Наследие Листа

Райдэн.       Проснулся.       Луч солнца скользнул по стене и остановился на лице, словно приказывая открыть глаза. Комната не моя. Совсем не похоже на то место, где я жил прежде. Светлые стены, украшенные картинами и фотографиями природных ландшафтов, широкая деревянная кровать и новый матрас, который не колется соломой. Белый потолок вместо деревянных перекрытий, потемневших за годы. Пышное теплое одеяло вместо сырого пледа. Сухой запах свежести вместо сырости морского бриза. Всё происходящее казалось вымыслом не проснувшегося мозга. Растирая лицо, чтобы прогнать остатки сна, я остаюсь лежать. Слух не обманывает – жители дома уже встали. Где-то далеко слышатся голоса, но совсем не разобрать слов. Из симфонии звуков отчетливо слышен звонкий смех, словно свирель, маленькой девушки, за которой я решил уйти. Бросить всё, что имел, лишь бы лицезреть ее перед собой ежечасно.       «Нельзя быть таким жадным».       Тяжелые шаги по лестнице заставляют все тело напрячься, и я притворяюсь, что до сих пор сплю. Дверь в спальню открывается: - Пора вставать, Райдэн, - мужской голос прогоняет остатки сна, - спишь так же крепко, как и твой отец.       Хозяин дома стоит лениво прислонившись к дверному косяку. Глядя на него, едва ли можно подумать, что он добрый и открытый человек. Высокий, широкоплечий мужчина с длинными руками, острыми чертами лица, скрытыми обтягивающей материей, и длинной шеей. Узкие темно-серые, практически черные, глаза еле заметно подергиваются, в очередной раз изучая меня. Сора часто называла его «стариком», но на вид он выглядел не старше сорока пяти, может пятидесяти, лет, можно было бы дать больше, беря во внимание пепельный, фактически седой цвет волос, которые торчали в разные стороны. - Завтрак на столе. Спускайся, а после мы с тобой прогуляемся, - он бросает фразу и выходит из комнаты. - Хорошо, Господин, - успеваю ответить ему в спину и он замирает, оборачиваясь через плечо. - Не надо меня так звать. - Но… - Ты гость в нашей семье. Не знаю, как ты рос раньше, но между нами нет никакой сословной разницы. Обращайся ко мне по имени. - Я понял, Какаши-сан, - шепчу, опуская взгляд на кулаки, что сжимали одеяло. - Что касаемо Хитоми, - он задумался, а затем улыбнулся глазами, - К ней пока лучше вообще никак не обращаться. Дай ей время привыкнуть.       Проходя по светлым коридорам и разглядывая семейные фотографии украшающие стены, я думаю, что будь у меня такой дом - я бы не выходил на улицу вовсе. Каждый угол, дверь, окно окутывали теплом и уютом. На фотографиях счастливые лица детей и их родителей. Нелепые позы и смешные эмоции малышей, пойманных фотографом в самый неподходящий момент. Чуть ниже по лестнице фотографии более старые, покрытые желтоватой пленкой, которая появляется с годами. Хитоми-сан и Какаши-сан, молодые, в свадебных убранствах в окружении близких людей. У входа на кухню я останавливаю взгляд на самой большой фотографии: за низким столом, держа в руке маленькую рюмку для саке, восседал широкий мужчина с длинными белыми волосами и красными, как у матери Соры, печатями под глазами. Он был богато одет в темно-зеленый хаори и красное мужское кимоно. На лбу широкий протектор, но с неизвестным мне иероглифом. Сверху, навалившись на него всем телом, обнимает миниатюрная девушка. Я бы подумал, что это Сора, но темный цвет волос выдавал ее маму. Не знаю, что ослепляло больше: их счастливые улыбки или наполненные любовью глаза. Склонив голову, чтобы понять, что же они чувствовали, мне не пришло на ум ничего кроме мысли, что в этой семье никогда не знали бед и несчастий, что пришлось пережить нам. Вряд ли они когда-либо знали о чувствах голода, холода, одиночества или бедности. - Папа, блинчики сегодня просто объедение, - звонкий голос вырывает меня из омута мыслей, и я захожу на кухню. - Доброе утро, - набравшись смелости, я, немного громче, чем должен был, поприветствовал всех и замер, встречаясь с четырьмя парами глаз.       Какаши-сан сидел за столом, держа в одной руке кружку, а в другой ярко желтый томик книги, на обложке которой была нарисована девушка, убегающая от мужчины. Младший сын сидел по правую от него руку, уплетая большую порцию блинов. Он мимолетно поднял на меня лицо, проглотив кусок, широко улыбнулся и помахал рукой. От вчерашней грусти в его глазах не осталось и следа. Тревога, одолевавшая меня утром, исчезает. Ни Какаши-сан, ни его сын не видят во мне врага. Это расслабляет ровно до того момента, пока я не встречаюсь с пронизывающе-холодным взглядом хозяйки дома. Женщина стоит около плиты и пьет кофе, рассматривая меня с головы до ног. Я быстро ей кланяюсь и отворачиваюсь, поспешно присаживаясь за стол.       Маленькая ладошка с тонкими, как прутья, пальчиками появляется перед лицом, аккуратно раскладывая столовые приборы, а после, легким щелчком дотрагивается до кончика моего носа, заставляя голову подлететь вверх и посмотреть на нее. Лицо Соры похоже на освещаемую солнцем фарфоровую фигурку в храме, куда мы ходили с бабушкой. Вокруг нее всегда непонятное мне свечение, в котором хочется остановиться и погреться. Искорки в глазах блестят, как звезды на ночном небесном своде, а голос можно было бы сравнить со сладкими песнями морских сирен из сказок, что гнали моряков на гибель. Я не мог оторвать от нее глаз ни при первой нашей встрече, ни сейчас. - Мне кажется мы об этом пожалеем, - холодная рука ложится мне на голову и разворачивает обратно к тарелке, накладывая порцию пышных блинов и поливая сиропом, - Приятного аппетита, Рен, - а после обращается к своему супругу, - Какие у тебя планы? - Собираюсь познакомить Райдэна с его отцом, а у тебя? - Мне необходимо уладить несколько дел в резиденции, после я к вам присоединюсь. - Я пойду с папой, - мелодичным голоском встревает Сора. - Нет, ты пойдешь на тренировку к Конохамару, а после отправишься на миссию, которую тебе даст Хокаге, - обрывает ее женщина. - Но Рену нужна… - Никаких «но», девушка. Самуи? - Я иду в академию становиться лучшим шиноби без чакры, - улыбнувшись ей, отвечает мальчишка, задрав к потолку вилку. - Вот и славно, - она подходит к Какаши-сану, целуя его в щеку, после дарит свои поцелуи детям и на прощание взъерошивает мои волосы, покидая дом первой.       В Конохе жарко. Я долго стою у забора, ожидая, пока Какаши-сан с детьми выйдут на улицу. Воздух в деревне обжигающе сухой, совсем не такой, как в моем крае. Вместо морской свежести нос улавливает пышный запах зеленой листвы, что скрывали деревню в густых лесах. - Не забудь мне рассказать потом всё, что поведает тебе отец, - шепчет на ухо Сора, отвлекая меня от разглядывания местности. - От любопытства кошка сдохла, - между нами проходит высокая пепельноволосая фигура, разрывая контакт, прежде чем я успеваю ей что-либо ответить - Идем, Рен. - Да, - я подрываюсь за мужчиной, быстро оборачиваясь, чтобы проводить взглядом брата и сестру.       Какаши-сан не торопится в пункт нашего назначения, давая мне возможность рассмотреть обилие высоких светлых домов, многочисленных магазинчиков и ресторанов, где завтракали местные жители. На их светлых лицах улыбки, и это настроение передается всем окружающим. Даже тень в переулках мне показалась уютным местом, в котором хочется скрыться и передохнуть от дневного зноя, не боясь, что там тебя поджидают работорговцы или ниндзя-преступники.       Картина меняется, когда мы выходим на поляну, окруженную высокими деревьями. Земля усыпана плоскими мемориалами, устремляющимися к центру, где стояла высокая стела, сверкая на солнце острым концом. Мы подошли к ней. Какаши-сан долго смотрит, а после указывает на надпись «Обито Учиха». - Когда дети заканчивают академию шиноби, их собирают в команды по три человека и назначают сенсея. Они становятся генинами, выполняя различные миссии. Мы были совсем детьми, когда меня, твоего отца и нашу подругу собрали в команду. Наше детство выпало на тяжелые времена, но твой отец был добрым, веселым и самым неугомонным парнем, которого я знал. Его оптимизм и желание стать самым сильным шиноби в мире меня очень раздражали, и мы не раз с ним дрались и спорили, - маска на его лице незаметно приподнимается, давая мне понять, что он улыбнулся воспоминаниям, - в то время он жил в полной семье, окруженный родительской любовью и заботой. Им двигало желание защищать родных и друзей. Может взрослым и казалось, что наши споры и постоянные придирки друг к другу были вызваны противоречиями, но друг для друга мы были товарищами, которые готовы пожертвовать собой. В последствии он отдал жизнь защищая нас с Рин. - Рин? - Девочка из нашей команды, Рин Нохара. Для Обито она была не просто сокомандницей, она была для него смыслом жизни. Та, кого он полюбил с первого взгляда, оберегал ее и ценил больше всех на свете, - и еле слышно пробубнил себе под нос, - Та, ради кого он всё это развязал. - Я не совсем понимаю, Какаши-сан. - Рен, мне бы не хотелось тебе этого говорить, - он тяжело вздыхает, разворачивая меня к себе и заглядывая в глаза, - но в последствии ты узнаешь о своем отце много нехороших вещей, поэтому я хочу рассказать тебе сейчас эту историю от лица его друга, который был с ним до последнего. Для всех жителей деревни Обито Учиха героически умер под завалами камней во время миссии. Тогда Рин попала в плен к врагу, а мы отправились ее спасать. Умирая, он взял с меня обещание оберегать ее. Мы похоронили память о нем, поэтому на обелиске дата его смерти выпала на четырнадцатилетний возраст. Но мы не знали, что он выжил. - Почему он не вернулся? - Этого я не знаю. Факт остается в том, что Обито очень сильно изменился, когда узнал о смерти Рин. - В каком смысле изменился? - Ради нее он решил изменить мир. Перестроить его заново, создать идеальную жизнь, где все будут счастливы. Но этот путь привел нас к войне. - Вы говорите про четвертую мировую войну шиноби? - Да. - Мой отец был тем, кто ее развязал? – мне становится холодно, хотя температура на улице высока. Озноб покрывает все тело, дыхание прерывается.       Война - это тысячи убитых, это голод, это беспризорные дети, это нищета, в которой мы жили шестнадцать лет. Война это горе, это постоянные слезы моей бабушки, которая потеряла всех по вине шиноби. И во всем этом хаосе виновником был мой отец? - Да, - тихо ответил Какаши, - ты не раз поймаешь на себе осуждающие взгляды, но не думай о нем плохо. В последствии Обито осознал, что слепое желание отомстить миру за смерть Рин не приведет его к ее воскрешению. Он смог принять и осознать свое горе, а после спасти нас всех, когда мы в этой войне начали проигрывать. В последние минуты жизни я вновь увидел в Обито того светлого ребенка, что слепо верил в дружбу и любовь. И когда тебе придется вынести то бремя осуждений из-за его поступков, помни, что каждый человек имеет право на ошибку - важны лишь его конечные решения. Твой отец был добряком, другом и человеком, который не предал свою любовь и веру. Для нас, людей, которые прошли с ним войну, для меня, Хитоми, Наруто, Сакуры и Саске, он герой. И кто бы что ни говорил, я им горжусь.       Мне надо бы улыбнуться. Натянуть на себя ту глупую улыбку, о которой всегда просила бабушка в минуты ее страха за мое эмоциональное состояние. Подарить Какаши-сану понимающий взгляд, но я не смог. Спокойно уставившись на него, я пытался обмозговать сказанное.       «Бабушка, я - отпрыск того, кого ненавидит весь мир. Привет, я вернулся».       Осторожно снимая широкие ладони со своих плеч, я отвернулся к обелиску, рассматривая его имя. Лучше бы я ничего о нем так и не узнал. Слушая историю Какаши-сана, то как он отчаянно называл отца героем, мне стоило бы согласиться, либо остановиться на давно знакомом мне чувстве безразличия к незнакомому человеку. Но после услышанного, я уже представлял перед собой реального человека, и этот человек казался мне монстром. - Рин, видимо, не моя мать? - Нет. - Вы знаете кто моя мама? - Я нет, - прошипел он, - но, думаю, мы скоро все узнаем от Хитоми, - закончил он, и мы замолчали, простояв в тишине несколько минут. - Я не знаю, что сказать, - наконец вымолвил я.       В глазах отца Соры сожаления и горя было больше, чем в моих, а ведь именно я - законный сын этого человека. Я думал, что надо было притвориться, что мне невыносимо больно, что я сожалею, что так и не узнал его при жизни. Но я не чувствовал ровным счетом ничего, кроме тянущего чувства проигрыша. Я не смог собраться и ответить должным образом, расположить к себе людей, с которыми обязан был подружиться. Из-за моей скупости, меня могут выгнать из деревни, вернуть обратно в Морскую, заклеймить бесчувственным монстром, таким же ненормальным, видимо, каким был отец. Все это расстраивало, но раздражало больше ощущение неминуемого разочарования в лице пепельноволосой девушки, которую разочаровывать было нельзя. Запустив пятерню пальцев в волосы, я откинул голову назад, чтобы начать новый разговор с Какаши. - Это нормально, - тяжелая рука легла мне на плечо, - нет смысла скорбеть по людям, которых ты никогда не знал.       Мне перехватывает дыхание. Никогда еще мне не разрешали безучастно отнестись к горю, которое напрямую меня касается. - Пойдем, я тебе еще что-то покажу.       Мы вернулись в деревню, следуя по окраинам, пока не достигли большого квартала, окруженного забором с красно-белым гербом в виде веера на высоких воротах. - Это квартал клана Учиха. Раньше здесь жили потомки твоего рода, но сейчас в этом месте живет только одна семья.       Мы шли вдоль пустующих домов. Построек было так много, что я сбился со счету, сколько людей здесь могло раньше проживать. Моя деревня была вдвое меньше, а здесь жил когда то только один клан. - Что случилось? Почему здесь проживает только одна семья? - Клан Учиха был одним из самых могущественных кланов в стране Огня. Их власть и сила была безгранична, но люди, познавшие могущество влияния, зачастую хотят обладать еще большей силой. К сожалению, клан Учиха погряз в политических играх и был уничтожен. - Уничтожен? – перед глазами возникают воспоминания недавнего нападения на мою родную деревню. - Да, - с тяжестью отвечает Какаши-сан, - это темные дни для истории Конохи. - Женщины и дети, - отрешенно шепчу я, - Всех уничтожили? Но кто? Как это допустили? Неужели никто не выжил? - Спасли только Саске. Наш отряд пришел поздно. - Какаши-сан, я читал в учебниках про войну и знаю, что такое борьба за власть, но как можно убивать женщин, детей и стариков? Вы же великие шиноби, вы должны защищать, а не истреблять, - я взорвался, не помню, когда я последний раз повышал голос или чувствовал что-то похожее с гневом, но тяжесть в горле душила. Буквально мгновение назад мы шли по оживленным улицам, где играли дети, а гул разговоров не смолкал, а сейчас стоим в большом квартале среди пустых домов, словно на кладбище, и эта тишина – мое наследие, - Отца судили за его желание построить идеальный мир без войн, люди, которые приказали варварски истребить сильнейший клан с огромным наследием? Вам не кажется, что это ваша сторона совершила ошибку и привела вас к войне? Глядя на геноцид над кланом Учиха, помыслы моего отца уже не кажутся такими ужасными, - пылил я, не отдавая отчет сказанным фразам.       Сзади нас со звоном что-то падает. Мы оборачиваемся, встречаясь со стройной женщиной в черном коротком кимоно и длинной катаной, подвязанной оби. На ее плечах накинут темно-зеленый хаори, расшитый золотыми нитями. В контрасте с мраморной кожей и темными одеждами, отчетливо видны печати, которые обрамляли уголки глаз и спускались вдоль скул, к шее и уходили ниже. Она стоит, закрыв губы ладонями. Я виновато опускаю взгляд в ее ноги, утыкаясь на ярко-оранжевую круглую маску, которая упала с характерным звоном, когда она стала свидетелем нашего разговора. Очередной промах. - А я вас как раз искала, - оцепенение спало с ее тела, и она опустилась, поднимая яркий предмет, - Милый, тебя просит зайти Наруто, это по поводу грядущего экзамена на чунинов. Мужчина подошел к ней. Она долго смотрела на него, а затем улыбнулась и тихо прошептала «иди». Я отвернулся, стараясь скрыть раздражение от всего происходящего вокруг меня. Больше всего на свете хотелось сбежать. Остаться одному, уплыть на лодке к горизонту, не думать ни о чем. - Твой отец редко злился, но если это происходило, то он был похож на ураган, сносящий всё на своем пути, - я дернулся от звука ее голоса. Он казался мне мягче и теплее. В отличии от интонаций Какаши-сана или Соры, которые легко было понять, прочитать настроение в голосе Хитоми-сан было пыткой, - а когда смеялся, то делал это очень громко и напоказ, - она задумчиво начала тянуть, - но ты почему-то молчишь большую часть времени, держа эмоции внутри себя. - Я не обязан быть похожим на своего отца, – нахмурился я. - Не обязан. Или ты просто боишься показать свои настоящие эмоции? - начала она, заставляя меня злиться пуще прежнего, - Или же у тебя совсем их нет?       Внутри что-то надломилось и упало с оглушительным звоном: то была моя ширма, прячущая меня настоящего. Я уставился на нее. От добродушной улыбки на женских губах не осталось и следа, лишь мороз стального взгляда, которым она пронизывала меня. Я проиграл. Если в глазах Какаши-сана я был сыном его лучшего друга, то в ее глазах я был чужаком. Я выдохнул, расслабив каждую морщинку на лице и склонил голову на бок: - Что если так? Скажете, что я ненормальный и попытаетесь от меня избавиться? - А я должна это сделать? - Я не знаю. - Ты считаешь себя здесь чужим? Хочется закрыться от всех и спрятаться? - Да, - ответил быстро я, но потом запнулся, - Нет. Не знаю. Я не уверен.       Свет померк. На голову опустилось что-то тяжелое, темное, душное, с маленькой дыркой, открывающей обзор одному глазу. В разрезе маски, что закрыла мое лицо, спрятав меня от окружающего пейзажа, показалась фигура Хитоми-сан. - Райдэн, нет ничего ненормального в том, что ты скуп на эмоции. Так же как и нет ничего ненормального, что ты хочешь спрятаться от всех. За свою жизнь фальшивая улыбка на моем лице красовалась гораздо чаще, чем настоящая. И, поверь мне, искренние эмоции далеко не такие красочные, как то, чему тебя учили до этого, - она с грустью вздохнула, - Если ты захочешь спрятаться от нас, прячься за этой маской, но не замыкайся в себе. Не натягивай на себя улыбку, когда тебе не хочется улыбаться. Будь собой. Мы подождем, когда ты будешь готов с нами разговаривать.       Я нетерпеливо сорвал с лица маску, тяжело дыша, как если бы прошлое могло обжечь мне щеки своим жаром. Внутри все замерло от ощущения незнакомого жжения в груди. Такого никогда не было. Мне хотелось уйти. Почему она просила меня быть тем, кого в Морской боялась даже родная бабушка? Я всегда был один. Сам по себе. Мне не хотелось готовиться к разговору, да мне даже разговаривать ни с кем не хотелось, но мать Соры ждала: - Я ничего здесь не знаю, - и мой голос не дрогнул, - Этот мир мне не знаком. Мне не совсем понятно, как я должен себя вести. Я нищий рыбак, а не наследник великого клана. Я не хочу быть сыном политического преступника. Я не понимаю, что вам от меня нужно и что вы хотите услышать. А этот район? - я опять всмотрелся в одиночество пустых домов, - Что я должен чувствовать? Радость от знаний или скорбь от потери? - я остановился, едва нахмурив брови, и, наконец, выдохнул, скидывая все роли, что хотел отыграть недавно, - Но я не чувствую ничего.       Губы Хитоми-сан сжались в узкую линию, но в глазах уже не было того холода. Она смотрела на меня с грустью и сожалением. Помолчав некоторое время, она подняла голову к небу и улыбнулась, морща нос под лучами солнца. - Да уж, - потянулась она и заговорила так весело, как делала это Сора, стараясь меня отвлечь, - Представляю, какая каша у тебя в голове. Твой клан исчез задолго до твоего рождения, и ты не должен нести ответственность за ошибки мертвых стариков. Ну, а твой отец был еще той занозой, но это не делает его или тебя плохими людьми. - Он хотел уничтожить весь мир ради одного человека, как можно считать его хорошим? - Иногда ради дорогих нам людей мы можем совершать страшные вещи, - на секунду ее лицо скривилось, словно она вспомнила что-то очень неприятное, - но в итоге людей судят по их поступкам. Твой отец всех спас, поставив на первое место мир, а не свои амбиции. - Это сложно, - опустив голову, я буравил взглядом свои ботинки, - Я хочу домой. - Хм-м-м, - она задумалась, - а где твой дом? - Ч-что? - Рен, - она взяла меня за руку и отвела к дому с большим окном, в котором отражались наши с ней фигуры, - кого ты видишь в отражении? - Себя, - стушевался я, разглядывая свои черные волосы и грязную одежду, - рыбака, крестьянина, беспризорника в конце концов. - А я вижу мальчика, который запутался. Который еще не осознал, что в нем хранится огромная сила. Который является потомком великого клана. Который может добиться необычайных успехов, если только захочет, чтобы его нашли и помогли. Позволь нам немного тебя направить? – она достает яркое хаори под цвет маски, что держала в руке, и разворачивает его, показывая мне вышитый на спине красно-белый герб, а после накидывает одеяние мне на плечи, - Не важно, что совершил твой отец, это уже в истории, важно лишь то, что он был великим человеком, и ты - его прямое наследие. А по какому пути идти, ты решишь для себя сам, - вкладывая мне в руку маску, она уходит, оставляя меня наедине со своими мыслями. - Что это за терапия с маской? - покрутив предмет в своей руке, несколько сомневаясь, я все же натягиваю ее на свое лицо, чтобы скрыться от любопытных взглядов прохожих. Прошлое остается прошлым, а эта вещь теперь - всего лишь вещь. Догоняю Хитоми-сан уже в переулке, ведущем к центру деревни. - Личная разработка, - ухмыляется она, косясь на меня - и, похоже, до сих пор рабочая.       Дверь в спальню резко открывается, оглушительно врезаясь в стену. В боевой стойке перед моими глазами оказывается маленькая худощавая фигурка девочки с пышными серебристыми волосами, хаотично собранными в хвост: - Возрадуйся, - звонко кричит она, - Твоя подруга вернулась с опасной миссии живой и здоровой. А как прошел твой день?       Вся тяжесть прошедшего дня улетучилась с ее появлением. Сора светилась, как солнце, которое давно спряталось за горизонт, освещая своим появлением комнату. Напевая что-то себе под нос, она плюхнулась на кровать, сложив ноги крестом, и уставилась на меня, ожидая ответа. - Я был на могиле отца. Какаши-сан много про него рассказывал, - я присел рядом и по привычке дотронулся до ее запястья, - Побывал в квартале Учиха. - И как тебе? - Там довольно безлюдно. - Еще бы, такой клан вырезать за одну ночь, - закатывая глаза, ответила она, - Третий Хокаге был сумасшедшим стариком, раз допустил такое. Удивительно, как дядя Саске-то спасся. - Сора, - я повернулся, заглядывая ей в глаза, - ты знаешь кем был мой отец? Что именно он натворил и чем это всё закончилось для мира?       Противно. Это как отрывать прилипшую к болячке марлю. Я ждал, что искрящиеся глаза напротив меня потухнут, и она больше никогда не назовет меня своим другом, не возьмет за руку, не улыбнется. В томлении ожидая ее ответ, я был готов выбежать из комнаты, разбить себе голову кулаками только за то, что начал этот разговор: - Ты про то, что он развязал четвертую мировую войну шиноби? - Ты знала? - Так они и это даже тебе рассказали? – словно не слыша моего вопроса, она нахмурилась, - Странно, не похоже на отца сразу рубить такую информацию. - Он побоялся, что я узнаю это от других и буду переживать из-за ненависти окружающих. - Пусть только попробуют хоть что-нибудь тебе сказать, я их сразу всех побью, - рьяно отвечает она, замахиваясь своим маленьким кулачком. - Тебя не тревожит, что ты дружишь с сыном, - я замолчал на мгновение, обдумывая дальнейшие слова, - такого человека? - А почему меня должно это тревожить? Ты же не виноват в том, что сделал твой отец, - она удивленно на меня посмотрела, - Ты что, стыдишься? - Я не уверен... - Я нашел ее, - не дав мне закончить, в комнате появляется Самуи, подбегая и падая на кровать между нами. Протягивает перед собой две старых и потрепанных фотографии, - Папа такую взбучку мне устроит, если узнает, что их с мамой командные фото пропали. - Молодец братишка, из тебя выйдет шпион покруче мамы, - злорадно хихикая, ответила девочка и выхватила одну из них. - Смотри, Рен, это твой отец, - тыкая пальцем в маленького брюнета в ярких рыжих очках, говорит Самуи.       На фотографии трое детей со своим молодым учителем. В центре стоит улыбающаяся девочка с фиолетовыми печатями на щеках, слева от нее недовольный мальчик в маске, натянутой под самые глаза, с серыми, как сталь, волосами, а справа краснеющий от смущения, но радостный мальчик с черными, как смоль волосами и такими же глазами. На фотографии он кажется счастливым ребенком. Мой отец. - Вы с ним очень похожи, мне кажется, - говорит Самуи, - тебя только подстричь надо и будете один в один. - Я не хочу быть на него похожим. - Странно, - нас отвлекает Сора, разглядывая другую фотографию команды детей, где в центре находилась девушка с коричневыми волосами и красными печатями под глазами, - Мне кажется, или у мамы на фотографии голубые глаза, как у тебя, Самуи?       Просыпаясь каждый день в ожидании неминуемого возвращения в деревню, прошло уже более трех недель. Никто из семьи Хатаке не пытался меня выгнать или заговорить об изгнании из Конохи. Три раза в неделю я ходил на прием в госпиталь к Сакуре Учиха. Молодая женщина с волосами цвета вишни много со мной разговаривала, спрашивала о моей жизни, о бабушке, о деревне, где я жил. Разговоры с ней поначалу приносили мне ужасный дискомфорт, но, в последствии, когда каждый взрослый по нескольку раз в день повторяли мне «будь собой и не заставляй себя понравиться всем», я смирился и разговоры стали складываться легче. В один из приемов я даже рассказал историю о Мико и был удивлен, что Сакура не изменила своего отношения и даже не рассказала об этом родителям Соры. Мои приемы прекратились как только она сказала, что диагноз поставленный ранее не подтвердился. Я оказался самым обычным человеком. - Нормальный, - улыбаясь ответила она, когда я нахмурившись спросил ее, - Просто ты – Учиха.       Самым сложным испытанием оказался поход к местному брадобрею, который, ни секунды не сомневаясь, отрезал мои волосы, оголяя шею. В тот день я едва не задохнулся от возмущения, засевшего внутри меня. Хитоми-сан взялась за мой внешний вид, отбиваясь от нападок Соры и Какаши-сана. Меня быстро избавили от прядей, оставив лишь длинную челку, что спадала на глаза, сбрили только появившуюся мужскую гордость в виде бороды, переодели в черный спортивный костюм из мягкой ткани и удобную обувь. - Рен, ты не хочешь начать ходить в нашу академию шиноби?       Однажды вечером спросил Какаши-сан, отвлекаясь от чтения книги. В этот момент мы с Самуи изучали свитки с техниками чунинов. - Бабушка не хо… - Конечно хочет, - выкрикнула Сора с кухни, где они с Хитоми-сан готовили ужин.       Ей было невозможно отказать.       В отличии от Какаши, его супруга ходила очень быстро. Я едва успевал за ней, пока мы бежали в резиденцию Хокаге на следующее утро, где ей надо было забрать документы. - Всё равно опаздываем, - смотря на часы в своем кабинете, она выхватывает папку со стола и подходит ко мне, улыбаясь, - Будет немного тошнить.       Хитоми-сан ухватилась за мою руку. Нас окутало синее свечение, а за ней последовала секундная мгла, которая перевернула все внутренности. Мы оказались на улице рядом с двухэтажной постройкой с символом деревни Листа на входе. Весь съеденный завтрак ранее желудок вернул. - Ну ты как? - похлопывая меня по спине, интересуется женщина, - Первый раз всех тошнит. - Что это было? – откашливаясь, спрашиваю я. - Мы переместились. Скоро и ты так научишься, - быстро проговаривает она и вновь цепляет меня за руку, - Пойдем. Урок уже, наверное, начался. - Класс, познакомьтесь, это наш новый ученик – Райдэн Учиха, - по партам прошелся гул, когда учитель произнес мое имя,- Он перевелся к нам из соседней страны и до этого момента не учился в академии, поэтому, несмотря на его возраст, он будет учиться с вами, - повернувшись ко мне, мужчина средних лет продолжил, - Можешь присесть на последнюю парту рядом с Самуи Хатаке, у него нет соседа.       Проходя под пристальными взглядами детей, я присаживаюсь рядом, благодаря Хитоми-сан, которая направила меня именно к нему в класс, посчитав, что так нам обоим будет спокойнее. - Посмотрите-ка, - рядом с нами оказывается группа мальчишек, злорадно хихикая и отвлекая от обеда, - неудачник Самуи нашел себе дружка.       Я оглядываюсь на своего соседа, задавая немой вопрос, но мальчик отворачивается, продолжая есть, словно не слышит едких замечаний. - Твоя мамаша приставила к тебе цербера? Хотя кого этот дебил-переросток может испугать? – парень тычет пальцем мне в лоб, - Очень интересно будет с тобой пообщаться, Учиха, или кто ты там. Приходи за академию после уроков и дружка своего прихвати, мы с ним в прошлый раз не договорили.       Я остаюсь сидеть, провожая фигурки хулиганов взглядом. Если Самуи двенадцать лет, то и ребята не должны быть старше, но они не побоялись подойти и начать меня запугивать? Перебирая факты своего явного физического преимущества, прихожу к выводу, что у здешних деток напрочь отсутствуют инстинкты самосохранения. Я вновь поворачиваюсь к брату Соры, разглядывая его лицо, так как не понимаю, как мне следует реагировать на новых одноклассников. Он поднимает на меня глаза и, кажется, грустно улыбается: - Добро пожаловать в мой мир.