Осколки неба

Очередная яркая вспышка молнии разрезала ночное небо. Крыши домов на какую-то долгую секунду озарились светом, а затем их снова поглотил мрак. Казалось бы, что-то светлое и яркое пытается пробраться через беспроглядную темноту, но вскоре поглощается. Звёзд не было видно, лишь чёрная пустота. Создавалось впечатление, что она засасывает в себя любой свет, а небо разбивается на осколки, которые затем вновь собираются. Габби почувствовала резкую боль в области груди и схватилась за край стеклянного стола. Она должна была уже к ней привыкнуть, но болезнь всё равно находила каждый раз способ заявить о себе тогда, когда она этого не ждала. Последние несколько месяцев боль только ухудшалась, становясь всё резче и сильнее. Второй рукой Габби прикрыла рот, заходясь в приступе кашля. Спазмы становились невыносимыми, а порой хотелось просто разодрать себе ногтями горло и вытащить то, что так прорывалось изнутри. То же самое хотелось сделать и с лёгкими, а иногда и с сердцем. Приступы боли то проходили почти моментально, то длились часами, не давая спать и превращая новый день в очередное мучение. На глазах выступили слёзы; девушка начала задыхаться, давясь лепестками красных роз, наполняющими рот и желающими вырваться наружу. Иногда были целые бутоны с зазубренными концами на каждом лепестке. Габби убрала руку ото рта, замечая на ладони окровавленный цветок. — Да сколько можно? — прошептала она, когда приступ прошёл, а горло перестало саднить. Тупая боль в груди осталась, но она не покидала девушку ни на минуту последнюю неделю. Она смогла уже к ней приспособиться, хоть и было достаточно неприятно. Габби заметила на столе кровавые пятна, поблескивающие в свете слабой лампы, висящей на стене её балкона. Холодный ветер, до этого совершенно не заметный, подул с удвоенной силой. Габби нехотя взяла лепестки роз в ладонь и направилась внутрь квартиры, закрыв за собой дверь и прикрыв её кружевной занавеской. На кухне появился Адам, держа кружку чая в руке. Густой пар поднимался и рассеивался в воздухе. Они встретились взглядами, и он всё понял. — Опять случилось? — только спросил он. Габби медленно кивнула головой и поёжилась, чувствуя под голыми ступнями холодный кафельный пол. — Я сделал тебе чай, — сказал он и подошёл ближе, протягивая кружку. — Подумал, что захочешь выпить перед сном. — Он передал кружку Габби, на секунду соприкоснувшись с ней пальцами. — Чтобы не было опять болей ночью. — Спасибо, Адам, — она слабо улыбнулась и медленным шагом направилась к мусорной урне. Выбросила лепестки, помыла руки и повернулась к парню, — всё хорошо, не переживай. В этот раз было не так сильно, как вчера. Он кивнул и засунул руки в карманы домашних брюк. Молния за окном озарила комнату на секунду, а под его глазами пролегли тени. — Надеюсь, в следующий раз я буду рядом. Габби прошла в спальню и укуталась в одеяло, потирая шею и прикрывая глаза. Сколько ещё это продлится? Никто не знал ответа. Эта неизвестная болезнь вводила в ступор всех врачей, они банально не могли понять, откуда у неё цветы в лёгких. Не могли понять, с чем это связано, и почему всё только ухудшается. Не могли сказать, сколько ей осталось, но прекрасно понимали, что вылечить такое они не смогут. Хирургическое вмешательство даже не рассматривалось как вариант, потому что бутоны роз буквально произрастают из внутренних органов девушки. Они пытались подобрать лекарства, чтобы облегчить боль, и какое-то время это правда помогало. Но потом стали выходить лепестки, а шипы и острые края царапали горло изнутри. Капли крови всегда оставались на пальцах, а металлический привкус во рту никогда не отступал. Адам присел рядом на кровать и грустно улыбнулся. Он казался сейчас таким усталым и измождённым, но скорее не физически, а ментально. Девушка, которую он любил всем сердцем, умирала на глазах, долго и мучительно, а он ничего не мог сделать. Оставалась какая-то безысходность и чувство беспомощности. Габби накрыла его руку своей и слегка её сжала. — Ты очень много для меня делаешь, Адам, больше, чем кто-либо. Он еле заметно покачал головой и шумно вздохнул. — Я мог сделать больше. Она поймала его взгляд и поняла, о чём он. Адам никак не мог повлиять на болезнь и её течение, но всё равно винил себя. Считал, что всё это началось из-за него, точнее, из-за того, чего он не сделал. — Почему ты болеешь этим, если мы вместе? — тихо спросил он и опустил взгляд. — Я думал, этим страдают только при неразделённой, безответной любви. Они обсуждали это много раз, постоянно задавались этим вопросом. Про такую болезнь ходили слухи, основываясь на мифах и легендах. Ханахаки, именно так она называлась, была болезнью, при которой человек, несчастно влюблённый, медленно умирал. Лепестки цветов он откашливал, а выздороветь можно было лишь одним способом — получить взаимность от человека, к которому имеются те самые чувства. Чтобы он искренне и по-настоящему тоже их испытал. Габби пристыженно отдёрнула руку и почесала ей затылок, чтобы Адам не заметил резких движений. — Возможно, я стала исключением. — Пробормотала она, понимая, что это не так. Всё намного сложнее и запутаннее, чем думает Адам. Он многого не знает. Поначалу всё было прекрасно. Он галантно ухаживал за ней и проявлял заботу, окутывал вниманием и ценил каждую мелочь. Габби чувствовала, что её любят, а это чувство для неё было в новинку. Она думала, что испытывает то же самое. Какое-то время, в самом начале, в животе порхали бабочки, а перед встречами появлялась приятная взволнованность. Первые физические контакты были необыкновенно особенными, а воздух, казалось, искрился. Она не могла объяснить, почему так вышло. Всё ведь было прекрасно — они не ругались и не ссорились. Адам продолжал говорить ей, что любит её, что она была лучшим моментом его жизни. Сначала от этих слов захватывало дух, а поверить в них получилось не сразу. Почему так вышло, что теперь это её не цепляло? Теперь она будто в это не верила. Адам любил её, это было видно. Она старалась дать ему максимум возможной заботы и тоже хотела, чтобы он чувствовал себя любимым. Он этого как никогда заслуживал, а Габби запуталась сама в себе. Теперь это была какая-то несомненно глубокая связь, сильная привязанность, но не любовь. Не та любовь, которую она испытывала к другому. — Ты хочешь об этом поговорить? — осторожно спросил Адам, понизив голос. Он приглушил свет в спальне и налил Габби стакан воды из графина, стоящего на комоде рядом. — Может, тебе станет легче. Габби благодарно приняла стакан, сделала маленький глоток и поняла, что стоит всё рассказать Адаму. Она умирает, ей осталось недолго — она это чувствовала. Девушка не может дать ему ничего, кроме правды, какой бы горькой она ни была. — Да, я думаю, что должна рассказать тебе кое-что. И она стала говорить, сначала неуверенно и сконфуженно, но потом слова стали выходить сами собой. Она вспоминала те дни, когда всё только начиналось, когда она познакомилась со множеством новых людей, не подозревая об их дальнейшей роли в её жизни. Адам ей очень нравился, она хотела влиться в круг его друзей, чтобы они её приняли. Старалась общаться с ними, построить контакт и найти что-то общее. Казалось, что они её понимали как личность, что она им нравится. У Адама есть лучший друг — Калеб. Они с детства были самыми близкими друг для друга, а их история прошла тернистый путь. Они ругались и мирились, покидали друг друга, но всегда возвращались. Как и в этот раз, Калеб уехал далеко. Точнее, улетел на орбитальную станцию, расположенную недалеко от Марса в составе инженерной группы. На самом деле, уже тысячи людей туда переселились, в основном работники станции со своими семьями. Проект по колонизации Марса и, возможно, других планет принимал обороты, а люди стремились покинуть Землю. Изменение климата, разрушение озонового слоя, загрязнение гидросферы — всё это пугало. Сама Габби осталась на планете, а Адам вместе с ней, хоть и мог уехать. Они с Калебом вместе это планировали, но потом планы поменялись. — Я хочу быть вместе с тобой, — сказал тогда он, когда они лежали обнажённые на тонкой простыне и прижимались друг к другу. Он чертил пальцем своеобразные узоры на её голом плече, а Габби смотрела в окно на полную луну. — Мои желания поменялись, и я в них уверен. — А как же Калеб? — Калеб всё понимает. Адам часто с ним созванивался и переговаривался по спутниковой связи. Как люди они были очень похожи; во время тех редких разговоров с Калебом, Габби замечала идентичные фразы и слова, даже смех и интонации у них звучали одинаково. Такие похожие, но такие разные. Всё изменилось в тот день, когда Габби поздравила Калеба с днём рождения. Написала большое сообщение с искренними пожеланиями и поздравлениями и была даже удивлена, когда увидела, насколько ему они понравились. Он писал ей, а она ему. Просто дружба, желание узнать, как дела и что нового. Они созванивались и могли проговорить четыре часа кряду, обсуждая всё на свете и ничего одновременно. Порой он был очень занят, обещал позвонить, но не делал этого. Тогда девушка ходила сама не своя, переживала за него и думала: «Мы же друзья. Это нормально, что я за него беспокоюсь». Затем он звонил ей и стоило ей услышать его голос, как она моментально успокаивалась. Габби не знала, как дошло до влюблённости. Она продолжала жить с Адамом, целовать его, но думала о другом. Да, это неправильно, но она настолько запуталась в своих чувствах, что не понимала кого любила. Это и сейчас порой сложно определить, но загадочная болезнь говорит сама за себя. Иногда в душе у неё начинался ураган, сметавший всё на своём пути, но при этом ничего не ломавший. Просто надо было всё поднять и отмыть, а так-то ничего даже не менялось, оставалось прежним. Звонки с Калебом она ждала с замиранием сердца. Эти несколько часов были настолько дороги для неё, что она боялась их пропустить. Могла отменить свои дела и срочно побежать к телефону, если Калеб писал ей, что хочет позвонить. Как-то раз она случайно обмолвилась, что с Адамом всё сложно. Калеб начал расспрашивать, и слово за слово, Габби призналась в своих чувствах неожиданно даже для самой себя. Калеб молчал, а девушка буквально ощутила напряжение. — Габби, ты же понимаешь, что он мой лучший друг и он любит тебя. — Она прикрыла глаза, понимая, к чему он ведёт. Руки задрожали, а пальцы стали болезненно ныть. Он помолчал, как бы собираясь с мыслями и не желая обидеть словами. — Я не могу ответить тебе тем же. Это неправильно по отношению к Адаму и лживо по отношению к тебе. Мы можем остаться друзьями? Габби больно закусила губу и сжала кулаки. — Не думаю, Калеб. — Тогда нам, наверное, будет лучше пока не общаться? — спросил он после минутного молчания. — Да, — ответила Габби прерывающимся голосом и почувствовала, как горло начало саднить и сдавливать изнутри. Одинокая слеза потекла по щеке, а за ней — вторая, потом — третья. — Прости. Это был их последний разговор. После этого боли только ухудшались, а кровавый кашель с лепестками усиливался. Габби чувствовала, что умирает. Ей лучше подарить последние месяцы жизни Адаму, дать ему любовь и выразить всю ту благодарность, накопленную в душе. Но она не могла, хотела, но не могла. — Прости меня, Адам, — прошептала она, дотрагиваясь до его щеки. Слёзы стекали по её лицу, а в голове нарастал гул. — Я так виновата перед тобой. Он накрыл её ладонь своей и поцеловал один из пальцев. Мягко и нежно. — Не извиняйся. — Он посмотрел ей в глаза и вытер мокрые щёки. — Ты не властна над своими чувствами. Я понимаю тебя и не сержусь, мне всегда хотелось для тебя лишь счастья. Плечи Габби начали вздрагивать от беззвучных всхлипов. — Видишь, даже сейчас ты проявляешь ко мне только заботу, — она крепко сжала в пальцах край одеяла. — Я точно тебя не заслуживаю. — Нет, не говори так … Они продолжили жить вместе, будто этого разговора и не было. Адам всё знал, но всё равно ухаживал за ней и говорил, что любит её. Безумно сильно и просто неописуемо. Это всё длилось до тех пор, пока через две недели Габби не проснулась от резкой боли в груди. Её будто насквозь проткнули заострённым копьём с металлическим наконечником и стали медленно поворачивать из стороны в сторону. Перед глазами замерцали звёзды, кружась и взрываясь, застилая собой всё вокруг. Их сияние было ярким и завораживающим, а всё вокруг кружилось. Сердце обволакивали шипы, а лёгкие заполнялись розами. Руки Габби стали болеть, а через пару секунд сквозь кожу стали просачиваться зелёные листья. Адам положил её к себе на колени, не зная, что делать. Раньше таких приступов не было … Он гладил её по лицу, а по щекам изо рта у неё катились струи крови. Они сбегали вниз по шее и размазывались по полу, а лепестки роз пропитались настолько, что уже выглядели почти чёрными, и устилали пол. Адам звал её по имени, но она не слышала. Был только звон в ушах и сильная боль, от которой тело немело. Это длилось, казалось, вечность. Габби откашливала сгустки крови и целые бутоны чёрного цвета, а из кожи на всём теле у неё выходили кривые стебли ярко-зелёного цвета. Девушка задыхалась, а из груди доносились хрипы. Она цеплялась пальцами за горло, желая его разорвать, чтобы выпустить целый куст наружу, но сил у неё не хватало. В голове крутилась мысль … желание, чтобы это поскорей закончилось. Любовь, от которой она не могла самостоятельно избавиться, и удушающие мысли, не дающие ей жить. Постоянное чувство вины и стыда, укоризненный голос совести и вопли разочарования. Адам вызвал скорую неотложную помощь, но она не успеет приехать. Да даже если бы приехала, ничего нельзя было сделать. Это была любовь, которая убивала её и подпитывалась другими негативными эмоциями. У Габби перед глазами возник образ Калеба — его лицо при приглушённом свете на одной из вечеринок вскоре после их знакомства. Его голос, смех после очередной глупой шутки и незабываемая улыбка. Ей казалось, что она уже забыла тот момент, что всё уже выветрилось из памяти за то время, что они не виделись. Оказывается, нет. Звёзды перед глазами ярко сияли, когда она подавилась большим цветком розы, ярко-алым на этот раз. Его лепестки согрели горло изнутри, а глаза в блаженстве закатились. Тело обмякло, капли крови гулко падали на холодный пол. Её сердце остановилось — стебли диких роз плотно его обхватили и сжали в своих тисках. Боль закончилась, а с ней пришло спокойствие. Небо вновь разбилось на осколки, а яркая вспышка молнии осветила мрак.