Тысяча смертей

В этот день Скаут выгреб из своего шкафчика весь запас энергетика и одарил каждого теплой захватанной банкой. - Есть повод? – осведомился Шпион, с отвращением созерцая банку. - Ага. - Ну тогда… - Шпион в нерешительности посмотрел на банку и предложил: - Может, все-таки вина? - Есть повод! – обрадовался Демо и грохнул на стол две бутылки отменного шотландского виски. Солдат, оценив приготовления, перебрался за стол и приготовил стакан. Скаут нимало не смутился тем, что его подношения отвергнуты, и налил себе во второй стакан терпкого дорогого вина, которое Шпион принес, тщательно обтирая салфеткой бутылку. - Тост? - Девятьсот девяносто девять смертей, - сообщил Скаут и махнул вино залпом. Шпион поморщился, но смолчал. Действительно, повод выпить, хотя не повод так бездарно лакать благородный напиток. В углу стола привычно чокнулись стаканами Солдат и Демомен. - Ты считал? – полюбопытствовал Снайпер, с громким щелчком открывая бутылку пива. - Считал, - ответил Скаут и посмотрел с вызовом, мол, попробуй упрекни, мигом отправишься на Респ, даже глотка сделать не успеешь. Снайпер пожал плечами и ничего не сказал. - Почти тысяча, - неожиданно отметил молчавший прежде Медик. – Почему ты празднуешь девятьсот девяносто девять, а не юбилейное число? Скаут потянулся за виски, взял бутылку за горлышко и сделал три долгих глотка. Все терпеливо ждали, пока он отдышится и ответит. - Разве это смерти? – вдруг спросил Скаут. – Разве это смерти?.. то подорвался – кишки по стене, то ракету поймал – нога там, рука здесь, и горю как свечка – за секунду дотла… Я и не почувствовал ничего ни разу! Бегу-бегу, хлоп – чернота и дверь Респа. А смерть-то где? Некоторое время все молчали, только Пиро, не принимавший участия в пьянке, но сидевший в углу, что-то взволнованно залопотал. - Вот он меня понимает! – заорал Скаут, тыча пальцем в Пиро. - Он просто в туалет хочет, - определил Демомен, - он всегда так волнуется, потому что раздеваться ему долго… Скаут откинулся на спинку стула, с грохотом уложил ноги на стол и обвел всех прищуренным презрительным взглядом: - Кто из нас хоть раз умирал по-настоящему? Снайпер хмыкнул и надвинул шляпу на глаза. Шпион задумчиво покачал вино в бокале, вспоминая бесчисленные фраги и никак не обнаруживая в себе желания размышлять о смерти. Один Медик, положив руку под подбородок, смотрел на Скаута с интересом и долей восхищения. - Верно! – вдруг рявкнул Солдат. – Верно блоха говорит! Воин должен знать смерть в лицо! Воин должен здороваться с ней за руку и пить с ней кофе по утрам! Воин должен перебороть страх! Молодец, мелкая дрянь, ты мыслишь как полководец. - Ну спасибо, - отозвался Скаут, криво улыбнувшись. Он покосился на Медика и вышел, чувствительно приложившись плечом о дверной косяк. - Не умеет он пить, - спокойно сказал Демо, запивая виски вином. Шпион поразмыслил и убрал бутылку подальше. - Я так и знал, - сказал Медик, обнаружив Скаута вечером в своей лаборатории. Скаут сидел на операционном столе, и Медик походя скинул его ноги в грязных кедах. - Стерильность, - напомнил он и тут же уронил на стол коробку с окровавленными бинтами. Скаут спихнул бинты вниз и скрестил руки. - И что ты хочешь? – полюбопытствовал Медик. – Тысячную смерть? - Настоящую, - подтвердил Скаут. - Ну… посмотрим, - протянул Медик, - есть варианты… например, была такая прекрасная пытка: пытуемого опускали в яму, а яму постепенно заполняли розовыми лепестками. Сначала он ощущал только аромат, но потом эфирные масла отравляли его, он начинал мучительно задыхаться. На случай, если ему хотелось закончить все побыстрее, ему давали кинжал. Хочешь? Скаут представил себя в розовых лепестках и помотал головой. - Я могу посадить тебя на кол, - великодушно предложил Медик. – Если правильно проткнуть внутренности, то ты будешь умирать три дня. Вывесим тебя над базой на солнышко, как флаг. - А можно как-нибудь не через жопу? - Ректально, - автоматически поправил Медик. – Есть еще здравое предложение: одна из моих любимых пыток - голодную крысу в клетке с открытой дверцей привязывают к животу пытуемого, и она прогрызает себе ход в его кишках. Наедается, отсыпается и снова берется за дело… и так долго-долго, пока не найдет себе выход. И самое главное – она не торопится наружу. Скаут поднял глаза и внимательно посмотрел на Медика. - Люди такие изверги, - тут же сообщил Медик, - чего только не придумают… Или вот! Прекрасно! Казнь «Тысяча смертей»! Я буду постепенно делать на твоем теле тончайшие разрезы, общим счетом ровно тысячу, и ты медленно истечешь кровью. - Подходит, - согласился Скаут. – Раздеваться? Медик не знал, нужно ли раздеваться при казни «Тысяча смертей», но вопрос Скаута разрешил все сомнения. - Конечно, - значительно сказал Медик и поправил очки на переносице. Скаут слез со стола и принялся снимать одежду. Начал с ремня, который выдернул из шлевок с легким свистящим звуком, напомнившим Медику о пении кожаных хлыстов. Потом, зачем-то придерживая штаны, снял футболку. Тихо звякнули жетоны на короткой цепочке. Цепочку он снимать не стал, сложил футболку и спустил штаны вместе с трусами. - Еще снимать? На нем остались только бинты-обмотки и высокие белые гетры, живо напомнившие Медику о когда-то виденных картинках с развратными мальчиками-школьниками. Скаут на школьника не тянул: все-таки уже сформировался, вытянулся и оброс крепким жилистым мясом, но все равно выглядел каким-то трогательным и беззащитным. Может, потому что был тощим, может, потому что плечи держал согнутыми или потому, что тело у него было почти безволосое, с тоненькой светлой дорожкой от пупка к лобку, а соски маленькими и плоскими. Ниже пупка Медик взгляд опускать не стал: так и запечатлел в голове – соски и гетры. Для начала. - Секунду, док, - сказал Скаут, порылся в карманах сброшенных штанов, нашел упаковку жвачки, развернул и сунул жвачку в рот. – Куда дальше? Лечь? Сесть? - Лечь, - решил Медик, и Скаут снова полез на операционный стол. Он приподнял руки, позволив закрепить их ремнями. Запах фруктовой жвачки забил перегар, и наклоняться над ним теперь было приятно – Скаут дышал ровно и беззаботно. Медик легко нажал на его колени, заставляя распрямить ноги, и Скаут сонно потянулся. - Начинай быстрее, док, я спать уже хочу. - Торопиться некуда, - назидательно сказал Медик, - ты хочешь почувствовать, как умираешь, или хочешь через пять минут ко мне с Респа прибежать? - Почувствовать, - согласился Скаут и больше не торопил. Ровно сто разрезов – для первого дня самая лучшая дозировка боли, вступительный экзамен в университет смерти. Медик начал с плеч и предплечий и на пятидесятом разрезе, которые считал про себя, почувствовал боль в утомленной руке. Пришлось взять перерыв и расслабиться. Скаут лежал, глядя в потолок, и изредка надувал из жвачки тугие розовые шарики, которые лопались с задорным щелкающим звуком. Правая рука его, влажная и алая, лежала неподвижно – он даже в кулак ее не сжал. Серия надрезов, выполненная артистично, с творческим огоньком, напоминала плетения полотна, сотканного внахлест из красных тонких нитей. Кровь собиралась в надрезах бисерной капелью, потом стекалась в струйки и ручейки. Медик сжал свое запястье, покрутил его по часовой стрелке – усталая боль отступила. - Еще немного! – бодрым голосом провозгласил он, взялся за скальпель и вдруг остановился: - А это почему?.. «Это» - член Скаута, который за время процедуры выпрямился, вытянулся почти до пупка и чуть подрагивал, сияя под лампами розовой влажной кожицей головки. Синие припухлые вены чудесно расчертили его ствол, и, судя по их натяжению, стояк у Скаута был из тех, что называются «каменными». - Интересная реакция. Скаут приподнял голову и посмотрел. - Это нормально, - успокоил он Медика и снова опустил голову. - Нормально? - Да, - и Скаут посмотрел на Медика шальными заблестевшими глазами. – Я не стал при всех распространяться, док, но все-таки есть кое-что, что я помню о своей смерти. У меня на нее стоит. Медик покрутил скальпель в воздухе, превратив его в блестящую порхающую бабочку. - Тогда продолжим. Скаут завозился к семидесятому разрезу. Медик не халтурил, наносил их с необычайной точностью, и времени с момента первого надреза прошло немало. Сначала у Скаута сменилось дыхание. Он начал дышать учащеннее, будто собираясь вот-вот застонать. Потом он принялся нерешительно подергивать ремни, которыми были стиснуты его запястья. Наконец-то пошел процесс, удовлетворенно подумал Медик, любуясь своей работой, от которой на пол уже натекла целая кровавая лужица. - Ну как? – полюбопытствовал он. – Чувствуешь приближение смерти и смертельную боль? - Док, - страдальчески проскулил Скаут, - у меня яйца и хер лопнут к чертовой матери… Мы так не договаривались: на смерть через лопнувший хер я не подписывался… Медик посмотрел на его член, вытянувшийся с напряжением струны, с влажной кожицей, открывшей головку полностью. Яйца подтянулись, на животе Скаута вырисовались все мышцы. Цель была достигнута – Скаут страдал, но не так, как задумывалось. - А рука-то болит? – спросил Медик. - К черту руку! – заорал Скаут. – Делай что хочешь, отрезай ее на хуй, только подрочи мне! - Я бы не рекомендовал таких медицинских процедур… - Бля-а-ать!.. Медик опустил руку на горячий член Скаута и прижал ствол пальцами. Скаут тут же подался бедрами вперед и расположил член в сжатой ладони, запрокинул голову и прикусил губу. - Да дрочи ты уже! Медик нерешительно повел руку вниз, вверх, пальцы соскользнули и слегка прижали головку. Скаут взвыл. - Давай лучше в рот, - проскрежетал он через сжатые зубы. - Но… - Мать твою, хватит трепаться! У Медика в голове что-то щелкнуло. Страдания пациента превысили все допустимые нормы, так воют на поле боя, волоча за собой мешанину из раздробленных костей и лохмотьев мяса. Медик скинул на пол очки – они хрустнули под сапогом, - наклонился и отправил член Скаута в свой рот. Влажная головка скользнула по нёбу, и Скаут задышал облегченно. Он бедрами вталкивал член то глубже, то выходил почти полностью, заставляя Медика ловить его губами; и заметался, напрягая руки в кожаных ремнях. Кровь брызнула из всех семидесяти порезов, заляпав белый халат. Медик положил руку на яйца Скаута, легонько пожал их, покатал и почувствовал тяжелую мерную пульсацию. Сдуру выпустил член изо рта и тут же получил в глаз теплой липкой спермой. Скаут взвыл, выгнулся и замер. - Извини, док, - сказал он через пару минут, глядя, как Медик с оскорбленным видом утирается хирургической салфеткой. - Ничего страшного, - сухо сказал Медик. – Осталось тридцать разрезов, я уйду спать и забуду об этом. И ты тоже. - Лады, - согласился Скаут, поднял голову и выплюнул жвачку. Медик уселся над ним со скальпелем в руках. - Как сам? – спросил Скаут, глядя на черную ткань штанов Медика, туго натянутую закономерной реакцией. – Терпимо? Медик только бровью повел. - Семьдесят пять, - считал он вслух, - семьдесят шесть… Скаут снова беспокойно зашевелился. - Тут такое дело… - смущенно сказал он. - Опять?! - Док, - сказал Скаут, удобнее устраивая голову на маленькой белой подушечке, - исполните мое предсмертное желание, а? Мне одно полагается. - Оно уже было, - ответил Медик. - Нет, то было обычное, а это предсмертное… Я уже чувствую, что умираю. Залезай на меня. Стол выдержит? Медик наклонился, распахнул дверцы шкафчика и вынул банку с обычным вазелином, завалявшуюся у него со времен идеи стать хотя бы проктологом. Он молча поставил банку на край стола, снял штаны и трусы, но из какой-то нелепой стыдливости остался в халате. Скаут скользнул взглядом по его поросшему черными волосками лобку, напрягся и облизнул губы. - Давай, - шепнул он, потеряв голос. Медик забрался на стол, упираясь руками в стальные обводы. Они неприятно холодили ляжки, и он быстро обхватил бока Скаута коленями. Простынку надо было постелить, отвлеченно подумал он, открыл банку, зачерпнул жирной мази и как-то неловко, прикрываясь полой халата, потер пальцами между своих ягодиц. Скаут напряженно наблюдал, опустив глаза. На его лице застыло выражение сосредоточенное, какое бывает у Снайпера перед тем, как нажимается курок и чужая голова разлетается вдребезги. - Я бы тебе помог… - сказал он и потянул руки, привязанные ремнями. - Я справлюсь сам, - гордо ответил Медик и, ощупав член Скаута, зажал его в строго вертикальном положении и попытался усесться. Головка члена ткнулась куда-то ему под яйца, уперлась и застыла. Медику пришлось припомнить расположение всех отверстий в человеческом теле и поерзать туда-сюда. По скользкой вазелиновой дорожке член проехался, как по лыжне, и попал наконец туда, куда надо. Скаут по-детски ахнул и задрожал. Медика тоже пробрала дрожь, он чувствовал себя как пациент на удалении зуба без обезболивания. Сердце подпрыгнуло и заколотилось, и в ту секунду, которую Медик решил отдохнуть и не шевелиться, Скаут приподнялся и пропихнул член почти до половины. По крайней мере, ощупывая пальцами то, что оставалось снаружи, Медик прикинул: половина. Скаут неожиданно открыл глаза. - Давай я тебя поцелую, что ли, - хрипло сказал он. Медик смог наклониться, накрыв Скаута и его изрезанную руку белыми полами халата, и Скаут потянулся навстречу. У него оказалась мальчишеская, примитивная манера целоваться: он жестковато прижимал губы Медика зубами и языком вылизывал его рот как кошка миску со сметаной. В общем, приятный, теплый рот и вкус – всего лишь фруктовой жвачки. Медик наконец расслабился, и Скаут почему-то начал улыбаться – ощущалось по движению губ. Все как-то разом устроилось: член вошел полностью, расположился без неудобства, и когда Скаут наконец задвигался в быстром, уверенном темпе, Медик вдруг ошалело сообразил, что его нагло трахает пацан в белых гетрах и с руками-ногами, затянутыми в ремни. Что-то в этом было невообразимо стыдное и заодно удивительно-сладкое, как и во всех запретных играх, о которых не болтают даже на самых отчаянных пьянках. А Скаут все тянулся навстречу и не только поцеловал, но и потянул зубами за волосы над ухом, умудрился прикусить кожу на виске и оставил столько маленьких приятных ощущений, что оргазм показался просто закономерностью. - Спокойной ночи, - сказал Медик Скауту, надев штаны и спрятав банку. На руке Скаута красовалась положенная сотня ювелирных разрезов, от плеча до кончиков пальцев. - Лежи и наслаждайся предчувствием смерти. Скаут устало кивнул, закрыл глаза и остался лежать в одиночестве и темноте погасшей ночной лаборатории. Он действительно чувствовал приближение смерти и боль. Он начал мерзнуть и холодеть. Кровь мерзко сочилась из ран, противно текла по руке и отвратительно липко срывалась вниз с кончиков пальцев. Но Скаут открыл глаза не поэтому. Не поэтому начал возиться на столе и ерзать туда-сюда. Он честно терпел минут пятнадцать, но не выдержал, запрокинул голову и заорал: - Ме-е-е-еди-ик! Утром Скаут с забинтованной рукой сидел на общей кухне и неуклюже намазывал маслом маленькую булочку. Это была уже пятая – аппетит у Скаута проснулся зверский. Выглядел он слегка бледным, но держался бодро. Вокруг него сидела и на все лады проклинала его невыспавшаяся команда. - Не умеешь пить – не пей, - скорбел Демомен, прикладывая к голове холодную пивную бутылку. – Медик! Медик! Что ты, сдох бы без него, что ли? Не мог до утра потерпеть… - Меня сильно тошнило, - ответил Скаут, кусая булочку. - А меня от тебя тошнит, - буркнул Солдат, - настоящий воин не должен умирать от того, что смешал вино и виски… настоящий воин должен иметь стальную печень… Медик! Медик! – передразнил он. Шпион пил кофе, изящно отставив палец. Он тоже не одобрял, но молча. Так же молча на кухню быстрыми шагами прошел Снайпер, схватил Скаута за шкирку и тряхнул несколько раз, как нашкодившего щенка. Скаут болтался в его руках и меланхолично дожевывал булочку. - Еще раз,- придушенным от злости голосом сказал Снайпер, - еще раз ты заболеешь вне поля боя и примешься орать ночью: я покажу тебе такую тысячную смерть… Скаут проглотил кусок булки, поправил майку и оценивающе глянул на Снайпера. - А давай, - согласился он, - я даже сопротивляться не буду. Пиро что-то пробубнил в углу. - Да, - повернулся к нему Демо, - а где Медик-то? Никто не знал. Скаут, час назад оставивший Медика голым и спящим поперек операционного стола, тоже промолчал и только потянулся за новой булочкой.