Пять стадий принятия.

Самый главный страх — забыться. У вас может быть очень много проблем, но потом вы на мгновение чувствуете себя счастливым из-за удачно сложившихся обстоятельств и всё… конец. Серёжа забылся и причём так опрометчиво, что это показалось глупым. Он просто закатал рукава свитера, потому что стало жарко. Может стоило сказать спасибо, что нет остальных соседей по комнате, — Олег ведь специально подбирал время, чтобы Серёжа помог ему понять новую тему по геометрии — не так позор давит. Да только это ничего не меняет. Стыдно становится перед Олегом. Серёжа сначала ведь и не понял в чём причина пристального взгляда Волкова, а потом ошибку исправить было уже невозможно. Поздно было опускать рукав назад и делать вид, словно ничего не произошло. — Серый? — тихо спрашивает Олег, кивая на руку. Учебник падает из рук. Разумовский смотрит на левое предплечье и порывается закрыть голую кожу, но Олег перехватывает его руку, и Серёжа шипит от лёгкой боли. Предплечье от запястья до локтя покрыто порезами: старыми, почти зажившими, и совсем новыми красными. — Прости, — тут же понял ошибку Олег, проводя кончиками пальцев по коже. Волков был… шокирован. Он думал, что такое может быть с кем угодно, только не с Серёжей. Серёжа ведь… такой Серёжа… он просто не может никому сделать больно, а оказалось, что себе может. А вместе с этим и Олегу делал больно, потому что Серёжа явно что-то скрывал. Волков сейчас хочет только крепко обнять Серёжу и говорить, что всё будет хорошо. — Серёж, зачем? — спрашивает Олег, еле оторвав взгляд от полос. А Разумовский прячет глаза, упорно отворачивается. За три года он прошёл почти все стадии принятия факта влюблённости в Олега. Наивной и глупой влюблённости. Отрицание. Когда два года назад Разумовский резко осознал, что часто думает об Олеге не в том ключе — он не хотел принимать факт влюблённости, даже когда не отрывал взгляд от Олега. Гнев. И Серёжа злился не на Олега. На себя. Несколько месяцев он непрерывно задавал себе вопрос: «почему я это допустил?». Он жалел, что не может управлять своими чувствами, потому что именно они всегда мешают, именно они разрушат его жизнь. Именно тогда лезвие впервые коснулось его руки. Торг. Да и с кем он пытался торговаться? С самим собой. Серёжа пытался доказать себе, что, возможно, это ненадолго, просто мимолётная симпатия, как к другу, не более. Думал, что, возможно, стоит признаться, но тут же отметал эту мысль. Депрессия. Серёжа просто существовал и уже не пытался оправдаться перед самим собой. Он даже почти что смог принять факт, что Олег — нормальный, Серёжа ему вообще не сдался со своими глупыми чувствами. Волков и сам не раз говорил о том, что ему кое-кто нравится, при чём довольно сильно. Серёжа просто продолжал приносить себе боль, потому что радоваться за Олега нужно, а он ревнует, как дурак, потому что повода ему не давали, и Олег ничем ему не обязан. Ревность необоснованная, ведь Волков никогда не обещал, что будет только с ним до конца своих дней. Принятия не было. Если бы было, то Серёжа не продолжал бы причинять себе боль. Кажется, Олег ждал ответа, но что можно было ответить? Серёжа будто ходил по натянутому над пропастью канату. Ещё чуть-чуть и он сорвётся, упадёт, поднимет на Олега глаза и расскажет обо всём, что испытывает вот уже третий год. А говорят, что любовь живёт три года… Серёжа чувствовал, что чувства только сильнее разгораются. — Серёж, тебе плохо? Почему ты молчал? — Из-за тебя и молчал. — Расскажи всё, мне это важно. Мы справимся со всем вместе, как делали это всегда. Разумовский продолжает молчать, но краем глаза наблюдает за тем, как Олег подносит руку к лицу и прикасается своими губами к порезам, осторожно и нежно, словно Серёжа из стекла. Он читал, что сердце в такие моменты замирает, но у него оно только забилось сильнее, даже не чаще, так что больно стало. Он сорвался с каната. — Прекрати, не справимся, — всхлипнул Серёжа, разворачиваясь на кровати боком к Олегу и выдёргивая руку. — Давай, я же вижу, что ты хочешь всё рассказать, — подтолкнул его ещё больше Волков. — Хочу, но я боюсь. Ты… — Серёжа снова повернулся лицом к Олегу и посмотрел ему в глаза. Это самое смелое, что он делал за всю свою жизнь. — Ты мне нравишься. Нет… Даже не так. Я люблю тебя. Можешь не отвечать, — останавливает Разумовский Волкова. — Я понимаю, что на этом наша дружба заканчивается. Я помню про девушку. Да и вообще я понимаю, что тебе сейчас противно. Прости. Я и сам презираю эти чувства, поэтому и делаю это, — словно скороговорку сказал Серёжа и опустил глаза. — Не знаю, почему я возомнил, словно ты можешь в меня влюбиться. Только идиот способен влюбиться в меня, я знаю. Можно было выйти из комнаты, но он ждал, надеялся на ответ. Дыхание сбилось. Олег уже и думать забыл о том ночном диалоге о девушке, которую Волков придумал, чтобы не признаваться Серёже в том, что любит его явно не как друга. Он же думал, что всё это невзаимно, а на самом деле толкнул Серёжу к ужасному. А сейчас Серёжа признаётся ему во всём, ещё и винит себя. Больно было, ведь он сам виноват в том, что так глупо сказал, что ему нравится кто-то другой, подразумевая именно Серёжу. Это ведь не Олег мучился от непринятия себя и своих чувств, как-то быстро осознал, что Серёжа — самое дорогое в его жизни. — Чёрт, Серёжа, — выдохнул Олег, мягко касаясь всё той же руки. — Нет никакой девушки. Это во-первых. Во-вторых, сам ты идиот, не обзывайся. В-третьих, мы и вправду больше не сможем дружить. Серёжа резко поднял голову. Что только что сказал Олег? Сон. Определённо дурной сон. — Ты… — Да, — улыбнулся Олег, — я люблю тебя. Разумовский вдохнул так резко, что в боку закололо. Он не успел понять, когда всё дошло до того, что Волков нежно целовал его, прижимая к себе за талию, но Серёжа неумело отвечал. С ума можно сойти: они сидят с Олегом на одной кровати, когда любой может зайти в комнату, и целуются после признания. Проскользнула мысль о том, что ни у кого не было такого потрясающего первого поцелуя. Олег продолжает обнимать Серёжу, хотя они уже не целуются, а просто сидят в тишине, пытаясь отдышаться. — А дружить мы больше не сможем, потому что… может быть, ты захочешь быть моим… парнем? — тихо спрашивает Олег. Серёжа щекочет своим размеренным дыханием шею Волкову, но тот явно не против. — Да, — счастливо отвечает Серёжа, утыкаясь лбом в плечо Олегу. Они ещё около часа просидят в полной тишине, счастливо улыбаясь. Олег будет осторожно водить пальцами по последним в жизни Серёжи порезам, а Разумовский будет ловить каждое нежное прикосновение пальцев, словно кот. В этот момент Серёжа прошёл стадию принятия, что принесла счастье.