поезд следует в депо ты на дно, и я - на дно
/////
когда гаснут камеры, и они действительно остаются одни. - джэ, ты теперь уедешь в америку? у кан ёнхёна - срыв, очередной приступ паники и полупустая бутылка из-под виски. у кан ёнхёна внутри - ебейшая боль, чувство утраты и алкогольная интоксикация. у кан ёнхёна - скинутое покрывало на пол, разбросанные бумажки с недописанными текстами. у кан ёнхёна - на пороге джэхён, который только что выложил пост о том, что всё кончено, и он покидает агентство. - эй, приятель, ну ты чего, - успокаивая, шепчет джэ. – я рядом. мы всегда будем рядом. и будем одной семьёй, слышишь? мы никогда не станем меньше day6, чем мы уже есть. джэ присаживается, мягко обнимает за плечи, обводит руками вокруг его талии. прижимается к кан ёнхёну всем телом, дышит в рёбра. ему так же чертовски тяжело, как и ёнхёну. но именно ёнхёну джэ обещал сладкие мечты: «будем сиять на сцене вместе и в 30, и в 50, и в самый последний день этой грёбанной жизни». поэтому джэ не имеет права сейчас взять и уйти. потому что джэ понимает, что ёнхёна окончательно разрушит. вся эта реальность как лезвием по венам проходится, впивается, оставляет открытые раны. кан ёнхён по-настоящему позволяет себе рыдать. тупо рыдать, пока внутри не останется никаких чёртовых смыслов, за которые он так старательно пытался держаться. - ты ёбанный мудак, пак джэхён. это вызывает слабую улыбку на лице джэ. да, лучше уж быть мудаком, чем предавать себя, терпеть и однажды окончательно выгореть. это всё айдольская система, в которую джэ ввязался. в которой тонет сейчас и ёнхён. в которой тонут все его ребята. - я так бы хотел, чтобы мы все переехали в америку и открыли своё агенство, знаешь, ёнхён? - я так бы хотел, чтобы мы не были повязаны на контрактах и глупых правилах. - я так бы хотел, чтобы в этой сраной жизни моя карьера не зависела от настроения этих ублюдков, которые просто мечтают кончить мне на лицо. - я так бы хотел… ёнхён обнимает в ответ крепче. ёнхён такой чертовски пьяный, и он понимает, они все понимают, но как же хочется упиться так сильно, чтобы оказаться в своих мечтах. - я так люблю тебя, мудак пак джэхён. и это звучит так безнадёжно, так отчаянно, так вредно. - я тебя тоже, мудила ёнхён. джэ сидит ещё пару минут, и уснуть на полу ёнхёну не позволяет. находит почти пустую бутылку и делает глоток. горло обжигает, а в животе делает жарко. ёнхён тянется рукой за виски, но натыкается лишь на джэхёна. он как бы всем своим видом даёт понять: пора остановиться. и ёнхён бессильно прекращает все попытки бороться. джэ отводит его в постель, скидывает кеды и укрывает одеялом. в сеульской квартире ёнхёна джэ чувствует себя приятнее всего, сколько бы ни пытался он найти покой где-либо ещё в этом странном городе. уезжать куда-то совсем не хочется, не хочется давать десятки интервью. хочется действительно забрать всех в свой маленький мир и двигаться вместе куда-то дальше, к общему будущему. но джэ пытался. джэ слишком долго и много делал для этого всего. кроме ребят и сотни верящих в него фанатов, были ещё и люди, которым нахрен оно всё не упало, которым действительно было похуй на него. и хочется просто курить, трахаться, выпускать треки и пить шампанское. но на телефон приходит миллионы сообщений о том, что он всё похерил, и у теперь у него «не осталось ничего». но джэ ёнхёна обнимет, уткнётся в макушку, и будет долго и крепко спать, и видеть красочный сон, где нет преград и всё возможно... и утром поверит в него.///
всё, всё, всё получится. ты делаешь глубокий вдох. осенняя хандра бежит к тебе. переполох. жизнь порой как по кольцевой, как по кольцевой.