Можно солгать не только словами, но и букетом. (Надея Ясминска)
Перед расставанием они подарили друг другу по цветку азалии*. Просто так, не сговариваясь. Кажется, это был один из тех немногих цветков, которому они не поменяли значение. Литва и Польша увлеклись, изучили и видоизменили язык цветов где-то в начале восемнадцатого века, когда он только начал распространяться в Европе. Они зачем-то поменяли его под себя. Вроде бы это было сделано от скуки, зато сейчас очень сыграло на руку. 1795 год. Конечно же. Третий раздел Речи Посполитой. Обоих потряхивает, пусть они стараются и не показывать этого. Цветы уже надёжно спрятаны. Они сохранят их надолго…***
Торис и Феликс не могут понять, почему они всё ещё имеют возможность обмениваться букетами. Это лучше, чем ничего, и они держатся за эту ниточку связи очень и очень крепко. А России и Пруссии просто весело за ними наблюдать. Вроде бы уже пара лет прошло, а эти дурачки шлют друг другу цветы, показывая друг другу свою ненависть. Букеты приходят уже увядшими, что добавляет атмосферы нелюбви. Всё тщательно проверялось. Пусть играются, но чтобы ничего запрещённого! Собранные букеты Иван и Гилберт лично осматривали на предмет наличия каких-либо записок или подозрительных цветов. Но ни Феликс, ни Торис себя и друг друга не выдавали. По крайней мере, первое время… Первым букет послал Торис. Втайне от России. Правда, секретность сохранялась ровно до тех пор, пока пучок не был доставлен в Берлин, и Пруссия не сообщил об этом Брагинскому. Чёрт знает, о чем они там говорили и к чему в итоге пришли, но с того времени что Польша, что Литва имели в распоряжении великое разнообразие растений и регулярно посылали друг другу цветы. — На, — Гилберт почти впихнул опешившему Лукашевичу увядший базилик. — Это что? — изумлённо поинтересовался он. — Подарок от твоего бывшего муженька, — с некой ехидцей поведал пруссак, — Ты, кстати, тоже можешь послать ему букетик. Все оранжереи в твоём распоряжении, — и вышел из комнаты. Феликс осторожно осмотрел букетик. Его руки подрагивали. Поляк был очень рад, что Гилберта нет рядом, ведь губы непроизвольно растягивались в улыбке. Базилик… Все думают, что Торис его ненавидит, но на самом деле он так говорит о любви! Как полезен оказался этот их переделанный язык цветов… Польша быстро всунул растение в карман. Он хотел тут же идти отправлять ответное послание, но для начала нужно было убрать эту широкую улыбку. Уже вечером в Санкт-Петербург нёсся гонец с заветным свёртком.***
Раздался стук в дверь. — Да, — не поднимая глаз от документа, проговорил Литва. — Вам передали это. Также просили передать, что вам доступны все цветы Зимнего дворца, — незаметно вошедший лакей положил на стол что-то, что боковым зрением Торис рассмотреть не мог, и так же незаметно удалился. — Это… — начал было мужчина, но рядом уже никого не было. Он перевёл взгляд на предмет. Сердце забилось быстрее, вырвался неожиданный смешок. Подумать только! Болиголов! Даже по виду растения можно было с уверенностью сказать, что отправитель ненавидит его. Такая жалкая неказистая трава… Но означала она вовсе не смерть и обман, а искреннюю нежность. Радость переполняла всё литовское существо. Торис не мог прийти в себя минут пять и всё улыбался. Уже и мышцы лица устали, а счастье всё не сходило. Чтобы хоть как-то успокоиться, Литва встал и принялся ходить по кабинету. Спустя какое-то время он совладал с собой и стремительно направился к оранжерее.***
Россия незаметно наблюдал за склонившимся над рядами цветов и сосредоточенно высматривающим что-то Торисом. Быстро-то как прибежал ответ посылать… Это их развлечение было довольно странным. Но что поделать… Быть может, такое послабление хоть немного расположит к нему Лоринайтиса.***
Феликс опустился на пятки и тяжело вздохнул. Подумать только, он, Польша, ходит и протирает от пыли полочки! Отвратительно. — Эй, Лукашевич! — Пруссия широко и размашисто подошёл к поляку, — Держи, ответ прислали. Смотри от радости окончательно дух не испусти. И вообще, я не слышу благодарности Великому мне! — Да подавись ты, — тише обычного откликнулся Польша, но лишь потому, что был занят изучением букета. Ему повезло, ведь Гилберт к тому времени отошёл на приличное расстояние и не услышал. Гортензия? Это Торис так всем намекает, что не желает больше видеть цветы от Феликса? Тонко. Но ни Россия, ни Пруссия не поверят, что поляк вот так просто позволит Литве оставить последний штрих в их цветочной переписке. Лукашевич начиркает так, что придётся перерисовывать эту слаженную картину, и обмен посланиями продлится ещё долго… Пусть на виду они остаются ненавидящими друг друга воплощениями. Польша знал, что этим букетом Торис желал удачи и счастья, и этого было достаточно.***
Спустя несколько дней Литва стоял в своей комнате и вдыхал немного рассеявшийся, но всё ещё сильный и приятный запах ибериса. Феликс просил быть осторожнее, поэтому шторы были задёрнуты, и старалась над освещением комнаты лишь узкая солнечная полоска. Торис в последний раз вдохнул аромат букета и спрятал его в секретер, туда же, где хранил пучок болиголова. Теперь надо подумать над ответом. Но на ум, как назло, ничего не приходило.***
В первый раз за много дней Гилберт вызвал Польшу к себе. А это был очень нехороший знак… — Это что? — разъярённо процедил Пруссия, едва поляк вошёл. — Чё? — отозвался недоумевающий Феликс. Вызвал, да ещё и говорит загадками… Бесит. — Вот это, — в Лукашевича прилетел рассыпающийся букет жёлтых цинний** — Вот Россия идиот, позволил вам перекидываться цветочками… Если бы этим занялся Великий я, такого бы не произошло! — Ты так уверен? — Польша смотрел исподлобья, — Тогда где же ты был, когда проверял все эти букеты? Когда обсуждал это с Иваном? Или ты скинул это на своего папика? — Молчать, Mistkerl***, — проорал Гилберт и хлопнул ладонью по столу так, что звякнули стёкла в шкафах, — Убирайся, пока я ещё держу себя в руках. Schneller! Не желавший огрести Феликс быстро вышел из кабинета. Плохи дела… Ему-то повезло (хотя скорее всего позже ему это припомнят), а как Торис? Именно Торис ошибся… Дурак, ему надо было серьёзнее относиться к делу, когда они продумывали значения! Но что сделано, то сделано. Нужно надеяться на лучшее.***
— Чт… — недовольно начал Литва, когда открылась дверь. Он не любил, когда входили резко и без разрешения, — Ааа, господин Россия, здравствуйте, — произнёс он, вставая. Сразу стало ясно, что что-то не так. Сегодня улыбка Ивана была особо убийственной, да и были заметны перемены в походке и жестах. — Здравствуй, Литва, — поздоровался он. Россия вальяжно прогуливался по кабинету и не смотрел на Ториса, а лишь разглядывал интерьер. Лоринайтис же напряжённо наблюдал за ним. Литовец вышел из-за стола и встал сбоку. Это было ошибкой. — Знаешь, Литва, я ведь доверял тебе. Надеялся, что не наделаешь глупостей, — Иван резко остановился и повернулся лицом к Торису. Тот напрягся ещё сильнее, когда русский стал приближаться. «Где я прокололся?» — лихорадочно думал литовец, — «За ошибки в отчётах не убивают, а больше ничего криминального я не делал. Разве что…». — Очень странно, когда люди буквально кричат друг другу о ненависти, а потом один вдруг признаётся в любви. У вас был особый способ связи, но потом ты ошибся в значении цветов. Признаю, это было красиво, — Иван улыбнулся как-то мечтательно, но лишь на несколько секунд, — Но подобное нельзя оставлять без наказания. Произошедшее стало чудом, которому Торис удивляется и по сей день. Россия замахнулся с явным намерением ударить, но Литве удалось проскользнуть у него под рукой и выбежать из кабинета. Он знал, что за ним не гонятся, но продолжал бежать. Горло давно пересохло, каждый вдох давался с трудом. Лоринайтис очнулся лишь в каком-то закоулке Петербурга. Спина холодела из-за камня, к которому прислонился Литва. Так позорно сбежать… Но он был в безопасности. Что Феликс?***
Контроль ужесточили над обоими. Они не виделись ещё много лет, оторванные друг от друга, без возможности поговорить…