Зеркало

— Сколько лет прошло? — Нил внимательно посмотрел в глаза напротив. — Пять? Десять? Пятнадцать? Двадцать? Сколько бы лет не прошло, они не будут иметь значения. Нил скривил губы в улыбке. Он больше не тот мальчишка. Он вырос. Шрамы на руках скрывали татуировки, многие из которых повторяли татуировки на руках Эндрю. Они больше не в Пальметто, они давно переехали в Калифорнию. Он играет в национальной сборной. Он — в пятёрке лучших игроков Америки. Он живёт с Эндрю под одной крышей. У них двое котов. Он давно не носит линзы и не красит волосы. — Ты правда думал, что сможешь так просто от меня убежать? Комнату рассёк смех. Холодный. Леденящий душу и тело хохот. Он слышал его раньше. Очень давно. Комната закружилась. Он снова в Эверморе. Он стоит на коленях. Руки стянуты ремнём за спиной. Страх накатывает, огненной волной струясь по венам. Рико наступает на его голые бёдра, прямо на свежие синяки и порезы. Его же подарки. Оскал животный, хищный, садистский. В его руках вновь блестит лезвие. Очередная ночь. Морияма ведёт кончиком ножа по щеке. Нил сжимает руки в кулаки, стискивает зубы. Внутри вдруг поднимается давно забытое чувство. Паника. Что-то не так. Нил не понимает. Ежедневные пытки имели один недостаток — Нил смог привыкнуть к ним. К боли можно привыкнуть, можно научиться абстрагироваться от неё, думать о другом, отвлекать себя, не давать телу утонуть в этом омуте страданий и истязаний. Не позволить палачу насладиться криками, мольбами и гримасой ужаса. Не дать ему того, чего он так желает и о чём грезит каждую свободную минуту. Человека нельзя сломать физически. Только если сломать его дух, его разум. А если каждый раз цепляться за что-то в своём сознании, за какой-то образ в своей памяти, если знать, зачем всё это, то сломать не получиться. И Натаниэль Нил знал, зачем ему всё это. В такие минуты он вспоминал Лисов. Вспоминал рыже-белый стадион. Вспоминал огромный отпечаток лисьей лапы. Вспоминал полные трибуны людей, которые скандировали их имена. Вспоминал Кевина, который стоял рядом, положив руку ему на глаза, когда он только попал в Пальметто. Вспоминал Ваймака, серьёзно глядевшего на него. Вспоминал Мэтта, дружески трепавшего его по плечу. Вспоминал Ники, назвавшего его своим другом. Вспоминал дружелюбную улыбку Рене. Вспоминал по-матерински тёплый и заботливый взгляд Дэн. Вспоминал смелый и гордый взгляд Элисон, в котором не было ни страха, ни боли после смерти Сета, лишь ярость. Вспоминал Аарона, во взгляде которого читалось немое предостережение, неумело прикрытое «отвращением» и «безразличием. Вспоминал Эндрю. Его глаза. Его руки под своей футболкой. Он вспоминал всё, что их связывало. И это не давало ему сдаться. Не давало сломаться. Это держало его на плаву. Он попытался вспомнить их снова. Но все светлые воспоминания внезапно вылетели из его головы, словно кто-то просто удалил их, нагло стёр без права на восстановление. В голове был лишь холодный хохот, ледяной блеск ножа, занесённого над ним, и шершавый пол под голыми ногами. — Ты правда думал, что они будут помогать тебе всегда? Голос прозвучал прямо в его голове и лезвие вошло в грудь до середины. Воздух исчез. Всё внутри сжалось в единый комок. — Тут только ты и я. На нож надавили сильнее и он вошёл по рукоять. Нил задохнулся и раскрыл рот, выдыхая шумно и стараясь не потерять сознание от боли. Сорвётся — потеряет всё. Позволит сознанию ускользнуть — проиграл. А он не имеет право проиграть. Это не только его игра. Он не может подвести остальных. Слишком многие поставили на него. Он просто не может. Перед глазами звёзды. Боль, кажется, в самих костях. — Сдайся. Ты не герой. Незачем бороться. Они не видят тебя. Он не видит тебя. — Иди нахуй, — коротко просипел Нил и тут же вскрикнул. Нож начали проворачивать. — У нашей шавки зубки есть. Уже представляю, как вырву каждый из них. Голыми руками. Сложу в коробку. Обвяжу красной лентой. И отправлю ему. Как он запачкает свои руки твоей же кровью. Нож резко выдернули, и на пол закапала кровь. Рико присел и заглянул в лицо Нилу. Посмотрел с прищуром и, поднеся лезвие к своим губам, одним слитным движением провёл по нему языком, слизывая алые капли. Нил смотрел не мигая. — Нет никакого смысла бороться, Натаниэль. Я наконец понял. Мне никогда не нужен был Кевин. Он был лишь жалкой пародией. Мне никогда не нужен был Жан. Он был просто заслонкой, ширмой, временной заглушкой. Я всегда и везде искал тебя. И нашёл. Нам не нужно соперничать, нам нужно объединиться. Вместе мы составим более смертоносный дуэт. Мы победим их всех. Мы станем самыми великими. Мы станем королями Экси. Мы станет королями этого мира. Мы лучше их всех. Мы свергнем богов с Олимпа! Морияма снова расхохотался и запрокинул голову. — Я смогу дать тебе всё, о чём ты мечтаешь. Всё, что никогда не смогут дать тебе эти отбросы. Всё, что никогда не сможет дать тебе эта жалкая сиротка. Мы заставим весь мир упасть к нашим ногам! Тебе лишь нужно согласиться. Рико быстрым движением закатал рукав чёрной рубашки и рывком вспорол кожу на предплечье, оставляя десяток кровавых полос. Улыбнувшись совершенно сумасшедшей улыбкой, он разорвал кончиком ножа собственную ладонь и протянул ее Нилу. Тот с удивлением понял, что его руки свободны, и как-то бессознательно, будто против своей воли, поднял одну из них. Лезвие сверкнуло и на его ладони появился глубокий надрез. — Всё, что тебе нужно, это просто согласиться. Одна сделка и мы добьёмся всего. Мы не враги. Мы абсолютно одинаковые. Мы одно и то же, Натаниэль. Нил резко отдёрнул руку, которая была в сантиметре от ладони Рико. Сердце колотилось. От каждого вздоха боль в груди усиливалась. — Мы никогда не будем одинаковыми. Никогда. Улыбка Морияма померкла. В глазах загорелась ярость. — Что же… Он встал и прокрутил в руке нож. — А я думал, что за те годы, пока мы не виделись, ты поумнел. Но я, судя по всему, ошибся. Ну ничего. Мы тебя воспитаем. У меня достаточно терпения. А пока мы с тобой поиграем. Я заставлю тебя согласиться. Он медленно прошёл за его спину и, взявшись за подбородок, заставил запрокинуть голову. Металл у горла. — Никто тебе не поможет, Натаниэль. Никто. Нож снова вошёл по рукоять, разрезая плоть. — Даже он. Нож вспорол горло. Кровь хлынула на бетон. Горячая и густая. Чёрная. Она начала наполнять комнату. Нил вдыхал ее, давился, задыхался, захлёбывался. Она заполняла его уши, желудок, лёгкие, пищевод, рот, проникала в нос. Она заполнила собой каждую клеточку его тела. Она полностью заполнила его, до краёв. Даже глаза. Слёзы, вдруг полившиеся градом, были алыми. Кожа будто покрылась коркой алой жидкости. Вязкой. Клейкой. Нил не мог пошевелиться. Она застыла, но была ещё жидкой. Она стекала и застывала. Она лилась будто из бесконечного источника. Всё вокруг было алым. Весь мир, сузившийся до этой комнаты. — Ты всегда был и будешь моим. Только моим. Целиком и полностью. Ты принадлежишь только мне. Шёпот на ухо. Он эхом отдаётся в заполненной голове. Звучит так громко и ясно. Оглушительно. Он мешается с кровью и заполняет вместе с ней всего Нила. Всего Натаниэля. Нил опускает глаза. Вода в раковине кристально чистая. Снова поднимает взгляд и смотрит в свои голубые глаза. За дверью ванной слышится шорох, тихое мяуканье и знакомый голос, извещающий всех о возвращении домой второго хозяина квартиры. Нил поворачивается к окну, из которого льётся приятный мягкий свет июньского солнца. А после опускает глаза на свои руки. В правой зажат нож, а по предплечью второй стекает кровь. Десяток кровавых полос, свежих и сочащихся кровью. Ладонь вспахана двумя порезами, накрест пересекающимися в середине. Он опускает ладонь в прозрачную воду. Она обволакивает приятной ледяной оболочкой, медленно стирая кровь. Нил вздыхает и поднимает глаза. Из зеркала смотрят два чёрных озера. Вода в раковине чернеет. Нил сам слышит свой крик, но голос в голове вновь начинает говорить, перекрывая всё вокруг. Чужая рука размазывает чужую кровь по его щеке.

Тебе не скрыться от меня. Убегай сколько хочешь. Тебе никто не поможет. Я всегда буду с тобой. Здесь только ты и я. Тебя никто не спасёт. Мы одно целое. Натаниэль. Ты принадлежишь только мне.