Шипы алых роз

— Джим, ты занят? Когда звонит лично Майкрофт Холмс, даже не его верная Антея, да ещё с таким вопросом, шутки неуместны, поэтому Мориарти проглотил тысячи заготовленных усмешек и ответил предельно серьёзно: — Что-то с младшим братцем? О ком они оба могли беспокоиться больше, чем о Шерлоке? — Да, — донеслось из трубки. — Помнишь, во время моих сложностей с Лестрейдом, ты предложил мне одну твою разработку, способную избавить от любви? — Под «некими сложностями» ты подразумеваешь тот период, когда ты тоннами отхаркивал лепесточки? — Именно. — У Шерлока тоже ханахаки? — Если ты знаешь другую болезнь с теми же симптомами, тебе светит нобелевка. Ну так как? — Без вопросов, Майк, — Джим прижал телефон ухом и пытался влезть в штаны. — Она даже чуть доработана с того времени. Результаты неплохие, только… — Бесчувственность, я помню. С этим разберёмся потом. Сейчас мне важно, чтобы Шерлок не умер у меня на глазах. — Он нам этого не простит, — Джим справился со штанами, а теперь раздумывал, как натянуть рубашку, не отрывая телефон от уха. — Мне не простит. Про тебя он вообще не узнает. Положи на тумбочку и включи громкую связь. — Угу, — Джим последовал совету, даже не спрашивая, откуда политик узнал о его проблемах. Если даже в квартире напиханы камеры… плевать. — Где вы сейчас? — Джим, конечно, мог и сам выяснить, но к чему сейчас понты и потеря времени. — Там же, где он прыгал с крыши. Все дороги ведут в эту больницу. Через сколько нам ждать лекарство? Боюсь, тут счёт идёт уже на минуты. Этот гений скрывал своё состояние до последнего… — Минут через пять, ждите! — Джим нажал отбой и тут же начал новый набор. — Басти, дело срочное… Да, как всегда. Не болтай, а слушай.

***

У входа в палату Шерлока Джим увидел почти драку. Нападающим был Джон, что пытался прорваться внутрь, но Майкрофт непоколебимой статуей встал на его пути. До Джима донёсся их разговор: — Нет, Джон. Только не ты. — Я его лучший друг, чёрт побери! Майкрофт уйди, не вынуждай меня применять силу! — Друг. Да. Друг, который предпочёл не замечать, как Шерлок мучается. Постоянно болтал о своей свадьбе, о том, какая прекрасная у тебя Мэри. Уходи, Джон! У тебя медовый месяц вроде бы? — Майкрофт… я… — Ты. Из-за тебя он задыхается сейчас. Из-за тебя умирает. Если твои чувства действительно чисто дружеские, я тебя не виню. Совет тебе, да любовь. Но если ты просто боялся осуждения общества, хотел быть как все, и тем оттолкнул того, кто любил тебя всем сердцем, ты не войдёшь туда. Ты этого не достоин. Если Шерлоку суждено умереть, он умрёт в окружении тех, кто любил его. — Майкр… Возможно, Ватсон действительно врезал бы политику и завязалась бы потасовка, на которую ни у кого не было времени, но Мориарти ввинтился между ними, ненавязчиво отпихивая друг от друга. — Так! Брейк! Ваша мама пришла, молочка принесла! Где больной? Ему пора делать клизму! Или укол? Не перепутать бы! Майкрофт выдохнул с явным облегчением, схватил Джима за грудки и втащил в палату. Джон, воспользовавшись тем, что противник отвлёкся, втиснулся следом. Мориарти отметил это и тут же забыл. Всё его внимание занял Шерлок. Ничком лежащий на больничной постели Шерлок. На постели, усыпанной лепестками алых роз. — Что б тебя… — Джим почти сумел удержать лицо, но не сдержал возглас. — Выйди, Джон! — Майкрофт переключил внимание на Джона, и Джим подошёл к постели сыщика один. — Хей, кудряшка! Не прикидывайся, что тебе хуже, чем есть! Хоть глаза открой! Чудо, но сыщик услышал. И послушался. — Круть, — Мориарти уложил на прикроватный столик маленький блестящий саквояж из золотистого металла. — Это хорошо, что ты соображаешь. Всё же, такие решения человек должен принимать сам. Холмс, значит, дела такие. У меня тут, — Джим чуть похлопал по саквояжу, — одно вещество. Недавняя разработка. Не скажу, что панацея, но когда выхода нет… Ты, я тут вижу, розочки в лёгких нарастил. Ещё чуточку, и они тебя удушат. Это один вариант. А второй — мой укол. Розочкам настанет хана. Но вместе с ними… хана настанет и чувствам. Ты и так не слишком эмоционален, а станешь ещё хуже. Вообще утратишь способность любить, сочувствовать, жалеть… и всё такое прочее. Холмс-младший посмотрел в глаза Мориарти. Дыхание со свистом прорывалось сквозь его горло, будто через шипы. Он закрыл глаза и снова открыл. — Принимаю за знак согласия… — Джим чуть отвернулся, достал ампулу с золотистым содержимым и шприц. — Но Шерлок, есть ещё один вариант. Справиться с этой любовью самостоятельно. Как твой брат. Он тоже начал было кашлять лепесточками герберы, но не улёгся в кровать, а отправился к тому инспектору, Лестрейду вроде. И когда тот заявил, что не приемлет мужеложество… Посмотри, Холмс! Майкрофт сумел справиться с чувством! Уверен, ты тоже сможешь, если постараешься… — Джим врал, надеясь сам не зная на что. Он не успел забыть то их рандеву с Майкрофтом, когда тот протянул ему руку и не терпящим возражений голосом велел: «Коли, Джим». Но Шерлок в некоторых аспектах всё же превосходил брата. Сыщик столько раз совершал невозможное. Вдруг сподобится и на этот раз? Но нет. Джим увидел, как Шерлок чуть покачал головой, не сводя с него глаз. Ладно. Видимо, вариантов нет. — Холмс… поверь, я не хочу своими руками превращать тебя в бесчувственную машину… Джим ещё раз окинул взглядом помещение, утопавшее в цветочных лепестках. Он и сам любил алые розы. У него они тоже были любимыми цветами, как и у Джона. Как и у Джона… Джим обернулся. Джон и Майкрофт стояли друг напротив друга как бойцовые петухи, но Шерлок на них не смотрел. С момента как они вошли, он не сводил глаз с самого Джима, а присутствие Джона ему было безразлично. — БА-ЛЯТЬ, ХОЛМС! — от крика Джима, битва прекратилась, брат и лучший друг сыщика обернулись в их сторону. — Ты же не хочешь сказать… — Джим положил так и не открытую ампулу и шприц обратно в саквояж и шагнул к Шерлоку, — не хочешь сказать, идиот, что любишь… вовсе даже не Джона. А что ты любишь… меня? Ладони ложатся на лицо, зрачки смотрят в зрачки, а потом Мориарти наклоняется и целует Шерлока, а Джон и Майкрофт в шоке наблюдают за этим. Поцелуй длится недолго. Джим отстраняется, Шерлок чуть переворачивается и заходится в кашле. Десятки, сотни лепестков кружатся над ними. А потом сыщик делает вдох. И чуть глубже следующий. Ещё и ещё. И с каждым разом его лицо становится чуть менее бледным, а дыхание — чуть менее шумным. — Джим… — он чуть откашливается, и на постель падают уже не лепестки, а шипы. Шипы алых роз. — Джим… — он поднимает голову и смотрит на Мориарти. — Гораздо лучше, когда они снаружи, — Шерлок не столько говорит, сколько хрипит, но это хороший знак. — Ещё бы, — Джим стряхивает и шипы и лепестки с одеяла и присаживается. — Внутри им совсем не место. Джон и Майкрофт так и застыли, вцепившись друг в друга и глядя на Шерлока. Нельзя сказать, что сыщик готов тут же вскочить и побежать, но глаза его снова блестят, полные жизни, а лёгкие уже куда лучше справляются с дыханием. И всё лучше и лучше с каждым вздохом. — Холмс! — Джон рванулся из рук вздрогнувшего Майкрофта, обогнул кровать и тоже присел, с другой стороны. Старательно игнорируя Джима. — Шерлок, — врач положил руку на запястье сыщику. — Не пугай нас так больше. И… когда ты, наконец, научишься говорить о том, что у тебя внутри? Во всех смыслах? Майкрофт несколько минут смотрел на эту идиллию, пока не поймал благодарный взгляд младшего брата. Тот, наконец, отклеился от разглядывания Джима, затем Джона, и удостоил взглядом старшего. Шерлок чуть кивнул ему, и Майкрофт облегчённо выдохнул. И снова подскочил, от лёгкого покашливания. Обернулся. В дверях обнаружился недавно упоминавшийся Грегори Лестрейд. С небольшим букетом. Слава небу, не алых роз и не гербер, а почему-то фиалок. Правда потом выяснилось, что это такие конфеты. — Кхм. Майкрофт. Мистер Холмс. Я пришёл узнать о состоянии Шерлока, — Грег посмотрел на этого самого Шерлока с явным и искренним облегчением. — И… поговорить с вами, если вы не против. Холмс старший положил конфеты прямо на золотистый кейс и вышел из палаты, подавая пример полицейскому. Закрыл за собой дверь. — Слушаю вас, инспектор. — Майкро… Мистер Холмс, прошу, не нужно так официально. И так холодно. Я по поводу того вашего… признания. Я всё думал об этом. Я не был готов. Меня это напугало, и… Я знаю, что вы загасили в себе эти чувства ко мне, их больше нет, иначе, уже не было бы вас. Но… Лестрейд закашлялся, прикрывая рот рукой. На его предплечье остались лепестки. Жёлтые лепестки лютика. — Придётся вам загасить и ваши, — холодно сказал Майкрофт. — Да, понимаю. Вы имеете полное право, — Лестрейд прокашлялся снова. Лепестков стало больше. — Но может… Может… возможен другой выход, и получится снова зажечь ваши? — Я вколол себе четверть дозы препарата, гасящего чувства. У меня зашло не так далеко как у брата, поэтому обошлось этим. И побочка слабее. Думаю, в вашем случае укол уже необходим. А дальше… посмотрим, Грегори. Но трудно требовать от меня огня, когда вы сами погасили его, оставив лишь пепел. — Знаю… — столько всего было в этом тихом «знаю», и прежде, ничего не было бы для Майкрофта важнее, но не сейчас. И всё же, Холмс-старший не стал ждать, когда Лестрейда снова скрутит кашель и открыл дверь в палату. — Идёмте. Я могу сам сделать вам укол.