***
На улицах Красноярска уже давно солнце зашло за горизонт, оставляя за собой только лёгкую дымку серости — предвестника ночной тьмы. Фонари по сторонам дороги горят через один, грустно мигая в одиночестве, привлекая к себе хотя бы таких же одиноких мотыльков. Лето здесь не цвело и не пахло медовыми лугами, а как-то странно гнило в ожидании неизвестности. Город был будто погружен в напряжённое молчание, несмотря на гул улицы и район не красных фонарей, но множества клубов, борделей и прочих радостей жизни среднестатистической молодёжи, да взрослых дядек с большими кошельками. Два парня смотрелись немного странно на фоне всех проходящих мимо. За счёт ли своего хрупкого вида или за счёт выделяющейся одежды, никто из них угадать бы не смог. Хотя причиной скорее служила общая картина, представляющая чудного худощавого юношу и его крошечную спутницу, мельтешащую постоянно в хвосте с взглядом в асфальт. Немногие, особенно острые на язык, попытались «подцепить» дуэт как с обложки порно для педофилов, но, слава всем богам, не были достаточно грубы и настойчивы, чтобы на самом деле забрать их к себе. Айхан чувствовал свои горящие щёки при каждом вдохе, будто воздух из-за них накалялся до огромных температур. Наряд на самом деле сидел просто великолепно, будто и был создан на его кукольные размеры. Приморский целый час перед выходом восхищенно вздыхал, сто раз обещая, что после этой встречи каждый спокойно разъедется по домам и не будет далее никакого глупого продолжения ночи. Юбка странно подымалась при каждом шаге, а длинна была рискованной, что хотелось обтянуть пониже, прикрыв ещё пару сантиметров кожи, ласково облизываемой прохладными потоками ветра. Внутри всё дрожало: от страха, от зябкости, от неловкости и, конечно, от этих сальных взглядов на каждом углу. Глупо было надеяться, что униформа японской школьницы станет незаметным элементом толпы, но такое внимание невероятно пугало, будто могло тот час его убить. — Скажи честно, чулки точно были обязательны? Мне как-то… Ну… Некомфортно… Знаешь, они странно облегают ноги, — Саха плаксиво хлопает подведенными чёрным карандашом глазками с мастерски накрашенными ресничками, сотый раз откидывая назад прицепленные кудряшки. — Несмотря на твои изящные ножки, они имеют немного больше мышц, чем необходимо хрупкой девушке, а чёрные чулочки идеально скроют такой недостаток. Ты же не хочешь, чтобы кто-то правда тебя узнал? Не уверен, что после этого ты сможешь поддерживать свободное общение даже с Колей, — с видом знатока уверял Приморский, подбадривающе хлопая по плечу, прося хотя бы немножко улыбаться на месте и не быть излишне скованным. — Запомни: лучше вести себя развязно, чем сидеть, притаившись в уголочке. К привлекательным девушкам обычно меньше вопрос, а это нам на руку, — как только за поворотом показалась огромная вывеска с эпатажным названием «Pussy», парень остановился, разворачиваясь на пятках и становясь преградой. — Послушай, прости меня ещё раз. Я, правда, благодарен, что ты согласился на этот риск. Не знаю, как я отплачу тебе. Можешь просить у меня всего, чего захочешь. Должник на века, так сказать. Просто… Пожалуйста, не оплошай, я тоже очень постараюсь, — подбадривающая улыбка не так уж и подбадривала, но напоминала о грязной авантюре, где главных героев всё же двое. Зайдя в помещение, с порога встречающего гостей душным дымом, Айхан, привыкший к морозной свежести даже летом, закашлялся. Охранники странно посмотрели на парочку неформалов (естественно, исключительно по здешним понятиям), пропуская их в огромный зал. Один из них всё же не смог удержаться и с интересом загляделся на аккуратные бёдра и колышущуюся юбку красавицы с длинными ресницами. Вова каким-то магическим способом, не иначе, быстро нашел вход в вип комнату среди кучи столиков, полуголых девушек, странных конструкций и снующих официанток. Там, как и полагается городам с отличной репутацией и большими деньгами в карманах, восседала вся «кальянная тусовка», весело обсуждая не самые интеллектуальные вещи, зато с самым что ни на есть умным видом, будто именно они тут короли. Отчасти, конечно, так и было, но по мнению даже Приморского, желавшего влиться в их компанию, это всё было через чур напускное. — О-о-о, а кто это к нам пожаловал? — елейным голос отозвался Енисейский, слезая с бёдер Максима, предварительно шепча ему на ушко пару слов и чмокая в нос. — А мы уж тут думали, ты струсил, знаешь ли. Уже заждались тебя, Вовочка, твою обещанную подружку, — невинно похлопал глазками мужчина, присаживаясь поближе к пришедшим и подозрительно хитро оглядывая стройные ножки под короткой юбкой. Айхан впервые чувствовал себя настолько некомфортно рядом с парнями из сибирского округа. Обычно они не глядели на него так, будто съедят в ту же секунду, их улыбки были всегда приветливее и никто из них не пытался ни разу так яро привлечь своё внимание. Он впервые прочувствовал какого быть объектом их желания, невольно пугаясь за приходящих сюда девушек и молясь Будде об удачности «операции». Даже Дугар не отводил взгляд, пристально вглядываясь в пару алмазных глаз, что пытались избегать излишнего контакта, но, сдавшись, начали отвечать не менее уверенным вниманием. Как говорил Вова, лучше вести себя развязно, чем как серая мышка. Подозрения на самом деле ни к чему, необходимо достаточно одурманить головы. — И как же зовут синеглазую куколку? — продолжил общую мысль Максим, с ухмылкой облизывая пересохшие губы, нехотя переводя взгляд на Приморского, заставляя поторопиться с ответом. — Ам… Э… — вот тут то его и прижали. Единственное, о чём никто не позаботился при разработке авантюры, было имя. Никто даже не вспомнил, о такой важной детали, которая в пух и прах могла сломить и уверенность, и счастливую жизнь Вовочки-не-вруна. Стараясь звучно не сглотнуть, он неловко перевёл взгляд вниз, на каштановую макушку, понимая подозрительность своего затяжного молчания и пропасть, в которую невольно кидал и своего друга тоже. — Чего же ты молчишь? — удивительно бодро отозвался Саха, переступая страхи. — Я Кюнней, рада с вами познакомиться, мальчики, — для пущей убедительности, он рассеянно хлопнул ресничками, пытаясь не закашляться от такого высокого тона, который приходилось изображать в целях безопасности. — Куда разрешите присесть? Не будем же мы использовать вас как стулья, хотя я могу, — кокетливо подмигнув, парень сжал руку друга сильнее, быстро усаживаясь на тут же освободившееся место в середине полукруглого дивана.***
Вечер проходил на удивление вполне спокойно, даже не смотря на количество алкоголя, вносимого официантом, кажется, через каждые минут пятнадцать. Коля по-обычному шутил несмешные шутки, хотя новая подружка собрания старательно изображала хихиканья, естественно, поднимая самооценку до небес. Максим и Матвей как подружки-сплетницы, сидели рядом, синхронно начиная отвечать на вопросы и тянуться к одному и тому же стакану. Будто всё как надо, будто и нет этой самой кукольной маски и они, как старые друзья, собрались в неприличном месте, праздновать приличный праздник. Однако, Айхан просто не мог игнорировать как минимум смущенного Вову, немного обиженного из-за недостатка внимания к собственной персоне, приведшего такую прекрасную девушку. Как максимум, ненавязчивые приставания, становившиеся всё более настойчивыми с каждым лишний стаканом подозрительной расцветки коктейля. Руки Дугара чудесным образом постоянно находились на коленке или даже выше, где грубые пальцы перебирали бархатную кожу, иногда невзначай царапая. Кирилл пытался постоянно приблизиться, несмотря, по невезению выпадшее, на отдалённое место от гостьи, только пару раз добираясь до тонких рук. Енисейский, впрочем, как всегда, позволял себе лишнего. Терся о бок, клал голову на плечо, вдыхая сладковатый аромат дешевых духов, рассказывал пошлые шуточки на ушко, пару раз кусаясь за мочку, легко подцепляя юрким язычком длинные серьги. Первый час хотелось провалиться сквозь землю, раствориться в воздухе, да и вообще любой способ моментального исчезновения прекрасно подошел бы. Не хотелось чувствовать липких взглядов, множество рук на себе, не хотелось слушать нелепые заигрывания и противный хохот. Неужели, это и правда были те самые отзывчивые парни, помогающие ему часто в делах с Михаилом Юрьевичем, при котором невольно тушуется каждый? К счастью, время перестало тянуться липкой резиной, тот час, как Айхан понял схему поведения мужчин и внимание, которого требовали они. Но понять не значит сделать, верно? Абсолютно, но он старался. Ради друга или ради того, чтобы расслабиться, так и не понял. Но что-то внутри шептало о лестности и некоторой приятности такого большого внимания, коего его душенька не получала ни разу за множество десятилетий существования. Ни разу… «Лучше развязно…» Сначала были неловкие движения навстречу, в виде похлопывания по руке или столкновение коленками, так сказать, для разогрева. Надо было влиться в их слащавый поток, сделать вид, что он такой же, что понимает эти их языки тела и перемигивания. Приходилось пересиливать себя, набирать обороты, не привлекая внимания лишними действиями, но и не отпуская до конца. Уже через короткое время Саха свободно, конечно, только по виду, закидывал ноги на Колю, игриво хихикая над идиотской шуткой Матвея совсем близко к его лицу. Нутро горело от стыда и понимания недопустимости такого поведения при наличии хоть какого-то достоинства, а щёки всё пуще заливались краской, скрывавшиеся за приглушенными цветными огнями розового оттенка. Губы Руслана постоянно находились в опасной близости, из-за чего приходилось шустро реагировать, начиная короткий рассказ или задавая очередной глупый вопрос. Как полагалось по договорённости, спутница вечера часто напоминала о достоинствах Приморского, вознося его как объект восхищения. Слова были достаточно сладкими и тягучими, облизывающими эго виновника авантюры, но точно не самыми занимательными для собравшихся в небольшом зале. Музыка была достаточно громкой, чтобы приходилось говорить на повышенных тонах, от чего у Айхана, старательно берущего высокие ноты, вскоре заболело горло. Он даже как-то с обидой взглянул на своего друга, который за сегодня единственное в чём старался — в его образе, и вот уже битый час просто красиво отсиживает время, пока за него отдуваются. — Как жаль, что мы не были знакомы с такой прекрасной девушкой как вы, Кюнней, — с напускной манерностью проговорил Дугар, легко целую специально подставленную руку. Мужчина как-то хитро улыбается, будто хотел ещё что-то добавить, но его как ни кстати перебивает Кирилл своим хохотом и поддакиванием. — Мы были бы знакомы намного раньше, если бы общество Вовочки не казалось вам скучным, — с уколом заметил Айхан, смело вглядываясь в глаза напротив, хотя и чуть выше его собственной головы. — Ой, значит и я скучная должна быть. Значит, вам нравлюсь не я, а… — он нарочно немного приподнимает подол юбки, оголяя ещё немного кожи, хотя это и есть та самая рискованная зона обнаружения. Вопросительно хлопнув ресницами, парень обвёл всех взглядом, как бы в раздумьях касаясь пальчиком своих губ. — Ну что ты, звёздочка ты наша. То, что у тебя под юбкой интересно только мне. Остальные молодые люди из интеллигентных семей, преследуют желание исключительно доверительной близости, чтобы стать друзьями, — Руслан говорил без тени смущения, так же глупо хлопая ресницами и приставляя пальчик к губкам. — В конце концов, мы бы никогда не попросили нашего дорогого Вовочку приводить к нам девочку на растерзание, — глупое выражение на его лице, сменилось жарким желанием, как только тот стал опасен для девственных губ. Енисейский напирал своим телом, заставляя опрокинуться на спинку мягкого дивана, вёл носом от самых ключиц к подбородку, громко вдыхая нежный аромат. Всё что мог бедный мальчик — удерживать свою дрожь в руках, прикусывая щёку изнутри, чтобы не выдать этого настоящего страха перед оказавшейся неожиданно угрозой. Пытаясь подыгрывать, руки как-то сами оказались на огненном затылке, перебирая приятные шелковые пряди. — Ну, раз так, я очень рада, — хихикнул Айхан, легко толкая парня в грудь, дабы освободиться от жарких оков. Тот удивлённо уселся обратно на место, не веря в реальности отказа, когда цель была так близко, почти на крючке. Ещё секунда, и они бы действительно поцеловались не по воле синеглазой куколки, о чём догадывались все собравшиеся, бросая агрессивные взгляды в самого напористого. Следующий час пролетел в более пьяной болтовне, среди которой давали высказаться и Приморскому, пока остальные вспоминали, чем ещё можно похвастаться перед гостьей. Руслана отодвинули куда-то в край, дабы больше не позволял себе таких вольностей. Не то чтобы ему стало прямо-таки обидно. В крайних рядах же можно было спокойно трогать за ляшечки смущающегося Кирилла, который никогда никому не скажет, что смущается. Глупая попытка сохранить своё достоинство в глазах остальных, при том, что и так ясно кто с кем спал и сколько раз. Произошедшее будто стало предупреждением для остальных, чтобы те попридержали и руки, и все остальные конечности. Вероятно, было бы ещё меньше проблем, если бы Саха не заигрался и поменьше флиртовал с Максимом и Матвеем, приподнятый дух коих после, чувствовался за полверсты. Даже излишне сонный Анфир несколько удивленно смотрел на такой резко возросший энтузиазм парней, медленно выдыхая пар причудливыми фигурками себе над головой. Он пару раз предлагал гостям нечто кальян, ну или хотя бы чего покрепче газировки, но один был вроде леди, в пьяном состоянии ведущая себя как помешанная фанатка Москвы, а второй не употреблял ничего без Лёни и его готовности хоть на мизинце левой руки унести тушку домой. В общем, компания не умеющих пить знатно понизила градус радости в крови, поэтому вопрос алкоголя остался заочно закрытым. Айхан чувствовал странную защищенность, находясь совсем рядом с Дугаром, по собственной воле отгоняющим нежелательные прикосновения сибирского дуэта. Несмотря на то, что его собственная рука покоилась чуть выше колена, иногда двигаясь в невесомом поглаживании, это не чувствовалось как навязчивое приставание. Можно сказать, парень был благодарен хотя бы такой своеобразной преграде, удивительным образом появившейся, откуда не ждали. Пару раз Ангарский наклонялся к самому уху, аккуратно шепча: «Куколка, если будешь и дальше оглаживать своей ножкой Кирилла, он возьмет тебя прямо здесь», и «Руслан перепил, лучше вообще игнорируй, иначе останешься без трусов» и даже «Не распоясывайся, девчуль, я тебя защищать не буду. Просто не хочется позорить тебя перед твоим же дружком». Его дыхание было всегда горячее, а голос угрожающий, от чего после каждой реплики слегка потряхивало, будто на секунды кто-то открывал сквозняк. Это было странно, но раз ему зла не желают, то зачем задавать лишние вопросы, верно?***
— Спасибо большое, ты не представляешь в каком я долгу перед тобой, — Вова отбивал самые низкие поклоны, которые только мог, с благодарностью светя своими радостными глазами. — Но слушай, никогда не думал, что ты можешь так просто вжиться в роль. Круто, реально. Так значит в нашем маленьком ангелочке сидит такой маленький дьявол, — он, смеясь, подмигнул, выглядя всё более умиротворённо, хотя и не менее возбужденно. Как-никак, стресс это был для всех действующих лиц, ведь пойди что не так — волна грязи польётся на обоих, как сговорившихся завравшихся идиотов. — Божечки, о чём ты, — проныл Айхан, опираясь на холодную стену подворотни, в которую они живо убежали, как только представился шанс уйти незамеченными, растворяясь в приторном дыме. — Мне было так страшно, что я готов умереть даже сейчас. Никогда не соглашусь больше на твою глупоту. Не знаю, как ты теперь мне достанешь настоящий рог единорога, но мне как-то сильно захотелось его, — мальчишка недовольно дул щёки и топал ножкой и это, вместе с его не снятым образом смотрелось настолько мило, что хотелось обнять маленькую злую якутяночку и плакать. — Ладно-ладно, злой мочи, только не пукни от возмущений, — вот теперь точно всё в порядке. Вновь смех, спокойный, чистый, настоящий. Вся наигранность осталось за железными дверьми чёртовой кальянной, где настоящие чувства будут только у астматика. Повисла недолгая тишина, отбивая ритм моргающим фонарем и жужжащей мухой над ухом. — Твой поезд вроде бы через два часа? Поспеши, иначе не выберешься отсюда никогда. Одежду я потом заберу, не переживай. — А ты? — А я шикарно устроился у одной милой старушки на ночь, потому что мой ковёр-самолёт лишь завтра. Можешь завидовать, хотя я бы предпочёл скорее оказаться дома в компании дакимакуры с Дазаем. — Что? — Что? Сайонара, говорю. Пока, короче, — Приморский тыкнул, в знак примирения, в пухлую щёчку друга. Не давая вставить ответных слов прощания, после просто убежал в неизвестном направлении. — А… Ладно… — Айхан неловко потоптался на месте, тоже выходя из вонючей подворотни с кучей урн для мусора и шершавыми стенами. Ночной воздух Красноярска неприятно хлестал оголённые ляшки и коленки, слабо защищённые тонким слоем ткани. Идти одному в привлекательном наряде было куда страшнее, чем казалось с самого начала. Цепкие взгляды, несмотря на редкость прохожих, ощущались куда острее. После такой невероятной авантюры хотелось умыться. Помыть всё, куда смотрели всепоглощающим взглядом, смыть неминуемый позор. Ещё ужаснее казалось желание оттереть до блеска места, к которым постоянно прикасались его знакомые. Голос в голове неустанно твердил о нереальности происходящего, не мог смириться с животным желанием тех, кому доверял. «Надо было попросить проводить, иначе произойдет точно что-нибудь нехорошее… Как же я хочу домой…» Мальчишка готов был хныкать от усталости и отчаяния. Вся эта актёрская игра давалась так трудно, забрав все имеющиеся жизненные ресурсы на ближайшие пару лет. Если бы кто-то предложил выстрелом в висок облегчить ситуацию, наверняка протестующих не нашлось бы, наоборот, его бы поторопили с действиями. А если ещё представить о горах работы дома, которые необходимо разгрести по прибытию, то… — Эй, куколка, — а вот и то самое нехорошее, которого стоило бояться больше всего. Дугар. Он ждал. Точно ждал конкретно его, подпирая бедром мотоцикл и небрежно закурив. Чужая ухмылка с выходящим между зубов дымом бросала в дрожь от фантазий о маньяках и всяких программ по типу «Следствие вели». Коленки ещё помнили жар ладошек, которым их опаляли в течение всей вечеринки. Бесстыдно и безнравственно. Ангарский будто читал его мысли, ибо сразу же рассмеялся, делая шаг вперед и вытирая пару капель слёз смеха с уголков глаз. Пахло дымом и терпким мужским одеколоном. Дух вожака стаи от него окутывала всё живое, заставляя посмотреть и понять, кто тут главный. Как минимум, Айхан точно знал, что он снизу. Ощущать себя собачкой на привязи, в полном тупике перед злым охотником было неприятно. Можно даже не стараться вкладываться в роль на полную катушку — не поверят и обойдут запретную черту. — Боишься? — вопрос прозвучал неожиданно, как гром среди ясного неба, заставляя застыть, не давая за секунду отреагировать на происходящее. Так вот как это, общаться с ним, а Ринчин обычно рассказывал другое. — Чт… Нет. Ты просто огромный, — вернув свой прежний высокий голосок, парень надул по-своему щёчки, в наигранной обиде отворачивая голову в сторону. Украдкой решив глянуть вверх, он испуганно ойкнул от неожиданного зрительного контакта. Яркие глаза переливались в свете луны странным блеском, неживым, будто в человеке уже давно всё мертво, а оболочка всё хватается за жизнь, стараясь не быть непослушной. Если бы можно было написать о ситуации книгу, она была бы в жанре ужасов, без резких сюжетных поворотов, пугающая своей жуткой, безумной атмосферой. — Ладно-ладно, куколка, можешь не оправдываться. У тебя лицо при виде меня побледнело, — Ангарский с особым наслаждением смотрел, как крошечная девчушка нервно трогала своё лицо, пытаясь оценить степень белизны. — Может прокатимся? — рука хлопнула пару раз по сидению сзади, а голос слишком самоуверенный, будто его обладатель знал простую истину — всё сказанное будет немедленно выполнено. Но не в этот раз. — Прости, но мне на самом деле очень нужно домой и… — договорить голубоглазый не успел, шарахаясь от протянутых чужих рук, стремительно двигающихся к его наверняка бледному лицу. Случилось это интуитивно, мозг не сразу обработал информацию и нашел причину такой осторожности. — Так всё-таки пугаю… — настойчивость в чужих движениях стихла, будто он тоже полностью понимает ситуацию, ну или как минимум стоит в короткой юбке перед человеком, который излучал лишь ненависть, резко сменившуюся на доброжелательность. — Извини… Я просто так устала после сегодняшнего вечера и хочется скорее доехать до дома. Путь ведь далёкий, — изо всех сил стараясь делать милое личико, Саха совсем не проследил за скомканной речью, приводя всё больше доводов на тему «Почему ты сейчас должен меня отпустить». — Тебе были неприятны мои прикосновения? — Нет, что ты. — Может, тебе неприятен я? — мужчина держался уверенно, но отчаяние в ярких глазах так быстро заполняло всё пространство, что утягивало весь мир вокруг в свою бездонную пустошь. — Я не понимаю, чего ты хочешь… — это был тот честный ответ, который парень действительно мог себе позволить. — Ты мне нравишься. — Я не… — Кюнней, ты мне действительно понравилась и я хотел бы узнать тебя поближе, — заметив как якутка потянулась к подолу юбки, обтягивая ей сильнее, тот спешно добавил, — в смысле пообщаться там… Не могу отрицать, что ты очень привлекательная и мне действительно прельстила возможность трогать твои колени целый вечер. Но познакомиться я хотел не в плане переспать. По мне так не скажешь, я угадал? По Дугару действительно было сложно определить, когда он хочет просто познакомиться с девушкой и мило посидеть на лавочке, а когда отыметь на самой широкой кровати Иркутской гостиницы. Наверное, если бы Ринчин не рассказывал подобные забавные моменты о брате, то вряд ли Айхан сейчас поверил, расслабившись. Довольная ухмылка теперь казалась той самой маской, которую должен носить каждый альфа-самец для привлечения внимания и выказывания статуса в определенном круге общества. За ней проглядывалась та самая неуверенность, как у мальчишек на четырнадцатое февраля в момент самого важного признания в жизни. Это было так…приятно? Мысли запутались. Хотелось полностью отдаться тому комфорту, который исходил от странных оправданий, но хрупкое сердечко понимало простую истину: нравится не он, а его женская версия. Версия, которая привлекала парней. Версия, являющаяся мечтой каждого представителя мужского пола. Эта версия заливисто хохотала над глупостями и была развязной в нужный момент, она носила привлекательные чулочки и умело виляла бёдрами, у неё были алые губы и аккуратные стрелочки, были густые локоны и рассеянный взгляд, способный очаровать любого. Она была идеальной. Наверняка сам Айхан влюбился бы в такую девушку, дарящую столько внимания ему одному. Это была самая красивая куколка среди всех, её глаза горели хитрецой, а язык не знал смущения. Она не он. Она не маленький непримечательный паренек с взглядом в пол. Она не отвечает неуверенно на самые простые вопросы, не тушуется перед теми, кто старше, кто больше, кто не его друг. Она не носит огромных свитеров, не прячет ото всех побитые коленки, не заматывает ожоги от пожаров и не плачет из-за эгоцентричной натуры одного противного блондина. Она не привязывается к людям и точно умеет флиртовать, обращать на себя внимание, быть центром любви. Если так подумать, то паренёк хотел бы быть ей. Если бы он только мог… Он не она. Он прекрасно знает о игнорировании его в романтическом плане, знает о безобразности неловкости, знает, что его увлечения не самые занятные, а заинтересовать собеседника может только куча алмазов в карманах. Всем нужны только деньги, всем плевать, кто их делает, всем плевать, сколько крови было пролито где-то далеко на краю земли. Хотелось тепла. Не того, болезненного, смертельного, находящегося посреди сугробов, а душевного. Быть кому-то нужным, разве такое большое желание? Так почему же всё вечно не так? Почему чистые глаза всегда переполнены слезами, а подушка стала солёной даже на вкус. Не заслужил? Так что ещё нужно сделать, чтобы заслужить? Хотелось быть любимым. Наверное, поэтому он так легко позволил обменяться телефонными номерами, поэтому так глупо себя вёл, чтобы точно запомниться, поэтому позволил прикоснуться к щеке. Было страшно продолжать играть роль, но ради исполнения мечты своей пустой души, что только не сделаешь. Может тогда сосуд наполнится чувствами, о которых пишут в книгах, в песнях и рассказываются миллионами. — Красавица, не составишь нам компанию? — группка пьяных мужчин окликнула Саху, направляясь вверх по дороге, где находились самые дешевые бары города. — Не стесняйся, у нас есть большие члены, — они залились хохотом, расхваливая друга за такую находчивость слов. — Катитесь нахер, мудилы. Эта красавица даже в вашу сторону не поглядит, — огрызнулся Ангарский, после недолгого изучения Синьора Помидора, бывшего совсем недавно девушкой. Что это за чувство? Благодарность? Ну, благодарность точно была, ведь нетрезвая компания действительно отстала после такого агрессивного выпада. А вот это, совсем рядышком, что это за чувство? Неужели чувство нужности? По больному странное, дрожащее и совсем хрупкое, но от того не менее настоящее. «Если для того, чтобы быть нужным нужно стать девушкой, я стану ей…» Уверенность внутри нарастала. Когда на него вновь обратили внимание, внутри сидело чёткое решение стать другим человеком, обмануть всех и переодеться. Да, могут раскрыть, да, засмеют. Но разве после этого что-то изменится? Зато в образе девушки мир обязательно перевернется с ног на голову. О неправильности действий думать не хотелось… Не сейчас, когда всё так хорошо. «Претворяясь лишь перед одним человеком, я же не подвожу весь мир, наверное…» — Жди сообщения, куколка. Я обязательно напомню о себе. Не переживай, дик пик присылать не буду, пока не попросишь, — хохот звучно выдался у него из груди, делая шутку ещё более пошлой и какой-то издевательской. Они быстро попрощались, так как Саха действительно спешил, но использовать в качестве транспорта мотоцикл нового «друга» не хотелось. И даже не столько безопасность средства передвижения беспокоила его, сколько всё та же чёртова юбка, слишком короткая для таких поездок, а трусы слишком нелепыми, чтобы их кто-то видел из окон машин и высоты тротуара. Можно позволить себе многое, но светить желтым бельём с уточкой, было выше сил и убило бы достоинство как человека в пух и прах.***
Первая неделя общения была слишком сложной, отрывистой, с перескакиванием с темы на тему и долгими тяжёлыми молчаниями. Лично для голубоглазого, это было всё очень неловко и даже страшно, ведь не выходить из образа на постоянной основе тяжеловато. Конечно, ему не приходилось носить юбку или краситься, ведь сообщения отметают эту необходимость, но подстраиваться под ход мыслей обычной девушки та ещё задачка. Ещё интереснее эта заварушка становилась по причине вранья со стороны обоих об их принадлежности к обычному человеческому роду, что сокращало их вероятные темы для разговора в реальной жизни. Главным правилом стало: «Сначала подумай, может ли знать о таком молодая девушка или это слишком, а уже потом пиши». В выдуманной ими реальности Айхан подобрал себе наиболее подходящий возраст, точнее восемнадцать лет. Это могло с лёгкостью объяснять глуповатое поведение, проще дающееся и способное выводить из тупиковых вопросов. Внешний вид тоже как раз соответствовал, так как парень, на зависть многим, выглядел младше своего возраста и мог смешаться обычными школьниками. Но представлять как шестнадцатилетнюю девочку ещё опаснее, ведь запретных тем, по крайней мере, по нормам закона и нравственности, становилось больше и могло с лёгкостью отпугнуть Ангарского, выбравшего возраст немного старше, чем требовалось. Переписка с запасного номера повлияла на необходимость ношения двух устройств, занимающих все карманы. Это раздражало, но нельзя же было проколоться на такой глупости. Взаимодействие между двумя городами были небольшие, точнее сказать, их почти вообще не было, однако закон подлости никогда нельзя отменять. Жизнь любит сыграть злую шутку с кем угодно, кто может чувствовать и после проклинать белый свет на всю родину мать. Оказывается, это неловко придумывать истории про школьные годы, чтобы хоть как-то рассказать минимальные основы жизни. Как рассказать про то место, где сам толком не бывал? Та ещё дилемма. Однако было странно, если переписка состояла бы из вопросов о погоде, самочувствии, рассказов Дугара о мотоцикле, на котором повёрнута часть его жизни, и нелепых историй, детей фантазии и желания выделиться среди толпы. Где-то внутри сидело яркое ощущение, что его хотят удержать всеми силами, затмить глаза своей невероятностью и исключительностью. Иногда было не по себе от понимания цирка с двумя клоунами на сцене. Было сложно судить насколько сказанные с другой стороны вещи выдуманы, но и полной правды никто ни разу не сказал. Было страшно врать о чём-то посерьёзнее, например, касающееся семьи, работы и подобного. Хотелось всё обсудить с Ринчином, рассказать о своих переживаниях и попросить дружеского совета. Тот хоть и был младше, но виделся на голову выше и на века умнее. Может тоже стоило удариться на тропу просветления, а не заниматься чепухой в виде познания чувств? А были ли чувства к нему настоящими или это мимолётное увлечение, развевающее скуку среди нудных дней рутины? Что если это просто небольшое приключение для моральной разгрузки? Ведь мужчина с грозным лицом совсем не был похож на того, кого зацепит девчушка в японской школьной форме с писклявым голоском и гормонами. Он был идеальным лидером «кальянной тусовки», о вечере с которой вспоминать не хотелось. Таким людям присуща лишняя извращенность ума, грубость, пошлость и типичный набор предпочтений. Без сомнений, у него могла быть чистая любовь к семье, желание помочь другим и жалость к нуждающимся. Не более. Спустя месяц общения общение стало мягче, попытки показать себя с несуществующей идеальной стороны прекратились, и стало даже легче дышать. Саха всё больше вживался в выдуманную роль, не путаясь в местоимениях, и даже заранее продумывая истории, произошедшие за день или несколько дней. Подойдя с полной ответственность к делу, он даже завёл специальный блокнот, фиолетовый с еловыми веточками, для записей фактов о себе и пометок для чужих выдумок, ведь можно с лёгкостью забыть ложь, когда знаешь правду. Жизнь в маленьком экране казалась куда более интересной, в том числе, за счёт её новизны. Всегда всё делать по правилам, быть примером для окружающих, лучшим среди многих, преуспевать в алмазном бизнесе и налаживать контакты со всеми знакомыми — это так утомляло. Усталость накатывала каждый раз, когда на грубость в его сторону сознание шептало оставаться терпилой, не переступать порог принципов, не становиться худшей версией. Что-то внутри шептало всегда улыбаться, и только его Ринчин был близок достаточно для выслушивания всхлипов и вытирания опухших от слёз глаз. Но тревожить его постоянно не хотелось, слишком эгоистично, поэтому сформировалась привычка глотать всё, забывать, прощать и обманывать себя, крича «мне не больно», говоря «мне не страшно», шепча «я не боюсь всё потерять» и мысленно добавлять «мне это всё ненужно». Иногда закрадывались противоречивые мысли о Михаиле Юрьевиче, более мягко Айхан не позволял себе его называть, ведь он всё ещё был невероятно далёкой звездой в созвездии столиц. Голова в такие вечера жужжала и болела, а бессонная ночь мягко гладила по голове, целуя болью в висках и облизывая солёные щёки мальчишки. Тогда хотелось сделать себе больно. Больно не морально, а физически, чтобы всё его отчаяние видели остальные, чтобы хоть кто-то предложил помощь, и не пришлось больше задыхаться от одиночества. И тут случается это… Идиотское предложение Вовы, отвратительный вечер, после которого пришлось принимать ванную в два раза дольше обычного времени, а изюминкой стал Дугар. Его внимание на самом деле как-то грело, несмотря на фальшь вселенского масштаба. В обычных обстоятельствах жизнь не позволила познакомиться достаточно даже для слова «знакомые», поэтому можно было смело заявлять о новом герое романа. Тот, кто ненавидел, стал тем, кто первые признался в романтической симпатии. Какая ирония, подходящая под идею для дешевого женского романа. Случившееся было таким по-идиотски клишированным, таким смехотворным и нереальным, что и добавить нечего. «Я просто хочу быть нужным. Это плохо? Чтобы сказал Будда, Ринчин? Помогите, кто-нибудь… Пожалуйста…»***
— Алмаз души моей, ты изменился с нашей последней встречи. В твоей жизни произошло что-то прекрасное, о чём я ещё не осведомлён? — Ринчин слегка обеспокоенно, но с всё такой же миролюбивой улыбкой на лице, отставил чашку с горячим чаем в сторону. Сложив руки на коленях, он как бы показывал своё полное внимание и одновременно призывал к скорейшему рассказу, так как любопытство бушевало внутри, но слишком бестактно выпытывать у человека тайны. Рассказать действительно было что и даже больше, ведь эта невероятная история обмана длится уже третий месяц. Третий месяц парнишка старательно изображал девушку, перепроверяя свои сообщения, перечитывая заметки. Иногда казалось, будто он уже совсем не живёт своей жизнью, погрузившись в выдуманную реальность. Ведь там было так тепло, пока на улице бушевало ненастье, а его тёмная сторона души танцевала на испорченном временем сердце. — Ничего такого, не бери в голову, пожалуйста. Я обязательно тебе всё расскажу как-нибудь потом, если представится возможность, — голубые глаза сверкнули чистой радостью. — Ты же не в обиде? Только скажи, я сделаю всё что угодно, чтобы загладить вину, — рука аккуратно дотронулась до чужой, чуть более тёплой после чашки, но всё ещё раскрасневшейся от холодных ветров. — Как я могу обижаться, когда таково твоё желание. Друг мой, я буду ждать твоих рассказов столько, сколько пожелает судьба, — рука накрыла поверху руку Айхана, поглаживая, как бы говоря «Всё хорошо, я уважаю твоё решение, но помни, что я всегда рядом». С Ринчином всегда приятно. Он никогда не посоветует дурного, будет на твоей стороне до последнего и не разозлиться, если ты скажешь что-то не так. Это был лучик света в беспросветной пурге души каждого, до кого он сумеет добраться, дотронуться, хотя бы подать знак. Доверять такому человеку — это как доверять себе, здесь не действует правило «двое могут хранить секрет, только если один из них мёртв». Но данный рассказ был не для его ушей… Вообще не для чьих, на самом деле. Почему-то такое поведение чувствовалось как позорное, но оно опьяняло, заставляло поддаваться самым мерзким желаниям закоулков души. Выряжаться в юбки для брата лучшего друга… Что можно придумать ещё хуже? А подсобить советом могло лишь зеркало напротив кровати, укоризненно сверкающее каждый раз, когда его хозяин шустро стягивает свой свитер, надевая поверху глупую девчачью майку. Да, Приморский уже через неделю после того вечера забрал все свои вещи, всё ещё непонятно откуда появившиеся. И вроде бы хотелось попросить оставить их у себя, но под каким предлогом? Извиниться и сказать, что теперь он сменит пол, а пока надо привыкать к новой обстановке? Глупости какие, это ведь серьёзные вещи, да и Вова обязательно расскажет при первой возможности все своему любимому Лёнечке, от криков которого после не скрыться даже в белом доме. В итоге пришлось покупать одежду самостоятельно, подбирая не слишком откровенные фасоны, но и не через-чур закрытые или мешковатые, всё-таки такой парень как Иркутск рано или поздно должен потребовать нечто большее, чем открытые запястья или коленки. Магазин за магазином, день за днём, и вот в гардеробе Сахи кроме обычной комфортной одежды, красиво размещалась стопка с короткими юбками, яркими футболками, различными чулками и колготками. Главное правило маскарада — долго не смотреть в зеркало, иначе чувство отвращения к собственной лжи пыталось вывернуть наизнанку внутренности. А совсем недавно, пришлось на скорую руку подобрать необходимую косметику и освоить элементарные способы подводки глаз. Вряд ли на другой стороне экрана сильно расстраивались, видя исключительно кусочки нижней части лица, но нельзя же довести собеседника самостоятельно до подозрений. Всё заходило настолько далеко, что закрадывались мысли найти красивый уголок в квартире, чтобы обустроить его в нежных розовых оттенках и снимать оттуда видео. Но это потом, когда-нибудь, если он не станет надоевшей куклой и его не выбросят, просто добавив в чёрный список. Более того, для этой задумки пришлось бы собрать воедино всё свой свободное время и тратить его на грандиозный проект. Слишком долго и, вероятно, не так уж и нужно. И сколько бы грязи внутреннее Я не лило, всё-таки своеобразная связь с грозным парнем выступало неплохой терапией. Глаза уже давно не видели слёз боли и отчаяния, чаще заливаясь от радости или звонкого смеха. Кто же знал, что долго смеяться это так приятно… Улыбка на лице всё чаще расцветала букетом роз, а мучавшие ночами мысли о Московском больше не были такими частыми, а если и возникали, то не рубили топором живую плоть. Жизнь приобрела новые оттенки, такие яркие и согревающие, словно горячий чай зимними вечерами. Казалось, ожоги от пожаров затягиваются быстрее, а тучи над головой обходили стороной светящуюся душу. В новостях называли аномалией непривычно прекрасную погоду в Якутске для угрюмой поры года. Население поражено и стоило бы поумерить обороты, но раз это приносит счастье, то почему бы им не делиться со всеми? Айхан аккуратно улыбается на новое замечание друга о прекрасных изменениях и советы чая, которые бы могли поддержать в тонусе тело, одновременно сжимая крепче второй телефон. Часть его личности, часть его я, причина улыбки и причина спокойного сна — это оно всё он… *** — Оппа, нихуя, прошу прощения, мне сюда уже не надо, — Ангарский громко хлопает входной дверью после внезапного появления. И Айхан понимает, что это всё из-за него. Испуганное лицо знакомого побелело от раздражения в момент, когда их взгляды пересеклись. Ненависть — то, что можно получить в реальности и то, что преследует на протяжении всей жизни. — Ринчик… Надо было предупредить, что твой брат в городе… Я бы… Не хотел быть помехой, — взгляд прибился в пол, а вместе с тем глаза странно защипало, будто он на самом деле крупно облажался и на него свалятся все беды мира. — Ну что ты, конечно ты не помешал. Вероятно, мой брат не захотел прерывать наш разговор, ведь мы стали очевидной преградой к внутренним комнатам. Не вини себя, это просто… — «стечение обстоятельств» не успело договориться, как голос за лестничной площадке прервали успокаивающе бархатный голос нервным полу-криком. — И хули ты вернулся? Мы входить будем через окно? — гневный голос Руслана как-то неприятно звучал в ушах и то ли дело в настроении, то ли тот на самом деле нарочно говорил на тона выше для большей эмоциональности. — Да там это… — Дугар был необычно неловкий, с вздохами отчаяния и попытками правильно сформулировать мысль, как ребёнок, забывший алфавит, который выучил только вчера. — Опять этот конченый? Да что он тебе сделал то, что ты так ссышься? Послушай, меня по горло заебланила эта херня, пропусти меня внутрь и я напихаю хуев ему за воротник, — кажется, после этого он говорил ещё что-то одновременно отбиваясь и выкрикивая «Да куда ты меня толкаешь?!». Чёртовы тонкие стены… Эти оригинальные задумки архитекторов не только могли доставлять дискомфорт живущим и заставлять в туалете слушать чужие разговоры, но и профессионально портить настроение. Саха не теплил надежды насчёт счастливой реальности, да и знания о представлении его как личности среди коллег он тоже прекрасно знал. Но слышать напрямую, даже если не в лицо, было до тошноты неприятно и больно. Это был всего лишь Енисейский, но он так точно отражал мысли многих, что проще было бы убить себя. Как жаль, что невозможно. Ринчин ещё час будет доказывать о неправдоподобности накрученных мыслях и неверном толковании значений слов по причине наличия в них агрессивного окраса и множества нецензурных слов, сами по себе вызывающие отвращение у любого нормального человека. Но кто же теперь это мог ясно вразумить такие слова в пустую от странного шума вместо мыслей голову, мерно покачивающуюся в знак полного внимания скорее по привычке, чем от чистого сердца. Противоречивые чувства вызывали вспышки эмоций в голове, которые тот час рассыпались на мелкие осколки, не даваясь в руки. Так невероятно одиноко видеть того, кто первым протянул руку, помогая выйти из тьмы на яркий свет, в реальности. Неужели куча брюликов и бантиков так могут поменять отношение к человеку, неужели, надо быть куколкой, чтобы на тебя не давил пронзительный злой взгляд чёрных глаз? Кюнней бы быстро усмирила бушующих чертей в чужих зрачках своей улыбкой и длинными ресницами… Ведь за непробиваемой маской, по ту сторону экрана был обычный парень с огромным желанием показать своё первенство, с огромными амбициями и огромными, как оказалось, мечтами. Сказать точно нельзя было, играет ли Ангарский красивую роль или действительно без страха может изливать душу в переписку девушке, но понятно одно: весь этот театр на многочисленную публику держится на прекрасной игре одного актера. Саха его прекрасно понимал в этом, иногда и в других вещах, более мелких и незначительных, удивляясь так по-детски схожести двух противоположностей, одинаковости «врагов». Наверное, это и была главная причина быстро возникшей привязанности и желании общаться как можно чаще. Он боролся с этими чувствами как мог, но отталкивая, на их место приходили нежеланные, из глубин сознания, вновь шептавшие гадости в тишине и заставляющие дрожать от неопознанной тревоги холодными ночами. Спустя продолжительное время уже было не страшно отправлять фотографии довольно пикантного характера, но сделанные под правильным углом, чтобы не было видно нежелательных моментов. Стыд никуда не пропал и смущался Айхан сам перед собой постоянно, но ведь знать получателю фотографий об этом необязательно, верно? Ему требовалось только активно потреблять контент и не задавать пошлых вопросов, которые сумели уйти из их диалога после нескольких замечаний со стороны «куколки». Просто повезло, что в образ милой якутки такая манера поведения и неприязнь излишних откровенностей хорошо вписывались, иначе пришлось бы терпеть странные высказывания, некоторые даже искать в интернете для расшифровки. Может быть, он просто оправдывает своё поведение образом, а на деле старается удержать легкомысленность другого? В этом даже было не зазорно признаться, так как начались эти самые фотографии не с первых дней, как могло бы произойти с влюбленным и окрыленным человеком. Нет, всё началось с некоторых наводящих предложений Дугара отправить ему фотографии для «сладких снов», далее последовала череда фотографий мужчины, которые он с периодичностью отправлял и сейчас, состоящие сначала из простых красований мышцами после продолжительных тренировок. Спору нет, эстетика в этом была своя, но парнишка действительно недоумевал каждый раз, почему это отправилось в середине диалога про выпечку тортика с клубникой. «Что я должен на это ответить?», — вертелось после в голове, из-за чего в диалоге образовывалось молчание, прерываемое по обыкновению не им. Так было даже лучше, ведь его непонимание считывали как высшую степень смущения и часовое разглядывание тела сибирского красавца. «Хочешь, я покажу тебе кое-что интересное?» Такое сообщение пришло однажды совершенно неожиданно примерно во время его желания поскорее упасть лицом в кровать, провалиться в неё, стать частью кровати и никогда больше не двигаться. Ответа, конечно, не особо долго ждали и то, вероятно, только из чистого приличия, ведь с девушками надо быть деликатней. Оповещение загорелось синим огоньком уже через минуту, где говорилось о каком-то медиа файле. Вот этот момент очень даже хотелось бы стереть у себя из памяти, так как на картинке красовалось всё такое же подтянутое тело с некоторыми шрамами неизвестного происхождения, но привычной одежды снизу не было. То есть вообще, даже трусы никто не удосужился подтянуть, чтобы прикрыть внушительных размеров стояк. Айхан моментально округлил глаза, блокируя телефон и откидывая куда подальше. В голове образовалась непонятная каша, которую надо было как-то расшифровать, дабы что-то предпринять. Глубокие вдохи и выдохи не помогали успокоить разбушевавшееся нутро, а алые щёки горели так ярко, что в свете луны легко угадывался румянец на бледной коже, обтянутой пеленой ночи. Телефон опять замигал… «Видишь, до чего ты доводишь меня, куколка?» Опять пошлости… Он не привык что-то отвечать на такое, ведь на просторах интернета можно всегда занести в чёрные списки или просто пролистать. Было неприятно на душе от понимания чужих мыслей и даже как-то противно, что даже как девушку его образ воспринимают как сексуальный объект скорее, чем как что-то из типичных мелодрам. Столько разговоров, столько стараний ради того члена в личных сообщениях? Разве к такому развороту их отношений он стремился? Сложность произошедшего зависела во многом от восприятия мира Сахой, который не признавал жестокости и грубости, олицетворяя собой кристальную чистоту всего края. В эту чистоту также входила полная чистота от грязных помыслов, которую он охотно перенимал и от своего окружения в том числе. Но на этом его чистота и закончилась. По ощущениям, увидев чужой член, он переступил границу дозволенного и занялся расширением территории нравственности собственной. Как минимум, осознание намерений Ангарского заставило проснуться и посмотреть на мир под другим углом. Их взаимоотношения к этому и стремились и термин «сблизиться» в конечном итоге привёл к такому результату. Диалоги часто заходили на серьёзные темы, в которых парнишка выступал чаще в роли психолога, чем рассказчика. Выслушивая чужие переживания, было проще осознать свои, да и прочувствовать человека помогало куда лучше викторины «вопрос-ответ на анкеты». В такие моменты часто восхищались невероятными познаниями и чудесными мыслями в столь юном возрасте. Это льстило до ужаса сильно, ведь весь потенциал ещё и не выплёскивался наружу для сохранения некоторой загадочности личности, пусть и выдуманной. Было приятно морально кого-то поддерживать, несмотря на собственную разбитость, подсказать что-то и точно знать — его послушают и обязательно расскажут о результатах. Зачастую возникали такие проблемы, которые мог понять не человек и они сложно воспринимались на слух незнающего. Завуалированные фразы были всегда некорректно подобраны и криво составлены предложения, но помощь есть помощь и если есть возможность и понимание ситуации, то почему бы и нет? Он хотел помогать, и у него это прекрасно выходило, хотя бы тут. В собственном округе с его мнением считались куда меньше, ведь он не был голосистым Соёлом или Лёней, не был главой Владимиром, довольно мудрым Климом или обладателем особой ауры как у Ринчина. Всё, что действительно выделяло Якутск — возраст. Да, он прожил дольше, но менее насыщенно, чем многие младшенькие. Однако большую радость он стал доставлять, когда поборол свои страхи и принципы по поводу отправляемого мужского достоинства, прикрывал оставшиеся ожоги и отличительные шрамы, надевал короткие юбки и фотографировал…фотографировал…фотографировал… Ноги, ключицы, коленки, шею, бёдра… У собеседника не было особых предпочтений, ибо нравилось всё подряд. Каждый раз, будь то домашний открытый наряд или пародия школьницы из мультфильмов, в ответ прилетало под сотню восхищенных комментариев. В такие дни сообщения просто разрывались и телефон уставал напоминать об уведомлениях, забрасывая эту идею до момента, пока все не успокоятся. «Сколько ещё фотографий осталось до момента, как я перестану интересовать?»***
Когда чёрная волна захлестнула разум, было уже поздно куда-либо бежать. Тело медленно погружалось обратно в ту тёмную трясину, из которой наконец-то совсем недавно смогло выбраться. Почти год сердце пело, почти год слёзы не трогали ярких глаз, ногти не впивались в собственную кожу и выть от боли не хотелось. «Мы уже в достаточно близких отношениях, чтобы я говорил о своих горячих снах с тобой?» Такой текст однажды утром появился на экране телефона, пока парень лениво чистил зубы, потирая сопливый от простуды нос. Тот день обещал быть вполне замечательным, таким солнечным и ласковым, словно майский кот. Вот как бывает… Нет, Айхан не настолько наивен, насколько пытался себя преподнести, и факт дрочки на откровенные фотографии не были секретом, хотя прямо о них никто ни разу не упоминал. Против природы и натуры не попрёшь, поэтому следовало лишь смириться. Смириться было необходимо и с фактом обсуждения его привлекательных изгибов в «кальянной тусовке» о которых он не по собственной воле узнал от Ринчина, намного меньше смыслящего в подобных темах и поэтому обеспокоенного поведением любимого брата. Во славу Будде, убедить его в нормальности деяний взрослого мужчины, опуская некоторые моменты, удалось, пусть и с великим трудом. Но одно дело знать, а другое — слышать напрямую о чьём-то желании переспать с девчонкой, которую он из себя старательно строил. Можно молчать о многом, когда делают исключительно намёки, но игнорировать почти плакат с написанными желаниями чужого подсознания не представлялось возможным. От имени Кюнней он как-то кокетливо отшутился, стараясь не провоцировать чужие фантазии и надеяться на лучший исход. Например, маленькой победой было перевести всё в другую тему и не получить предложения провести ночь в месте. Саха был уверен в подобной сокровенной мечте мужчины, ведь они не виделись, не разговаривали по скайпу, да и видео не отправляли. Такими темпами получить голод по чужому вниманию можно с космической лёгкостью и выдерживал его Ангарский с завидным превосходством. Ну, или так хотя бы казалось. Но не это сообщение было началом конца, это только предвестник, который был нещадно проигнорирован по причине неверия в такой исход. После признания в похотливых желаниях почти ничего не изменилось, кроме небольшого увеличения пикантных снимков с подозрительными намёками. От них же становилось как-то душно и жар в низу живота непривычно давил на весь организм. Обычно после них следовало тихое неловкое «Ой!» и холодный душ для успокоения расшатанных нервов. Да, общение с человеком нового характера привёл к таким изменениям даже в теле маленького ангела с всегда чистыми помыслами и безгрешными руками. А потом случилось… «Послушай, Кюнней. Это правда, очень важное сообщение. Я знаю, что наше общение ограничивается телефонными переписками, хотя мы живём не так далеко как могли бы. Я знаю, что видел тебя лишь один раз, но твои глаза, твоя кожа, твой запах до сих пор кажутся настолько реальными, словно ты всё ещё рядышком со мной. Такое, наверное, страшно слышать конкретно от меня. Не самый лучший кадр для общения с тобой, да, куколка? Твои родители рассердятся, увидев меня. Знаешь… Я никогда бы не подумал, что могу влюбиться… У меня было множество девушек и парней, было множество незнакомцев и незнакомок. Не знаю, почему так сильно зацепила именно ты, но как есть. Думал, что это пройдет спустя короткое время после наших переписок. Правда, верил, что это обычная мимолётная симпатия, но уже тогда моё сердце сделало кувырок назад. Такое со мной впервые. Но это не заканчивалось, а только росло с новой силой. Кюнней, я люблю тебя. Люблю тебя как никого больше никогда не любил. Я думал, моя привязанность к другу была любовью, подарком судьбы, намёк на наши тесные узы соулмейтов теперь знаю, как же сильно ошибался. Мне нравится в тебе всё. Твои губы, твои пальцы, твои ноги, твой симпатичный носик и родинка на бедре… Мне нравится, как ты шутишь и даёшь чудесные советы, всегда поддерживаешь, понимаешь намного больше, чем кажется, нравится твоё смущение от мелочей и дерзость при проявлении характера. Вся ты. До самых кончиков волос. Люблю тебя… Я готов повторять это раз за разом, пока ты мне не поверишь. Раз за разом буду кричать из своего окна, пока ты не услышишь. Позволь любить тебя… И позволь, увидеться… Я умираю от желания в твоих прикосновениях… Это стало настолько заметным, что невозможно скрывать… Пожалуйста, позволь быть с тобой…» Вот это и было концом… Концом всей его авантюры, зашедшей слишком далеко, затянувшей в опасное озеро эмоций и лжи слишком сильно сразу двоих… Текст сообщения множества раз прокручивался в голове, как заевшая пластинка, не дающая передохнуть перед очередным танцем. Признание в любви… Такое милое и довольно откровенное, учитывая кто именно это писал, над этим точно думали не один час, подбирая слова и переписывая по-новому. Романтик из Ангарского обычно так себе, но его упорству может позавидовать каждый, поэтому, если кто-то скажет о недельных трудах над написанием таких откровенностей, не будет не единой причины не поверить. Любовь… Разве не это было своеобразной целью затяжной игры? Хотелось покинуть шатёр одиночества и вот уже перед ним расстелили красную ковровую дорожку в зал сияющих софитов. Всё идеально, даже лучше, чем идеально. Настолько чудесной историей не каждый писатель смог бы похвастаться в своём романе. Это ли не настоящая мечта заблудшей души в сухой пустыне отчаяния, где извечные ураганы слёз прерывались редкими ручьями дружеской поддержки? И всё же… Всё же первый шаг со стороны заставил понять некоторые вещи. Одна из самых простых: Айхан всё ещё одинок, он всё ещё никому не нужен, брошен в объятия слезливой ночи и держится на ногах только благодаря тёплым рукам Ринчина. Любили не его. Совсем нет, любили ту красивую девочку с аккуратными кудряшками, это её руки были желанными, это её губы снились в чужих снах, это она смеялась в светлом будущем. Это всё она. Куколка, сводящая сума, позволяющая утонуть в своём очаровании и влюбиться в простоту девичьей души. Выдуманный персонаж, ставший настолько реальным, что поселился в чьей-то душе, заняв хорошую половинку сердца как свой родной дом и обустроившись там в самых лучших традициях со всеми бантиками, рюшками и тоненьким голоском. Это было сродни любви фанатов к главному герою с полным игнорированием личности самого актёра. Народу понравились зрелища и даваемый хлеб, хотелось большего. Народу нравились сладкие картинки с яркими заголовками и вкусным текстом, а вот автор их совсем не интересовал. Он не был таким же запоминающимся, всего лишь посредственным, настоящим человеком с собственными проблемами и переживаниями. Это была не та персона, которую хотелось бы в первую очередь видеть у себя на рабочем столе компьютера или сон с которой обязательно следует запостить в социальные сети. Посредственно, нудно, скучно, неинтересно. Саха чувствовал всю свою ничтожность в полной мере, когда открывал галерею и пролистывал сотни фотографий в скрытом альбоме, где царствовала королева похоти. Почему всё так? Он так старался, так из кожи вон лез, делал для своего счастья всё, игнорирую фальшивость всех моментов, фальшивость общения и чувств. Сколько бы не было сделано фотографий, сколько бы не было сказано слов, всё это было не его. Оно принадлежало главной героине на сцене театра — Кюнней. Только из-за чёртового спектакля парнишка принизил своё достоинство, опорочил собственное тело, выставляя его на обозрение, вильнул на неправильную дорожку, стараясь повторить мысли не совсем прекрасного не совсем принца Пытаясь сделать жизнь лучше, ярче, насыщеннее, она оказалась заключенной в небольшой телефончик со странным брелоком. Золотая клетка цифрового пространства только создавала видимость счастья, на самом деле таковым не являясь. Маленький птенчик внутри был совсем глупым и радовался каждому моменту, каждому лучику солнца, пока, наконец, не подрос, а клетка не стала давить в самые рёбра, туда, где дышала сама душа. «Что же… Что же теперь делать? Ведь надо что-то сказать? Это не могло продолжаться вечно… Ты идиот, чёртов идиот… Как же я тебя ненавижу… Помогите… Кто-нибудь, помогите мне, прошу…» Алое сердце больно щемило в груди, напоминая о своём присутствии. Хотелось вырвать его голыми руками, чтобы не ныло, не плакало и не царапало кожу острыми когтями. Глупое сердце в жаре игры совсем забыло о правилах безопасности и открыло дверь, неожиданно постучавшей любви. Открыло, напоило чаем, предоставило тёплый уголок и иногда гладило это жаркое чувство, аккуратно скрывая его от самого владельца. Оно совсем не знало о предстоящей опасности и громком голосе, которым могло запеть это новое для него чувство. А оно запело, да так громко, что хотелось заложить себе уши. Он не хотел влюбляться, не хотел чувствовать трескающейся оболочки себя. Почему первый раз повстречав любовь, она предстала в таком обличии? Или это цена за ту противную ложь, растекающуюся по диалогу в течение долгого времени? Тогда метод выбран слишком жестокий, терзающий на части, не щадящий ни миллиметра хрупкого тела. Поджимая под себя коленки, Саха плакал, тихо всхлипывая и сжимая в руках серые простыни в спальне. Мягкий свет луны путался в чёрных как ночь волосах, создавая там собственную вселенную, пока вселенная внутри этого маленького тельца беспощадно гибла. Любовь оказалась не той приятно леди из сказок и мультфильмов. Это была коварная старуха с костлявыми пальцами, она обвивала ими тоненькую шею и сжимала, пока воздух не кончался, после давала сделать вздох и душила вновь. Она не хотела убивать, но и давать жить тоже. Мучения были наслаждением, словно молодильным кремом для дряблой кожи. Мальчишка который раз вытирал свои мокрые от слёз глаза, чтобы взглянуть на множество приходивших уведомлений от того, кого сейчас хотелось оттолкнуть от себя больше всего. Дугар писал сухо, но обеспокоенно, ведь после признания прошли сутки, а ни ответа, ни хотя бы точки тот не дождался. Наверняка сейчас думает, как он провалился и всё испортил. Может и стоило бы улыбнуться, ведь за него переживал ненавистник, как страдал в раздумьях от непонимания и желания найти свою ненаглядную. Но сил не было… Чужие метания доставляли сильнейший стук сердца, пытавшегося выскочить наружу как можно скорее. Хотелось помочь тому, в кого влюбился по чистейшему стечению обстоятельств. Однако какая помощь получится из рассыпанных осколков ангела? Обрезанные крылья валялись в лужах крови с ободранными перьями. Это он собственными руками обломал себе выход к светлому завтра. Терять было уже нечего, кроме оставшихся целыми чувств, поэтому дрожащие руки тянуться к телефону, впервые с вчера открывая переписку и набирая короткое сообщение. Пальцы ни на секунду не дрогнули, стойко перенося мыслительный вихрь, отточено отправляя оружие убийства в руки причины слёз. «Приезжай. Нам надо поговорить. Буду ждать тебя завтра. Адрес: Якутск, ххххххх. Я буду ждать» Вот это был самый настоящий конец, которого по глупости не ждали. Всё тайное становится явным, а вся радость обязательно превращается в грусть. Момент рождения всегда прекрасен настолько же, насколько ужасна смерть. Айхану хотелось задохнуться пока было время и никто не пришел, умереть в одиночестве в сумраке ночи, испустив последний вздох под сиянием луны. Как было чертовски жаль иметь чудесный дар бессмертия.***
На часах ещё не пробило девяти вечера, когда возле дубовой входной двери появилась высокая фигура парня. В сыром воздухе подъезда летала пыль от осыпающейся побелки, мелькая, сверкающая в проблесках лучей закатного солнца через маленькое подъездное окно. Вокруг было необычно убрано, свидетельствуя о чистоплотности соседей и их желанию жить в уюте даже за пределами маленьких коробок квартир. Перила окрашены в странный бежевый цвет обсыпавшийся с многих сторон причудливыми узорами, временами остающийся на потных ладошках прохожих. Дугар помчался на назначенную встречу сразу же, как сумел прочитать сообщение. В тот момент голова совсем не думала, как именно нужно добираться, но одно знала точно — необходимо поскорее. Не мешкая, нужно сесть на мотоцикл и разогнаться на полную скорость, ведь второго шанса может и не быть. После сообщения с признанием прошли сутки и он был уверен в неподходящем моменте отправления, неверных словах и ненависти со стороны девушки к нему. Нельзя допустить, чтобы светлый лучик души покинула его… Такого просто не должно произойти по его глупой оплошности. Не хотелось забывать эти улыбки и фигуры, пожелания доброго утра и наставления. Парень просто не смог бы вернуться к прошлой жизни, расслабляя тело с Русланом или ещё кем. Мир разделился на «до» и «после». И вот он стоит у той самой заветной двери, ломаясь, как мальчишка перед первым признанием. Было страшно узнавать, что будет потом, но неизвестность пугала ещё больше, поэтому громкий стук в дверь нарушил тишину подъездной жизни. Кажется, даже паук остановил свои паучьи дела, высматривая интересную историю. Ни с первого, ни со второго раза никто так и не открыл, поэтому пришлось принять самостоятельное решение попробовать самому зайти. Дверь на удивление была не заперта, и замок легко поддался натиску. Обычно, когда заходишь в квартиру девушки чувствуешь сумасшедший трепет и новый мир с кучей странных вещей, как будто Зазеркалье ожило и переехало в двухкомнатную квартиру новостройки. По крайней мере, так твердили множество фильмов, активно крутящихся на иностранных каналах со странной озвучкой. Внутри же квартиры Кюнней ощущалось нечто иное, что залезало под кожу, вызывая табун мурашек. Это было сродни нежному ужасу, но никак не попадание в иной мир. Во всех комнатах был выключен свет, однако солнце ещё облизывало края мебели, сонно доползая до краешка коридора. Вокруг уютно и слишком знакомо, будто эта атмосфера уже не раз проносилась в его жизни, оставив только свой смутный образ и, может быть, ненавязчивый запах. Вещи были расставлены по местам, хотя смотрелись беспорядочно разбросанными по квартире, а тишина стояла такая, что пролетающая мимо муха неприятно царапала слух своим жужжанием. — Кюнней? — голос дрогнул на середине имени, выдавая дичайшую нервозность, тщательно скрываемую за нахмуренными бровями и сжатыми в кулак руками. Не решаясь пройти дальше по причине своих каких-никаких манер, приходилось перетаптываться с ноги на ногу, в сотый раз оглядываясь и пытаясь хоть как-то понять в какой комнате не было пусто. Кухня, полностью открывающая вид на свои просторы, выглядела совсем не так, как представлял себе её он. Да, там было множество приборов, показывающих любовь к готовке хозяйки квартиры, о которой та не раз упоминала в своих рассказах, но всё-таки было что-то странно знакомое и совершенно противоположное в ней. В принципе, всё вокруг было ужасно не тем, в голову даже закралась сумасшедшая мысль о перепутанной квартире или вообще доме и теперь кое-кого посчитают грабителем, вызвав полицию. Готовясь в любой момент ретироваться для поиска правильного помещения, Дугар уловил желаемый тихий голос вдалеке. Даже скорее не голос, а просто невнятные звуки и всхлипывания. Позабыв обо всей тревожности, обувь сама слетела с ног, заплетающихся по дороге к заветной комнате. Пол какого-то чёрта был настолько скользким, что мужчина почти ввалился внутрь, неудачно поскальзываясь на последних шагах. Шторы плотной преградой висели на окнах, окрашивая окружение в нежно-голубой цвет, приглушая чёткие очертания вещей, как бы снижая резкость картинки. В самом дальнем углу на кровати виднелась маленькая, хрупкая фигурка и невольно подумалось о том, как же легко её можно спрятать в свой кармашек. Фигурка поджимала под себя ноги, утыкалась в них головой, мелко подрагивала и иногда всхлипывала сквозь зубы. Мир существовал только здесь и сейчас, ограниченный четырьмя стенами и закрытым окном. Время остановилось и терпеливо выжидало позволения двигаться дальше, отсчитывать минуту за минутой для хода истории. Противоречивые чувства сбивали воздух в один большой ком, не позволяя вдохнуть лишний раз, и рассекать его получалось только с нечеловеческим трудом, используя всю накопленную силу. — Куколка… — начал было Дугар, делая нерешительный шаг, сам себя не узнавая. Где эта хвалёная настойчивость и хладнокровность? Где насмешливый тон и уверенная осанка? — Прости… Прости… Прости… — шептала фигурка, мотая головой из стороны в сторону, не поднимая взгляд, словно и не хотела видеть пришедшего, дабы не натворить глупостей. — Послушай, я понимаю, что ты наверняка сейчас меня ненавидишь… — голос стал более уверенным, после лёгкого покашливания для настроя, но его тут же сбивают громким криком, пробирающимся в самую душу, заставляющим всё внутри сжаться до микроскопических размеров, взрываясь огромным фейерверком. — Да как ты не понимаешь, что ненавидеть сейчас должен ты! Зачем ты пришёл?! Надо было забыть про эту Кюнней и жить себе спокойно! Что ты тут делаешь?! Зачем?! Ты же никогда никого не любил, так почему сейчас? — вскочившая на ноги фигурка оказалась совсем не женской и с невероятно громким голосом отчаяния, боли, выбивающий остатки разума, остро бьющий в висках, разрывающий что-то очень важное внутри. Маленькая фигурка имела такое же хрупкое тело и такие же яркие глаза, но короткие чёрные волосы и мужскую широкую футболку. Фигурка не вела себя глупо и по-детски, она сжимала кулаки, врезаясь ногтями в ладони, и смотрела слишком серьёзным взглядом. Невозможно было в это поверить… Перед ним стоял Айхан, тот самый парнишка, наводивший ужас одним своим видом. Тот самый, от которого просыпался животный страх и желание убежать, сверкая пятками, как можно дальше. Тот самый, кто тормошил раз за разом воспоминания давних времён, прокручивая один и тот же образ раз за разом по новой, словно полюбившееся старое кино. Пазл в голове собирался и рассыпался вновь на всё более мелкие кусочки. Причинно-следственная связь не могла соединиться воедино, поэтому Анграский только и мог, что как рыба открывать-закрывать рот, побелеть от внутренних переживаний и опуститься на пол. Он впервые наблюдал за собой такую слабость, ноги совершенно не держали, покачиваясь и неожиданно сгибаясь в коленях. Шок был слишком сильный для накрученных до предела нервов и полностью пустого разума. — Айхан.? А как же… Стой. Я ничего не понимаю… Я же точно пришел куда надо, почему тут ты и о чём ты говоришь? Что происходит… — растерянные глаза закончили пробежку по комнате, возвращаясь к двум сверкающим алмазам напротив, залитых слезами. — Да никакой Кюнней никогда не существовало! Как ты не понимаешь? Это всё я! Абсолютно всё я! И те фотографии, и те переписки, и тогда в кальянной! Почему ты не заметил?! Почему приблизился?! Зачем подарил мне надежду?! Вокруг столько красивых девушек, а тебе нужна вымышленная! Забудь её! Забудь всё, что было! Уходи! Оставь меня одного! Брось обратно в одиночестве! Оставь меня опять, как делают все остальные! Ну же, чего ты стоишь?! Хочешь ударить?! Тогда бей скорее, пока я не сделал это сам! Есть ведь за что! Это ведь из-за меня… Всё… Был я… — в конце сорванный крик перешёл на тихий шёпот, граничащий с безумием, по канату которого сейчас и ходил этот хрупкий ангел. Точно также упав на колени, он закрыл лицо руками, рыдая без стеснения так громко, как только мог, и этот плачь отзывался в чужой душе невыносимой болью. Время зачем-то вновь побежало, собирая каждую слезу и невыносимое «Прости». Чужие переживания разнеслись по всей округе от взрывного крика, теперь вживляясь в кожу даже пришедшего гостя, еле сдерживаемого собственные солёные капли, предательски подкатившие к горлу. После минутного остолбенения, он совсем тихо подползает на коленях к сжавшемуся обратно в клубок страданий мальчишке, легко обнимая. Почему-то сейчас было совсем не страшно, хотелось лишь защитить этот хрустальный образ, норовивший с минуты на минуту разбиться, упав с высоты, на которую невольно поднялся. Маленький мышонок, загнанный в угол дикой птицей, только птица была не настоящая, да и мышонок совсем не мышонок. Саха резко дрогнул, когда почувствовал жар чужого тела, сумевшего окутать его почти полностью. Подняв глаза, тот, не доверяя ощущениям, взглянул чуть выше, округлив глаза до удивительных размеров. Густо покраснев, голова резко отвернулась в сторону, натыкаясь губами и носом на загорелую руки, зарываясь в них без задней мысли, ради какого-то спасения. Внутри бушевала вьюга, потихоньку смолкающая благодаря чудодейственному свойству теплоты. Боль не становилась меньше, даже больше душила, несмотря на это, приятные ощущения затмевали разум, позволяя на доли секунды расслабиться и поумерить свой пыл. — Это… Знаешь… Типа всё невероятно неожиданно и я даже не знаю, что сказать. То есть всё это время, ты притворялся девушкой и дурил меня. Мне следует хорошенько разозлиться, уйти, только вот как-то не хочется на самом деле. Для чего это было всё? — мужчина также аккуратно отстранился, пытаясь заглянуть в глаза совсем не девичьи и, тем не менее, те же родные два кристалла чистоты. — Я хотел убежать от реальности, которая давала мне только новые раны. Сначала это была просто глупая помощь другу. Это не должно было быть чем-то большим. Посидеть, поиграть роль, уйти за горизонт. Но ты… Ты прервал задуманный план, предлагая то, от чего мне было сложно отказаться. Почему? Потому что никто не говорил мне таких слов с подобной искренностью, я как последний идиот, повёлся на чувство нужности и любви, принадлежащих совсем не мне. А так хотелось… Хотелось знать, как я делаю счастливым одним своим существованием как человек. Я очень рад, что меня любят как город, но очень больно, когда про меня забывают как человека. Моя вечная любовь — Михаил Юрьевич… Он был причиной ежедневных истязаний и мучительного сна… Молить о близости человека, который даже не был заинтересован во мне абсолютно — так наивно, но ничего не могу поделать. И вот появляешься ты… Со всей своей любовью к коротким юбкам и нуждой в добром не братском слове. Наше общение… Было панацеей. Прости, прошу, прости, что довёл до такого. Надо было прекратить всё раньше, какой же глупый. Столица всегда была права… Я никчёмный, годящийся лишь для добычи алмазов… Вот и вся моя задача… Глупый мальчишка, который заигрался и сам влюбился… Прости… Умоляю… Не ненавидеть меня ещё больше… Видеть это в твоих глазах просто невыносимо… — слёзы вновь рекой полились из чистых как озёра глаз, крупными каплями стекая по пухлым щекам, собираясь на подбородке и впитываясь в тонкую ткань домашней майки. Холодные, солёные, невкусные, прямо как сам он… Израненный ангел с обломанными крыльями… Глупец без мечты… — Я никогда бы и не думал ненавидеть тебя, — удивлённо произнес Дугар, постепенно догадываясь, какую конкретно реакцию сочли за ненависть. — Могу я сказать кое-что странное, раз мы перешли на искренность? От чего-то так радостно видеть тебя и так горько видеть твои слёзы… Айхан, ты обманывал меня, претворяясь другой личностью, но те слова, поднимающие меня с колен, были от тебя, верно? Та нежность была полностью твоей, те шутки и фотографии котов на подоконниках, — крепкие руки утёрли град слёз, накрывая щёки, приподнимая голову прекрасного ангела, чтобы вновь взглянуть в его чистые глаза. — Мне нравишься ты, как человек, как личность, даже если у этой личности нет милых кудряшек и её голос совсем не тоненький. Не знаю, как так вышло, но мне совсем не стыдно прямо сейчас говорить тебе это в глаза. В глубине души, думаю, я даже рад твоему происхождению как городу, а не как человеку. Ведь наши жизни длятся дольше, и расставание произойдет совсем не скоро. Знаешь, во что я влюбился с первого взгляда? В твои глаза. Твои глаза настолько прекрасно сверкали в том полумраке, от них было просто невозможно отвести взгляд, — большие пальцы рук нежно поглаживали бархатную кожу, стирая остатки влаги с раскрасневшихся щёк. — Я не прошу тебя поверить, всего-то услышь. Я люблю тебя, Айхан. Эта история на самом деле глупая, но мне не хочется от неё уходить, — руки невесомо пробежались до подбородка к шее, перескакивая на острые бледные коленки. Наклонившись, Ангарский оставил на каждой из них несколько поцелуев, поднимая взгляд надежды на парнишку. Табун мурашек покрыл всё тело от поцелуев, вновь наливая лицо и уши кровью. Смущение зарывало с головой, а сердце стучало слишком сильно, пульсируя в каждой вене на теле с невероятной силой. Кажется, будто мир вновь приобрёл утерянные краски, а на месте поломанных крыльев начинают расти новые и раны совсем не кровоточат. Всего-то небольшое количество слов действовало куда эффективнее годового обмана себя и другого человека. Чувства переполняли грудь, не застревая в ней, скорее растворяясь, впитываясь и вновь возрождаясь. Нутро кипело, оно хотело большей близости и Саха, отбрасывая здравый смысл куда-то в сторону, бросается мужчине в объятия, готовые в ту же секунду. В чужих руках так тепло, как никогда, так впервые уютно, так невообразимо хорошо… Человек, которого он любил, принял его всего, со всеми недостатками и дурными мыслями в голове, не посчитал гнусным лжецом и забыл грех, представляющий из себя довольно объемную ношу. Может, это было всё испытание на пути к настоящему счастью? Может, все пролитые слёзы были ради белой дорожки в завтрашний день? Он не знает, только крепче сжимает кольцо рук, пытаясь прижаться каждым сантиметром тела, вдыхая терпкий одеколон, пьянящий до нового приступа безумия, но уже куда более приятного и расслабляющего. — Спасибо… Спасибо, что остался рядом. Спасибо, что не ушёл. Я тоже… Тоже люблю тебя… Ты первый, кто показал мне эти чувства. Пожалуйста, возьми их все. Они только для тебя одного, честно-честно, — доверительный взгляд устремился вновь вверх, натыкаясь на самую лучшую в мире улыбку. Кто же знал о существовании яркого чуда на всегда угрюмом, иногда саркастичном, лице. Хотелось сделать всё возможное, только бы улыбка оставалась такой же яркой и такой же родной всегда. — Наверное, слишком спешу, но можно тебя поцеловать? Просто я мечтаю об этом последние минут пять точно, — Дугар смешно смущался, делая вид, словно так и надо и кожа у него от рождения с розовинкой. Он косо поглядывал на не менее смущенное лицо, но с небольшой улыбкой, которая не могла выйти ровной из-за волнения и недавней истерики. — А… Ой, что? Наверное, да? Стой-стой, в губы прямо? — мальчишка смешно размахивал руками, прикасаясь к своим губам и оглядываясь в поисках чего-нибудь в конец концов, даже утюг подойдет как предмет для гипнотизирования. — То есть… — Целуй! — резко выпалил тот, зажмуривая глаза так крепко, как только мог. — Что? — Целуй скорее, пока я не умер от всей этой неловкости! — крик был полушёпотом, хотя оглушал не хуже визга во всё горло. Или же это эмоциями так мощно заложило уши? Это было то, ради чего стоило жить, да и затеивать всю авантюру в целом. Такая мысль ненароком проскочила в обоих головах, перескакивая с одной макушки на другую. Ангарский медленно наклонился к приоткрытым губами, неумело от растерянности касаясь их, размазывая почти по воздуху всё, только после набираясь смелости и утягивая парня в глубокий поцелуй. Наверное, за несколько минут, он вложил туда все свои чувства, выкапывая из всех потайных уголков души, высыпая самые крошки, стряхивая остатки из самых глубин. Отдался без остатка, совершенно ни о чём не жалея, только приправляя коктейль самым лучшим мастерством поцелуя. Айхан был сладким на вкус, как настоящая конфета, податливым и очень мягким. Его не хотелось отпускать, пусть и тяжело дышать, пусть губы уже болят, это казалось совсем неважным. Сбитое дыхание теснилось рядом с тихим постаныванием от удовольствия момента и это как ничто иное срывало крышу, ударяло в голову лучше крепкого алкоголя и самого качественного наркотика. Первый поцелуй всегда представлялся как что-то прекрасное, как это было рассказано многими очевидцами, и голубоглазый всё ждал своего заветного часа опробовать сладкий плод человеческой любви. Мечта подарить его самой красивой девушке, которую он встретит, резко сменилась на желание отдать его конкретному парню с самыми привлекательными губами на свете. И вот теперь, наверное, уже можно было спокойно отходить в мир иной. Плод оказался сладок, жарок, настолько хорош, что сдержать порывы тела выгнуться навстречу были невозможными, как и остановить звуки, схожие с пошлостями на порно сайтах, хотя и более тихие. Отстранившись, губы мужчины цепочкой поцелуев спустились к шее, ключицам, плечу. Такие желанные изгибы, реальные и по-настоящему прекрасные, словно ожившее произведение искусство. Любоваться хотелось на это часами, нет, днями, изнывая от необходимости прикоснуться. Острые зубы не смели порочить бледную девственную кожу, пропуская горячий язык вперёд, старательно облизывающий каждый сантиметр кожи своими окольными путями. Солёная кожа приятно воздействовала на вкусовые рецепторы, становясь любимым деликатесом. Парень подрагивал в крепких руках, прикрывая глаза и закусывая губу, борясь со своей неловкостью глубоко в груди. Было приятно, пугающе приятно, ведь до этого ничего подобного не происходило. — Дугар, прошу, — тонкие ручки упирались в широкую грудь, пока их хозяин задыхался в новых ощущениях. — Что такое, тебе ведь нравится? — с привычной хитрецой отвечал сибиряк, старательно выцеловывая ямку у основания шеи. — Это так неловко… Пожалуйста… Давай в следующий раз… Я сейчас взорвусь от прилива крови к щекам, — кусая губы, Саха пытался внятно донести свою мысль, как-то даже облегчённо выдыхая, когда тёплые губы отодвинулись на безопасное расстояние от его шеи. — Как скажешь, мой алмазный мальчик. Только не ломай себе больше крылья, договорились? — широкие ладони легко спрятали в себе две маленькие, немного сжимая для указания на полную серьёзность слов. — Обещаю больше не ломать себе крылья. А… А ты… Пообещаешь… Пообещаешь быть со мной рядом.? — тело дрогнуло, припоминая недавние эмоции, подаваясь навстречу теплу, источник которого находился совсем рядом. — Обещаю быть с тобой рядом. Всегда. Что бы ни сказали остальные. — И что бы не сказали твои друзья? — И что бы не сказали мои друзья. Конечно, мой ангел, я буду рядом при любых обстоятельствах, — усмехнувшись, его губы прикоснулись к тонким запястьям рук, на мгновение, теряясь в их холодном жаре. — Хей, ты что, не смущай! — А если я попрошу тебя опять надеть юбку для меня, ты будешь также смущаться? — А ты попросишь надеть юбку? — Я просто спросил. — И-извращенец… — Да ладно, ты меня и без юбки тоже возбуждаешь. — Ч-ч-что? И-извращенец. Больше так никогда не говори вслух. Дурак! Айхан отчаянно размахивает руками, бесполезно пытаясь защититься от пошлостей, пока его не сгребают в охапку, поваливая на пол в крепких объятиях. Парни долго смеются над всем этим, а потом ещё из-за глупой шутки и, кажется, так и начинаются самые счастливые истории отношений: со смеха, улыбок и множества идиотских историй, одной из которых будет их собственная история. Солнце уже давно ушло за горизонт, погружая комнату в приятную синеву ночи. Кусочек звёздного неба виднелся сквозь неприкрытую часть окна, пропускающего немного городского освещения фонарей внутрь. Где-то вдали слышится противный скрип качелей, поздние собачники водили своих породистых псов по округе, видимо, тренируя только команду «голос». Множество людей проезжало рядом по автостраде по своим делам, в свои маленькие коробочки квартиры заниматься своей маленькой семьёй и ещё меньшим собой. Жизнь кипела, бежала вперёд сквозь историю даже в такой поздний час. И только на пятом этаже небольшой высотки жила любовь, замедляющая время, по крайней мере, для них двоих.