пустым выражением лица. Их плечи опускаются. — Да, отец. Когда они выходят из цзинши, Вэй Усянь долго смотрит на дверь, а потом разражается смехом. — Ахх, Лань Чжань, Лань Чжань, наши бедные сыновья, как ты мог… хахаха, ты видел их лица, они выглядели такими преданными, Лань Чжань, это был первый раз, когда ты их наказываешь? — Не в первый, — говорит Лань Ванцзи, но Вэй Усянь видит лёгкое веселье, искрящееся в его глазах. — В любом случае! Лань Чжань, что думаешь? Лань Бао, это хорошее имя, верно? — Нет. — Э-э? Что значит «нет»? Тогда придумай имя получше, Лань Чжань! — Яньмин, если мальчик. Если девочка, то Яньин. — Ответ Лань Ванцзи был почти мгновенным, и Вэй Усянь изумляется. — Лань Чжань, такой быстрый ответ! Как долго ты думал над этими именами? Лань Ванцзи не отвечает, но по тому, как краснеют его уши, Вэй Усянь понимает, что ответ был очень, очень большим. — Оба — янь в четвёртом тоне, — говорит Лань Ванцзи, не вдаваясь в подробности, и Вэй Усянь моргает. — …Да? Лань Ванцзи молчит долгое время, прежде чем тихо произнести: — Имя Чжэньли… задумывалось ли, что последнее слово похоже на… того, кто дал ему имя? Глаза Вэй Усяня расширяются. — …Лань Чжань? — Я подумал, возможно… тебе понравится, если… — Янь… Яньли…ах… К горлу Вэй Усяня подступает ком, и он как будто давит на лёгкие, а в глазах жжёт. — Ах, Лань Чжань, ты правда… — Вэй Усянь вытирает слезы, собравшиеся в уголках глаз, и наклоняется вперёд, крепко обнимая мужа. — Ханьгуан-цзюнь действительно самый лучший, самый заботливый… — Мгм, — мычит Лань Ванцзи, поглаживая волосы Вэй Усяня, и делает вид, что не замечает, как его ханьфу намокает от горячих слёз.

*****

Обычно альфы не допускаются в родильные залы, когда их омега рожает. Но, в конце концов, кто остановит Лань Ванцзи, Ханьгуан-цзюня, второго господина Гусу Лань, когда он выглядит настолько убийственно, что готов зарезать любого, кто посмеет встать у него на пути? Поэтому, когда крики Вэй Усяня сотрясают небеса, а Лань Ванцзи врывается в комнату со всем праведным гневом бога из небесного дворца, единственным человеком, который хоть как-то протестует, оказывается сам Лань Сичэнь, который поднимает глаза от места, где он выполняет просьбы повитухи, и смотрит на своего младшего брата. — Ванцзи, что ты… Ты не должен быть здесь, ты же знаешь… — Пожалуйста, извини меня, брат, — говорит Лань Ванцзи, и его слова вежливы, но тон гораздо более резок, чем когда-либо в общении с любимым братом. Лань Ванцзи едва ли не отталкивает брата, чтобы подойти к Вэй Усяню, и когда он доходит до него, его глаза заметно смягчаются, даже когда он убирает со лба Вэй Усяня потную челку и наклоняется, чтобы поцеловать липкую кожу. Это действие, как бы оно ни было ласково, не приносит ему ничего, кроме яростного взгляда омеги и потока проклятий. — В следующий раз рожать будешь ты, — рычит Вэй Усянь, лицо которого то и дело меняется от ярко-красного до белоснежного. Его хватка на руке Лань Ванцзи настолько сильна, что альфа чувствует, как под его плотью сдвигаются кости, но он терпит сокрушительную боль и говорит себе, что его омега, должно быть, чувствует себя гораздо хуже. Свободной рукой он вытирает пот со лба Вэй Усяня тёплой тканью, стараясь принести как можно больше уюта. Позади него Лань Сичэнь только вздыхает и перестаёт пытаться заставить брата выйти из комнаты. Лань Ванцзи чувствует, как кости в его руке снова трутся друг о друга, и тут же переключает своё внимание на мужа, который снова начал кричать, а затем вырывает свою руку из хватки Лань Ванцзи и безжалостно бьёт его. — Какого хрена… — стонет Вэй Усянь, тяжело дыша. — Это так чертовски больно… Он срывается на крик, когда очередная схватка пронзает его, и Лань Ванцзи морщится, когда его омега сходит с ума от боли, и с его губ срывается очередной поток проклятий. — Чёрт, — выдыхает Вэй Усянь. — Чёрт, это не было так плохо с… чёрт… с Чжэньли… какого хрена… Лань Ванцзи начинает передавать духовную энергию Вэй Усяню, и Вэй Усянь смотрит на него ещё пристальнее. — Лань Чжань… какого хрена… Я не ранен, знаешь, тебе даже не нужно… Выражение лица Вэй Усяня снова искажается, обрывая его, и Лань Ванцзи пытается передать ещё больше духовной энергии своему омеге. Вэй Усянь стонет и бросает ещё один взгляд на своего альфу. Лань Ванцзи думает, что если бы Вэй Усянь мог, он бы, наверное, закатил глаза. Затем заговаривает повитуха, улыбаясь с добрыми глазами. — Малыш почти здесь, молодой господин, осталось совсем чуть-чуть. Мёртвая хватка Вэй Усяня на руке Лань Ванцзи ещё сильнее сжимается, и Лань Ванцзи скрывает содрогание. Он знал, что его муж силён, но чтобы настолько? Вэй Усянь снова кричит сквозь стиснутые зубы, его лоб блестит от пота, а лицо раскраснелось. Лань Ванцзи так занят вытиранием пота со лба мужа, так занят тем, что изо всех сил пытается успокоить своего омегу, что не замечает, как тело Вэй Усяня расслабляется, пока крик ребёнка не нарушает резкую тишину. Лань Ванцзи поворачивается к повитухе, которая держит на руках окровавленный и плачущий маленький свёрток, и Лань Ванцзи чувствует, как на глаза наворачиваются слёзы. Повитуха перерезает пуповину и очищает ребёнка, затем их ребёнка передают Вэй Усяню, который улыбается, устало глядя на малыша. — Это девочка, молодые господа, — говорит повитуха, и лицо Вэй Усяня загорается, он смотрит на Лань Ванцзи слезящимися глазами. — Лань Чжань, — бормочет он, нежно прижимаясь носом к одеялу их дочери. — Лань Чжань, посмотри, наша маленькая дочь… она такая маленькая, Лань Чжань, такая драгоценная… — Мгм, — соглашается Лань Ванцзи, и в его горле встаёт ком, который он изо всех сил пытается проглотить. — Она прекрасна, Вэй Ин. Прямо как её мать. Лань Ванцзи протягивает руку, и ему не стыдно сказать, что его руки почти дрожат, когда он осторожно проводит пальцем по ещё влажным волосам на её голове. Он внезапно вспоминает, что это действительно первый раз, когда он видит новорожденного, держит его на руках, и в его сердце возникает боль, которая всегда была там, от осознания того, что он пропустил первые шаги своего первенца, первые слова — эта боль уменьшается, когда его дочь извивается, совсем немного, и моргает серебристо-серыми глазами. Сердце Лань Ванцзи замирает. — Вэй Ин… Вэй Ин, смотри, у неё твои глаза… Вэй Усянь мягко улыбается и носом прижимается ближе. — Так и есть, — хмыкает он. — Маленькая, моя маленькая Яньин, мама так тебя любит, да? Вэй Усянь улыбается Лань Ванцзи и протягивает мужу свой драгоценный свёрток. Лань Ванцзи берёт их дочь в руки, которые едва скрывают дрожь, и прижимает её к своей груди. — Лань Яньин, — урчит его омега, полуприкрыв глаза. — Это действительно красивое имя, Лань Чжань. Лань Ванцзи прижимает новорожденную к себе и тоже окутывает её своим запахом, а затем переключает внимание на своего омегу. — Ты устал, Вэй Ин, отдохни. Мы будем здесь, когда ты проснёшься. Вансянь и Сычжуй захотят познакомиться со своей сестрой. — Мм, — мычит Вэй Усянь, и Лань Ванцзи осторожно укладывает Яньин в её кроватку, после чего ещё раз прижимается мягкими губами ко лбу Вэй Усяня, а затем плотно укутывает его одеялами. — Спи спокойно, Вэй Ин, мы примем гостей, когда ты проснешься.

*****

Вансянь и Сычжуй первыми знакомятся с новым пополнением в их семье, и оба старших брата с обожанием смотрят на свою сестрёнку, держа её на неопытных руках, воркуя с ней и глядя с благоговением, когда она поднимает крошечный кулачок, ударив им грудь Вансяня. — Она прекрасна, мама, — говорит Сычжуй с широко раскрытыми глазами, нежно проводя пальцем по мягкой щеке, и Вансянь едва успевает быстро кивнуть в знак согласия. — Я буду защищать её всем, что у меня есть, — резко заявляет Вансянь, и Вэй Усянь не может удержаться от смеха, который вырывается из его уст, даже когда в его груди нарастает нежность. — Вы оба такие хорошие братья, А-Ли, А-Юань. А-Янь будет такой любимой. — Конечно, мама. Лань Ванцзи только улыбается и крепко обнимает Вэй Усяня. Воистину, теперь у них есть всё, о чём только можно мечтать. В объятиях брата Лань Яньин трясёт крошечным кулачком, пальчики чуть разжимаются, и все четверо улыбаются.