Пожалуйста, давай уйдем отсюда?

▼ - Люблю тебя, — хоббит почувствовал последовавшее за словами прикосновение горячих губ и прильнул к дракону. За каких-то два дня он настолько привык к его теплу рядом, что уже даже не представлял, как жил до этого — без таких родных рук, заботливых и согревающих, без этого нежного взгляда. Без его дракона. - И я тебя... Что нам делать? Нам надо придумать, как тебя спасти, ведь они придут и... ты же уйдешь со мной? Пожалуйста, пойдем, они убьют тебя, я не хочу, не могу допустить, чтоб они причинили тебе вред, пожалуйста... Давай уйдем отсюда? Здесь так плохо, пожалуйста, давай уйдем? Мы что-нибудь придумаем, мы сможем незаметно пройти, и они никогда, слышишь, никогда нас не найдут, пожалуйста... — он снова затараторил, содрогаясь от одной мысли, что это реально, что его счастье могут отобрать, прервать жизнь этого прекрасного создания, и боясь, что дракон опять не дослушает и отмахнется, что он не понимает серьезности угрозы, нависшей над ним. Дракон уже не слушал его сбивчивые уговоры, он любовно оглядывал горы золота, поблескивающие в сумраке пещеры. Всего два дня ему потребовалось, чтоб привязать к себе эту букашку, вынудить его предать друзей и рассказать, что они задумали. Конечно же, он не утруждал себя ни принятием человеческой формы, ни даже разговором вслух — зачем, если можно легко проникнуть в его разум и просто рисовать в его глупой голове те образы, которые ему были нужны. Дракона не страшили ни отряд гномов, ни даже этот волшебник в серой хламиде. Дракон скучал. Дракон нашел себе игрушку. - Не переживай, родной, мы справимся, я уберегу свое сокровище... мы со всем справимся вместе, — он безразлично покосился на крохотное изможденное тельце, висящее в металлических кольцах, торчащих из стены, приподнял его подбородок кончиком хвоста и брезгливо посмотрел в серое осунувшееся лицо с прилипшими к покрытому испариной лбу кудряшками. Хоббит уже даже не мог говорить вслух, во рту давно пересохло, и весь диалог происходил теперь только в его фантазиях. Он не чувствовал ни окоченевших, помертвевших за два дня в тугих кандалах рук, ни ледяного пола, ни голода, ни жажды — милосердие, которое мог позволить себе скучающий дракон.