Ложь

      Он думает, что такой Ги-Хун — тяжело дышащий, растрепанный и совершенно вымотанный — самая прекрасная картина из всех возможных.       Он думает, что его место всегда было здесь — меж разведенных коленей, на сбитых простынях, пропитавшихся потом. Он думает, что всё пережитое стоило того. Он знает, что лжёт себе.

***

      Ги-Хун устало потягивается и перекладывает пакет из одной руки в другую, чтобы выхватить наполовину догоревшую сигарету изо рта Сан-Ву, и с блаженным удовольствием затянуться самому. — Блять, вроде ничего не купили, а пятьдесят тысяч вон отдали. — Возможно, не стоило брать мультиварку в рассрочку, когда у тебя и так семь кредитов, — просто замечает Сан-Ву, пожимая плечами, и недовольно косится на варварски отобранную сигарету.       Ги-Хун зажимает сигарету в зубах и делает неопределённый жест рукой: — Да, мы, простой рабочий класс, Сеульских экономических факультетов не кончали, мы в этом плане безграмотные, не то что некоторые. У нас денег нет, потому что мы покупаем вещи первой необходимости, а не инвестируем непонятно во что.       Сан-Ву игнорирует выпад и все-таки отбирает сигарету обратно, одновременно выхватывая пакет из рук мужчины. — Сам жаловался на больную спину сегодня с утра, — кратко поясняет он. — Она у меня болит, между прочим, потому что кое-кто, — Ги-Хун поворачивается к нему на девяносто градусов, до смешного сильно округляя глаза. — попросил трахнуть его в ванне. Что у тебя за нездоровая привязанность к кафельной плитке, ты мне можешь объяснить? — Что-то я не заметил, чтобы ты был против.       Ги-Хун закатывает глаза, отворачиваясь, и Сан-Ву на секунду представляет, как бы сложилась их жизнь, если бы они разошлись после финальной игры и больше никогда не виделись. Или если бы Сан-Ву умер. Или Ги-Хун.       В любом случае, перспектива складывается далеко не радужная, и мужчина впервые за всё время отмечает, что рад тому, что все вышло именно так.       Да, Ги-Хун просыпался ночами с судорожным вздохом и долго лежал не шевелясь, прижимая ладонь ко рту и сдерживая сухие рыдания, чтобы ненароком не разбудить Сан-Ву, спящего на другой половине кровати. Вернее, притворяющегося спящим.       Да, Сан-Ву тоже не спал — бессонница стала его постоянной гостьей ещё в университете, и наивно было полагать, что после случившегося что-то изменится.       Ничего не изменилось кроме вектора их отношений, и это вызывало удивление, граничащее с недоумением.       Будучи подростками, они целовались по пьяни — раз, два, три, возможно, больше?.. — как это они объясняли тогда сами себе Сан-Ву не помнил, но знал, что эти неловкие поцелуи абсолютно ничего не значили для них обоих. В конце концов Сан-Ву уехал в Сеул, Ги-Хун женился на прекрасной женщине, родившей ему не менее чудесную дочь. Их пути разошлись и никогда больше не должны были пересечься.       А потом они встретились в том жутком месте. Каким-то чудом смогли остаться в живых, выбраться из этого бесконечного ужаса длиною в неделю. И оказались в одной постели через несколько дней.       Как он смог такое допустить казалось загадкой. Ещё больше вопросов вызывало их совместное решение съехаться и поселиться в арендованной квартире Сан-Ву, за которую теперь они платили вместе. — С возрастом ты стал невыносим, хен, — с кривой улыбкой замечает Сан-Ву, нарушая установившуюся тишину, которую лишь с натяжкой можно было назвать уютной. — Эй, — Ги-Хун слишком показательно обиженно для того чтобы это было правдой надувает губы. — ты младше меня на один год. Возможно, всё пережитое того стоило. — Ты мне нужен, — неожиданно даже для самого себя признает Сан-Ву.       Ги-Хун смотрит на него слишком долго, а потом поджимает губы и отворачивается, продолжая идти вперёд.       У него совершенно мёртвый взгляд, невыражающий ни одной эмоции, синяки под глазами и целые пряди седых волос, которых не было ещё полгода назад. — Нет, нужен тебе не я. Нам нужно было умереть, — тихо отвечает он. «‎Всё пережитое того стоило»‎ — твердит он из раза в раз, как навязчивую мантру. Сан-Ву знает, что лжёт себе.