Но чтоб стать свободней, нужно не боятся обосраться

— Эй, Слав, что-то тебя клинит сегодня, — сказал Ванечка, махнув рукой перед Славиным лицом, привлекая внимание. Карелин дёрнул головой, переводя всё ещё пустой взгляд на Ванечку. Потом, всё-таки сфокусировав внимание на Светло, кивнул, мол всё в порядке. — Да это уже какой-то не Антихайп, — поддакнул Замай, — Может тебе передохнуть надо, ну все эти ваши дела, ну ты понимаешь. — Ещё слово за «все эти дела» и ты получишь по ебалу, — гаркнул Слава, — Что вы пристали, вам заняться нечем? — Просто ты минут десять пялишь в одну точку и не реагируешь на наши разговоры. Карелин не ответил, снова, словно теряя сознание и смотря куда-то, не шевелясь. — Ладно, ничего сегодня не выйдет, я, наверное, поеду, потом если что в телеге обсудим, — бросил Замай и направился к выходу, прихватив с собой куртку. Светло, встав со своего кресла, подошёл к Славе. Он запустил руку в его волосы и мягко промассировал голову, прижимая другой рукой к себе. — Славуль, чего ты? О чём ты так долго думаешь? — мягко спросил Ванечка, садясь на колени возле ног Машнова. Светло чувствовал волнение Славы, за столько лет он как будто синхронизировался с ним, и мог практически со 100% вероятностью предугадывать его эмоции. Ванечка смотрел снизу, заглядывая Карелину в глаза, жаль в душу заглянуть нельзя. Слава всё-таки посмотрел на Ваню. — Да в целом всё в порядке, что-то просто тяготит немножко, — ответил Слава настолько неуверенно, что Светло поплохело от этого тона. — Мне надо ехать, но ты пиши и звони, если тебе что-то будет нужно, — горестно сказал Ванечка, — Я приеду, как только ты попросишь, обещаю. — Хорошо, — кивнул Карелин, провожая его, и вдруг поспешно добавил, — Ты как? — Сгодится. Слава закрыл дверь и вновь остался наедине со своими мыслями, как и позавчера и две ночи подряд. Он думал. Он слишком много думал. Слава слишком, слишком сильно загонялся, потому что не мог понять ни себя, ни своё окружение. Он снова загонял себя в депрессию, приправляя это всё бессонницей и жутким недомоганием. У Славы не получалось переключиться на что-то другое, все мысли возвращались туда же. И этим «туда же» был Окси… Чёрт бы его побрал. Зачем он напомнил про себя, хоть про него никто и не забывал, но зачем, зачем он снова показал себя. Слава загонялся из-за этого гребаного «кто убил Марка?» сильнее, чем из-за отмены концертов. Он не ловил такие перепады больше года, а то и полутора лет, и чувствовал себя великолепно. А тут снова это Оксиобострение. Кто же, блять, кто как не он, убьет Славу? Следующим вопросом стало то, почему, сука, про эту ситуацию знали почти все, но не он. Почему он был не посвящён в это, хотя, как он думал в жизни, Мирона Яныча он был явно не последним человеком. Почему, блять, почти за год совместной жизни его не поставили в известность. Слишком много: «вновь», «почему», «зачем» и «слишком». И от этого невероятно тяжело и сложно. В одиночку справиться с этим всем нельзя, а переживания доверить можно только Ванечке. Но Светло трогать не хочется, у него самого душа только зажила, и перестали кровоточить разодранные раны. Он сам научился жить по-другому, как и Слава когда-то. А если Карелин смог однажды, то сможет и сейчас. Машнов вернулся в адекватное состояние, в реальность из своего разума. И как выяснилось, так и не ушел из коридора с того момента, как проводил Ванечку. Глянув на часы понял, что прошёл час. И из-за этих залипаний он тоже чувствовал себя некомфортно, ужасно, ловил состояние не подходящее не под одно возможное описание. Есть не хотелось совершенно, спать впринципе тоже. Помыться бы, вот лучшее решение, но как отмыться от мыслей не понятно. Дунуть тоже не вариант, потом станет ещё хуёвей. Пиво, дающие небольшую лёгкость, как раз лежало в холодильнике и ждало своего часа. Первым делом душ, желательно контрастный и придающий немного бодрости. Потом пиво холодное и тоже великолепно бодрящее. Можно было бы взять какое-нибудь чтиво с импровизированной книжной полки, но этот вариант тоже так себе. Под пиво шла только «Логика Антихайпа», а то что было со Славой совершенно не подходило под эту логику. Фильмы — хуйня, Ютуб тоже. Да здраствует тишина, самая лучшая и уместная. Окно заменило телевизор, ничего интересного в принципе: деревья, дорога, пару людей, ужасный ветер, и небо, прекрасное звёздное небо, привлекающее своими огоньками. Оно прекрасно только первую бессонную ночь, когда ты ищешь в нем свободы, как лирические герой в романтическом произведение. Тогда оно фантастично, недосегаемо, и поэтому привлекает ещё больше. А потом просто смиряешься с этим и понимаешь что то, что оно далёко это не круто, это факт. Одну бутылку пива до утра не растянешь, поэтому их пять, и Слава может всю ночь любоваться звёздами, и заниматься самобичеванием. К утру, после рассвета, скорее всего он задремет минут на сорок, но всё равно будет в ужасном состоянии мнимой бодрости. Рассвет наступает быстро, невероятно быстро, и Слава смотрит на восходящее солнце, и думает о том, что, наверное, солнцу тоже хуёво. Оно, конечно, неживое и у него нет чувств, но это не отменяет того факта, что столько неисчислимых лет оно встаёт и согревает всё, невероятно и то, что долгое время оно горело впустую. И неужели никогда не было желания подбавить немного температуры и спалить всё к хуям. Солнце ведь не выгорает, а почему тогда Слава такое размазанное дерьмо, которое и лопатой не сошкребешь. Почему Слава выгорает? Это чувство что-то в голове меняется ни с чем не перепутаешь, это ощущение переключения рубильника четко отдается в мозг. И Карелин «вытягивает» себя из кресла, заставляет подняться и подумать о звонке Ванечке. Его беспокоить совсем не хочется, потому что на часах 6 утра, и Светло точно спит. А совесть гложет за то, что он, наверное, лег максимум три часа назад, а из-за славиного звонка перенервничает и больше не уснёт. Нет, Ваня — хороший друг, с ним так нельзя поступить. Именно поэтому возле контакта Ванечка находится ещё один Ваня/окситабор. Телефон старый и не факт, что рабочий, но попытка не пытка, и Слава, собравшись, нажимает кнопку вызова. На удивление из телефона идут гудки, а не безразличный голос автоответчика. С первого раза не берут, и он набирает вновь, не теряя надежды, когда телефон включен шансов куда больше. На вызов всё-таки отвечают. — Да, — раздается невнятно. — Яныч где сейчас? — сразу к делу переходит Карелин, — Желательно адрес. На том конце воцаряется тишина. — Слава Карелин если что. — А, Гнойный это ты, нихуя себе, — кажется даже голос бодрее стал, — А тебе собственно зачем? — Встретиться хочу, хопчик обсудить, — поясничает Слава. — Ладно, пусть будет так, я тебе СМС напишу адрес, я, конечно, не уверен, но обычно там останавливается. — Спасибо. — Ахуеть, ты умеешь говорить спасибо, — ехидно говорит Рудбой. — Всё ладн… — Стой, — перебивает Ваня, — Как Ванечка? — Делает вид, что всё заебись, на деле, конечно, хуёвенько. На другом конце молчат, и Слава решает сбросить, потому что ему нужно не проебать импульс исправления своей жизни. Пока он собирается, понимает, какие всё-таки придурки эти Вани. Как бы сильно он Светло ни любил, трезво понимал, что он тоже с придурью, как в принципе и все. Ваням сложно друг без друга, это чувствуется, и это видно, но их упертость не позволит никому сделала первый шаг навстречу. Но дать Евстигнееву понять, что в нем нуждаются, это тоже неплохо. Может если бы Славе подсказали, он бы не сделал так много ошибок. Слава не собирал особо вещи, так как не знал, что можно было так спонтанно взять с собой. Так что закинул зарядку, щётку и трусы, хотя и это могло не пригодится. Купил онлайн билет, пока ждал такси и направился прямиком на вокзал. До отправки поезда на Ленинградском вокзале оставалось пятнадцать минут и в поезд вот-вот должны были начать впускать пассажиров. Славе было зябко, и он пытался посильнее укутаться в куртку, чтобы спрятаться от пробирающего до костей ветра. На перрон вышла проводница, рыжая женщина средних лет. Машнов подошёл к ней, отдавая паспорт и телефон с билетом. Она оглядела Славу со скепсисом, (конечно, он на наркомана похож со своим режимом) но всё-таки пропустила в вагон. Место было возле туалета, но впрочем спасибо, что вообще было. Сняв куртку, облокотившись на стенку, Слава вдруг расстерял весь свой настрой. Замешкался и хотел было дать заднюю, но потом понял, что этот пиздец закончится, только после разборок с Мироном. Напротив сидела девушка, читающая какую-то научную книжонку, не отрывая от неё глаз. Ехать надо было всего четыре часа, но время как-то скоротать всё-таки придётся. Какой-то ненавязчивый фильм пришелся как можно кстати. И вот в окне уже виднеется вокзал, заполненный людьми, а Слава чувствует, как напрягается всё внутри, а нервы натягиваются, как струна, но он всё равно держится стойко и идёт напролом, опуская все свои переживания. Вокзал был заполнен, люди сновали туда сюда, и Слава побаивался даже заблудиться, так как давно не попадал в такой час-пик. Такси, стоящее неподалеку, он брать не стал, потому что водители не вызывали у него доверия, и были в основном частниками, работающими на себя. Он вызвал машину через приложение, и уже проверенный водитель был тут как тут. Как только Слава назвал адрес, машина сразу двинулась и поехала по указаниям навигатора. До места назначения ехать было около 40 минут, с учётом пробок. Всё это время Карелин смотрел в окно, и думал о том, чего же он ожидает от этой встречи, и зачем же всё-таки решился на эту идиотскую авантюру, ведь может просто ничего не выйти. Но с другой стороны он тогда точно расставит правильные и однозначные точки над i. На удивление Славы дом, к которому его привезло такси, был не многоэтажным с крутой отделкой, находящийся где-нибудь в Москва-Сити. Улица эта была совершенно обычной и непримечательной: старая детская площадка с песочницей, конструкции для выбивания ковров и парочка лавочек. Ваня был хорошим человеком, и, наверное, даже хорошим другом, потому что написал не только улицу, но и этаж, и даже номер квартиры. Домофон открывался стандартной комбинацией «38». Этаж 5, самый последний, подниматься до него пришлось пешком, но Славу несло так, что он даже и не заметил этого расстояния. Квартира 66. Дверь крепкая, железная. Рядом на стенке прикреплён звонок. Слава делает последние вдох и выдох и звонит в дверь. Пальцы немного подрагивают, и, кажется, что сейчас и колени затрясутся. Ничего не происходит. Дверь не открывается, а за ней и никаких звуков не было слышно. Не понятно то ли никто открывать не хочет, то ли никого там и нет. Настроение из волнительно-боевого превратилось в депрессивное, и Машнов, развернувшись, пошёл в сторону лестницы. Два пролета пролетели перед глазами, как будто он не спускался, а летел кубарем. На третьем стоял человек в капюшоне, и как бы Славе этого не хотелось, он бы узнал этого человека и под маской Охры. Потому что у него был запах, невероятно вкусный, который Слава за всё время впитал в себя, как губка и нередко, как бы позорно для него это не звучало, вспоминал и наслаждался даже мыслями о нём. Запах книг, даже скорее какого-нибудь старого пергамента, потрёпанного годами, но не потерявшего своего значения. Слава замер, остановившись прямо напротив, хотелось подойти вплотную, чтобы потрогали и вспомнили, но сделать это сейчас нельзя, потому что они сейчас никто друг другу, даже не соперники. Окси снял капюшон с головы, цепко смотря на Славу. Карелин же в этой ситуации был в растерянности, он поддавался своему порыву, не продумывая дальнейшие действия. — Зачем пришёл? — с претензией говорит Мирон. — Поговорить хотел, — впервые в жизни Слава был сконфужен. — Пожалеть или поиздеваться? — По-твоему нельзя говорить без этого? — обиженно спросил Слава. — Можно, — кивнул Мирон, — но ты молчишь. — Почему ты не говорил мне про всё это? — Сначала предполагал, что ты, впрочем как и большинство, знаешь, — ответил Фёдоров, — А потом решил, что если не знаешь, то лучше и дальше оставлять тебя в неведении. — А то, что ты морозился, и вёл себя как мудила, это нормально, — набирал обороты Слава, — То что я за тебя волновался - это похуй. То, что ты меня нахуй послал это замечательно. А когда я съебался это же был подарок божий. — Ты съебался по своей воле, я тебя не выгонял, так что не надо свешивать ответственность на меня, — повышал голос Окси — Ты не появлялся в квартире, мне кажется это достаточно понятный намёк, — кричал Слава, забываясь, что они в коридоре жилого дома, — Я всё время был в Питере, если бы у тебя было желания, ты бы приехал! — Ты этого не хотел. — С хуя ли? Федоров молчал, отвернув голову в другую сторону. Этот жест чётко давал понять, что он не настроен на общение, и между ними не просто пробел, между ними огромнейшая дыра. — Если бы омегой был ты - было бы гораздо сложнее, — бросил вскользь Слава. — А сейчас всё прям просто, — ехидно подметил Окси. — Сейчас всё зависит от тебя. Карелин проскальзывает мимо него. Вниз по лестнице, и вот она улица, встречающая свежестью и некоторой прохладой. Только обеденное время, и Слава спокойной может сесть на поезд и вернуться обратно в Москву, но ему совсем не хочется. У него впереди вся жизнь, всегда успеет вернуться. В Питере он не был очень давно, и навязчивое желание прогуляться его не покидает. Не хочется идти в какой-нибудь бар, поэтому Слава решает просто побродить, как делал, когда только переехал туда, съесть что-нибудь недорогое, но достаточно сытное, чтобы продержаться ещё до завтра, а потом найти какой-нибудь не сильно дорогой отель и завалиться туда отдохнуть. Светло не звонит, и именно в этот момент Славу это радует, потому что он опустошен. Он не сможет ничего сказать, и тем более объяснить, а Ваня будет волноваться, потому что он слишком заботливый, а ещё у него невероятно дурацкий синдром спасателя, который работает точно не в его пользу. По Славиным меркам отель находится быстро, но на деле это полноценные два с половиной часа, и Слава впервые за все эти дни чувствует усталость, не внутреннюю, а в прямом смысле усталость, чувствует, как у него болят ноги и ломит спину. В отеле Слава снимает номер, в котором одна кровать да какой-то убогий допотопный телевизор, который нет смысла даже включать, потому что из всех щелей звучит одно и тоже. За окном темнеет, и Карелин переживает, что сегодня снова не уснёт, и эта изнурительная усталость будет мучать его ещё несколько дней, пока он точно не потеряет сознание. Забытый на тумбочке телефон вибрирует, и Слава с закрытыми глазами нащупывает его, рефлекторно беря трубку. На том конце Ванечка, спокойный и тихий, спрашивающий одно и тоже, не ради одолжения, а потому что самому не менее одиноко и тяжело, но он держится гораздо дольше Славы, веселиться на общих тусовках, поддерживает практически все разговоры и пьет в меру, зная какую хуйню может натворить. Слава так не умеет, он будет творить всё что угодно, если у него будет такой душевный порыв. — Вань, — отвлекает его от болтавни Карелин, — я в Питере. Завтра буду уже дома. — Хорошо. Позвони завтра, я приеду. — Обещаю, — спокойно отвечает Слава, — До завтра. Слава поворачивает голову к окну. Звезд не видно совсем, он почти в центре, а тут всё невероятно загазованно. В Москве он живёт в отдаленном от центра районе, там тихо и практически чисто. А здесь не на что смотреть, неинтересно. Веки тяжелеют, и глаза закрываются. Слава засыпает, а значит не всё так плохо, как ему кажется. Будильника нет, но Карелин встаёт рано, стрелка только-только переходит за восемь. Он чувствует себя бодрым, выспавшимся и отдохнувшим. Он, прихватывая рюкзак, спускается вниз, завтракает и сдает ключ от номера. До вокзала решает добраться на метро, ветку примерно помнит, а значит доберется без происшествий. В метро многолюдно, поэтому едет стоя, облокотившись на стенку. Связь ловит плохо, и билет он покупает только с третьей попытки. Он стоит в туалете вокзала, на который ещё вчера приехал, поддавшись импульсу. Наклонившись к раковине, он умывает лицо прохладной водой, чтобы освежиться. Слава хотел было уже выпрямиться, но почувствовал касания к плечу. Карелин повернул голову, всё-таки выпрямившись, и встретился взглядом с голубыми глазами. Мирон Яныч собственной персоной. Слава немного ошалел от неожиданности. — Знаешь, — начал говорить Мирон, — я боялся в твоих глазах выглядить недостойно. Я никогда не понимал, что тебя во мне привлекает, и поэтому загонялся. Одно накладывалось на другое, и как-то всё так вышло. Я не хотел делать тебе больно, или заставлять сомневаться во мне. — Блять, — выдает Слава, — мы такие ебачи. — Будь ты альфой всё было бы проще, я слишком неуверенный. — Ой, ага, пизди больше, — отвечает Слава, улыбнувшись. Слава наклоняется к Мирону, кладя руки ему на плечи, и мягко прикасается губами к его, всего на пару секунд, только для того чтобы показать, что он рядом. — Мне к Ванечке надо, — нарушая романтический момент говорит Слава. — Я с тобой поеду, хочешь? — спрашивает Мирон, — Только билеты в СВ взять надо. Слава кивает, улыбаясь и заглядывая в глаза. Мирон снова рядом практически без тараканов, и это невероятно радует. — Всё будет заебись, обещаю.