Исповедь

- Святой отец, простите меня, ибо я согрешил. Дрожь - от затылка до поясницы. Будто ледяным ветром пробирает под рясой. Исин сглатывает и рывком поднимает резную перегородку. Белоснежное лицо прихожанина озаряет сверкающая улыбка. - И накажите меня, святой отец, ибо я заслужил, - насмешливо продолжает голос. Священник хотел бы назвать его покаявшимся, но эта душа не ведает покаяния, не знает стыда. Исин сглатывает еще раз и поправляет ворот сутаны. Видеть лицо демона так близко спустя год - боль. Не видеть его - страшнее смерти и любых мук Ада. Исин знает, о чем говорит. - Не выглядишь радостным. Я эту шутку три дня обдумывал. Неужели не смешно? Отвечать демону, глядя в глаза, невозможно. Исин знает, что у Криса нет понятия о личных границах. Он влезет в его голову, прочтет во взгляде каждую мысль, завладеет, поработит. Он делает так каждый раз, сколько бы Исин не сопротивлялся. - Отправляйся к Дьяволу, - в сердцах отвечает священник и опускает перегородку на место. - Я там и так работаю, - лаконично отвечает Крис. - Проваливай. - А тебе разве можно разговаривать так с раскаявшейся душой? - хитрый прищур заметен даже сквозь ажурные отверстия. - И ладно "проваливай", но "отправляйся к Дьяволу"! Его преосвещенство знает, в каких выражениях ты отпускаешь грехи? Исин гневно смотрит в сторону демона и вновь поднимает перегородку: "Если б он знал, с кем я тут беседую, точно дал бы добро". - Поделись с ним при встрече, - острит Крис. - Пусть на старости лет убедится, что вера его не слепа. - Поосторожнее со словами, - шикает Исин. - Ты в храме Божьем. - Боишься, что придет и накажет еще разок? - Крис бесцеремонно наклоняется к окну исповедальной и внимательно смотрит на лицо священнослужителя. Если бы Микеланджело рисовал ангелов с натуры, Секстинская капелла была бы сто крат прекраснее. Человеческое тело так далеко от оригинала, так тускло и невыразительно. Увидев однажды, невозможно забыть, как выглядит лицо ангела в небесном сиянии. Крис хранит этот лик в своей памяти уже тысячи лет. Сменялись цари и государства, проходили войны и болезни, но лицо Исина ни на грамм не утеряло благословенного блеска в памяти демона. Настолько прекрасное лицо, что тысячи лет гонения - достойная за него цена. Исин знает, что большего наказания, чем есть сейчас, на него уже не обрушится. Он обречен вечно жить в человеческом теле и вечно убегать от своего проклятия, которое смотрит бездонными черными глазами и ехидно улыбается. - Не закрывай окно, - предупреждает демон и уходит, оставляя священника в исповедальной. Исин бьется затылком о деревянную стенку и отчаянно выкручивает пальцы. Это никогда не закончится. Крис - его проклятье и причина, по которой они оба здесь. А сегодня это исчадие Ада придет и возьмет свое, как приходит и берет каждый раз. Возьмет Исина, разрушит, разберет на части, а к утру соберет заново. Все внутри горит: от стыда и ненависти к себе, - но Исин будет молить о прощении. Впрочем, как всегда. Маленький домик приходского священника скромно обставлен, и мебель такая ветхая, будто стоит здесь с основания деревни. А ей между прочим больше трехсот лет. По меркам Исина - крохи. На кухне в старом холодильнике одиноко морозится банка с анчоусами. Дно винного бокала светится кроваво-красным, осталось несколько капель. Исин прислушивается к звукам ночной деревни: шелест велосипедных колес, тихий бубнеж, кто-то поет в конце улицы, стоя у калитки. Пчелы едва заметно жужжат у куста под окном. Соседский кот Боббиттон крадется вдоль забора: его хозяйка не догадывается, что питомец хитро изображает недельный голод и лакомится вырезкой у местного почтальона. Велосипед вновь скрипит, шебурша колесами по мощеной улице... Тишина. Исин закрывает глаза и напряженно сжимает ножку бокала. Оглушающее молчание длится всего несколько секунд, а потом мир вновь оживает за пределами домика. В черноте пустого угла сгинет любой луч света, непроницаемая тьма расползается от плинтуса к потолку. Мог и не требовать оставлять открытым окно: ему не страшны самые толстые стены. Чтобы открыть портал в самое пекло Преисподней, демону достаточно стукнуть каблуком. Чтобы прийти в дом, расползтись черной тенью по стенам и заполнить собой самые потаенные уголки человеческой души - хлопнуть в ладоши. Хотя и это формальность. Высокая фигура с неизменно самодовольной улыбкой выплывает из угла: - Давно я не освежал в своей памяти пресловутые правила добродетели, но разве Он не велел делиться? - багровые капли на дне бокала становятся черными. Исин, не поднимая глаз, смотрит сквозь заляпанное пальцами стекло: "А еще там написано, что грешить нельзя. И вот мы здесь". Улыбка становится чуть менее довольной. В это раз он искал его год. Четыреста семнадцать дней, если быть точным. Когда-то на это уходили десятилетия, но прогресс не стоит на месте, теперь путь кажется короче. Нестареющее лицо ангела преследует, зовет за собой. Крис может прийти за любой душой, но среди миллиардов людей именно к Исину у него нет пути, только к нему одному он должен идти как человек, и как человек его искать. Возможность летать утрачена вместе с крылом. И каждый раз, выполняя поручения Владыки, демон должен исполнять ритуал "два притопа-три прихлопа", чтобы оказаться на месте. - А я к тебе не с пустыми руками, между прочим, - демон натянуто улыбается, но священник так и не поднимает на него взгляда. - Тут никто еще не жаловался на твое потрясающее гостеприимство? Нет ни вина, ни приветствия, ни печенья. Я начинаю думать, что ты мне не рад. Ножка бокала с хрустом ломается на части: "Да пропади ты пропадом!". Кровь стекает по пальцам, а Исин даже не дергается. Крис отбрасывает осколки в сторону и садится в ногах священника, зажимая раны и подставляя ладонь. - Ты не себя наказываешь, ты меня наказываешь. Знают ли смертные, что в этих глазах может быть раскаяние? Знает ли Владыка, что у него не вышло ожесточить это сердце, сделать его безжалостным? Исину самому иногда кажется, что он это выдумывает, потому что хочет видеть хорошее. И нет, он наказывает не демона, он наказывает себя: за то, как отчаянно бежит от него и как отчаянно его любит. - В этой лачуге есть хоть один пластырь? - Крис осматривает мрачную кухню и скептично прищуривается. Вряд ли Исин укажет на аптечку: ее у него никогда не было. Священник вздыхает и отрицательно машет головой. В этом доме есть верёвка и мыло, крысиный яд и несколько наточенных ножей. Но это не помогает. Он проверял. А пластырь он не покупал, из принципа. Это тело все равно не способно умереть, хоть на части его распиливай. Это он тоже пробовал - не работает. Ангел исцеления без дара исцелять других и возможности умереть самому. Крис смиренно поджимает губы - хотя применимо ли к нему слово смиренно? - и поднимает Исина с дивана. Ржавый кран тарахтит, выплевывает воду и забрызгивает пожелтевшую от времени раковину. Алые капли смешиваются со струей. Исин не замечает. Порезанные пальцы не сравнимы со всеми теми видами боли, что он знает. Ему не положено знать о них вовсе, да и демона ему любить не положено, но тот стоит сейчас за спиной и промывает порезы. - Почему это тело такое хрупкое? - рычит Крис от злости. - Как можно создавать что-то настолько слабое и беспомощное?! Исину не было больно, когда стекло рассекало кожу минутой раньше. А сейчас больно. И он сжимается, ощущая на себе вес чужого гнева. Он не хотел быть телом вообще. Только если сейчас, только если это исчадие Ада больше не оторвет от Исина своих рук. Только тогда он согласен пережить еще один день в этой беспомощной оболочке. Крови уже нет, и след от пореза исчез. Пальцы заледенели от холодной воды. Полотенце не греет, в отличие от горячих ладоней, а Крис всегда горячий, словно языки пламени еще секунду назад его догоняли. В отличие от Исина он все еще имеет свое место, пусть и лишен прощения и внимания со стороны Владыки. - Возможно, ты был так рад встрече, что прослушал мое объявление, - Крис не терпит уныния, хотя на одном из кругов Ада для него есть особое место. Архаичное место и давно пустует. Демон бодрится и, пусть это Исина раздражает порой, неизменно дает волю своей темной сущности. - Я бы даже назвал это подарком, но ты сегодня так негостеприимен, что я начинаю сомневаться, а стоило ли его сюда волочь. Будто только что не он грел израненные пальцы в ладонях и злился на хрупкое человеческое тело. Миг - и вновь самодовольная ухмылка тянет уголок губ вверх. - Тебе любопытно. - Не смей копаться в моей голове! - Исин вырывает руку и рассерженно смотрит на гостя. Крис останавливает чужую ладонь раньше, чем та успевает замахнуться. - Ох, тебе настолько любопытно, - уголок губ стремится выше. Демон делает шаг навстречу. - Клянусь, как только поделюсь своей находкой, отвечу и на второй твой запрос. Щеки приходского священника вспыхивают от смущения. Лишь на секунду он допустил эту мысль, извлек воспоминание о прошлом визите демона, а тот уже копается в чужой голове и самодовольно облизывает губы. Крис ответит на второй запрос, удовлетворит каждое желание, и к утру перепачкает Исина в своей порочности так густо, что еще год придется вымаливать прощения. Хотя... Исин не может молиться. Он говорит, что помолится, но это бессмысленно. Там наверху глухи: рупор не работает, телефонная линия оборвана, и на радиоволне тишина. Будучи священником Исин лишь выслушивает и наставляет, а потом рассказывает, кому молиться, когда, сколько раз и о чем просить. Он не может читать мысли в чужих головах, словно строки писания. Он не может отпускать грехи, исцелять и нести свет. От прежнего ангельского величия не осталось ничего, от ангельского смирения... Смирение. Исин чувствует людей, слышит зло в их сердцах и раскаяние, замечает пороки и ложь, но читать не может. Этот рупор так же глух как тот, что должен доносить его слова до небесной канцелярии. Изгнание - это навсегда. Вернуться уже не получится, и для ангела, предавшего доверие, уготовили самое страшное наказание: проживать столетие за столетием, заточенным в человеческом теле. Крис для Владыки все еще полезен, хоть и отлучен от его внимания. Тот переломал демону крылья, изгнал в самое темное и угнетающее место в Преисподней, но не лишил места. У Исина нет ничего. Ничего, кроме этого исчадья, которое стоит посреди старой кухни и смотрит так, словно за сотни лет не привык еще видеть эту человеческую оболочку. - Ты думаешь слишком громко, - Крис склоняется ко лбу и тут же отстраняется. Еще не время. Не зря же он тащил сюда подарок. - Да, мне даже напрягаться не надо. Ты словно радио в моей голове. Священник стучит ногой и вновь вырывает руку. Да разве нельзя убавить громкость и не подслушивать, рогатый ты кусок... Тут мысль обрывается, ибо даже в человеческом обличии ангел не позволяет себе ругательств. Слово, которым он хотел закончить свое возмущение, означало бы мешок с удобрениями, ну почти... Крис хохочет, бессовестно и громко, и тянет Исина в угол. Ангел не ступит даже на границу его тьмы - Крис сам не позволит, - и в полуметре от мрака они останавливаются. Демон ныряет рукой в бездну теней и тащит что-то тяжелое. Скрип и грохот такие, словно кто-то тянет старую вагонетку по проржавевшим рельсам. - Не верю своим глазам. - Исин обходит вокруг и стучит пальцем по занавешенной раме. - Как тебе удалось его найти? - Смотри-ка, мое появление становится не таким уж мрачным, - довольно хмыкает Крис. - Должен сказать, что поиски его заняли больше времени, чем я предполагал... - На пару сотен лет больше, - подсказывает Исин. Он становится перед зеркалом и тянется рукой к покрывалу, но одергивает себя. Демон с горечью сглатывает за спиной и через секунду вновь натягивает привычную ухмылку. - На ярмарках его никто "Оком истины" не называет. Люди не представляют, что это. Просто старинное зеркало. Ткань с вышивкой покрывает зеркало до самых ножек. Гранаты вырезаны столь искусно, что издали может показаться, будто зеркало стоит на настоящих фруктах, едва покрытых золотой пылью. - Ты его купил? - Исин подозрительно щурится, отвлекшись от тяжелой драпировки. - Не я. Исин оборачивается:" Украл". - А ты до сих пор сомневаешься, что я могу действовать честно, да? - Ты на Дьявола работаешь, какая честность?! - Я не крал. Его купил один богатей, а потом я его унаследовал. По нашему договору. Забыл, что убийство предыдущего владельца делает сей предмет для нового хозяина бесполезным? - Но это не исключает того факта, что ты мог помочь ему побыстрее оставить этот мир. - Я не помогал. Он был стар, болен и неприлично богат. Если кто и причастен к его кончине, так старший племянник, но это уже не моя проблема. Крис срывает покров с большого овального зеркала, но ничего не происходит. Исин со стороны с недоумением смотрит на отражение демона. - Под ним, - кратко отвечает тот на вопрос, прозвучавший в чужой голове, и со всей силы бьет кулаком в самую середину. Осколки современного зеркала сыпятся на пол. Крис отбивает оставшиеся крупные куски стекла, покрытого напылением, и наконец в раме появляется поверхность из чистого серебра. Маленькие кусочки, застрявшие между рамой и "Оком", не мешают отражению. Раны на разбитом кулаке затягиваются моментально. Демон делает шаг назад и резко расправляет крылья. На белоснежную кожу Исина оседают частицы сажи. Пепел сыпется на ковер, крошечные искорки тухнут, не долетев до земли. В серебристой глади - черные глаза, словно бездонная нефтяная скважина на дне Тихого океана. Кончики завернутых рогов наполированы и остры. Иссиня черные перья спускаются от плеч до самого пола, покрывая огромные крылья, впитавшие всю грязь и пороки преисподней. Лишь это зеркало не лжет, только в нем демон - демон, а не жалкая человеческая оболочка. Глазам ангела смотреть на это тело - грех. И именно из-за него Исин здесь, а не там наверху, среди музыки труб и цветущих садов. Увидеть в черных глазах красоту сложно. Крис привык к тому, что все вокруг видят в нем мрак, а он в ответ видит страх. Но только не Исин. С Исином все иначе. Исин один на всем свете увидел в темноте свет и вытащил его наружу. И поэтому Крис здесь, а не в бездне, наполненной смрадом и муками. Исин боится заглядывать в отражение. Хотелось бы еще хоть раз увидеть это ослепляющее любого смертного сияние, столь блистательное и возвышенное, что может сравнится со светом звезд, со вспышками солнца. Увидеть фарфоровое лицо, линии которого не способен повторить ни один скульптор, ни один живописец. Исин был божественно красив, и божественно здесь не метафора. В белых одеждах он шел по галереям Рая, усыпанным цветами, и одним своим появлением вызывал благоговейный трепет средь душ праведников. Это тело никогда не сравнится, не достигнет и сотой части того великолепия. Ему не вернуть прежнего себя, и отражение будет лишь болезненным напоминанием о том, что навсегда утрачено. Но больше всего Исин боится отражения не увидеть: человеческое тело и ничего больше, словно он всегда был одним из смертных. Никакого величия, никакого сияния, благословленного небесами - ничего. Крис в отражении страшен, как сам черт, хотя это он и есть. После смерти он ведет умерших через Врата, такие же черные и грязные, как крылья, как души всех, кто кричит в котлах и тонет в болотах. И те, кому лишь предстоит найти здесь свое место, идут за ним в страхе, смотрят на острые рога, слышат цокот копыт и вдыхают пепел, летящий с крыльев, которые волочатся по земле вслед за ногами. Они молят о прощении и вдруг вспоминают об уроках в воскресной школе. Дорога через врата полна мук и отчаяния, она напитана слезами и кровью. Крис видел, как они выдирали глаза, лишь бы не видеть, что им предстоит, как сходили с ума, переступая через линию врат. Из Ада невозможно вернуться, нельзя исчезнуть, раскаявшись. Если душа попадает в средоточие боли и зла, значит в жизни была столь же грязна, как те ворота, с которых мрак и порок ничем не отмыть. Не зря Чистилище назвали Чистилищем: есть пятна, что стираются со временем, а есть такие, что не спрятать и не спасти. В Ад не попадают за глупые ошибки, там места для самых отъявленных ублюдков. Крису их не жаль, он не сочувствует. И делает свою работу из века в век без единого сожаления об этих душах. Не он виноват, они сделали это сами. На его совести лишь одна душа - Исин. В людском обличии нет ни рогов, ни копыт, они видны лишь в зеркале, и даже глаза здесь, на поверхности земли, не имеют той всепроникающей черноты. Демон стоит посреди комнаты человеком, и лишь пепел и крылья, которые теперь абсолютно бесполезны, реальны. Мрак и туман клубятся вокруг фигуры в зеркале. Отражение, в котором Крис неописуемо ужасен. А еще в отражении оба крыла целы. Кончик левого волочится по полу. Исин бережно прикасается к искривленному краю: - Он обещал, но так и не излечил тебя. - Он и не думал. Излечивать - не в его правилах. Ему доставляет большее удовольствие калечить кого-нибудь. - Напомню, что вовсе лишен крыльев. Выходит, что дьявол милосерднее. - Не скромничай, отправь ему благодарственную открытку, - ехидно предлагает Крис. Пальцы соскальзывают с крыла. Черная сажа пачкает руки - непозволительно грязный. - Дьяволу спасибо не говорят, - едва дыша произносит Исин. - А иногда следовало бы, - хмыкает Крис и смыкает лопатки. Искалеченное крыло встает на место. На долю секунды боль искажает точеное лицо. Исин зажмуривается и прощает: вдову Брайт, спящую с едва совершеннолетним садовником, и почтальона, по четвергам снимающего себя на камеру обнаженным и кормящего чужого кота. Но не того, кто переломал черные перья. Спасибо, что искалеченым осталось только одно крыло, но и оно непростительно. После века истязаний, Крис сумел залечить одно, но второе Владыка ломал своими руками, и никто не в силах вернуть все на место, кроме самого палача. Дьявол с хитрым прищуром обещал залечить его, если Крис сделает одно простое дельце, но на такое демон не пойдет. Условия сделки просты: принести душу ангела. Владыка проклял подопечного не за то, что тот нарушил правило, не за любовь к ангелу, а за то, что не довел дело до конца. Если сумел соблазнить и низвергнуть ангела, так иди до конца! Должна же быть какая-то моральная компенсация за новые споры с Эдемом. А ангельская душа, полученная Дьяволом на завтрак, станет аналогией кучи дерьма у Золотых ворот. Но Крис не поддается. По меркам Ада это слабость. Но Крис выдержал каждую пытку и наказание, но душу Исина не принес. Может, в Аду и любят жарить на сковороде предателей и обманщиков, но такая твердость среди демонов была воспринята с уважением. И Дьявол раздражается, хотя мучения Криса и необходимость искать ангела каждый раз, немного веселит главного хозяина котлов. Он не вылечит Криса, пока не увидит светлую сияющую ангельской благодетелью душу на подносе. То есть никогда. Исин мог бы правильно срастить кости, будь он ангелом, но... Исин вообще ничего больше не может. Только надевать сутану и принимать исповедь. - Нет, даже не думай винить себя, - сквозь зубы цедит Крис и поворачивается к Исину лицом. - Люди сделали тебя сентиментальным, - вздыхает Исин. Он способен понять, о чем демон думает. Может, он и не читает мысли, но точно чувствует горечь сожаления. - Не люди, а ты. На людей насрать, - плюется Крис. - Но ты приходишь и замаливаешь грехи. - Я не за этим прихожу, прекрати издеваться. Невозможно простить грехи демону, Исин. Само мое существование противоречит всему тому, что ты проповедуешь. - Я проповедую, что есть добро и зло, рай и ад, грех и добродетель, наказание и прощение. - Грех можно простить тому, кто кается. Как быть с тем, кто не считает себя грешным? - Господь позаботится об их душе, - и Исин словно в издевке складывает руки в молитве. - О моей тоже? - Крис в ярости вновь расправляет крылья. Пепел разлетается во все стороны, и темнота, сосредоточенная в углу, вдруг тянется дальше, заполняя стены и забирая лунный свет с потолка. - А как насчет твоей души? - Считай, что я каюсь за нас двоих. - Сегодня ты делаешь это за мой счет, - напоминает демон. Исин задергивает шторы, берет Криса на локоть и толкает в спальню. Крылья волочатся по полу, и поломанный кончик больно цепляется за плинтус на повороте. Крис прикрывает глаза и слепо следует за шагами священика, на ходу расстегивая рубашку. Лампа под потолком недостаточно яркая, чтобы прогнать тени, вползающие за хозяином. Они занимают углы и делают и без того тусклое освещение ничтожным. - На колени, - звучит из самого темного угла у шкафа. - Слушаюсь и повинуюсь? - демон успевает сложить крылья, пока привычная улыбка занимает свое место. Исин без предупреждения взмахивает плетью. Тонкий кожаный хвост взвивается вверх и с силой ударяет по коже. Крис падает на колени, словно подсеченный. - Еще. Второй удар, третий... Каждый вечер Исин становится вот так на колени и, хлестая себя по плечам, мечтает либо исчезнуть, либо избавиться от вины и стыда, порожденных его непозволительной любовью. И каждый раз, когда демон его находит, чувство стыда крепнет, а вина разрастается. И тогда Крис принимает его удары на себя. Он стоит на коленях и будто напоминает, кто нарушил границы, по чьей вине Исин здесь, в смертном теле, обреченный на вечную жизнь среди людей и лишенный прежнего величия. Исин одними губами шепчет молитвы, хлестая демона по спине. Поперек лопаток проступают красные полосы, и кончик плети задевает шею, делая новый виток. Исину нет прощения, он четко усвоил этот урок. Его самый большой грех стоит прямо перед ним, морщится от ударов плетью и просит продолжать. И Исин продолжает, вымещает на спине демона всю злость, что копилась четыреста семнадцать дней. Он поддался много сотен лет назад, и до сих не может себя простить. Крис не просил разрешения, не ждал приглашения, он нашел Исина в лабиринтах Чистилища и навсегда подчинил. Подгоняемая воспоминаниями, плеть бьет сильнее. Крис принимает удар за ударом, хотя оба знают, что для демона эта боль граничит с удовольствием. Только в эти моменты Крис преклоняет перед ним колени, только тогда не Исин подчиняется каждую секунду, что находится рядом. Он навечно у него в подчинении, каждое появление демона ломает жизнь на до и после. Исин проклинает себя и бежит, чтобы не испытывать страшной горечи, бежит и молится, чтобы Крис вновь его нашел. Тогда он, Исин, будто и не виноват, это не он продолжает бесконечную череду греха, это исчадье приходит по его душу и завладевает его телом. Он не может сопротивляться. В лабиринтах Чистилища, куда Исин спустился для участия в суде, он отдал Крису всего себя. Это было метафизическое предательство, ибо тело, не созданное для плотской любви, вдруг вслед за душой захотело целиком подарить себя иному телу. Исин был ангелом, бесполым и самым прекрасным из всех, что Крис видел когда-либо. Та любовь, что возникла между ними и заставила Исина отказаться от себя в пользу демона, в Раю была признана непростительным грехом. Ангел не может преклоняться перед демоном, не может желать, не может любить. Его ободрали, отрезали крылья и сбросили вниз, словно мешок с костями. И Исину хоть иногда хочется расплачиваться за это не одному. Крис беззастенчиво подглядывает за мыслями в чужой голове. Исин думает о спине, покрасневшей под плетью, о крыльях, которым не удается даже оторвать демона от земли, о горячей коже, приникающей к телу. Молча слушать ангела дальше становится невозможно. - Так может, перейдем к более приятной для нас обоих части, если ты все равно только о ней и думаешь. - Демон поднимает голову и ловит плеть. Исин не отпускает. - Прекрати изображать скромность и добродетель. С того момента, как я пришел, твои мысли слишком часто заняты не ими. Исин с вызовом смотрит на Криса, но разве может он сопротивляться? Бестолковое смертное тело: нет ни воли, ни гордости. Ему все равно не отобрать у демона плеть. Крис ограничен в своих возможностях, но на силе демона это никак не сказалось. Он может переломать каждую кость и в порыве злости расщепить смертного на атомы. Хотя Исин даже после такого, наверное, соберется вновь. Крис отбрасывает плеть и ставит ангела перед собой. Один взгляд - и Исин падает на колени, словно прикованный к своему исчадью. Верхние пуговицы на сутане расходятся быстро, оголяя шею и часть груди. Крис задирает подол до бедер и касается кожи. Обнаженный и желанный - то, зачем Крис терпит все лишения. Он никогда не заберет эту душу, никогда не позволит себе очернить ее еще больше и потом растерзать в адовом пламени. Владыка просчитался и до сих пор не понял: сколько бы костей он не сломал, сколько бы сил не забрал у демона, тот не отдаст ему Исина. Исин бессмертен: пока его душа на месте, ему ничто не угрожает. А Крис не притронется к ней, хотя вот она, чистая и сострадающая, - только протяни руку. Исин стоит перед демоном, ощущая, как колени вжимаются в старый истоптанный ковер. Немного прохладно, но рядом с демоном воздух всегда жарче. Медлительно он расстегивает пуговицы на чужих брюках и чувствует, как член напрягается под тканью. Демон не отрывает взгляд от пальцев, освобождающих одну петлю за другой. Возбуждение растет с каждым движением рук. У человеческого тела масса недостатков, оно настолько далеко от совершенства, что почти уродливо и омерзительно. Однако есть в этих бесполезных телах некая прелесть: они могут любить друг друга не только на уровне восхищения. В аду много секса, он там в почете. И Крис помнит, как велико может быть удовольствие, сколь различные формы оно принимает. Демоны не делают различий между партнерами. Есть лишь цель - долгое и сладкое наслаждение, и не важно, каким путем оно достигается. Крису все равно, в какое тело поместили ангела, потому что в отличие от бесполого существа, человеческое тело способно насладиться и гореть от желания. А уж с этим Крис разберется. В демоническом обличии он убил бы Исина, а в человеческом он может овладеть ангелом и не бояться. Нежность у демонов не в чести. Крис оставляет синяки, следы от острых ногтей на худых ногах. Иногда он совсем забывается и смыкает руки на горле, отчего Исин, ловя яркие блики наслаждения, почти теряет сознание. А потому Крис чаще дает Исину себя контролировать. Движения быстрые и нетерпеливые. Исин запрокидывает голову, раскачиваясь в такт толчкам, и умоляет остановиться, сам себе противореча. Крис подбрасывает бедра - вскрик ангела пробирает до мурашек. Черная ткань задирается на бедрах и собирается складками. Руки демона горячи, губы еще горячее. Исин молит о пощаде, но не может остановится. Если какой грех и стоит исключить из списка, так это похоть. Из соображений гуманизма, ибо наказывать за что-то столь прекрасное бесчеловечно. Единожды прикоснувшись к источнику наслаждения, невозможно напиться. В такие моменты Исин разрешает себе не презирать это тело. Эти ноги, сильные и упругие, по которым ладони демона скользят и оставляют следы от ногтей. Эти руки, которыми он сам способен прикасаться к исчадью, дотрагиваться до щеки, вести по шее и собирать пот напряжения на груди. Голос, который только для демона вдруг такой сладкий, такой порочный и распутный. В такие моменты Исин забывает, что ненавидит быть человеком. Если это тело способно ощущать столько удовольствия, то так и быть, на сегодня оно прощено. Жарко и неистово, словно последний раз они прикасаются друг к другу. Крис целует, кусает плечи и с силой сжимает талию. Исин должен быть его. Без ожидания в четыреста семнадцать дней, без всех остальных ожиданий. Он нужен ежедневно, в любой момент, когда нет нужды вести заблудшие души через черные врата и стучать копытами по пыльной дороге. Он нужен и тогда, но черта с два Владыка увидит его в своем царстве. Старый ковер стоптан и истерт, рисунок давно потускнел. Локти краснеют и колени горят, пока демон рывками имеет Исина по полу. Ангел вытирает лоб рукавом и старается нащупать коленями подол. Немного ткани под ноги сейчас бы не помешало. Только сутана собрана под грудью, и крепкие руки Криса не дают ей скользнуть обратно. Демон держит крепко и двигается уверенно. Заботы о коленях отходят на второй план, а после и вовсе стираются из головы. Исин съеживается под боком и долго смотрит в черноту, подступившую так близко, что ботинок, оставленный в полуметре от ковра, наполовину скрыт в темноте. Крис прижимается со спины и кладет сверху тяжелое крыло - сажа на белой коже священника выглядит грязнее обычного. - До рассвета еще далеко, - шепчет демон в затылок и широкой ладонью гладит бедро. - Можно так много успеть. - Я бессмертен, но не настолько вынослив, - тихо отвечает Исин. Тень легкой дымкой касается кончика крыла, путается в перьях и под глубоким вздохом хозяина послушно отступает. Исин закрывает глаза: под крылом демона - самое безопасное место на земле. Но только под этим крылом. Крис тем временем театрально возмущается: - Какое преступное ханжество! Мало того, что человеческое тело имеет столько недостатков, так Он и здесь не упустил возможности подгадить. Последнее удовольствие и то сократил до неприличия. - Крис! - Исин оборачивается и бьет по руке, что так соблазнительно гладит по коже. - Что? Если по их мнению, Он лепил человека по образу и подобию, то у меня для них плохие новости: оригинал тоже так себе. - Да как можно сравнивать человеческое тело с... Оно не сравнится с ангельским, - Исин отворачивается. Он не любит это тело, сотни лет истязает его, наказывает. И пора бы привыкнуть, но человек он пока еще меньше времени, чем ангел. Может, еще через тысячу лет он смирится. Может, к тому моменту человечество научится летать меж мирами и впадать в литаргический сон по желанию. Тогда бы он заснул и никогда не просыпался, чтобы не мучить себя ненавистью и отвращением. Крис обнимает со спины и утыкается носом в теплую шею. - Но даже в нем ты все еще самый красивый из всех существующих людей. Тяга к самовосхвалению не позволила ему тебя изуродовать. Ты был самым прекрасным там и остаешься самым прекрасным здесь. Исин поджимает колени к груди. Бедра все еще горят, и ангел чувствует себя вновь опороченным и грязным. Каждый раз, когда это происходит, он обещает себе, что больше никогда это исчадье не прикоснется к нему. Быть сильным человеком сложнее, чем сильным ангелом. То и дело сдаешься. - Перестань воспринимать это как поражение, - влезает в мысли демон. - Я тебя не побеждал, я тебя полюбил. Плечи дергает от страха. Каждый раз, когда это слово звучит между ними, Исин боится, что демона заберут и накажут ещё раз. И вновь он будет чувствовать себя виноватым, что допустил это, что не в силах защитить Криса от гнева Владыки. Лучше бы этот набор букв никогда не произносить вовсе. Демон все равно бессовестно шарит в его голове, сам как-нибудь догадается, что там к нему относится, а что нет. Собственно, этим Крис и занимается - ходит среди чужих мыслей и вычленяет интересное. - Перестань вскрывать мою черепную коробку и бесцеремонно возиться там голыми руками, - огрызается Исин. - Никаких личных границ! Неубедительно - теплые пальцы ведут вдоль крыла и останавливаются на уродливо выпирающей кости. Тонкая кожа едва прикрывает неправильно сросшийся перелом, и перья в том месте давно не растут. Под подушечками пальцев слышна пульсация вены - тух-тух-тудух! Криса передергивает: если Исин уберет руку, демон мысленно взорвется от боли. Ангел не может спасти его крыло, но вот так, когда пальцы касаются искалеченных костей, будто меньше ноет. Со всей нежностью, на которую способен, демон целует плечо и замирает у теплой кожи - человеческое тело не источает аромат цветов в Райском саду, но и среди всех на земле Исин пахнет бесподобно. - Я вижу тебя все таким же, - Крис обнимает крепче, крыло расслабляется и тяжело падает под своим весом. - Ты не просто красив, Исин. Ты был средоточием любви и всепрощения, ты им и остался. Не крылья делали тебя достойным Ангелом, вовсе не они. Исин сжимается и укрывается тяжелым крылом. Перья щекочут кожу. Не хочется отвечать демону, он и так услышит ответ раньше, чем Исин успеет открыть рот. - Я подсматриваю лишь тогда, когда твоя голова занята мной. Думай ты о сэндвиче с сардинами, меня бы там не было. - Это бесчестно, ведь я в твою голову залезть не могу, - Исин поворачивается, привстав на локте. - То есть я даже соврать тебе не могу, не могу схитрить, слукавить... - Ну для начала напомню, что и так этого не можешь, - пожимает плечом Крис. - Вернее, не хочешь. Земля полна лжи и лукавства, но единственный, кому ты умело врешь вот уже тясячелетие, - только ты сам. На остальных это умение не распространяется, хотя я каждый день вижу смертных, которые лгут без единого укола совести и пользуются своей красотой в надежде на прощение. Ты этому никогда не научишься. Исин поворачивается на другой бок и, глядя в лицо демона, сердито хмурится: "Никому я не вру". Крис находит это утверждение столь забавным и противоречащим зудящим мыслям в ангельской голове, что от смеха давится воздухом. Исин сверлит взглядом, делает недовольное лицо, но... Исин - средоточие любви. Он был создан из заботы о ближнем и всепоглощающего чувства восхищения всем вокруг, и как бы ни хотел, не способен на ненависть и ложь. Он любит каждого смертного и находит самые нужные слова для поддержки и прощения. И сильнее всего любит Криса, это рогатое исчадье, не знающее стыда. Любит до умопомрачения, до боли в груди и дрожащего голоса. Крис - его проклятие, его страшный грех, но Исин благоговеет перед ним, и в своем наказании винит лишь себя. Даже когда крылья были вырваны и от боли не хватало сил закричать, он винил только себя. Это не демон виновен, хотя и хитер, это Исин поддался. Мог бы не тонуть в угольной пыли, не смотреть в глаза, не дышать теплом. Но Крис был самым прекрасным из всего, что он видел, и пугающий облик не мог скрыть того, что таилось под сажей. Исин нашел его душу, отряхнул от пепла и пригрел в своем сердце, всепрощающем и полном любви. Поэтому Крис смеется и от восхищения улыбается все шире: Исин может сколь угодно изображать возмущение, потому что демон четко и громко слышит бесконечное "Я люблю тебя", словно в рупор орущее в чужой голове. Он притягивает Исина ближе, приникает к губам и наслаждается тем, как громкость признания возрастает с каждой секундой. Круглая Луна, словно начищенная монета, светится над домом. Блики играют на крыше, перебегают по кронам деревьев к церковному куполу и исчезают в темноте старого кладбища. Исин выучил все имена за недолгое время служения здесь. Но вот Крис нашел его вновь, и это место уже не кажется таким безопасным. Владыка ждет ангельскую душу на ужин, а в Райских садах никто не встанет на защиту. Там давно перестали следить. Исина не просто изгнали, его отторгли. Словно никогда не существовало такого ангела. Оставили лишь бессмертие - насмешка, - и если верить бессовестному исчадью, немного ангельской красоты. Но этот прохвост наверняка необъективен. - Не беги от меня, - шепчет демон, проследив за мыслями, и чернота в глазах становится беспросветной. - Ты не им усложняешь задачу, а мне. Каждый раз меняешь место, прячешься и заставляешь меня проделывать этот путь заново. Он не придет за тобой, ему это не нужно. - Однажды Ему надоест ждать, - перебивает Исин. - Пусть я бессмертен, но я уже не высшее существо. В отличие от него. Он может просто убить меня без шанса на восстановление. - И про себя добавляет: "Что мне ни разу не удалось". Крис выдерживает этот поток воспоминаний, наполненных кровью и мясом, и сломанными костями. Он находил его в агонии, в потоках крови, растекающихся вокруг, на дне, в петле и с ядом на языке. Исин приходил в себя. Выл от боли и в отчаянии смотрел, как кости, раздробленнве на части, срастаются вновь, как синева кожи отступала, а любая кислота словно превращалась в яблочный сок. Поэтому он принимает все удары, сносит любые слова: хотя бы часть боли взять на себя. Теперь Исин истязает себя меньше, но все еще считает, что достоин тысячи ударов плетью. - Исин, твоя душа - это не его желание, а моя проверка. Думаешь, у него там никогда ангельских душ не было, после всех воин? У него нет цели получить твою душу, он надо мной забавляется. - Лучше бы меня просто ликвидировали. У него не было бы повода так обращаться с тобой. - Если ты исчезнешь, Исин, я шагну в Пропасть и ни на секунду здесь больше не останусь. От самой мысли о том, как Пропасть поглощает Криса, у Исина перехватывает дыхание. Крис должен жить. Это Исин поддался, это Исин должен нести наказание. - Наказание несет тот, кто нагрешил, Исин! - не выдерживает демон. - Но вот ведь какая неувязочка: я не считаю это грехом! В их лицемерном и вылизанном сверху до низу королевстве наши чувства, возможно, и расцениваются как нарушение. Но в нашей дыре это никогда не было чем-то неправильным! Я люблю тебя, И... Исин напуганно прикрывает рот Криса ладонью. Тот так зол на несправедливое обвинение, что перестает себя контролировать. Целое крыло расправляется вверх и напряженно упирается перьями в потолок - пепел вновь пачкает все вокруг. Сколько его ни стряхивай, все равно не избавиться от черной пыли. Тени вновь собираются захватить последний островок света, подбираются ближе и облизывают тяжелые ножки кровати. Крис смотрит на Исина в непроницаемой болезненной тишине и оставляет слежку за мыслями. - Это не спасет ни тебя, ни меня, - Крис убирает руку ангела со рта и задерживает в ладони. - Неужели ты не понимаешь, что наказать нас сильнее у них уже не получится? Они оставили тебя бессмертным, но отлучили от всех благ и вменили столь сильное чувство вины, что ты тысячелетие пытаешься замолить один единственный проступок! Я видел, как ты убиваешь себя, Исин! Сотни раз видел, как то единственное, что я люблю, за что отказался от всего, что имел, разрезает себя на части и надеется исчезнуть. Они искалечили нас и выбросили. Твоему благодетелю наплевать на тебя. И моему наплевать. Его эта история, скорее, веселит. Поэтому он будет просто смотреть. Он считает нас забавными и умилительными, представляешь? Да, я нарушил правило. Но за любовь... Он ни разу не упрекнул меня за любовь. За любовь наказали только тебя. Исин отворачивается. В человеческом теле никогда не кончаются слезы: плачь-плачь-плачь, а резервуар всегда полон. - Он истязает тебя за любовь ко мне. А я наказываю себя не за свое падения, Крис. И ты это знаешь. Я не прощаю себя за любовь, которая послужила причиной падению твоему. Крис целует плечи, укрывает крыльями от всего мира и позволяет себе еще раз рассказать Исину о любви. О той самой, которая не имеет границ, которая отбирает физические крылья, но дает те, ради которых можно стерпеть любые адские муки. Они оба знают, что это значит. - Рассвет скоро. Тебе пора. - Исин поднимает с пола сутану и останавливается у жёсткой рамы кровати. Демон лежит на выстиранной простыне и пачкает сажей наволочку. Две торчащие лопатки не могут расслабиться до конца: та, что держит сломанное крыло напряженно выгибается. Даже в закрытом виде крыло причиняет боль. Исин склоняется над широкой спиной и кратко прикасается губами. Крис трепещет - запредельная нежность. - Иногда мне кажется, что еще одно касание - и ты исцелишь меня. - Служишь в Преисподней, а веришь в счастливые сказки. - Хочешь повеселю тебя? Еще я полагал, что утром ты встанешь в более благоприятном расположении духа, чем ляжешь в кровать вечером, но ты такой неисправимый ворчун. На лице ангела на секунду появляется след от улыбки: пока лишь едва уловимой, но точно искренней. - Если бы я был человеком и ты был человеком, было бы в миллион раз проще, - произносит Исин и разглаживает ткань на стуле. - Тогда бы я не знал, сколь многое способен выдержать ради тебя. Я бы не хотел возвращаться в то время, когда Владыка меня не наказывал, если тебя там нет. Последнее тысячелетие было полно боли и поисков, но каждый раз, когда я тебя нахожу, ты исцеляешь меня. - В том-то и дело, что не исцеляю, - Исин садится на край кровати и небрежно накрывает бедро простынью. - Я абсолютно беспомощен: перед ними, перед обстоятельствами, перед тобой. И бесполезен. Это всего лишь крыло. Раньше одним лишь касанием я мог бы вернуть ему прежний вид, но ты вынужден носить с собой искалеченные кости лишь потому, что я оказался в неправильном месте в неправильное время. - Все-таки эту ангельскую дурость из тебя никакими плетьми не выбить, - улыбается Крис и тянется губами к голой коже. Исин подставляет колено и прикрывает глаза: снова поддается, но как же сладко. - Сердце его украл я, а виноват все равно он. Вот я всегда знал, что в Небесной Канцелярии проблемы с логикой. - Ты не крал, - отвечает Исин. - Я отдал его тебе, и мы оба расплачиваемся за это. - Давай договоримся: с этого дня следующую тысячу лет виноватым назначаюсь я. Можешь чехвостить меня, пинать, бить палкой, даже обзываться гадостно, - шутливым тоном предлагает Крис, но становится вдруг серьезным: - Только не оставляй мне больше пустоту вместо себя. Я готов искать тебя тысячу лет и еще тысячу, и потом еще десятки тысяч лет идти за тобой. Ты сбегаешь, прячешься, усложняешь мне задачу. Но я найду тебя! Я всегда найду тебя! Потому что сбежать от того, что нас соединяет, невозможно. Как только ты бросаешься на новое место, меня волоком тянет следом! Эта гонка лишь отнимает время. Ты все равно ждешь. Ругаешь себя, наказываешь, но ждешь. Так останься. Исин смотрит на демона и не видит ничего, кроме отчаяния любви. Крис любит его, словно одержимый тянется за каждым движением, дышит его словами. Как только Врата до сих пор не рухнули демону на голову от силы этой любви. Он шел к нему босиком, шел через поля сражений, через чумные города и первые фабричные трубы. За тысячу лет своими ногами демон сотни раз обошел вокруг земного шара, но каждый раз на пороге Исина представал с самоуверенной и нахальной усмешкой. Он находил его в самых немыслимых уголках, в заброшенных домах, в глубоких пещерах, забытых всеми, кроме тех летучих мышей и ползучих тварей, которые годами кормили друг друга в бесконечном цикле жизни и смерти. Крис любит его без крыльев, без ангельского величия и даже без божественного дара исцеления. Просто так, за душу, которая давно уже Крису принадлежит, но все умело делаю вид, что нет. Крис ждет и не разрешает себе читать то, что в глазах напротив и так читается без усилий. - Раз мое сердце принадлежит тебе, то ты за него отвечаешь, - наконец произносит Исин. - Учти, мне придется уехать, как только кто-нибудь задастся вопросом, как мне удается сохранять столь молодой вид в мои-то годы. Крис зажмуривается и целует колено еще раз, со счастливой улыбкой прижимается щекой и наслаждается теплом. Соседский пес лает на пробегающего мимо кота. Исин рывком встает с кровати: как можно так увлечься, чтобы забыть о том, как много утром дел у приходского священника. Жизнь за порогом просыпается, и новый день наступает на пятки. Рассвет золотит оконную раму - через пятнадцать минут будет совсем светло. Пора. - Ты подумаешь о моем предложении? Ну о том, что следующую тысячу лет виноватым назначаюсь я, - Крис подбирает с пола брюки и ищет под кроватью ботинок. Хитрый прищур ни с чем не спутать. Демоническая сущность так и рвется наружу. Тени по углам комнаты будто живут своей жизнью, но для Исина они безопасны. - Только уточню, что не буду самостоятельно принимать порцию ударов плетью каждый вечер. Исключительно от тебя. - Да откуда эта тяга к физическим увечьям?! - Исин шлепает по руке, которая обнимает за талию и беззастенчиво касается низа живота. - У вас там все такие мазохисты, или только мне повезло? - Это профдеформация, - отмахивается демон. - Уж за тысячу лет мог бы и привыкнуть. Кстати, зеркало я оставляю тебе. Может, когда я приду в следующий раз, ты решишься в него заглянуть. - Не думаю, - решительно выдыхает Исин. - Я так давно пытаюсь смириться с тем, что я человек, что пора бы начать действительно привыкать. Крис ловит посреди комнаты и обнимает со спины, прижимаясь как можно крепче. Тень ползет по потолку, прячется от солнечного света и забивается в угол. - Ты так и не оценил мою шутку про святого отца, - шепчет демон, наклоняясь к уху. - Неужели ты любишь во мне все, кроме чувства юмора? Даже обидно. Говорят, я неплох в сарказме. Исин почти улыбается: - Тебе стоит поработать над интонацией и уместностью. Исповедальня - не лучшее место для демонстрации юмористического та... - Люблю. Не закрывай окно, - шепотом перебивает Крис. На секунду все вокруг погружается в тишину. Исин слышит за спиной стук каблука - и тень вместе с хозяином исчезают прочь. В конце улицы кратко звякает велосипед, нерешительно скрипит петля у калитки. Исин надевает сутану и спешит к двери. - Святой отец, - вдова Брайт мнется у куста с розами и теребит ручку старомодной сумочки. Чувство вины от мыслей о юном садовнике Исин чует за десятки метров. Как знакомо. И как иронично. - Святой отец, простите меня, ибо я согрешил, - шепотом повторяет под нос Исин, ища на пороге ботинки. У кровати. Конечно, они у кровати. Глупец. - И накажите меня, ибо я заслужил, - вздыхает священник и достает другие ботинки, припрятанные за тумбой. Этот прохвост прав: отменная шутка. - Простите, я до полуночи готовил воскресную проповедь, так увлекся, - вот уже и обманывает совсем как человек. Крис же сам предложил, что теперь он во всем виноват, вот и будем считать, что это дурное влияние демона. Миссис Брайт идет по дорожке, опустив голову, и тяжело вздыхает: эх, если б только мальчишка был чуть постарше, а ее муж не смотрел бы с небес на это прелюбодеяние. Но люди такие: они совершают ошибки и все время просят прощение. Хорошо, что есть такие добропорядочные священники как Исин. Миссис Брайт назвала бы его ангелом, так он чист и благодетелен. И уж точно далек от греха. Исин поправляет ворот сутаны. Раз он остается в этой деревушке, нужно поддерживать репутацию. Хотя приличные проповедники сутану на голое тело не надевают, но это грехом не считается. У Исина один грех: он спит с демоном, любит демона и принадлежит ему. А в остальном благочестивый святой отец абсолютно безгрешен.